У тебя совершенно не было настроения — ни новогоднего, ни какого угодно другого. Поэтому ты пришла на мероприятие заранее, чтобы поскорее выполнить обещание, данное подруге, и с чистой совестью улизнуть отсюда. Запереться дома, заварить какао, завернуться в одеяло и горевать — такой был план.
Но, видимо, ты слишком поторопилась. Небольшой зал пока ещё пустовал, точнее, почти пустовал: лишь пара мест оказалась занята, да в углу, у ёлки, обнаружился аккордеонист, негромко наигрывавший незнакомую тебе мелодию. Ты остановилась в дверях, без особого интереса осматривая помещение. Нельзя не признать, для праздничного квартирника оно замечательно подходило. Неброский, приятный глазу интерьер в пастельных тонах, приглушенное освещение, яркие огоньки гирлянд и запах хвои. Пусть до Нового года оставалась пара недель, концерт наверняка покажут в записи 31 декабря — и зрители с готовностью окунутся в уютную зимнюю атмосферу.
А вот с твоим состоянием она так сильно диссонировала, что ты предпочла бы развернуться и уйти. Однако ты ни за что не подвела бы подругу, поэтому подавила малодушный порыв, побрела в зал и обречённо плюхнулась на пустое сиденье. Потихоньку людей становилось больше: подтянулось ещё несколько слушателей, техники настраивали свет и звук, мелькнул журналист с фотоаппаратом. Как назло, не появлялись только музыканты, не считая того, который находился в зале изначально. Паша Личадеев из «The Hatters» будто не обращал внимания на всё, что происходило вокруг, продолжая самозабвенно импровизировать. Звучало красиво, стоило признать. Но, наверное, не случилось бы ничего страшного, если бы ты отвлекла его ненадолго. В конце концов, артисты привычны к осаждающим их фанатам. Проблема заключалась в том, что ты, во-первых, фанатом не являлась, а, во-вторых, пообещала подруге автографы всех пятерых. Твоё пребывание здесь затягивалось, а момент, когда ты сможешь забиться дома под одеяло, откладывался.
Шумно вздохнув, ты бросила унылый взгляд на Личадеева — и неожиданно выяснилось, что он тоже на тебя смотрит. С лёгким интересом и рассеянной улыбкой. Ты смутилась, но решила не упускать шанс вычеркнуть из списка хотя бы одного Шляпника, поэтому поднялась и приблизилась к нему.
— Уже загадывали желание на Новый год? — внезапно заговорил он первым.
— Э-э… — растерянно протянула ты.
— Например, талантливый харизматичный аккордеонист нужен? — Паша не собирался сбавлять обороты. — Тут как раз сидит один такой под ёлкой.
Прокомментировать такое щедрое предложение ты затруднилась. Личадеев отложил инструмент и протянул тебе руку.
— Забудьте, мелю всякую чушь. Просто вы всю дорогу такая грустная, что захотелось как-то вас взбодрить.
Значит, он не только музицировал, но и наблюдал за тобой? Да уж, наверное, ты со своей кислой миной и отсутствующим взглядом выглядела абсолютно инородно здесь…
— Это называется «клеиться», а не «взбодрить», Пашок, — хохотнул незаметно появившийся рядом Юра Музыченко.
— Вот вечно тебе надо всё опошлить, — с притворным недовольством буркнул Личадеев. — Что за грубая натура?
Он бросил взгляд на тебя, словно призывая к солидарности, и, явно дурачась, посетовал:
— И так постоянно, представляете?
— Тонко душевно организованный ты наш, — фыркнул Музыченко и, покосившись на блокнот и ручку, которые ты заготовила, сменил тон на деловой. — Как вас зовут?
— Т/И, — по-прежнему растерянно ответила ты, но, когда он уже занёс ручку над листом, спохватилась. — Только автограф не для меня!
— Ноу проблемс, как тогда подписываю?
— Подпишите для Нины, пожалуйста. И… — ты запнулась. Стоило ли просить, чтобы Шляпники добавили пожелание скорейшего выздоровления? Или Нине не захочется лишних упоминаний о её состоянии? Поймав на себе проницательный Пашин взгляд, уже совершенно серьёзный, ты неловко кашлянула. — И, может, что-нибудь новогоднее добавите, если не сложно?
Юра легко кивнул и принялся выводить подпись. Твоему примеру последовали и другие гости квартирника — за тобой выстроилась небольшая очередь, кто-то уже подошёл к Паше. На сцене как раз появились и остальные музыканты, поэтому, получив автограф от Музыченко, ты не стала ждать, пока освободится Личадеев, а направилась сразу к Кикиру. В итоге у тебя быстро собралась полная коллекция подписей, не считая Пашиной. Кажется, он был любимцем публики — по крайней мере, женской её части — потому что вокруг него столпилась целая стайка хихикающих девушек.
— Хватит уже источать направо и налево своё неотразимое очарование, — окликнул его Музыченко. — Нам скоро стартовать пора.
Ты встревоженно метнулась к Личадееву, опасаясь, что не успеешь получить его автограф, но он, как оказалось, сам не терял тебя из поля зрения и помнил, что ещё не расписался: тут же аккуратно высвободился из круга обступивших его поклонниц и шагнул навстречу.
Пробежавшись глазами по записям других Шляпников в твоём блокноте, он качнул головой.
— Вы так ничего для себя и не попросили, выходит.
«Потому что я и не ваша фанатка», — подумалось тебе, но это прозвучало бы невежливо, поэтому ты промолчала. Личадеев накорябал на листе подпись в виде аккордеона, написал пожелание, но возвращать блокнот не спешил.
— Так не пойдёт. Для себя тоже что-то загадать нужно, — заявил он.
— Дедморозовские флешбеки? — усмехнулся услышавший ваш разговор Юра. Ты непонимающе приподняла бровь. — Да Пашка же у нас раньше Дедом Морозом подрабатывал, а в последние пару лет с пандемией этой всё пошло по одному месту. Соскучился, видать, по сотворению чудес.
— Жуть как хочется начудесить что-нибудь, — подтвердил тот.
Несмотря на твоё мрачное расположение духа, ты не могла не признать — в обаянии Личадееву не откажешь. Глядя на его широкую открытую улыбку, трудно было не улыбнуться в ответ. Что ты и сделала, пусть и не собиралась задерживаться здесь.
— У вас тут целая очередь из желающих, я уж как-нибудь обойдусь, — хмыкнув, ты убрала блокнот в сумку, поблагодарила ребят за автографы и потянулась к выходу. За дверью оказалось тихо и пусто — видимо, все гости квартирника уже поднялись в зал. Гардероб находился на первом этаже, оттуда доносились приглушенные звуки радио — с какой-то рождественской подборкой, разумеется. Ты провела ладонью по перилам лестницы, украшенной мишурой, спустилась на несколько ступенек и замедлилась. Что-то будто не отпускало тебя, хотя никаких причин оставаться не было.
И когда ты снова начала спускаться, позади скрипнула дверь.
— Эй! Леди печального образа, подождите!
Ты обернулась, уже догадавшись по голосу, кого перед собой увидишь. Паша за пару шагов очутился рядом. Только теперь, когда вы стояли рядом на одной и той же ступеньке, ты осознала, насколько он высокий — нет, высоченный просто.
— Неужели даже послушать нас не хотите?
— Вы же видите сами, не концертное совсем настроение…
— Что у вас приключилось?
Ты ошарашенно заморгала. Как он себе это представляет: взять и выложить незнакомому человеку всё, что наболело?! Пока ты подбирала слова для отказа, Паша терпеливо ждал. От его серых глаз нельзя было укрыться — он смотрел так, будто в самую душу заглядывал. И вдруг ты с отчётливой ясностью ощутила, что сейчас скажешь ему правду. Почему и зачем — оставалось загадкой.
— Моя подруга, для которой я брала у вас автографы… Она попала в больницу с очень нехорошим диагнозом. Из врачей клещами ничего не вытянуть, сама Нина держится молодцом, но я…
По щеке поползла слеза. Сначала одна, другая, а потом слёзы полились потоком. Зря ты, наверное, столько дней копила всё внутри, не позволяя себе расклеиваться. Теперь это случилось в самый неподходящий момент. Тебя прорвало: ты рассказала и про болезнь Нины, и про конфликт с научником, который внезапно забраковал целую главу диплома, и про твоё признание в любви, на которое ты решалась месяцами — а в ответ тебя жестко высмеяли… Слишком много всего навалилось — и вот ты, зарёванная, изливала душу Личадееву, который, наверное, уже сотню раз пожалел о своём порыве.
По крайней мере, ты так думала, пока не услышала тихое:
— Можно я вас за руку возьму? Или даже обниму?..
Его тактичная просьба тебя так тронула, что ты заплакала ещё сильнее и смогла только кивнуть. Миг — и ты утонула в его объятиях, как в одеяле. Сколько вы так простояли, наверняка никто сказать не мог, но вдруг вас прервал оклик Кикира, выглянувшего из зала.
— Пашка, там Юра уже рвёт и мечет, где ты запропас… — он осёкся. Да уж, вряд ли Кикир рассчитывал застать Пашу за утешением шмыгающей носом девицы.
Личадеев, не выпуская тебя из кольца рук, невозмутимо ответил:
— Сейчас всё будет. Погодите чутка.
Кикир ещё пару секунд помаячил в дверном проёме, порываясь что-то ответить, но в итоге лишь усмехнулся и вернулся в зал.
— Извините, что задержала, — пробормотала ты, аккуратно выворачиваясь из объятий — хотя, если честно, предпочла бы простоять так вечность.
Чуть наклонившись, Паша заглянул в твоё лицо.
— Останьтесь на концерт, пожалуйста. Это вот прям пиздец как нужно.
В мыслях тут же всплыл вопрос: кому нужно, тебе или ему? Но ты, загипнотизированная его взглядом, не сумела произнести ни слова. Интуиция подсказывала тебе, что Личадеев не уйдёт, пока не удостоверится, что ты тоже возвращаешься в зал.
— Ладно, — услышала ты свой голос. — Только мне нужно хотя бы привести себя в порядок…
— Окей, но потом вы не сбежите в гардероб, а сядете поближе к сцене, уговор?
— Уговор, — слабо улыбнулась ты, когда Личадеев с абсолютно серьёзным видом, словно вы заключали сделку века, пожал твою руку.
Одну часть уговора тебе выполнить не удалось: все хорошие места оказались заняты. Но ты заметила, что несколько зрителей разместились прямо на подоконниках, и тоже подыскала себе небольшой уголок. На улице под вечер поднялась метель — и уютный зал приятно контрастировал с погодой за окном.
Шляпники начали программу с задорной песни про Деда Мороза, который не показывает слёз. Вслушавшись в текст, ты хмыкнула. «Раз в году он решит любой вопрос», как же. Если бы в реальной жизни всё было так просто! Ещё пару песен ты пропустила мимо ушей, погрузившись в свои мысли. А потом зазвучала совсем другая мелодия — без разухабистого веселья, без зажигательного цыганского ритма… Даже Юрин вокал зазвучал иначе — как-то горько, глухо и отчаянно.
Скрой, зима,
Всё, что осталось от меня,
Инеем покрой сейчас…
Ты подняла глаза на сцену — и больше не смогла отвести. Каждое слово, каждый аккорд болезненно отдавался в твоём сердце.
А за окном всё холодней,
Не осталось сил терпеть!
К Юриному голосу добавился Пашин — надрывный пронзительный вопль, пробирающий до мурашек. В уголках глаз вновь защипало от слёз, и ты позволила им пролиться, прочертить мокрые дорожки на щеках — не беспокоясь о том, что кто-то может заметить. Вряд ли, впрочем, потому что все неотрывно следили за происходящим на сцене, завороженные так же, как и ты. До конца концерта ты больше не отводила глаз от Шляпников, поглощённая и мелодиями, и текстами, цепляющими за живое. Перед финальной песней часть группы скрылась за кулисами, остались только Юра и Паша. Благодаря их дуэту создалась особенная, камерная атмосфера, будто вы сидели дома на кухне — и никто чужой вам не мешал.
Не знаешь, что сказать, но мне не нужно слов,
Мы можем помолчать вместе.
И вовсе неважно, силу какую имеют слова,
Мы можем молчать до утра…
Когда последний аккорд растворился в воздухе, поднявшись под потолок, ты поняла, что улыбаешься сквозь слёзы, и вдохнула полной грудью, впервые за вечер — без боли, отдающейся в сердце.
Проводив Шляпников аплодисментами, люди потихоньку начали расходиться, видимо, зная, что после концерта ребята захотят отдохнуть и вряд ли снова выйдут к публике. Но ты так и осталась сидеть, словно околдованная — и не хотелось развеивать это колдовство, хотелось ещё немного задержаться… В зале включили музыку — снова подборка рождественских песен.
— This year to save me from tears I'll give it to someone special…
Подпевая, из-за кулис появился Личадеев и направился прямиком к тебе.
— Спасибо! — выпалила ты прежде, чем он успел хоть что-то сказать.
— Не жалеете, что остались, выходит? — Паша расплылся в улыбке.
— Ни капли. Вы чудесные.
— Я же говорил! — он плюхнулся на подоконник рядом с тобой. — А теперь — про то, чем шляпный Дед Мороз ещё может помочь…
Сообразив, что Личадеев имеет в виду все горести, перечисленные ему до концерта, ты напряглась. Помочь тут было нечем, да он и не обязан был.
— Вы уже и так очень выручили. Нина обожает вашу группу, автографы и пожелания — это её давняя мечта.
— Надеюсь, это придаст ей сил, — он снова мягко улыбнулся. — Дальше у нас — забракованная глава диплома по творчеству Алексея Иванова, так? Давайте я её почитаю, посмотрю свежим взглядом, так сказать. Вдруг появятся новые идеи!
— Вы знакомы с книгами Алексея Иванова? — искренне удивилась ты.
Личадеев деликатно оставил твоё недоумение без комментариев. И в самом деле, с чего ты взяла, что он не читает современную литературу?
— Но вы… Мне неловко вас обременять, зачем вам диплом какой-то случайной знакомой…
— Просто дайте мне блокнот ещё разок, — подмигнул Паша, и, когда ты выполнила просьбу, записал там свой email. — И, наконец, третье — идиот, упустивший такую прекрасную девушку.
Вы были слишком мало знакомы для утверждения, что ты прекрасная, но тебе всё равно стало ужасно приятно. Идиотом объект твоих воздыханий тоже не стоило называть, наверное — никто ведь не обязан отвечать взаимностью… Но можно же было хотя бы отреагировать на твоё признание вежливо, а не издеваясь, так? В общем, в твоём нынешнем настроении слова Паши попали прямо в точку, и ты улыбнулась.
— Да, верно. И каков план?
— Сфоткаемся вместе и выложим в сеть, пусть кусает локти, что прошляпил?
Ты рассмеялась, представив себе возможную реакцию. А потом неожиданно для самой себя сказала:
— Может, лучше просто потанцуем?
Как раз играло что-то медленное, ностальгическое — кажется, Синатра. Паша спрыгнул с подоконника и протянул тебе руку, цитируя хит Шляпников:
— Если хочешь — будет так,
Всё подождёт, все позади нас.
И ты снова утонула в его объятиях, думая о том, что Дед Мороз из него, и в самом деле, получился что надо.
