Счастье с зелеными глазами

Сильнее кутаясь в пальто под порывами ледяного ветра, кидающего в лицо горсти снега, мужчина отчаянно вжимал голову в плечи и быстро перебирал ногами. Справа от него, пышущий жаром и плюющийся отвратительными облаками дыма возвышался поезд. Эта громадина была воплощением своей страны — суровая, неприступная и такая же чужая. Хотелось курить. Эта мысль не покидала Северуса Снейпа с самого прибытия на недружелюбный вокзал. Вокруг сновали люди, говорящие на непонятном ему местном языке, толкались, тянули тяжелые чемоданы по грязному снегу. Казалось, они и не замечают адской стужи, пробирающей до самых костей. Отыскав нужный вагон, Северус протянул дородному проводнику смятый билет и свои документы. Мужчина, сверив данные и окинув Северуса недоверчивым взглядом, что-то спросил. — Я не понимаю, — Северус спрятал в нагрудный карман протянутые обратно бумажки. — Вы говорите по-английски? Проводник сильнее нахмурился, поиграл косматыми седеющими бровями, и без лишних слов пропустил Северус внутрь вагона. — Спасибо, — на ломанном русском ответил Северус и поспешил подняться в вагон, пряча лицо от обжигающего ветра. Насколько он любил русскую литературу, настолько же не любил местный климат и колорит. Зима в России радикально отличалась от зимы в Лондоне, и Северус, не привыкший к таким суровым условиям, безмерно радовался, что через несколько дней пути сможет вернуться на родину. Вагон поезда встретил его специфичным, ни с чем не сравнимым запахом, который бывает только на железной дороге — креозота, горящего каменного угля, опилочных брикетов и, конечно же, пыли. Тепло окутало его со всех сторон, и щеки, обмороженные декабрьским ветром, моментально пошли красными пятнами. Протискиваясь мимо монотонного ряда купе Северус бегал глазами по пластиковым табличкам, отыскивая свое место. Соседями по купе у него оказались двое мужчин — один совсем юный, не старше 20 лет, второй был в более солидном возрасте, с седеющими бакенбардами и усами. Появление нового соседа прервало разгоревшийся между мужчинами спор, и на какое-то время, пока Северус размещал свой багаж, в купе повисла тишина. Мужчина постарше время от времени бросал на нового гостя незаметные оценивающие взгляды. От его глаз не укрылась простота тонкого пальто, неподходящего для данной погоды; кожаный портфель, потертый у ручки и с мелкими трещинами, выдававшими истинный возраст изделия; простые башмаки, чистые, но далеко не новые; дешевый черный костюм-тройка с кожаными вставками на локтях. Оценив, что новый сосед беден и интеллигентен, мужчина моментально потерял к нему интерес. Вскоре поезд тронулся, оставляя позади заснеженный перрон, бегущих следом людей с заплаканными лицами и пустынный город. Северус откинулся на спинку мягкого сиденья, и, открыв газету, надолго ушел в чтение. Через какое-то время мужчины снова заговорили, но о чем был их диалог Северус не знал — языковой барьер был слишком ощутимым. Его знаний хватало на стандартные фразы, вычитанные в англо-русском словаре. Кощунственный язык никак не хотел поддаваться изучению. Хотя, будучи предельно честным с собой, стоило признать, что Северус просто был не заинтересован в его изучении, ведь греческий и испанский он осилил довольно быстро. Единственное, что Северус понял и без контекста –отношения между ними были натянутыми. Мужчина постарше кидал какие-то язвительные замечания, высокомерно кривя лицо, а зеленоглазый парень лишь изредка говорил что-то в ответ. Он старался не обращать внимания на придирки друга, отвернувшись к окну и устремив туда пустой взгляд. Северус молчал, не обращая внимания на разгорающийся конфликт — он не имел привычки влезать в чужие отношения, и терпеть не мог пустой треп с незнакомцами. Но постоянный шум и нездоровая атмосфера все же вынудила его демонстративно отложить газету в сторону и окинуть соседей раздраженным взглядом. Мужчина моментально напыжился и надулся, краснея лицом и что-то язвительно бросил. — Я был бы безумно благодарен, если бы Вы хотя бы на пару минут заткнулись и дали моим ушам отдохнуть от бесконечного, и я уверен, бессмысленного ворчания, — холодно отрезал Северус, уверенный, что его не поймут. Мужчина удивленно округлил глаза и перевел взгляд на парня, прыснувшего смехом. — Он не понимает английский, — парень широко улыбнулся, и его внешность, до этого момента казавшаяся вполне себе обычной и даже заурядной, вмиг преобразилась. Зеленые глаза, спрятанные под густыми темными ресницами, блеснули, рассыпая в уголках лучики морщинки, мягкие губы оголили ряд белоснежных ровных зубов. Парень будто засветился изнутри. — Гарри, — он протянул Северусу руку. — Извините нас за доставленные неудобства. — Северус, — он пожал протянутую руку. — А ваш друг…? — Дмитрий, — Гарри представил своего спутника. — Мне перевести ему Вашу просьбу? Могу это сделать дословно, — глаза Гарри озорно засияли. — Я думаю, можно обойтись общими фразами, — Северус чувствовал на себе неприязненный взгляд Дмитрия. Гарри сказал что-то своему другу и тот, как и предугадывал Северус, обозлился еще больше. Жирно-блестящие губы что-то возмущенно выплюнули и Гарри, окинув его презрительным взглядом отвернулся обратно к окну. В вагоне повисла долгожданная тишина. Укрывшись за томиком Ницше, Северус погрузился в размышления, на которые невольно натолкнула новая компания. Кем приходились друг другу мужчины было непонятно, ведь семейного сходства между ними точно не было, да и по тем жестам, что позволял себе Дмитрий явно чувствовалось желание подчинять и доминировать. Он будто всем своим видом показывал права на Гарри. Но разница в возрасте, уж точно более 10 лет, да и местные нравы не позволяли мысли развиваться в сторону любовных отношений. Уж что-что, а отношение местных к нетрадиционной ориентации Северус успел испытать на себе слишком красочно. Он до сих пор с содроганием вспоминал переломанные ребра, и долго не сходящие гематомы по всему телу. Страшные люди жестокой страны. — Чаю? — Снейп вынырнул из размышлений и повернулся к зашедшему проводнику. — Предупреждаю, что он тут очень далек от идеала, — Гарри вновь обратил на Северуса взгляд своих невероятных зеленых глаз. — Русские умеют заваривать самый вкусный чай, в огромных круглобоких самоварах, но в поездах чай больше похож на заваренные опилки. — А кофе? — Еще хуже. — Тогда, пожалуй, не откажусь от чая, — Северус проводил взглядом проводника. — Вы пробовали? — Гарри старательно игнорировал устремленный на него недовольный взгляд Дмитрия. — Чай в самоварах? — Да, меня угощали им на собрании, вместе с бубликами и пряным печеньем. Я так понимаю, это дань русским традициям? — Отчасти. Не могу сказать, что эксперт в этом — я тоже не местный. — Откуда Вы, Гарри? — Родился и вырос в Шотландии — не смотрите, что я не огненно-рыжий, — парень как-то болезненно улыбнулся, перебирая тревожными пальцами край кружевной салфетки, покрывающей столик между ними. — В России я проездом. А Вы? — Возвращаюсь домой в Лондон. — О, я там был. Очень красивый, но слегка мрачноватый город. — У него есть свой характер, — Северус пожал плечами. — Пусть мрачный, но уникальный. — Возможно, Вы правы, — Гарри замолчал, всматриваясь в мелькавший за окном пейзаж. — Что Вас привело в Россию? — Работа, — Северус поблагодарил проводника, принесшего два стакана дымящегося чая— И правда помои, — мужчина скривился, сделав пару глотков. — Я предупреждал, — Гарри крутил свой стакан, не торопясь надпивать. Дмитрий, бросив что-то резкое, вышел из купе. — Он просил прощения и сказал, что отлучится ненадолго. — Не просил, — Северус изучал виноватое лицо Гарри. — Но Вам не обязательно извиняться за него. — Он всегда такой, — Гарри неопределенно повел рукой. — Не любит длительные поездки и незнакомцев. Вы уж извините, если он Вас чем-то обидел. Северус сделал еще пару глотков чая и откинулся на спинку сиденья. Случайный попутчик все больше разжигал интерес. Для Северуса, привыкшего путешествовать в полном молчании, эта поездка уже выходила за привычные рамки. — А что Вы делали в России со своим…? — Северус деликатно замолчал, давай Гарри возможность договорить за него. — Близким другом, — Гарри отвел глаза, но Северус успел заметить в них скрытую глубокую печаль. — Мы ездили к его семье, проведывали матушку и младших братьев. — Наверное, Вы очень близкий друг семьи, — Северус не привык ходить вокруг да около. Он всегда привык говорить все прямо, и от собеседников ожидал того же. Щеки Гарри зарозовели, а взгляд окончательно потух. — Боюсь представить, что Вы уже обо мне подумали, — невесело улыбнулся парень. — И, наверное, самое безобидное в этих мыслях будет слово «альфонс». — Я не привык судить людей, — Северус откинул со лба нависшие длинные черные пряди. — Обычно, я их обучаю. — Так Вы преподаватель? — Гарри оживился, принимая более расслабленную позу. — Профессор, — поправил его Северус. — Но это не значит, что мы оставили предыдущую тему. Разве что, Вам неприятно об этом говорить. — Лучше расскажите про свою работу. Я уверен, что эта тема будет гораздо интереснее. Снейп так не считал, но все же рассказал Гарри про свою жизнь и работу. Про то, как стал преподавать в университете, который ранее с отличием окончил. Про то, что он ненавидит холод, и в частности снег. Рассказывал о старых друзьях и любовниках. О том, как непросто добиться уважения в научном кругу, если за твоей спиной нет громких фамилий или мешка денег. Рассказывал все, что приходило в голову, и сам поражался своей болтливости. Почему-то, раскрывать душу перед этим, едва знакомым юношей было легко. То ли потому, что Северус знал, что больше никогда не увидит этого парня, то ли потому что Гарри было не все равно. Он внимательно слушал, хмуря брови, или заливаясь искренним смехом. Он искрометно комментировал и задавал провокационные вопросы. Он был полностью открыт и буквально излучал неподдельный восторг. Северус уже и забыл, какого это, общаться с человеком, которому не все равно. В его кругах такое было не принято — все вежливо, чинно и по делу. Ничего лишнего. Ничего, выходящего за светские рамки. Веселье было прервано вернувшимся Дмитрием. Не нужно было быть великим детективом, чтобы понять две вещи: мужчина был пьян и зол. От него несло дешевой водкой и чем-то кислым. Лицо, и до этого не казавшееся Северусу эталоном красоты, окончательно исказил пьяный угар: маленькие поросячьи глазки зло блестели, в кустистых усах над верхней губой нагло выглядывали крошки, а по землистого цвета лицу шли багровые пятна. Что стало причинной его злости было неясно — то ли веселье, разгоревшееся в купе без него, то ли что-то другое вывело его из себя. Увидев Дмитрия, Гарри как-то сразу вжался в сиденье, что-то успокаивающее лепеча, и пытаясь усадить слабо соображающего мужчину на кушетку. Но, увы, все его попытки не только не увенчались успехом, но еще сильнее разозлили Дмитрия. Ухватив Гарри за руку, он что-то яростно сказал, и наотмашь ударил его по лицу. Северус подхватился с места, порываясь вырвать парня из цепких рук мужчины, но Гарри остановил его. — Пожалуйста, не нужно. Прошу, мы сами разберемся. Дмитрий продолжал что-то выкрикивать на русском, но руку парня отпустил, и немного успокоился. Завалившись на кушетку позади Гарри, он притянул его к себе, пытаясь дотянуться лоснящимися губами до губ парня. Северуса буквально затошнило от развернувшейся сцены, и он поспешил покинуть купе. В тамбуре, подкуривая очередную сигарету, он вновь и вновь прокручивал увиденное, обреченный взгляд Гарри и его болезненную улыбку, которая должна была скрыть от чужих глаз его истинные чувства. Хотелось вернуться в купе и бить толстосума до тех пор, пока он не попросит пощады, пока не захлебнется собственной кровью. Для Северуса такая ярость была в новинку — он всегда добивался своего словом, а не насилием. Он умел унизить собеседника настолько изыскано и быстро, что тот даже не сразу понимал, что происходит. Но этот боров — а другого определения Снейп ему найти не мог — разбудил в Северусе какие-то первобытные инстинкты. — Можно? — Гарри облокотился на стену напротив Северуса, и подкурил протянутую сигарету. — Дмитрий разрешает Вам курить? — Северус как ни старался, не мог никуда деть свою язвительность. Бросив на Гарри мимолётный взгляд и убедившись, что помимо красного следа на щеке, с ним все в порядке, Снейп отвернулся к окну, за которым с сумасшедшей скоростью проносились заснеженные поля. — Нет, но он спит, — Гарри пропустил мимо ушей выпущенную колкость. После стычки с Дмитрием язвительность, которой пытался зацепить его Северус просто не могла достигнуть желаемой цели. — Мне в детстве всегда казалось, что, когда вырасту, смогу делать что захочу, буду путешествовать, и никто и никогда не сможет мне указывать. Как оказалось, взрослая жизнь такое же дерьмо, как и детство. — Трудное детство? — Я рос в приюте, — голос Гарри был глух, едва различимый за ритмичным шумом колес. — Уверен, что у многих были более трудные жизненные ситуации, так что мне грех жаловаться. Меня почти не били, кормили, разрешали читать и посещать занятия. Если бы я тогда знал… — парень невесело засмеялся и глубоко затянулся сигаретным дымом. Сигарета в его изящных бледных пальцах слегка дрожала. — Расскажите мне, — Северус смотрел на измученное красивое лицо, и не мог отвести от него взгляд. Все в нем привлекало мужчину: миндалевидные глаза, поддернутые дымкой печали, слишком выразительные и говорящие без слов; упрямый профиль, будто вычеканенный у какого-то греческого бога; мягкие губы, которые могли улыбаться, так, что собеседник невольно чувствовал себя самым особенным человеком на всем белом свете. И сейчас, в полумраке тамбура, когда на его лицо изредка падал свет от проносящихся мимо фонарей, он казался совершенно неземным созданием. — Расскажите мне все. И Гарри рассказал. Про детство, лишенное ласки, про книги, которые заменили ему людей и стали отдушиной, в которой он прятался от реальности. Рассказал том, что слишком рано повзрослел, и о том, что слишком поздно понял, что не все взрослые хорошие. О том, как в 14 начал писать, а в 16 его из приюта забрал Дмитрий со своей супругой. Вот тогда-то Гарри и понял, что детство в приюте было далеко не самым страшным в его жизни. — Изначально, все было не так уж и плохо, — Гарри ненадолго замолк, ожидая, пока ночной гуляка пройдет в следующий вагон. — Правда. Мне поначалу было трудно, ведь русский я тогда не знал, Дмитрий английским до сих пор не владеет, и единственным связующим звеном в нашей новой «семье» была его супруга Людмила, да упокоит Господь ее душу. Любви она ко мне не питала, но и не зверствовала — я о большем тогда и мечтать не мог. Мы жили в пригороде Шотландии, меня отдали в местную школу, где Людмила была учителем русского языка. После школы я помогал по дому, а по ночам мог писать в свое удовольствие. Однажды, меня за этим занятием застал Дмитрий, и заставил показать все свои работы. Он не разозлился, что я допоздна засиживаюсь — тогда он еще редко пил и был более снисходительным. Прочитав с Людмилой мои рассказы, они пророчили мне славу и великое будущее. Вот только никто не учел, что издательства не желают работать с нестабильными подростками. Каждое издательство, в которое я приносил свои рукописи отказывало мне. Редактора окидывали снисходительным взглядом, и говорили, что редакция загружена материалом на год вперед, не прочитав и страницы. Не имея имени, или рекомендаций сложно пробиться, — Гарри пожал плечами, и, спустившись вниз по стенке, сел на холодный пол. — Присоединитесь? Не побрезгуете? Северус молчаливой тенью отделился от стенки и сел возле Гарри, прижимаясь к его теплому плечу. — Тогда Дмитрий предложил издавать работы под его именем — он имел определенные связи. Какая же это была ошибка! Если бы я знал, что это так привяжет мою жизнь к этому человеку, что я больше никогда не смогу быть собой… Но тогда, я был более наивен, и посчитал это отличным решением. Через какое-то время мой первый рассказ напечатали. Вы не поверите, но он произвел фурор! С этого то все и началось. Я был на седьмом небе от счастья — надо же, меня признали в литературном мире! А ведь я только окончил школу и впереди было столько возможностей, — Гарри как-то болезненно улыбнулся, его голос дрогнул, и он обхватил руками согнутые колени. — Я планировал поступать в вуз, чтобы отточить свои навыки среди таких же дышащих литературой единомышленников. И, возможно, если бы Людмила не умерла к моменту моего совершеннолетия, все сложилось бы по-другому… Гарри надолго замолчал, видимо находясь глубоко в своих воспоминаниях и Северус не спешил его торопить. Он видел, как трепетно раскрывается перед ним душа парня, как вскрываются глубокие гнойники, которые не принято выставлять напоказ. Откровенно и интимно — близость, которой невозможно добиться даже во время секса. — После смерти Людмилы все изменилось — теперь я должен был писать по графику, выполняя поставленный Дмитрием план, ведь рукописи стали приносить прибыль. Личного времени у меня просто не осталось, да и нужно ли оно было, если общаться с друзьями я не мог — Дмитрий строжайше запретил любые встречи, объясняя все тем, что праздные шатания и пустой треп отвлекали меня от работы. А без упорного труда невозможно добиться совершенства. Со временем я понял, что он просто изолировал меня от общества, чтобы мне не к кому было обратиться за помощью или даже за советом — внимание Дмитрия ко мне приобрело далеко не платонический характер, — Гарри вновь замолчал и Северус протянул ему еще одну сигарету. Заполняя легкие дымом, Снейп едва сдерживал внутри клокочущую ярость. Впервые в жизни ему хотелось убивать. — Вы до сих пор не спросили, почему я не сбежал, — алеющий кончик сигареты то практически полностью исчезал в темноте тамбура, то неожиданно загорался молчаливым упреком. — Это очевидно, — голос Северуса звучал хрипло и глухо из-за продолжительного молчания. — Страх и стыд — мои вечные компаньоны. Да и я никого не виню, кроме себя — Дмитрий делает то, что считает нужным, что считает правильным. Он не жестокий человек, просто его правда отличается от моей. — Это Стокгольмский синдром, Гарри, — Северус хотел еще много чего добавить, но сдержался — его эмоции были бы сейчас неуместны. — Возможно. Но что уж гадать — человек привыкает ко всему. Я умею с этим жить. За старым пыльным окном проносились мрачные безымянные города, в которых жили маленькие люди; мелькали дырявые крыши заброшенных зданий, осыпались штукатуркой давно позабытые вокзалы. И тихий стук колес уравнивал все, стирал границы между прошлым и настоящим, давал возможность отпустить себя, стать наконец-то свободным. Гарри долго молчал, положив голову на плечо Северуса, и мужчина уж было подумал, что тот провалился в мятежный сон, укачанный равномерным движением поезда, но Гарри вновь заговорил: — Как странно мы встретились. Как странно и не вовремя. Хотя, бывают ли встречи случайными? Вы верите в судьбу, Северус? — Нет, я верю в человека и его выбор. Мы сами создаем свою судьбу. — А я вот верю, — Гарри удобнее умостился на плече мужчины, обволакивая его запахом горького шоколада и апельсиновой цедры. — Верю, что встретил Вас не случайно. Вы единственный, кому я рассказал свою историю. Наверное, я бы не смог открыться перед кем-то другим, но Вы внушаете чувство безопасности. Я знаю, что Вы не совершите зла, что Вам можно верить… Северус молчал. Сигареты давно кончились, превратившись в густой табачный дым, пеленой висящий между ними. Близился рассвет — он уже щекотал своими бледными лучами край горизонта и выбеливал верхушки деревьев. Ночное волшебство, зародившееся между мужчинами понемногу блекло и испарялось, оставляя после себя лишь привкус горечи на губах. Скоро будет его станция и пересадка на другой поезд. В запасе оставалось меньше часа, и Северус с тоской думал о том, что эта внезапная встреча должна скоро закончиться. Что не будет больше таких искренних разговоров, что вскоре он уже не увидит веселое сияние невероятных зеленых глаз. — Давайте сбежим, — сам не веря, что говорит это, прошептал Северус, утыкаясь в лохматую макушку парня. — Прямо сейчас. Следующая станция. Пойдемте со мной! — Вы сами знаете, что это невозможно, — очень тихо ответил Гарри. — Но как же я хотел бы согласиться, — он поднял голову, встречаясь умоляющим взглядом с мужчиной и, едва прикоснувшись к его щеке губами, встал. — Спасибо, что Вы были. Я не умею прощаться. Во взгляде, брошенном куда-то поверх его головы Северус увидел непролитые слезы и бесконечную, безмерную тоску. Гарри вышел, а Снейп еще долго не мог заставить себя встать и вернуться в купе. Надо же было вот так спонтанно влюбиться, без права на взаимность, без возможности когда-то быть вместе. У жизни было дерьмовое чувство юмора, такое же, как и у самого Северуса. В купе Гарри не оказалась — на кушетке, высоко вздымая грудную клетку, раскатисто храпел Дмитрий. Подхватив свой чемодан и накинув пальто, Северус вышел в морозное, хрустящее снегом утро. Позади него остался насмешливо дышать жаром поезд, выплевывая в грязное небо ядовитые дымные круги. Задумчиво вглядываясь в бесконечный ряд вагонов, Северус впервые в жизни не знал, что делать. Его врожденная рациональность и способность критично мыслить вмиг куда-то испарились, а голова стала пустой и гулкой. — Я не умею прощаться. Снейп резко развернулся, чтобы увидеть перед собой такие знакомые, тонкие черты и сияющие зеленью глаза. — Поэтому прощаться не буду. Однажды, один очень умный человек сказал, что мы сами создаем свою судьбу. И я свой выбор сделал. Чемодан выпал из рук, и Северус подхватил парня, отрывая его от земли и крепко прижимая к себе. Теплота переполнила его сердце и из груди вырвался искренний звонкий смех. Впереди была целая жизнь, наполненная счастьем. Счастьем с зелеными глазами.