Имя

      — Так странно, что они тут живут, — Осаму, усмехнувшись, бросил птицам на воду горсть семян. Казалось бы, возле птиц должен столпиться народ, но в тихой части порта на лебедей мало кто обращал внимание.       — Я читал в статье одной, что они тут несколько лет живут. Все уже привыкли, — Ацуши, посмеиваясь, положил руки Дазаю на плечи неожиданно — тот едва не вздрогнул. Задумчиво бросив на воду ещё корма (никак не удавалось кинуть еды самому затюканному лебедю, которого отталкивали более торопливые сородичи), Дазай опёрся спиной на чужую грудь.       — Я как-то их не замечал, — птица, которую Осаму принял за самую жизнью обиженную и слабую, широко развела крылья и всех вокруг себя обрызгала, чтобы с достоинством украсть весь корм из-под носа сородичей. В наблюдении за птицами было что-то успокаивающее и забавное. Возможно, влиял их грациозный вид и белый цвет? Пятеро лебедей обиженно отплыли вдаль, а три остались, но у Осаму вскоре кончился корм.       Он до последнего смотрел в холодные птичьи глаза, успокоенный заворожённый, а когда отвернулся, случайно наступил Ацуши на ногу, спровоцировав болезненное шипение.       — Неужели так больно? — Дазай фыркнул, думая, что всё, относительно, было неплохо. Пока что. Накаджима только глядел на него слишком пристально. Или слишком часто — улыбался зато. А что может быть лучше чужой улыбки и даже улыбки хорошего человека?       Сердце, твердей обратно. Или рассыпься. В каком там оно было состоянии? В любом случае, Ацуши снова положил руки ему на плечи, словно собрался с Дазаем танцевать, перебрал пальцами ткань чужого воротника и отпустил. Он был воодушевлён едва ли не больше именинника.       Безумие форменное — вот он кто, Накаджима Ацуши.       — Тебе идут свитера. Особенно бежевые, — Ацуши снова улыбнулся, заставив Осаму тоже расцвести в улыбке. Не то что бы искренней, просто она казалось наиболее подходящей реакцией, чтобы Ацуши не расстраивался. Воспитатель заслужил эмоционально отдохнуть.       — Выгляжу как пай-мальчик, —Дазай протянул это со скукой, жалуясь. Неизвестно, какой маршрут у Ацуши дальше по плану, но вряд ли испытание «весельем» будет трудным. Осаму справится, сможет. В этот день не будет ничего хуже, чем испортить Накаджиме настроение.       Непрочитанными остались сообщения от босса и подчинённых — странно, что первый снизошёл до поздравления. Чуя, наверное, устроит какой-нибудь ужасный в исполнении розыгрыш. А может, и нет.       — Не знаю, что именно тебе подарить, — признался Ацуши вдруг, только фыркнув на слова мальчишки о свитере. Где-то в душе оборотня грызла печаль — всё так разодранно, неправильно, словно Ацуши не умеет радовать. А он и не умеет, только пытается. Ему ещё и невдомёк, чего хочет Осаму от праздника и что мальчишке понравится. В ребре закололо от ужасной паники и взгляда Осаму, совершенно безразличного.       Появилось желание до дрожи укусить себя за палец, когда Дазай покачал головой с улыбкой. «Я не знаю, я не хочу, веди меня».       — Ничего мне дарить не нужно. Давай проведём день в веселье, раз уж выходной, — не помогло в решении совсем. Дазай всё улыбался, лебеди уплыли, и Ацуши так и стоял посреди порта, не зная, куда вести Дазая дальше. Стоит ли вообще его куда-то вести. Осаму же не видит смысла в веселье, ему не весело — сам говорил.       «Я худший в мире для того, чтобы кому-то помогать», — наверное, пятнадцатилетний Ацуши в такой ситуации был бы на грани от слёз. Все варианты, что были в голове, отметались — в кафе Осаму будет слишком скучно, катамараны его вряд ли обрадуют, еда тоже…       — Пойдём в парк аттракционов?.. — вздохнул воспитатель, взяв Осаму за руку, а ведь парень не любит, когда его хватают просто так… Но, в любом случае, за руку уже взял, уже повёл, стараясь не думать о том, как грубо влез к Дазаю в личное пространство. Парк аттракционов, блеск просто.       — Тогда будет интересно посмотреть, на каком именно аттракционе тебе станет страшно. Сомневаюсь, что ты часто на них разъезжал, — Дазай съехидничал; Ацуши чувствовал тепло его тела рядом, от этого слегка успокаиваясь. Наверное, он импульсивно взял чужую руку, чтобы не винить себя настолько за неоригинальность. Как можно было понять, его план устроить Дазаю лучший день рождения на свете пошатнулся.       — Как будто ты по аттракционам ходок, — знай Ацуши, что происходит внутри головы Осаму прямо сейчас, сильно бы удивился. Как хорошо, что он не знал и мог полноправно себя гнобить.       — Ну нет, и что? — в голосе сбоку прозвучало неприкрытое веселье. — Уверен, что я профессионал в действиях на любом аттракционе. А если что, у нас на двоих целых четыреста костей, как-нибудь справимся, — пока Осаму болтал, невозможно было не закатить глаза.       «Правильно, продолжай говорить», — тогда мысли Накаджимы становились тише, хоть и не исчезали. Дружелюбный и ехидный голос помогал не проваливаться в осознание собственной бесполезности.       — Как будет прискорбно, если нас во время праздника выследят противники мафии, правительство, полиция или другие подозрительные личности, — Дазай покачал головой. В прикосновениях Ацуши нет ничего страшного, и он мог себя в этом убедить. Всё равно слова няни куда волнительнее действий — максимум за руку возьмёт, как уже сделал, или обнимет (что довольно приятно). А вот слова… Сказать он может что угодно.       Уже сказал сегодня, что Дазай ему дорог, ещё и взаправду так считая, почти заставляя подростка тоже так считать.       «Похоже на мысли королевы драмы», — коротко опустив свои размышления об этом, Дазай устремился вперёд чуть быстрее, оглядываясь.       — Ты в розыске?.. Тогда нам правда стоит найти более уединённое место, — голос Ацуши дрогнул, согревая чёртову глупую душонку. Конечно, то, как Дазай повернулся к нему с улыбкой от уха до уха, повергло его в растерянность.       — Конечно нет. Я бы вообще на улицу не выходил — сложно не запомнить чудака, — не говоря о том, что за мафией подчищают улики. Неуверенное лицо Накаджимы ещё некоторое время радовало глаз, но вскоре тот успокоенно кивнул и потянул Дазая на себя. Ах, ну да, мафиози же шёл вперёд спиной, пока говорил с Ацуши, и чуть в столб не врезался. Надо учить себя не смеяться бесконтрольно, когда совершают такое простое действие.       Как странно. Те, кто Осаму раньше нравился, были другими сплошь. Ацуши заставляет душу скрежетать, а затем становится её частью, но отличается не только этим.       Он улыбается мягко, а в своей правоте у него не всегда есть уверенность, далеко не всегда. Он податлив и добр.       Да, вот оно — раньше те, кто нравился Осаму, не были податливыми и не позволяли себе излишней доброты.       — Хоть я и не знал, что в порту жили лебеди, но карта города точно мне известна. Правда, просто так в парк скучно идти… — болтал Дазай. Отпускал постепенно свои страхи быть каким-то неправильным, одиноко слоняясь по улицам. Когда он не один, когда его сопровождают, всё сразу становится менее странным. Не панацея от всего на свете, просто уменьшенное чувство тревоги за себя.       А Ацуши вряд ли посчитает его более странным, чем всегда. Избежав столкновения со столбом, он повёл старшего не в парк сразу, а по центральной улице с красивыми вывесками.       Уголки губ тянулись вверх. У Ацуши тоже — глупо беспокоиться, когда… Хотя нет, эта мысль тоже вызывает беспокойство. Даже странно так сильно нервничать, но, может, всё потому, что вчера вечером он был слишком спокоен?       — Неоновые вывески постепенно исчезают из Японии, ты знал? И эта улица уже выглядит не так, как на открытках, — сказал Ацуши, подняв взгляд. Он просто вспомнил случайный факт, когда наткнулся на неоновую вывеску. Дазай в ответ посмеялся, чем обратил на себя внимание нескольких людей — наверняка те спешили на работу. Недовольным взглядом смерили двух юношей и пошли дальше… Ацуши закатил глаза.       — О нет, мы нарушили негласный кодекс запрета на эмоции, — снова именинник пошёл спиной вперёд. Он потянулся правой рукой за второй ладонью Ацуши — теперь вёл вперёд и держал двумя руками. Умилительным показалось это вдруг.       И от улыбки Осаму у Ацуши предательски сбилось с ритма сердце. Пугающе. Накаджима зажмурился на секунду (не представляя, как забавно выглядит его лицо), в то же время, как Дазай сжал руки чуть сильнее.       —Интересно, по какой причине люди нравятся другим? По какой сейчас я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне? Мы не проявляли своих исключительных качеств и не знаем об увлечениях друг друга, — вот, что заставило старшего очнуться. Задавая свой серьёзный вопрос, Дазай не ожидал ответа, он только делился своими сомнениями насчёт искренности происходящего со знакомыми смешками. Вёл он их, кажется, в общественный сад, несмотря на то, что даже на дорогу не смотрел. По крайней мере, их маршрут постепенно сворачивал на туристическую тропу.       Слово «нравятся» заставило совсем слегка удивиться.       — Всё совсем не так, Осаму. Ты заметил бомбу, о которой я даже не подозревал, и обезвредил её, не дав нам пострадать. Думаю, одним из лучших твоих качеств считают твою наблюдательность, и ты мне её показал. Ты даже не заметил её, ты о ней узнал до того, как увидел! Это восхищает, — Накаджима кивнул самому себе и хихикнул, тяня руки Осаму влево — тот тут же сдвинулся, чтобы ни с чем не столкнуться. Забавный тандем у них получался.       — Ну а ты? — вопрос с ноткой хитрости. Неужели Ацуши не проявлял никаких качеств? — Не об исключительных качествах, ладно, тут я сглупил, — или не сразу придал тем эпизодам значение. — Но вот твои увлечения и смысл жизни мне всё ещё неизвестны. Забавно.       У Осаму не вышло сдержать хихиканье от вопроса, да и то, лишь из-за «смысла жизни». Интересно, Ацуши так же забавно слышать от воспитанника такое?       — У меня никогда не было чего-то, что можно назвать прямо «увлечением», — Ацуши смутился и потупил глаза впервые за их диалог. Будто Накаджима какой-то неправильный. Так не должно быть. — Я читал книги и хотел посвящать себя работе… Наверное, только она и была моим хобби. И учёба… Наверное, мне нужно постараться найти себе занятие?.. — «чтобы быть более интересным». Осаму небрежно покачал головой.       Наверное, на эту территорию он не должен был залезать, не должен был придавать важность такой бессмыслице.       — Заниматься таким нужно только если хочется, — неправдоподобно сказал обладатель где-то 17-ти бесполезных сейчас и ненавистных навыков. Ацуши облегчённо вздохнул, словно только и ждал разрешения не искать себе хобби.       — Тогда, мне кажется, я могу ответить на вопрос, почему мы друг другу нравимся, — речь, видимо, шла просто об их симпатии. Они стали ближе слишком резко — оттого ли, что делили быт? В любом случае, Ацуши переплёл их пальцы, а для часто неуверенного в вопросе различных отношений Осаму постарался успокоиться. Сказать максимально честно и искренне. — Мы сделали друг другу много приятного и хорошего. Когда к кому-то так относишься, он и начинает нравиться, мне кажется. Конечно, я рад тем моментам, когда ты делаешь для меня что-то значимое, например, обнимаешь. А от моментов, когда я сам для тебя что-то делаю и ты принимаешь мои действия, я просто… — всё же не сумев подобрать сравнение, Ацуши рассмеялся неловко.       Забыл даже, что идут-то они по улице с кучей людей. Люди не имели значения, пока Осаму вёл Ацуши и занимал собой всё пространство, сосредотачивал мозг только на одном человеке.       Дазай тоже пытался скрыть для себя других людей. Может, получится быть понятым хоть для одного — подумал он вдруг. Мысль, как ни странно, не напугала.       — Ты ходил уже на аттракционы когда-нибудь? — спросил Ацуши. Долго они не могли продолжать идти настолько странно — Дазай привлекал лишнее внимание. Они просто стали идти рядом друг с другом, не разъединив одну пару рук... В целом, Осаму был не против того, чтобы они напоминали парочку из любого романтического фильма, держась за руки, пока шли. Так было легче друг друга не потерять. И почувствовать связанность с кем-то. Ацуши связан с миром, Осаму связан с Ацуши. Разве не значит это, что Дазай тоже с миром связан? Что он обычный, полноценный?       — Поездки на поезде казались мне аттракционом, — припомнил он, слегка улыбаясь даже. — Но если говорить об обычных, то я был на какой-то детской американской горке. А мой сопровождающий что, ни разу не катался ни на чём из этого? — посетила Осаму догадка. Ну конечно. Ведь исходя из известной информации, Ацуши старался жить изолированно.       — На самом деле, я был на аттракционах. В студенчестве, — Ацуши неловко посмеялся — зато узнал нечто хрупкое и интересное о воспитаннике. Что тот, в какой-то степени, наивен, и это очень мило. — Самый ужасный день из всех — так я тогда это назвал. Заданий было очень много, а я не справлялся на заочном, к тому же, нервничал — надо же было прийти в аудиторию и сдать экзамен. Всё утро я… — Накаджима неловко осёкся, но продолжил, просто чуть медленнее, — проплакал. А затем просто забил на всё и стал смотреть грустный фильм. Там был эпизод точь в точь, как моя ситуация, но… В общем, последовав совету из фильма, я утёр слёзы, спросил себя: чего никогда в моей жизни не было? И ушёл на весь день на аттракционы. Я помню себя таким счастливым во второй половине дня и под вечер… — заметив, что с лица воспитанника пропала улыбка и осталась лишь задумчивость, Ацуши заговорил быстро, посмеиваясь и стараясь сгладить такое жалкое о себе впечатление, — В общем, был на всех горках парка, так что это ты будешь кричать на аттракционах, Осаму!       — Ты сдал?.. — Дазай снова полуулыбнулся. Пожав плечами, Ацуши снисходительно вздохнул.       — Зачёт зависел от сделанных заданий, а их не было, и я провалился. Но мне дали отсрочку, и потом я всё сдал. В общем, всё хорошо кончилось.       Наверное, эмоционально тогда он чувствовал себя куда хуже, чем в данный период жизни. Хоть и ситуация куда серьёзнее.       Осаму же просто раскладывал в голове факты об Ацуши по полочкам — эмоции, как старший говорит о себе, какую мимику использует, язык тела, сам рассказ… Теперь Накаджима стал для него более живым. Хорошо.       Самое интересное, что Ацуши умел получать удовольствие от жизни, находясь в одиночестве. Хотелось бы и у себя такую способность выработать. Наблюдая за тем, кто это умеет, или просто оставить себе владельца такой чу́дной способности.       — Сходил только один раз? Почему? — нараспев спросил Дазай, но он почти знал, что ответят.       — «Я страшный тигр-оборотень и могу случайно съесть вас, простите за неудобства», — фыркнул Ацуши, скребнув ногтем Осаму по ладони.       — Не дуйся, это просто вопрос.       — Я не дуюсь, — раздался смех Ацуши, лёгкий и слегка печальный. Они неуловимо с Дазаем отличались в своих страхах и переживаниях, и Осаму силился понять, отчего Ацуши-то волнуется. Чувства воспитателя были Осаму недоступны.       Первым делом они пошли на горки. Осаму сжимал руку Ацуши без надобности и задумывался ненароком, как в свитере жарко. Как Ацуши, должно быть, неудобно в очередной рубашке и обтягивающих чёрных брюках. Хотя выглядело, несомненно, привлекательно. Возможно, Ацуши был худоват или мал в целом… У Осаму было ощущение, что даже он со своим лёгким недовесом (до средних значений) по комплекции будет Накаджиму превосходить. Если доживёт до двадцати пяти.       Ветер бил в лицо, адреналин скакал. Ацуши что-то вскрикивал радостно, и Дазай понял с удивлением, что ему тоже это легко даётся. Так просто и так тепло. Как жареные хлебцы с ярмарки, которые они съели после всех аттракционов из серии головокружительных — горки, карусели, рейнджеры.       Осаму потеряет всё это тепло, как теряет всех, если продолжит быть таким неприятным, подначивать Ацуши… Дазаю известно доподлинно, что, хоть на ранних порах знакомства другим и кажется «всё нормально, я справлюсь», в конце концов все ломаются и бросают.       Не хотелось думать, что это его вина, но в закономерности сложно не углядеть один и тот же смысл. Забавно, что Дазай каждый раз думает: «а что, если на этот раз не бросят?»       Наивно. А Накаджима Ацуши словно сокровище. Не покидает чувство собственной значимости, из-за которого Дазай так и не смог за весь день пошутить про суицид или как-то всё обесценить. Ацуши бы явно не оценил. Сложно сказать, маску Осаму надел, или его чувства и убеждения были настоящими.       Хоть Накаджима и предложил пойти в другое место, Осаму решил, что лучше будет остаться в парке, а от празднования с тортом и свечами они решили отказаться.       За ними никто даже не наблюдал. Слишком сладкий день — можно почувствовать, что что-то в нём обязательно испортит всё. Человек, что раскрасил его мир, исчезнет. Осаму не сможет раскрасить его мир так же ярко — любые хорошие и взаимовыгодные отношения накладывают обязательства, которые Дазай едва ли может выполнить.       Даже если почувствует сомнения и нечто отрицательное, лучше не говорить об этом.       Они сидели в укромном уголке парка, спрятавшись за разными палатками. Дазай всё ещё рассеянно улыбался. Ацуши легче других принимал его ложь за правду, но с ним она будто бы принимала черты реальности. В конце концов, ему правда не хотелось бы умереть в этот момент, этот час. Этот день.       Накаджима всё ещё ел мороженое, пока Осаму наблюдал за ним, склонив голову. Перистые облака рыжего неба, так похожие на сахарную вату, подстёгивали желание купить ещё сладостей, которые для Осаму были важны редко. Почти никогда. Ацуши, конечно, давно замечал чужой взгляд, но значения ему не придавал.       Вряд ли такой хороший день повторится, как Дазай уже и говорил. От одного весёлого дня, в который Ацуши помог забыть о сущности Осаму, ничего не изменится. Забытье — сладкий и короткий сон.       — У меня всё-таки есть одно желание на день рождения, — хотел бы сказать Дазай. Или он ничего бы не сказал, а то звучало бы как-то глупо. Потянулся бы вперёд и поцеловал Ацуши, закрыв глаза и наслаждаясь таким простым моментом.       Сделал бы, но не сто́ит.       Ацуши доест мороженое, улыбнётся ему, но в голове Накаджимы останется смятение — он ведь не привык Дазая видеть и не слышать от него ехидных или разочарованных в жизни комментариев. Всё же, ощущалось нечто странное, непонятное, что-то, что скрывал Дазай и рыжие облака.       — Я не хочу, чтобы этот день заканчивался, — признался Ацуши, поднимаясь и утерев уголок губ большим пальцем. Остатки мороженого. А ведь Дазай правда мог бы коснуться их сам, губами. Это повлечёт за собой миллионы проблем, верно?..       Настроение осталось меланхоличным, пусть Осаму и испытывал стыд за сей факт (а как не испытывать?). Было преследующее ощущение: вдруг Ацуши понимает, что попытки Дазая его развеселить сейчас поддельны? Тёплый праздник прятался в закрома его разума, как одно из главных сокровищ, но позволить себе быть до конца откровенным Осаму не мог. Звенящий смех Ацуши заставлял говорить глупости снова и снова; что непривычно, без попыток задеть.       Эта стадия пройдена.       — Жалко, что идти ещё долго, — вдруг пожаловался Ацуши, зевнув. Он продолжил беззаботно, разморённый всё же состоявшимся праздником. Вот, значит, как он выглядит, когда искренний. Уголки губ Осаму вновь немного поднялись.       — У меня есть одна идея. Только нам нужно завернуть за угол, — Дазай юркнул в указанном направлении, не успел Ацуши и спросить что-то, после чего вернулся… с тележкой.       С магазинной такой большой тележкой. Кажется, Ацуши потерял дар речи и развеселил гадкого Осаму.       — У нас есть пара минут, прежде чем выбежит охранник, — слова Осаму искрились задором и перебивали друг друга, пока Ацуши просто смотрел, пытаясь убедиться, что воспитанник не шутит. — А тут дорога идёт с искривлением, мы быстро покатимся вниз! Полезай в корзину.       — Погоди, чт…       — Залезай в корзину, Ацуши, охранник из магазина скоро поймёт, что я украл тележку!       Голос Ацуши тоже стал повышаться.       — Я не буду залезать ни в какую корзину, и я не просил красть тележку, господи, я просто хотел, чтобы…       — Простите, но для чего именно вам нужна тележка из нашего магазина? — грубый голос резко прервал их спор. В холодном поту Осаму и Ацуши повернули головы, но, что бы они не ожидали увидеть, это был охранник.       У них ушла пара секунд на то, чтобы Ацуши прыгнул в корзину, громко и неприятно ударившись о решётку тележки, а Дазай оттолкнулся от дороги ещё, ещё и ещё с ужасным шумом и грохотом металлической решётки.       — Мы умрём, — перед глазами было только довольное лицо Осаму, который стоял на бортике тележки. Как на самокате!       — Ты преувеличиваешь, — воскликнул Дазай, его глаза легкомысленно сияли, а тележка разгонялась и грохотала всё сильнее. Ацуши вцепился руками в решётки — он всего-то старался не вылететь из тележки! А тележка всего лишь катилась с горки на магистраль. — Свернём на тротуар по дороге и выживем.       — А если не свернём?! — голос Ацуши стал выше.       — Свернём!       — Только если у тебя есть волшебный навык управления тележками! — наверное, на первых порах, охранник мог легко их догнать, но был поражён их тупостью. И что можно понять, если Дазай только длинно улыбается, хохочет на всю улицу, тренируясь поворачивать тележку на пока свободной дороге? Главное — не оборачиваться и не видеть, сколько осталось до магистрали.       Внутри всё перекувыркнулось — Ацуши услышал гудок грузовика сзади. Он закрыл глаза, не отпуская решёток и готовясь к ужасной боли.       Тележка жёстко повернула на тротуар, вызвав кучу дребезжания и ругани, но они выжили и почти не поранились.       Тут наконец Ацуши обратил внимание — Дазай выглядел абсолютно счастливым.