Тьма и звёзды

Гет
R
Завершён
59
автор
Helga041984 соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
39 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
59 Нравится 91 Отзывы 11 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
Варда, освободив наконец свою руку, поглядела на Мелькора с возмущением, но сейчас, пожалуй, было не время для наставлений. Её ожидал за дверями покоев Манвэ, и она быстро поднялась. Длинный подол платья проскользил по полу, звёздная накидка взметнулась, и Мелькор прикрыл глаза от наслаждения, чувствуя себя совершенно осчастливленным. В его душе даже шевельнулось сомнение — в самом деле, ему не следует так уж досаждать Элентари, выказывая свои чувства. Но чего он этим добьётся? Ничего. Превращаться в робкое и забитое существо, дожидавшееся милости свыше, как желал того всеми силами его братец Манвэ, Мелькор не собирался. Перед его глазами пронеслись и исчезли звезды с одеяния Варды, и он всматривался в глубину ночи, видимую в отверстии, которым завершался купол Главного зала. Как и прочие валар, он не нуждался в крепком сне, но бродил мыслями среди далеких холодных звезд, мыслями всё время возвращаясь к их создательнице. Первые лучи рассвета окрасили небо лиловыми и золотистыми оттенками, а Манвэ, прошествовав по Главному залу назад, чтобы начать новый день в Арде, обратил внимание на совершенно неуместную улыбку на худом изможденном лике старшего брата. Остановился, нахмурившись недоумевающе. Внимательно осмотрел собственное ослепительное как снег одеяние. Чтобы казаться покрупнее, расправил пошире крылья, волочащиеся по полу, как белый плащ, и навис над Мелькором, приказав ему подниматься. — Совершенно не пойму, что вызвало твою неуместную веселость? Улыбка без причины, сам знаешь, признак небольшого ума. Мелькор, однако, не возмутился, не обиделся и не надулся, хотя улыбка и покинула его лицо по мере того, как Манвэ всё дольше стоял перед ним. Пусть себе пернатый братец думает, как показать, что он находится в жалком, отверженном положении… Мелькора это совершенно не трогало. Манвэ, увидев эти мысли, искренне опечалился и тут же потянулся к нему с объятиями, помогая встать. — Прости, брат. Я не думал, что ты воспримешь это… так. Мне стоило быть мягче. — Вовсе нет, — и Мелькор сделал попытку высвободиться из братских объятий, тем более, что они не приносили удовольствия ни одной из сторон. — Заметь, не прошло и секунды, а ты уже тяготишься моей близостью, — огорченно произнес Манвэ. — А теперь представь себе, что чувствует моя супруга? Мэлько, я знаю, что ты дотрагивался до неё. И впредь я не хотел бы, чтобы ты так делал. Мне не хотелось бы наказывать тебя телесно. Он говорил с укором, сохраняя, однако, оттенок искреннего великодушия в речи. «Да-да, как же», — поёжился внутренне Мелькор, вспомнив огненные бичи Эонвэ и других светлых айнур под его началом. — Мне не хотелось бы ввергать тебя в соблазн, хоть я и понимаю, что нельзя не любоваться моей супругой. А потому впредь дни ты будешь проводить за трудами на благо Валинора, а часы отдыха — в садах валиэ Йаванны. Там, на лоне природы, ничуть не менее прекрасно, чем здесь, на вершине Таникветиль, да и сама Кементари говорила мне, что строгость и суровая сдержанность моих чертогов может ввергать в уныние, а я ведь хотел бы, чтоб ты отдыхал душой. Словом, речь его, как видите, была совершенно иезуитская, пусть и стремилась облечь ревнивые побуждения Манвэ в добрые слова. — Нет, — решился попросить Мелькор и даже выставил перед собой руки, защищаясь, но Манвэ бесцеремонно поднял его за ошейник, поведя за собой. — Не заставляй меня тебя тащить. Он проводил его во владения вала Аулэ и валиэ Йаванны, как обещал. И если валиэ сердечно улыбнулась при виде мятежника и страдальца, вала с кузнечными клещами в руках ни малейшего трепета не почувствовал и испытующе поглядел на Манвэ. «Признайся честно, ты от него устал? Ему нужна твердая рука и строгость?», — говорил его суровый взор. Сам он как бы невзначай перебрасывал своё тяжёлое орудие из одной руки в другую. «О, вовсе нет, — ответствовал через осанвэ Король Арды. — Просто подумал, что если он будет трудиться в твоих мастерских, то и держать его будет сподручнее здесь же, рядом… В садах твоей супруги. Пусть отдыхает душой, да и природа скорее пробудит в его сердце нечто доброе, чем… Нет, видишь ли, Варда тоже способна пробуждать свет в душах, но… Для него это как-то слишком… Слишком много… Я хочу сказать, он чувствует при виде неё излишне много, вот». Манвэ окончил длинную мысленную речь и утер пот со лба кончиками верхней пары крыльев. «А-а, так вот в чём дело, — Махтан потемнел лицом как грозовая туча. — Ты просто решил избавиться от него, то есть, мою супругу тебе не жаль?» «Но к ней-то он не воспылает излишней страстью! — поспешно возразил Манвэ, — а если ты заметишь подобные его побуждения — что ж, признаем, что нам не осталось ничего, Кроме как поручить его Тулкасу». Последнюю часть его речей Мелькор чутко уловил и внутренне содрогнулся, но внешне страха постарался не выказывать. Аулэ проводил его к своим мастерским, Манвэ напомнил, что позволил иногда брать пленника ради нужд эльдар в строительстве и напоследок шепотом попросил все-таки не приковывать его цепью, а если таковое понадобится, то хотя бы постараться, чтобы сие не попало на глаза Варде. И Мелькор остался здесь. Не так тяготил его труд, как разлука в Элентари, и он рад был в нём забыться; в мастерской его внимание живо привлёк огромный молот, и он мысленно пообещал себе сделать всё, чтобы сил вновь достало орудовать этим великолепным творением. Часы и дни его проходили в тяжких трудах, которые, впрочем иногда скрашивали своими шутками мастеровые из айнур, трудившиеся тут же. Силы физические иссякали к концу каждого дня, но скоро он приноровился к местной жизни. Пусть он сторонился остальных айнур и эльдар под началом вала-кузнеца, и мало с кем общался не по необходимости, а просто ради беседы. Да те и не настаивали, но никто не вёл себя с ним надменно. Здесь было легче, чем у брата. Сады Йаванны не привлекали пленника, но на молот он смотрел с восторгом. И облик его постепенно менялся. Кожа на лице сгладилась, шрамы поблекли, но глаза оставались чужими. Когти на руках заменились на обыкновенные ногти, все силы уходили на исцеление плоти. Его мятежному духу не оставалось ничего. Моргот полюбил звёздный свет, тот больше не причинял ему боли. Он полюбил его потому, что Варде он нравился. Она была его наваждением. С той поры она надолго скрылась с его глаз, но он видел её образ всякий раз, как глазам открывалось звездное небо, и вспоминал с тоской и желанием. Аулэ после разговора с Манвэ долго ходил нахмурившись. С одной стороны, он понимал злость Манвэ, — а с другой стороны не понимал, к чему была та просьба. Угрожать приковать брата? Это не укладывалось в его миропорядок. Он сердился, горячился и глядя каждый раз на потерянного, но пока ещё не сломленного Моргота, боялся увидеть в его глазах пустоту. И он нагружал его работой, не давал думать ни о чём, и всё ждал, когда тот либо взорвётся, либо пойдёт на контакт. Аулэ первое время твердо помнил про обещание и старался, чтобы его новый мастеровой не попадался на глаза Элентари, но мало-помалу все кругом привыкли к подавленному и замкнутому его поведению, уверились, что бывший мятежник стал безопасен — ведь он, говоря по правде, казался несмелым и забитым, пусть Аулэ и не поднимал на него руки. Напротив, вала-творцу казалось, что не пристало его мастеру ходить с ошейником, но снять его означало опять же ослушаться Манвэ, и снова всё упиралось в обещание. Первые дни и месяцы он беспрестанно вспоминал, кто у него под надзором — сам Мелькор, дух-разрушитель! Но после Аулэ окончательно уверился в том, что он ослаб и стал жалок, и не особенно волновался. Иначе всё происходило в глазах валиэ Йаванны. Но она помнила серьезный разговор и нарочно ему показываться на глаза тоже не смела; сам же Мелькор не жаждал проводить время в её садах — в основном потому, что после долгих дней, полных тяжелой работы, валился с ног и рад был предаться отдыху где угодно: тут и грязная мастерская покажется хоромами, а дощатый настил — пуховой периной. Но всё же ей было его жаль, поскольку он был грязен, непричесан, вид имел утомленный, и судя по всему единственную радость испытывал в те моменты, когда ему под присмотром позволяли сотворить что-либо или разрушить. Однажды, когда прочие ушли, она пришла в мастерскую, где Мелькор трудился в одиночестве, дробя мелкие камни и просеивая их. Он устало отложил сито и молот в сторону и обернулся. — Смотри, что я принесла тебе, — и в её руках показалось красивое спелое яблоко. Мелькор принял его, склонив голову в знак благодарности. — Ты бы нашёл их ещё больше, если бы навестил мои сады, — продолжила она с намёком. — Благодарю, госпожа, но я опасаюсь, что не украшу твои сады неприглядным видом, да и яблоки... Вот непонятливый. Йаванна мысленно вздохнула и нагнулась к его уху, негромко проговорив: — Мэлько, я приглашаю тебя туда отнюдь не потому, что думаю, будто Аулэ держит тебя впроголодь. Многие валар навещают мои сады, отдыхая в них сердцем и душой. Мелькор нахмурился. — Не будь столь мрачен, тебе это не идет, — продолжала наставительно она и, достав гребень, расчесала его отросшие темные волосы, вычесывая из них пыль и мелкий сор. Принести ему чистые одежды она не решилась. Но он уже догадался, что ему следует отправиться за ней, пока остальные наблюдают за танцами Нэссы и состязаниями, устроенными лучниками Оромэ, и пошел за Йаванной. Сад в предзакатных лучах, пронизанный золотым светом, походил на выполненную искусным художником картину: столь яркими и сочными были его краски, столь дивной казалась природа, что даже Мелькор, привыкший смотреть на существование Арды мрачно, поневоле вновь испытал тоску по свету, от которого был отрешён (хоть и мог его наблюдать). Йаванна, проведя его вглубь, обернулась: — Жаль, у меня не нашлось для тебя чистых одежд — вернее, не хватило смелости взять одежды Аулэ, — сокрушалась она по поводу его утомленного вида. — Но ничего, ты по крайней мере можешь снять эти, вымыть их и ополоснуться сам, — кивнула она на мелкий ручей, который пересекала аллея сада. Мелькор, поблагодарив, снял изрядно истрепавшуюся рубаху и вошел в воды, что ручей перекатывал по плоским камням, и, устроившись на одном из них, начал умываться. Йаванна исчезла, очевидно, чтобы не смущать его лишний раз, и он, почувствовав себя смелее, снял всё немногое оставшееся, что на нем было, и принялся оттирать ткань от ржавчины, каменной и угольной пыли — пока однажды, подняв глаза повыше, не понял, что с берега за ним наблюдают. Любой другой не удостоился бы его внимания, но ведь то была Варда! Мелькор думал, что сможет забыть её, но сердце его болезненно сжалось, а руки похолодели — впрочем, быть может, то было из-за холодной родниковой воды. Пристальный взор её был обращен к нему. Он постарался прикрыться, насколько мог, потом зашел в воду по пояс. Варда подошла к нему. — Оставь одежду сохнуть на камне, Мэлько. Она бросила на Мелькора ещё один взгляд ей стало заметно, насколько работа у Аулэ его изменила: он показался ей намного сильнее, ставший крепче, шире в плечах, походивший на себя во времена молодости мира — но в то же время словно бы сломленный... или опечаленный по неизвестной ей причине. — Мэлько, — протянула руку она, — тебя тяготит ошейник? Я скажу Манвэ, что ты достаточно доказал свой добрый настрой и более не нуждаешься в надзирателях. — Не стоит, госпожа, ты лишний раз восстановишь его против меня, — он взял её руку в свою и поцеловал. На дне его черных глаз засиял свет — быть может, то отражалось мерцание звезд на её накидке. — Просто позволь иногда видеть тебя — более мне ничего не нужно. До этого существование здесь казалось мне тюрьмой, но вот ты пришла и осветила её. Варда хотела смущённо отнять ладонь, как обычно, но не решилась и, больше того, взглянула на Мелькора с улыбкой, выказавшей её искренний интерес. — Ты столь сильно преобразился, — и она дотронулась его плеч. Мелькор если до сих пор и смущался своей наготы и неприглядного наряда, то теперь ощутил редкий прилив сил. На лице его вновь показалась улыбка, редкая для него, и от этого ещё более привлекательная — так что Варде вновь осталось вспомнить молодость мира. Потом она ощутила, как земля уходит у нее из-под ног, потом — как Мелькор стискивает её в объятиях. Она непроизвольно вскрикнула негромко. Мелькор смотрел на неё сверху вниз с улыбкой, а потом она, зажмурив глаза, почувствовала касание его губ к своим. — Мэлько... — умоляюще сказал она. Затем потребовала отпустить себя уже более смело. Мелькор, и не думая внимать требованиям, прижимал её к себе — но держал бережно, не стискивал, и вдыхал исходящий от неё запах; её ночная вуаль пахла свежестью, чернотой и — немного — прохладным ветром. Варда отвернулась, чтобы не встречаться больше с ним ни взглядом, ни губами — но, надо сказать, ей потребовалось время, чтобы заставить себя это сделать. И даже когда он опустил её на траву на берегу ручья, она продолжала помнить замирающее ощущение полета. — Госпожа, — настиг её его тревожный голос. Элентари обернулась, и Моргот кивком указал ей на дальнюю аллею, откуда послышался звук голосов и шуршание светлых одеяний. Ей немедленно пришлось скрыться. К мостику через ручей через полминуты прошествовали Манвэ, Эонвэ и ещё несколько светлых айнур. Эонвэ привычно нахмурился. — Что делаешь ты здесь, мятежный дух? И не смей мне лгать, изворачиваться, говорить, что хотел перейти через ручей, но оступился. Мелькор и не стал. — Хотел смыть с себя пот и грязь после дня работы, — открыто ответил он, наблюдая, как презрительно скривился Манвэ, заслышав это. — Тебе ли печься о чистоте, дух тьмы? — заметил Эонвэ. — Ты загрязняешь чистые воды источника Йаванны, а для личных целей при мастерской всегда стоит чан с водой, — сказал Манвэ. — А потому простая признательность должна тебе подсказать, что сейчас лучше пойти прочь. Мелькор хотел было возразить и ответить, что ему позволила войти сюда сама Йаванна, но потом подумал, что негоже выдавать помогавшую ему валиэ и, скромно опустив взор, ответствовал: — Как прикажешь, о брат мой. Он вышел из воды, обнаженный, взял свои влажные одежды и прошел мимо Манвэ, который смерил его взглядом, полным сдержанной брезгливости. — Отрадно видеть, что ты помнишь, что такое телесная чистота, но весьма печально, что ты не стыдишься показаться в подобном... виде пред очи Короля Арды, — начал Манвэ, и крылья его тонко затрепетали, изображая дрожь омерзения. Мелькор, однако, не смутился подобным намеком, и поднял глаза на брата. — Брат мой, не будешь ли ты так добр попросить Аулэ перековать ошейник или хоть немного расставить его? Раньше он болтался, но теперь, как видишь, моя фана стала сильней и крепче, и он по временам больно царапает кожу, — и он, подняв подбородок, продемонстрировал царапины, натертые зубцами бывшей короны. Манвэ остался холоден к этой просьбе. Крылья его затрепетали, демонстрируя крайнее возмущение. — Как только хватает тебе бесстыдства предлагать мне подобное, Мэлько! Ошейник призван смирять тебя, утихомиривать твою страсть, ты же, желая избавиться от него, показываешь лишь свою непокорность и неготовность смириться. Нет, я не сниму его и не ослаблю. Отправляйся назад в мастерские и продолжай искупать нанесенное тобою зло прилежным трудом. И Мелькор, понимая, что ничего не добьется от брата, продемонстрировал ещё большее бесстыдство, повернувшись спиной, полностью обнаженный, и отправился прочь. Скоро снова был канун праздника урожая, и айнур радовались, собираясь за длинными накрытыми столами. Мелькор, повинуясь общему настрою, отложил молот и отправился вслед за ними, но уже близ пиршественного стола Манвэ остановил его вновь. — Тебе негоже портить собою пир и добрый настрой айнур и валар, а потому, брат, покажи смирение и останься трудиться при мастерских,— улыбнулся он. — Да и за огнем в кузнице нужно следить... Мелькор и без того не особенно любил шумные празднества, а потому, поклонившись, удалился, хотя внутри у него все кипело от гнева; гнев этот он сперва вымещал на булыжниках, которые дробил в мелкий щебень, а потом, утомившись, отбросил молот и сел на сложенные стопой доски в отдаленном углу мастерской, и задремал. В это время на празднике урожая собрались все валар и айнур, включая даже Намо и Тулкаса. Последний сел рядом с Королем Арды и осведомился: — Правда ли, Манвэ, что ты решился освободить заточенного за грань мира Врага? Манвэ не без гордости кивнул. — Да, и он усердно работает под присмотром Аулэ. — И сейчас он там? Тулкас, не дожидаясь ответа, поднялся, Манвэ занервничал, ожидая, что тот отправился, чтобы вновь выместить на Враге весь свой гнев, но догонять его не стал. Мелькор же сидел в отдалённом углу мастерской и впервые за много лет задрожал, услышав грозную поступь Тулкаса. Тот узрел давнего врага и ахнул: — Ты здесь?! — было непонятно, в ярости он или удивлён, а затем Мелькор почувствовал, как его подхватили на плечо и поволокли. Тулкас вынес его в сад, к остальным и грубо посадил на лавку. — Почему он там? — вдруг спросил силач. — Это приказ Манвэ, — ответил кто-то из подмастерьев. — Я это знаю, — фыркнул Тулкас, — почему он там, а вы здесь? — и с этими словами он подвинул к Мелькору тарелку с фруктами. Тот под пристальным взглядом взял кусочек, а в душе поклялся не забыть этого. Отвращения Тулкас не испытывал, как впрочем и шока. Принял ситуацию как есть, и только в конце пира вдруг спросил: — А почему он так странно одет? И верно, на узнике была старая рубаха, прожжённая во многих местах, ноги были босыми и грязными. Все как-то смутились, не зная что отвечать, а рыжий силач, тем временем стянул с себя тунику и протянул Мелькору. — Надевай, она лучше. А на следующий день к нему подошёл один из айнур. — Это тебе, мы тут подумали… Ты не сердись, мы не думали… — он протянул свёрток, в котором обнаружилось несколько хороших рубах, новые гамаши, мягкие сапоги и несколько гребней.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.