Погасшие звёзды

      Ей неизбежно становилось лучше.       Хоши была в том состоянии, когда выбираться из болота не хотелось. Она хотела навсегда остаться безмозглым овощем, сломленной куклой с пустыми глазами-пуговками, блестящими на солнце.       Думать — это сложно, больно. Жить — ещё сложнее и болезненнее.       Такие как она желают остаться в своём коконе, так никогда и не избавившись от давящего груза… Больные не жаждали спасения. Они жаждали конца.       Хоши вздыхает, запуская пальцы в свои волосы.       Медленный вдох. Медленный выдох.       Хотела или не хотела — это неважно. Она бы всё равно не смогла остаться в коконе своего мира и медленно сгнить там… Он старательно бил по нему, оставлял трещины, из которых пробивалось голубое сияние ледяных глаз.       Маяк во тьме. Её спасение и её погибель…       Хоши не была совсем уж глупой.       Она всё понимала. Она знала, что если он захочет — её состояние нормализуется… А он хочет.       Хоши по его желанию ходит на терапию, посещает психолога просто ищет мотивацию жить. Ради него она пытается увидеть в этом мире всё самое лучшее… Он вселял надежду. Бессмысленную, жестокую.       Это ещё разобьёт ей сердце. Она уверенна.       — Зачем ты меня сюда притащил? — шипит Хоши.       Она была бы совсем-совсем не против посидеть там, где Годжо будет приставать не только к ней. Так было больше шансов, что она сможет обойтись без пристального внимания сильнейшего шамана… Он был очень доставучим.       Больше всего досталось Утахиме. И, в какой-то мере, она сама была в этом виновата… Чем больше реагируешь на его выходки, тем больше его внимания привлечешь.       Хоши знает. Каждый день проверяет.       Ей хочется сказать Утахиме спасибо       «Спасибо, что ты есть», — звучит мысль в голове. — «Спасибо, что реагируешь так на Годжо».       Хоши сидит, цепляется пальцами за подлокотники и четко понимает — ей стало лучше.       Она открывает и закрывает глаза без усилий, без усилий же она встаёт на ноги. И ей даже уже не хочется закрыть глаза навсегда… Пускай это мгновение не долго длится, ровно до того момента, когда звучит очередная отстойная шутка Годжо.       Она почти готова признать, что Сатору Годжо — потрясающий человек. Тот, кто умел добиваться своего.       Он казался непоколебимым в своей силе.       …пожалуй, Хоши даже немного ревнует.       Что-то под ребрами болезненно колет, сердце словно сжимается от зависти, вынуждая поджать губы.       Только себе она не признается в этих чувствах. Убеждает себя, что ей по горло хватило внимание бывшего парня и закрывает глаза, уже не следя за ходом программы обмена опытом между студентами двух шаманских техникумов.       И, как оказывается, зря.       Она поздно замечает, что что-то пошло не так.       Они все слишком поздно осознают, что детям грозит вполне реальная угроза. А они сами — в чужой завесе.       Прекрасно продуманная ловушка для тех, кто убедил себя в своём преимуществе.       Завеса сдержала лишь Сатору Годжо, наталкивая на неприятные мысли.       Хоши судорожно выдыхает и срывается на помощь детям сквозь завесу, прокручивая в голове пугающие мысли о войне. Не просто так аномалию Годжо стараются изолировать от битвы.       Грядёт что-то жуткое, что-то страшное… То, к чему они не готовы.       А в голове Хоши мелькает жалобная просьба, так и не обратившаяся в слова:       «Не умирай, Сатору Годжо».

***

      — Может пустишь? — Годжо открывает рот, видимо, для очередной шутки, но замолкает.       Хоши была ещё бледнее, чем обычно, сверлила в нём дырку потемневшими глазами и не выпускала край его рукава.       — Ты для всех как заноза в жопе, — Хоши поджала губы.       Годжо хохотнул.       — Неужели волнуешься?       — …да, — честно буркнула она.       — Всё будет хорошо, — он говорит так серьёзно, насколько может.       — Мне только стало лучше… — нервно выдыхает она.       Она старается убедить себя, что всё хорошо. Она пытается поверить в то, что с ним уж точно ничего не случится…       А воздух словно застыл от напряжения. Приближение чего-то ужасного, чего-то тёмного ощущает каждый шаман. Воздух уже наполнен запахом смертей, тягучей горечи и тоски…       Хоши вдыхает, прижимается к Годжо, и выдыхает.       — Ты же хотел меня вылечить, правда? — бормочет она. — Тогда не умирай…       — Ха-ха, ты говоришь так, словно я слабак, — но его объятия стали сильнее. — Неужели стала мерить меня по себе?       Невыносимый… Сатору Годжо — невыносимой человек. Ненавистный многим шаман. Но именно это сейчас нужно было Хоши.       Просто отвлечься, забыться.       — Заткнись… — она закрыла глаза. — …и продолжай, клоун.       — Разве так просят?       Хоши пропускает много мимо ушей. Детали проскальзывают мимо её сознания, словно заплывая густым, влажным туманом. Она теряется в том шквале чувств, что занимали огромную, гигантскую дыру, оставленную депрессией.       Это оглушает. Сбивает с ног. Но Годжо, невыносимый, безумно ненавистный, любимый и до предела заботливый, здесь, рядом. И это его руки не позволяют ей упасть.       — Я прошу также, как просишь ты.       — Но я никогда не просил.       — …замолчи свой рот.       Он хохотнул.       — Ты такая вредная, звёздочка!       — Просто не умирай.       Хоши вздыхает и повторяет самой себе:       «Всё будет хорошо».