За океаном

      Мужчина перескакивает упавшее дерево с удивительной лёгкостью, скользит по влажной почве и чуть не падает на повороте. Стрела с золотым пером проносится мимо его щеки, ранит её, заставляя щипать и кровоточить.       Мужчина скалится. Его преследует несколько человек, а у него есть лишь мелкий нож и поломанная рукоять любимого топора, которого он ласково называл Аресом.       А теперь его гонят, словно дрянное животное, а он петляет меж высокими деревьями и пытается оторваться он погони. Он мужчина-кентавр, у него должно быть преимущество!       В плечо вонзается что-то острое, и это заставляет его вскрикнуть. Он чувствует тёплую кровь, сеткой растекающуюся по спине, думает, что нужно бежать ещё быстрее-       Но спине резко становится тяжело, у шеи блестит холодный металл железного клинка, и кто-то тяжело дышит в его ухо. Мгновение, и кентавр падает замертво — кровь льётся из его шеи, словно вино.       Ники смазывает пятно тёмной крови на своей щеке и с каким-то сочувствием смотрит на содрогающегося кентавра. Глазные яблоки закатываются, и вот он — мёртвый гибрид, которого она собственноручно убила без зазрения совести.       Кто-то бы точно отвинтил ей руки за это. Будь то Томми или Дрим, всё возможно.       В принципе, Ники их поймёт. Её железные доспехи с ветвящимися узорами сверкают в свете полуденного солнца, переливаются фиолетовым сиянием.       Зачарование, оказывается, было настоящей редкостью в этой стране. Удивительно, что им всем выдали такую броню.       Справа подбегает бурая лошадь. Девушка с шрамом поперёк глаза чуть прищуривает один глаз.       — … быстро, — после недолгой паузы говорит она и спрыгивает. — Как ты запрыгнула на него на ходу?       — Опыт, — жмёт плечами Ники, не поворачивая голову.       Девушка, чьё имя она не запомнила, вздыхает. Такие же доспехи, как у Ники, светятся чуть ярче. Да и меч на поясе тоже — должно быть, потратили много лазурита.       Сзади подходят ещё три лошади. Три девушки разных возрастов придирчиво оглядывают Ники, мажут взглядами по её растрёпанным розовым волосам, а потом с цоканьем отворачиваются.       — Это всё конечно хорошо, все дела, — одна из девушек закатывает глаза, — но как мы его дотащим? Надо было его связать, довести до базы, и там уж убивать. Не очень дальновидно.       Ники хмурится, поворачивается к говорящей. Девушка, нет, женщина, смотрит на неё сверху вниз, как бы показывая своё абсолютное превосходство. Шрам около её губы не казался эстетичным — он придавал какую-то грозность, ярость и старость. Лёгкая седина виднеется в пучке тёмно-серых волос, и Ники кажется, что в прошлом она была в какой-нибудь военной полиции.       А ещё она её явно недолюбливает. Как, впрочем, и все остальные. Если с девушкой с шрамом через глаз была хоть какая-то солидарность, то с остальными у них были какие-то нейтрально-негативные отношения.       — Она будет работать с вами в отряде, — Лара чуть хлопнула её по плечу, довольно улыбаясь. Ники оглядела девять женщин, сидящих в каких-то белых футболках на своих кроватях. — Ники Никачу. Позаботьтесь о ней.       Потом Лара ушла. Женщины представились, но у Ники настолько сильно болела голова, что она толком ничего не понимала. Скромно улыбнувшись, она завалилась в уделённую ей кровать.       Теперь у неё опять начинается мигрень, и всё из-за командира её отряда. Она молчит, а потом вновь поворачивается к убитому кентавру.       — Свяжем ему копыта и… как-нибудь довеезем на двух лошадях, — Ники оглядывает дорогу, по которой бежала минуту назад. — Повозка не проедет.       — Спасибо, мисс очевидность, — другая девушка язвит. Мигрень начинает усиливаться из-за накатывающего раздражения, и Ники сильно сжимает рукоять железного меча, а он чуть ли не выскальзывает из ладоней, потому что они мокрые после длительной погони.       Странные у них отношения в отряде. Это не было презрение к Ники, нет, — они просто скалились друг на друга, грызлись и язвили друг другу, будто они все враги. Всё, что их объединяло, — общее дело и взаимная неприязнь.       Слышится глухой топот копыт. Подбегает отряд полиции, вызванный в качестве подмоги. Как раз вовремя — труп лежит перед ними.       Полицейские удивляются. Кентавры славятся буйным нравом и яростным сопротивлением — иногда целая группа в пять-шесть человек не могла унять этих существ.       Помогала лишь смерть.       А перед ними валяется мастер пропаганды — Крис Энгельс, пожалуй, самого известного гибрида в простом народе. Главный пропагандист и писатель, которому приходилось всё делать чужими руками.       Его идеи о мире и равенстве людей и гибридов освоились в обществе. Правительству это не понравилось.       И его жизнь обрубила юная девушка с розовыми волосами, измазанная в его гнилой крови. Какая бесчестная смерть.       Остальных его соратников уже допрашивают. Оставалось лишь доставить лидера. Ну, его убийство никто не порицал.       Ники вытирает щёку платком, данным каким-то полицейским. Волосы слипаются из-за пота на висках, крови и воды. Она устало выдыхает и вручает платок обратно, отходя куда-то к своей лошади. Ники лениво волочит меч за собой, он оставляет тонкую полоску в этой хлюпкой грязи. Придётся его почистить.       С незеритовым Ники так бы никогда не сделала. Со своим тонким мечом, который она ковала несколько дней практически самостоятельно, она обращается бережно. Эта железная булавка даже рядом не стоит с таким красивым клинком, как у неё.       А сейчас его изъяли. Скорее всего, переплавили и теперь исследуют металл.       Ники рассказала им немного. Она сказала о том, что незерит залегает очень-очень глубоко в земле, под лавой. Частично это было правдой. По сути незерит залегал глубоко в породе, иногда под лавовыми озёрами. Никто не спрашивал, в каких именно породах добывается незерит.       Ники рассказала им о своей неприязни к нынешнему положению гибридов. Рассказала, что она искренне пыталась помочь восстанию своими силами.       Смешно. Они понятия не имели, что это будет постепенно перерастать в восстание. Оборачиваясь назад, Ники думает, что это было чертовски очевидно.       Корпс не просто помогал гибридам уйти. Нет, он даже задерживал некоторых, потому что ему нужно было разнюхать информацию о противнике. Он, наверное, изначально понимал, что договор Дрима и императора не имеет смысла.       Ники злится. Почему-то злится. Наверное, ей до смерти обидно, что она оказалась такой наивной.       Зачем она вообще сюда поплыла? Чтобы, как сейчас, рубить гибридов? Такая себе перспектива.       По сути Ники никогда не была воином. Она просто девушка, заинтересовавшаяся когда-то революционными идеями Уилбура. И куда её это привело? Уилбур мёртв, Л’Манбург возглавляет семнадцатилетний мальчик, который едва справляется с нагрузкой, постоянные мигрени и походы к Понку стали верными спутниками жизни. Ники уже не отрицает, что у неё появляется привыкание к зельям регенерации, потому что зачем отрицать очевидное?       О зельях она не рассказывала. Им о них и так известно от ведьм, она сказала, что так же покупала ингредиенты у них.       Теперь ей мирится с головной болью. Комкать плотные, пропахшие каким-то порошком простыни и пытаться расслабиться, не провоцируя мигрень. Если она будет сжимать зубы, то боль станет сильнее.       Ники чуть не падает с лошади. Она не помнит, как забралась на неё и как они отъехали от места убийства. Они бредут по какой-то дороге, недалеко от которой расположена мелкая деревня. Как объяснили Ники, это была окраина Карримской губернии, а всё, что было дальше столицы… было в относительном упадке.       «За исключением О’Барша», — проносятся чьи-то слова в голове, — «Там красиво».       Ники бы хотела там побывать. В другой жизни. Не сейчас, когда мигрень разрывает её на куски и грозится заставить её упасть в обморок.       — Мисс, с вами всё хорошо? — кто-то говорит с ней. Её глаза резко поворачиваются куда-то вбок.       Полицейский на коне. Тот самый, который подал ей платок. Она не знает, просто думает, что это так.       Он молодой, ему на вид лет девятнадцать-двадцать. Он смотрит на неё с беспокойством, искренним беспокойством, чуть с коня не сваливается, чтобы получше разглядеть её лицо. Да, сейчас она выглядит помято.       — Да, — сухое утверждение вырывается из её рта. Она улыбается уголками губ и буквально чувствует, как мозг норовит покинуть её череп, — просто голова разболелась.       Полицейский хмурится, а Ники вновь смотрит на дорогу, как бы прекращая разговор. Но парень даже подводит своего коня поближе, чтобы быть рядом. Женщина из её отряда чуть хмурится, сжимает губы и тут же отворачивается, когда Ники ловит её взгляд.       Ей бы сейчас полежать и выпить зелья. Постельный режим и несколько дней отдыха в тёмной комнате, всё как обычно.       Только отдыхать ей никто не даст. Ей надо втереться в доверие, что-то выведать, разузнать, а потом, в подходящий момент, предать.       Она никого не знает. Ни заботливого парня-полицейского, ни женщин из своего отряда, ни Лару. Они ничего не стоят для неё. Она убьёт их, если того потребует ситуация.       Но разве она убийца?       Ники застывает. Её тело напрягается, спина покрывается мурашками.       Почему она стала думать так… странно? Будто здесь действует одно правило — убей или будь убитым.       Частично это так. Но почему Ники сразу думает об этом? Об убийстве людей?       Что может сделать этот парень? Вероятно, поймать и задушить гибрида. Это ужасно. А если гибрид кого-то поймал и задушил? Гибридов и людей нельзя судить по-разному, но и под одну гребёнку не стоит сгребать — в конце концов, в мире существуют лишь обычные живые создания со своим характером. И от происхождения это мало зависит.       Но зависит же. Гарпий с самого рождения воспитывают так, чтобы они отдавали жизнь за своих сородичей. Фавны же учат детей ценить себя и своё окружение, а также дорожить своим телом. Ники с самого детства учили, что люди и гибриды — просто разные расы.       Если бы они были разными видами, тогда бы у гарпии Филзы не мог бы родиться обычный человек, так ведь?       Уилбур же был человеком, да? У него же не было крыльев за спиной, которые он тщательно скрывал, так ведь? Честно, Ники не до конца уверена в этом.       Похоже, от мигрени в её голову начинают лезть странные, нелогичные мысли. Как у Уилбура могут быть крылья? Они бы не поместились за пальто. Даже если бы их отрезали, у него бы выросли перья на скулах, как у Томми, верно?       Ники мотает головой. В голову лезет всякий бред, и это начинает чертовски раздражать. Головная боль усиливается, и рука Ники инстинктивно тянется к поясу — месту, где обычно висела её сумка с зельями. Какая досада, что её там нет.       Полицейский внимательно следит за движением её руки. Он смотрит на то, как морщится лицо Ники, на то, как она кладёт руку обратно на поводья. Солнце немного печёт голову, но парень привык — не первый день тут живёт. Солнцепёк и жара господствуют в этой стране круглый год — Карриму ещё повезло, что рядом находится море. Там чуть прохладнее, приятный ветер освежает.       — Надо доставить труп в Главное управление, — говорит кто-то спереди. Ники и полицейский резко приподнимают головы, вслушиваются.       Это говорят командиры двух отрядов. Та седая женщина и какой-то мелкий мужчины, сгорбившийся, весь зажатый. Ники бы подумала, что это обычный старик, но никак не глава отряда.       — Нам нужно доставить его в Каррим, — куда более агрессивно рычит женщина, наклоняясь к командиру. — Это приказ начальника Карримской полиции — им нужно увидеть… труп.       Командирша косится на Ники, и её это выводит из себя. Она смотрит так недовольно, хотя никто даже не смог приблизиться к этому Крису, а Никачу смогла. Пусть подавятся своим высокомерием, потому что Ники сильнее них.       А ещё Ники опять пугают её собственные мысли.       Такого никогда не было. Она никому не желала смерти раньше. У неё сердце разрывалось только от одной мысли, что кто-то может умереть. А теперь она сама не против вспороть кому-то глотку. Чертовски иронично.       Глава полицейского отряда хмурится, на его виске выступает пот. Ему не очень хочется спорить с этой яростной женщиной, потому что она скорее накричит и обматерит его, чем будет слушать. Придётся молча согласиться.       — … Обсудите это с Главным управлением, — наконец-то выдыхает полицейский и отворачивается, — и выскажите всё это им.       Командир отряда скалит зубы и с фырканьем отворачивается, отводя лошадь подальше. Ники переводит взгляд на повозку, на которую ранее она внимание не обращала. Её везут две полицейских лошади, а её поверхность укрыта плотным белым покрывалом. Очертания того, что лежит под этим, мутные, но Ники прекрасно понимает, кто это.       На самом деле, достаточно очевидно, что в повозке находится труп. Её сопровождает патруль из полицейских и ведьмаков, а значит, что там далеко не обычный груз. Но людей на дороге нет, смотреть косо некому, так что всё в порядке.       Ники бросает взгляд куда-то влево. Сама она шла по правой стороне дороги, ближе к бескрайним полям и большой деревне, расположенной где-то за холмом. Её не видно из-за высокой желтоватой травы, но она там есть, Ники знает.       С левой стороны стоит лес, самый обыкновенный — с дубами, берёзами, липами, клёнами. Высокие кустарники позволяют укрываться там диким мелким зверям.       Ники приглядывается, будто надеясь увидеть какого-нибудь зверька. Зайца, белку, мышь, кого угодно.       Точно не Карла Джейкобса со сверкающими глазами и направленной на неё стрелой. Он укрыт тёмно-зелёным плащом, карие глаза сверкают в кривых ветках чего-то похожего на жимолость, а стрела указывает на шею — то ли её, то ли полицейскую.       На мгновение Ники замирает, её зрачки сужаются. Липкие руки сжимают поводья, но не тянут их, чтобы лошадь не остановилась. Ники чуть приоткрывает рот, издаёт лёгкое «а».       Карл смотрит на неё, но он не удивлён. Он не стреляет, хотя они идут дальше, и он может упустить свой шанс.       Ники задерживает дыхание, когда рядом она замечает другого человека. Она не понимает, кто это, но его лицо смутно ей знакомо. Непонятное тёмно-коричневое полотно покоится на его спине, и Ники предполагает, что это крылья. Она прямо-таки видит ярость в этих сверкающих янтарных глазах, блеск кремниевого наконечника, тоже направленного на неё. Он хочет стрелять, правда хочет, но она цель Карла. Она не знает, что у них происходит в голове, но они не стреляют. И она тем более не собирается их выдавать.       Гораздо страшнее то, что они её увидели. В гларковских доспехах, рядом с солдатами, везущими мёртвого гибрида, помогавшего другим.       Напряжение возрастает, атмосфера накаляется. Взгляд Карла встречается с её, и Ники хочет что-то сказать, оправдаться, но изо рта не вырывается ни звука.       Это страшно. Её лёгкие сводит, она боится выдохнуть. Панически боится.       Когда они, наконец, проезжают этих двоих, то Ники легче не становится. Она выдыхает нервно, быстро, а по спине бегают мурашки из-за двух пронзительных взглядов, которые ощущаются даже со слоем брони.       Ники съёживается, горбится, словно креветка. Ей почему-то страшно. Мышцы сводит, конечности немеют, а мигрень значительно усиливается. У Никачу ощущение, что она сейчас свалится в обморок, потому что ей даже думать больно.       Полицейский, теперь идущий чуть впереди, хмурится, косясь на неё, а потом поворачивается к лесу лицом. Но там он ничего не видит. Лес да и только.       Он хмыкает. Как сказала эта девушка, у неё разболелась голова. Возможно, это действительно так.       Ники вновь проваливается в небытие. За это время командиры успевает несколько раз поругаться, остальная часть ведьмаков присоединилась к их патрулю, женщина, командующая ими, накричала на Главное управление губернского города, а потом потребовала увезти труп кентавра в столицу.       — Эй, Ники, всё нормально?       Ники поворачивает голову, чуть наклоняя её набок. На её усталое лицо смотрит такая же измотанная девушка. Да, та самая, с шрамом поперёк глаза, грязными светлыми волосами и горбатым носом. Они обе стоят в тёмном коридоре Главного управления, пока за дверью «мило» беседуют их командир и глава Главного управления. Остальные члены отряда ведьмаков разбрелись кто куда. Кто-то курит в окно, кто-то рассматривает стенд с информацией, а кто-то спит, сидя на лавочке.       Они с этой девушкой стоят прямо напротив двери. Она пялится на Ники без интереса, просто потому, что может. Ники пялится на неё в ответ, глядит на неё из-под нависших век и мысленно улыбается, потому что мигрень слабеет.       — Да, — опять сухое утверждение.       Блондинка хмыкает и поворачивается к двери.       — Ты не слышала? Каролина сказала, что у нас не будет выходного, как командир обещала, — вздыхает девушка, и Ники хмурится. Они каждый день выезжают куда-то, чтобы отловить несколько особо опасных гибридов. Крис был одним из таких, и они ловили подобных в течение недели. Это… утомляет.       — И куда же нам идти завтра?       — На Карримскую арену, — она усмехается. — Казни, скорее всего, будут чрезвычайно интересными.       Что?       Ники резко замирает. Меч, стоящий около неё, с лязгом падает на пол, хотя она даже не коснулась его. На лязг оборачиваются некоторые из ведьмаков.       — При… причём здесь казни? — голос Ники дрогнул, её карие глаза широко раскрываются в глубоком шоке.       Блондинка выглядит озадаченной. Она сдвигает брови к переносице, наклоняет голову набок и действительно удивляется такой реакции Никачу.       — Ну… как причём, — блондинка чешет затылок. — Мы будем присутствовать на казнях, чтобы удерживать буйных гибридов и предотвратить возможное нападение оставшихся «диких» группировок.       «Дикие» группировки — группы гибридов, пытающиеся спасти своих соратников. Каньон был такой же группой гибридов, наверное, одной из самых активных. Так разъяснили Ники.       — И наше присутствие там, конечно же, обязательно, — девушка, курящая у окна, закатывает глаза. — Почему этим не могут заняться обычные охранники?       — Потому что ходят слухи, что «диких» начал кто-то снабжать, — говорит кто-то сбоку. — Новое оружие, какие-то странные стрелы… по крайней мере, так госпожа Лара говорит. Поэтому нас и вызывают.       — О ужас, гибридов снабжают! — восклицает ещё кто-то. Ники вздрагивает. — Да какая разница? Это просто гибриды.       — Мы за этими простыми гибридами бегаем несколько недель без перерыва, — фыркает блондинка, поправив грязную прядь. — Вспомни того фавна, которого мы ловили в среду. Как он нас всех уложил? Только благодаря Ники мы его поймали.       Молчание. Сердце Никачу пропускает удар.       Все взгляды обращаются на неё. Презрительные и пронзающие. Ники тошно от них — она почти готова наброситься на девушку за это высказывание.       Мигрень усиливается.       — Ну конечно, — одна из девушек растягивает последнее слово, откидываясь, — Ники Никачу — сильнейшая из нас. Девушка, поймавшая кентавра и фавна, одних из самых опасных гибридов.       Ники тошнит. Голова болит.       — Хватит, — Ники устало прикрывает глаза, — серьёзно, хватит.       Кто-то усмехается.       — Реально, девочки, заебали бедную, — раздаётся откуда-то сбоку, но Ники не понимает, от кого. — Отстаньте от неё.       В горле стоит ком, голова начинает пульсировать. Боль паутиной расползается по лбу, идёт куда-то в затылок, и Ники опять пытается абстрагироваться от реальности, но ей просто не дают этого.       К ней подходит девушка, одна из самых язвительных. Она выше Ники, её шея исчерчена тонкими шрамами. На ней же взбухают сосуды, выдавая её злобу.       — Ты раздражаешь, — сплёвывает ведьмачка. — Раздражаешь, потому что выёбываешься своими способностями. Посмотрите, я могу сбить кентавра с ног! Вау, какая молодец, Ники!       Ники напрягается. На лице выступают желваки, Ники прищуривается к чужому лицу и сжимает кулаки. Она? Выёбывается? Да эта женщина шутит.       — Я делаю свою работу, — цедит Никачу. Её всю трясёт от злости, потому что она совершенно не хочет убивать, но ей надо. Ей надо, ей нужно, а они ещё обвиняют её в том, что она выёбывается.       — Ага, поэтому бежишь впереди планеты всей, чтобы только Лара тебя похвалила, — женщина нависает над Ники, надменно задирает подбородок, будто показывая своё превосходство.       А вот это действительно лишнее.       — Причём здесь вообще Лара? — Ники действительно не понимает. За всё время они с ней толком не общались — она только представила Ники остальным, обменивались парочкой слов, когда пересекались, и всё.       Больше ничего такого. Лара никак не выделяла Ники среди остальных девушек. Похоже, эти остальные девушки так не считали.       Блондинка со шрамом чуть хмурится и отодвигается. Ей не хочется встревать — сама может получить. Эта девушка, Сандра, отличалась бурным нравом и неумением контролировать себя. Она могла легко врезать кому угодно, хотя, возможно, Лару она побаивалась. Всё-таки начальник полиции, да и манера её речи чертовски смущала и сбивала с толку.       Ники об этом ничего не знает. А сейчас Сандра нависает над ней, словно хищная птица над мелким кроликом, и ей немного страшно за Никачу.       Хотя у Ники вид не лучше. Ощущение, что она сейчас вгрызётся Сандре в глотку.       — Я терпеть не могу верных псинок, гонящихся за признанием, — выплёвывает женщина, презрительно морщась. Она тычет указательным пальцем в покрытую железом грудь Ники, — а ты как раз такая.       — И за чьим признанием я гонюсь? — усмехается Ники. — За признанием Лары?       — Ну конечно, за чьим же ещё, — женщина в открытую смеётся в лицо Ники, скалит зубы в победной ухмылке. — Иначе зачем тебе так прыгать на гибридов и убивать их всех?       Ники мрачнеет, чуть хмурится.       — Почему ты так думаешь?       — Что?       — Почему ты думаешь, что я убиваю ради признания Лары?       Напряжённое молчание. Женщина буравит её взглядом, закусывает губу и стучит носком сапог по полу, обдумывая что-то. А потом она резко горбится и наклоняется так, чтобы быть на уровне с Ники. Её тёмные чёрные глаза буравят карие напротив, в которых выражается целое ничего. Но чёрные глаза бешеные, непредсказуемые.       — Ты же работала с гибридами, — шепчет женщина, и Никачу резко вздрагивает и выпрямляется, — зачем тебе их губить для удовольствия?       Она знает?       Ники начинает дышать чуть быстрее. Так вот почему к ней относятся так… презрительно.       Они знают.       Её взгляд мажет по блондинке, но та отворачивается, её грязные локоны скользят по деревянной стене. Голова поворачивается направо, а в ответ её встречают сомнительные взгляды. Ни одного удивлённого.       Они просто знали, что Ники работала с гибридами. Помогала им. И за это её ненавидят.       — Ты опасна, — констатирует женщина, — но ты здесь — в ёбанном элитном отряде. Ты даже, блять, не проходила никакие испытания, потому что разница между захватом Каньона и твоим приходом составляет один-два дня. Ты бы ничего не успела сделать за это время. И тебя, опасного преступника, поставили в элитный отряд ведьмаков.       Ники отходит поближе к информационной доске, пока женщина опасно надвигается на неё. Кажется, что её железные доспехи сияют пуще прежнего. Меч на поясе напрягает Никачу гораздо больше.       Она нависает.       — Сандра, хватит, — берёт слово блондинка, поворачивая голову. — Отстань от неё.       Сандра (Ники вспомнила её имя) резко разворачивается всем телом, топнув сверкающим сапогом.       — Ой, да ладно тебе, Анечка, — язвит Сандра, чуть ли не на полусогнутых подходя к блондинке. Та сжимает своё плечо. — Конечно. Ты же тоже помогала гибридам, вот её и защищаешь.       Вау. В глазах Ники загорается подобие надежды.       Не одна она такая! Некоторые гларковцы тоже несогласны с такой политикой относительно гибридов! Не все гларковцы жестокие тираны, жаждущие смерти гибридов, нет!       Кто-то тоже против такого отношения. Ники даже улыбнуться хочется, но нельзя. Сандра вновь поворачивается к ней.       — Её затаскали похлеще нас, она чуть не умерла под завалом на тренировке ради этого места, — так называемая Аня съёживается, а Санадра продолжает наступление на Ники, — а тебе досталось всё легко. Это так бесит, не представляешь.       Ники опять мрачнеет и молча слушает. Пусть она выслушает весь монолог Сандры, а потом постоит поодаль, оставаясь один на один с мигренью. Она, кстати, угрожает взорвать голову Ники, да так, что мозги разлетятся по всему коридору Главного управления.       Сандра закрывает собой пробивающееся в узкое окошко солнце. Она заменяет его сияющей бронёй, мечом и чёрными, как ночь, глазами. Она точно хочет ударить Ники, но сдерживает себя.       — И сейчас ты убиваешь гибридов, хах, — женщина улыбается. — Как лицемерно.       В горле встаёт ком. Она, блять, знает. Знает, что это лицемерно, она это прекрасно понимает. Зачем лишний раз говорить об этом? Неужели нельзя заткнуться?       Ники тяжело дышит. Мигрень мешает ей трезво оценивать ситуацию.       Она продолжает держать в себе то, что ей хочется высказать. Сдерживает негатив.       — Ох, пади не очень-то и была предана этим тварям, — Сандра широко зевает. — Заплатили, да? Ну а что, были такие, которые работали на гибридов за деньги, таких даже много.       Никачу молчит, прикрывает глаза.       — Хватит молоть ерунду, пожалуйста, — Ники поднимает голову и совершенно спокойно смотрит на лицо Сандры. — Никто мне не платил. Я сама решила им помогать, потом пожалела. Отстань от меня со своими заморочками, я просто хочу отдохнуть.       Ники удаляется. Хватает свой клинок и скрывается за какой-то дверью, ведущей на лестничную площадку. Там прохладные стены и полы, можно хоть к чему голову приложить.       Ведьмаки молчат. Просто молчат.       — Честно говоря, я думала, что она тебе въебёт, — лаконично заявляет женщина, стряхивая пепел на цветы снизу.