Тьма и звёзды

Манвэ, в очередной раз зайдя в кузницы к Аулэ, бросил взгляд на широкую спину Мелькора, который, совершенно не обратив на него внимания и даже не поклонившись как благодетелю, увлеченно орудовал молотом, и поморщился. Меньше всего ему хотелось бы видеть мятежного старшего брата рядом с супругой, а потому он решил попросил Аулэ уделять побольше времени вала Мэлько и не стесняться нагружать его работой. Тот вроде бы кивнул и согласился в том, что по мере возрастания сил Мелькору нужна и более тяжелая работа, но всё же сомнения исподволь грызли Короля Арды. И не напрасно. Свободное время у Моргота выдавалось редко, но использовал он его неизменным образом. Чаще всего это случалось глубокой ночью, когда огонь в печах утихал, дежурный майа орудовал лопатой, подбрасывая туда угля, а Мелькор лежал снаружи возле мастерской, растянувшись и всматриваясь в звезды. Элберет бывала в этот момент далеко, но в один из вечеров услышала обращенный к ней негромкий голос, и отозвалась. Беседа была короткой, хоть и полной призывов к свету и просьб не отчаиваться и не бросать начавшееся становление на полдороги. "Я хочу видеть тебя рядом", — просил её он. И Варда, ненадолго задумавшись, соглашалась. Ведь с её стороны все побуждения будут благими и чистыми, так? На другой день Мелькор с поклоном отпросился у Аулэ отдохнуть. — Не отпустишь ли ты меня ненадолго? Мелькор с удивлением понял, что впервые ему не хочется лгать. У него, конечно, была своя цель, и он умолчал о ней, но желание придумывать отговорки... исчезло? Он сам себе удивился и оттого начал казаться несколько потерянным. Аулэ взглянул на него внимательно и глубоко: глубже его лица, проникая в мысли, но желания увидеть супругу Манвэ не увидел, потому что мысли о ней Мелькор хранил при себе, считал их чем-то сокровенным и не был готов демонстрировать хоть кому-то; они согревали его в редкие часы уединения. — Хорошо, кивнул Аулэ. — Я и без того поражен твоей неутомимости. Ты, быть может, устал от кузницы? — он не был уверен, стоит ли вообще держать его так, а уж тем более напоминать, что он все ещё пленник. — Нет. Нет, я не устал, но я... Мне нужно идти. Аулэ кивнул, проводив его взглядом. Он отпустил его, напоследок бросив косой взгляд на натерший его шею ошейник. Он немного проследил за ним: Мелькор забрел в самую глушь садов Йаванны и устроился под деревом, прикрыв глаза, собираясь, как видно, вздремнуть. Аулэ отвлекся от него мыслями, и вовремя, потому что в этот момент близ темного вала появилась Варда. Появление её можно было угадать разве что по трепетанию воздуха и по мерцанию, что наполнило этот угол сада. Мелькор мгновенно освободился от всякой гнетущей его усталости; покинула его и тоска. Варда, не успев воплотиться перед ним, почувствовала, как её стискивают крепкие сильные руки молотобойца. Избавиться от объятий быстро не получилось — да она и не стремилась к этому. — Твоя фана мне нравится, Мэлько, она исцелилась и стала крепче и сильнее. "Можешь полюбоваться ею полностью. Хочешь, я сниму рубаху?" — в его глубоком взгляде прочиталось озорство. Варда покачала головой отрицательно, но всё же не оттолкнула его. Скоро они сидели друг подле друга, и Мелькор поворачивался к ней, ловя темным взором её звездный свет. На лице его появлялась улыбка, а Варда с сожалением оглядывала его скромный наряд и красные следы от зубцов ошейника. Она провела рукой по этим отметинам — рука её оказалась в ладони Мелькора, который снова прижался к ней губами. — Мэлько, — укоризненно сказала она. Потом ей подумалось, что он вряд ли властен над своими чувствами, а значит и смысл винить его пропадал. Придирчивый взгляд демонстрировал разительные перемены, но она даже не была уверена, что не скучает по прежнему Мелькору во времена молодости мира. Мелькор не отвечал, но улыбнулся ещё шире. Ладонь скользнула по её тонкой талии, обняв её: Мелькор с легкостью прижал валиэ к себе. Манвэ никогда не вел себя подобным образом. Он всегда был безукоризненно сдержан и не позволял себе вольностей. Да ещё и таких... откровенных. Было в мелькоровом напоре нечто обескураживающее. И Мятежный вала накрыл её неуверенную улыбку своими темными губами, наслаждаясь их приятной мягкостью, но он был куда грубее Манвэ и по временам жадно прикусывал их. — Мэлько! — она постаралась возмущенно его оттолкнуть, едва он оторвался от поцелуя; но у неё не было никакой уверенности в том, что он слышит её, поскольку теперь внимание его было обращено на её грудь. Он едва не запутался в её мерцающей звездной накидке, откинул её; Варда же на всякий случай накинула её ему на плечи, скрыв их обоих и то, что происходило. Манвэ никогда не смел откидывать накидку кроме как с предварительного позволения. — Мэлько, я не могу так, — продолжила она. Её охватила дрожь, и она — совершенно поневоле, конечно, почувствовала необходимость обнять Мелькора за шею, чтобы не упасть. Он подхватил её на руки и опустил на траву под то дерево, где отдыхал до этого. Они сидели бок о бок на мягкой траве, он уложил её головой себе на грудь, рассматривая звёзды, что сверкали в волосах: сейчас при свете солнца огоньки блестели бледно и слабо, но когда опускались сумерки, начинали освещать всё кругом. Варда ощущала странное замирающее волнение и, как ни странно, приятную расслабленность, какую только и можно ощущать сидя в летний день на мягкой траве на берегу реки. Мелькор, сидящий рядом, искусно его подогревал — не без собственного удовольствия. Ветер ласково перебирал её тонкие пряди и складки легкого летящего платья, по временам прохлада сменялась теплом. Затем ощущения стали куда ярче и интимнее — в основном потому, что ладонь Мелькора проникла несколько глубже и проскользила сперва по внутренней стороне её бедра, а затем два пальца проникли в её лоно. Ласка была точной, долгой, нежной и одновременно уверенной, но Варда всё равно возмущенно вскрикнула. Вскрик был не особенно громким. — Мэлько, прекрати, — она почувствовала, как краска приливает к лицу, и наверное покраснела бы ещё сильнее, если бы не непроизвольно приходящее возбуждение. — Я не привыкла так... Мелькор усадил её себе на колени. Пальцы его скользили по задней стенке её лона, и прикосновения их были одновременно достаточно грубыми и приятными, каждый раз заставляя выдыхать от накатывающего новой волной желания. — Мэлько! — взмолилась она. Слёзы выступили у неё на глазах, правда, ничуть не от боли, а от уверенного и неотвратимого ощущения того, что сейчас резкая череда его движений прервется заставляя её мышцы сжаться, его хотелось ощущать непрестанно. Мелькор бережно усадил её, сам опустился перед ней на колени, вновь приподняв и вуаль, и длинный подол её платья, и теперь взирал на неё снизу вверх. Она подумала было, что он решил наградить её благодарным поцелуем в уста её лона, но Мелькор вовсе не ограничился им одним, и его язык деликатно прошелся по узким складкам, проникая глубже. Взор его при этом оставался неизменно ласковым и невинным, если только он вообще мог быть таковым у отца лжи. Варда на секунду попробовала представить себе на его месте Манвэ... и не смогла. Ей показалось, что она подобной просьбой опуститься перед собой и доставить ей удовольствие унизила бы его — а вот Мелькор совершенно не выглядел таковым. Он оставался собой и был неизменен и в той, и в другой роли, получая наслаждение и даря его Варде. Она погладила его по плечам, собрала его непослушные темные пряди, чтобы они не падали ему на лицо, и отдалась во власть чувств. Она полулежала, выдыхая в такт движениям его языка, и сразу ощутила, что Мелькор оторвался и теперь нависает над ней. Он склонялся, загораживая солнце, и его черная фигура была окружена золотистым солнечным сиянием. Она уперлась ладонями в его мускулистую грудь с выпуклыми мышцами. — Мэлько, умоляю. Я не хочу быть неверной мужу. Он кивнул, как бы подтверждая, что всё понимает, и через секунду тихо и нежно попросил её перевернуться на живот. — Нас могут увидеть. — Не думаю, что наблюдать за моими деяниями входит в распорядок дня Намо. Аулэ? Ему есть чем заняться. Манвэ? Он выше этого. Постепенно его уверенные речи успокоили валиэ, и Варда лежала рядом с ним, обнимая его поперек торса. пока не ощутила вновь, как в бедро упирается нечто твердое. Мелькор улыбнулся улыбкой обаятельной и одновременно виноватой, и прижался к ней. — Ты чувствуешь, Элентари, сколь сильны, тверды и уверенны мои чувства к тебе? Я, увы, ничуть над ними не властен, и ты одна можешь принести мне облегчение. Голос его казался почти скорбным. Варда нахмурилась. — Мне кажется, чувства — это нечто другое, Мэлько, — предположила она. — Но я совершенно точно чувствую, что погибну внутренне, если сейчас не окажусь в твоих объятиях. Варда сокрушенно обняла его, постепенно смелея, и опустила ладони с его плеч сначала ему на пояс, а затем и ниже, на его ягодицы, сминая их, насколько позволяли его мышцы. Мелькор вжался в неё, обняв валиэ сзади, а потом одним достаточно сильным движением подался вперед. Варда вскрикнула, и в этот раз окрик её был по-настоящему гневным. — Мэлько! — Я лишь выполняю твоё пожелание остаться верной Манвэ. Неужели мой брат столь неутомим и требователен? — Но я же имела в виду вовсе не это... Не так... Словом, уже через секунду она была готова просить овладеть собой не через задние врата, а более привычным и безболезненным способом, на что Мелькор великодушно согласился и все же дал ей ощутить силу и уверенность своих чувств — ну, и всего прочего тоже. Мелькор прижимал её к себе, удерживая на весу, с каждым движением достигая нужной точки, при касании к которой Варде хотелось вскрикнуть, она кусала губы, он мягко целовал их в ответ. Через некоторое время поток его страсти излился в неё, и Варда в изнеможении лежала у него на груди. Он бережно укрыл её и отдыхал рядом, любуясь её искусанными припухшими губами и вслушиваясь в сбитое дыхание. Она улыбнулась ему. — Может ли этот день стать ещё прекраснее? — спросила Элберет, когда последние волны страсти утихли. Мелькор пожал её маленькую ладонь своей, сильной и широкой, и уверенно кивнул. — Думаю, может, если ты, госпожа, устроишь омовение вместе со мной. Варда ощущала приятную истому во всем теле. Подниматься не хотелось, но Мелькор угадал её мысли и, подхватив, понес к небольшому пруду, в который тек один из ручьев. Вода блестела на солнце и была прозрачной, как сапфир и теплой, как молоко, прогретая его лучами. Фонтан брызг, устроенный Мелькором преломил лучи солнца, и в водяной взвеси отразилась яркая радуга. Варда, оставив одежды на берегу, сама оказалась в фонтане этих брызг и возмущенно вскрикнула — скорее по привычке, чем от действительного неудовольствия. Он покружил её на руках ещё немного — потом они вместе упали в воду. Потоки в ручье смывали все следы страсти и успокаивали покрасневшие места укусов, и Элентари вышла из воды ещё более светлой и сияющей, чем была. Вечер на вершине Таникветиль был тих. Медленно и торжественно шли по небу облака, и Манвэ взирал на них бесстрастным взором. Варда явилась в их покоях, едва на небе зажглась первая звезда. Манвэ взял руку супруги в свою, прижимаясь в быстром прохладном поцелуе, потом сел с супругой рука об руку на высоком балконе — он любил восседать так, взирая на Арду свысока, похожий привычками на своих собственных орлов. Ярче стали блестеть звезды в черных волосах Варды, ярче мерцали они на её накидке, но впервые веяло от ней не только ночной прохладой. но и влажной свежестью. И орлиный взор подсказал ему: да, да, так и есть — некоторые из звезд были каплями воды. Манвэ поднялся. — Куда ты? — обернулась к нему Элентари. — Должен узнать, чем занимался дорогой моему сердцу брат. Сердце Варды сжалось, но она не решилась его останавливать, но обратилась к темному вала, прошептав через осанвэ: "Мэлько, беги". Мелькор, ковавший в кузнице заготовку под длинный стальной прут, покачал головой. — Со мной мой молот, — сказал он точь-в-точь как в начале дней этого мира. Варде оставалось лишь тревожиться. Скоро на пороге мастерских возник Манвэ. Мелькор бросил на него взгляд и еле заметно поклонился, не отрываясь от работы. — Я пришел проверить, не отклонился ли ты от пути света. — Отнюдь нет, хотя ошейник... — Не сбивай меня с мысли. Не купался ли ты сегодня днем в источниках Йаванны, в то время как я запрещал тебе вступать в воду и касаться её? Мелькор опустил голову. Он ожидал скорого всплеска гнева со стороны Манвэ и потому ухватил молот покрепче, и готовился принять обвинение с честью, в случае чего устроить дуэль и прочее. — Каюсь, да, но день, сам понимаешь, был жаркий. — А не обрызгал ли ты при этом мою жену? Мелькор недоуменно поднял на него взор. — Ну, и обрызгал в том числе, каюсь. — Как ты посмел! И это после того, как я запретил тебе даже появляться вблизи неё? — Мне кажется, это меньшее, на что тебе стоит обижаться, — осторожно предположил Мелькор, снова пребывая во власти непривычной для себя честности. — Что же ещё? — Перья Манвэ воинственно встопорщились, делая его несколько крупнее и пушистее, чем обычно. — Страшно сказать, ты посмел к ней прикасаться? — М-м-м... Да, и прикасался тоже. Взор Манвэ метал молнии. Он окинул Мелькора взглядом... И понял, что брат возвышается над ним, перекидывая молот с одного плеча на другое. Потом он попробовал припомнить, сколько раз побеждал его в бою, не призывая на подмогу, к примеру, Тулкаса, и не насчитал ни одного. И перышки его мало-помалу улеглись. — Я отрублю тебе руки, — грустно пообещал Манвэ, — если подобное произойдет ещё раз. А что ты делал ещё, я и слышать не хочу. Ты огорчил меня до глубины души. Не поступай так впредь. И с этими словами он развернулся и ушёл прочь, но на вершине Таникветиль так и не появился. Варда не сомкнула глаз, и утром нетерпеливое ожидание её увенчалось успехом. Она обернулась — но, вопреки всему. В покоях её появился Мелькор. — Ты? — Варда замерла в изумлении. Она узрела Мелькора таким, каким он был в момент сотворения Арды. Почти такой же, если бы не шрамы и ошейник слишком уж туго впивавшийся в плоть. Только не было смирения в его взгляде и жестах, не было света в нём. Тьма и мрак поменяли окрас на серый позднего вечера или раннего утра. Он стоял спиной к ней, в той рубахе, которую дал ему Тулкас. Теперь она не болталась на нём, а была в пору. — Как ты оказался в моих покоях? Если Манвэ узнает… — Он мне не страшен, — Моргот невесело ухмыльнулся и сердце Варды дрогнуло, — теперь нет. Я пришёл проститься. — Как? Но постой, не делай ошибок! — Это не ошибка. Я никогда не забуду твоей доброты. Можно только один поцелуй? — он медленно подошёл к ней и уже как равный приподнял её руку, коснулся губами, стараясь запомнить миг. — Прощай. Варда впервые узрела тёмную мощь. Ошейник, призванный сдерживать Мелькора, распадался под его руками, рассыпаясь золотыми искрами, освобождая тьму. В вихре мрака он шагнул к окну. — Постой… — она сделала один шаг, но он не повернулся. — Я не изменюсь никогда, вы же понимаете это, моя госпожа? — Стой, прошу. Я… Я помогу тебе. Манвэ поймёт… Это правильно. — Он не поймёт. Никогда не поймёт, но ваше сердце колеблется. Выбирайте, я приму любой выбор. И понимая, что, похоже, делает глупость, она всё же шагнула к нему — и яркий свет смешался с мраком.