Танцующий лепесток хайтана

Мо Жань весь путь искоса поглядывал в зеркало заднего вида, тайно наблюдая за Ваньнином, который, вроде как, задремал: даже сейчас его лицо казалось абсолютно бесстрастным, а холодное выражение ничуть не смягчилось. Впрочем, возможно, он просто держал глаза закрытыми, избегая общения? Юноша вздохнул, сворачивая на подъездную дорожку к обособленному двухэтажному коттеджу, обнесенному двухметровым забором. Создавалось впечатление, что этим забором Ваньнин стремился отгородиться от всего мира — а, возможно, пытался предупредить непрошенных визитеров. Мо Жань усмехнулся: на самом деле, он бы не был удивлен, если бы узнал, что оказался первым человеком за несколько лет, кому Ваньнин сообщил свой адрес. Еще полчаса назад балетмейстер Чу явно не торопился говорить ему, где живет — и только настойчивость Мо Жаня, и то, что Ваньнин был не в состоянии самостоятельно добраться домой, вынудило этого упрямца в конце концов сдаться. Остановившись у ворот, Мо Жань обернулся к балетмейстеру Чу, который все еще не то дремал, не то прикидывался спящим, открыл рот чтобы окликнуть его — но тут же остановился, хмурясь. Фиалковые глаза слегка сощурились, не упуская ни единой детали: лицо его учителя казалось неестественно разгоряченным. Мо Жаню внезапно показалось, что тот не выглядел так даже во время репетиции после физических нагрузок. Юноша неуклюже протянул руку и легко коснулся лба Ваньнина, пытаясь понять, был ли у того жар. Нет, ему вовсе не померещилось — лицо мужчины пылало. Было похоже, что Чу Ваньнин вправду заболел, и это вполне объясняло внезапный приступ обострившейся астмы. К тому же, даже весьма бесцеремонное прикосновение Мо Жаня не вывело его из состояния сонного оцепенения — это уже о многом говорило. Дыхание неожиданно сперло, а мысли пришли в хаос. «Бл*ть. Отлично, просто прекрасно! Что делать дальше?!» — Балетмейстер Чу… Мы приехали… Вы слышите?... — позвал он. Но эффект был нулевой. С таким же успехом он мог бы говорить с неодушевленным камнем. В обычной ситуации, будь это его кузен Сюэ Мэн, Мо Жань бы попросту отвесил тому звонкую пощечину чтобы привести в чувства. Но… человек перед ним выглядел беспомощным. Как мог он себе позволить нечто подобное?!.. — Чу Ваньнин, — на всякий случай, позвал он еще раз. — Ваньнин... — А?.. — не открывая глаз, выдохнул его учитель. Голос звучал тихо, немного хрипловато, весьма некстати прокатываясь по каждому нервному окончанию юноши острым электрическим разрядом. Мо Жань, вопреки здравому смыслу, расплылся в улыбке, походя на довольного чеширского кота. — Ваньнин... где ключи от ворот? Он решил не спрашивать у балетмейстера Чу, можно ли ему войти в дом, пользуясь его сонным состоянием — чем меньше тот будет сейчас думать, тем лучше. — Ключи?... В рюкзаке, — все так же не открывая глаз пробормотал учитель, а затем неожиданно его глаза распахнулись, и он с непониманием уставился на Мо Жаня. Его зрачки были слегка расширены, а губы подрагивали. Расфокусированным взглядом он скользнул по юноше снова, а затем, застыв на месте, прошептал: — Мо… Жань?.. Почему… почему ты здесь? Ты… вернулся? В первую секунду Мо Жань почувствовал, как сердце оборвалось куда-то в пропасть. Его учитель все-таки узнал его. «Это провал. Конец всему...» Он прекрасно понимал, что со своим притворством зашел слишком далеко. К тому же, Мо Вэйюй, акробат и каскадер, известный во всем мире, ни от кого не скрывал, как ненавидит своего учителя, и едва ли не в каждом интервью упоминал Ваньнина и то, как тот издевался над своими учениками — впрочем, не называя конкретных имен. Если его учитель уже сложил в голове этот пазл, то знал, как Мо Жань его ненавидел все это время. С другой стороны… Чу Ваньнин не выглядел сейчас злым или напуганным. В его отстраненном, затуманенном лихорадкой взгляде, читалась… тоска? Мо Жань опешил. Было очень похоже на то, что его учитель на самом деле сейчас бредил, и именно потому назвал его по прежнему имени. «Возможно, он не отдает себе отчет, с кем говорит… А что, если я…?» Неожиданно в голову Мо Жаня пришла замечательная идея. Смягчив голос и нацепив самую благожелательную улыбку, он спросил: — А этот учитель хотел бы, чтобы его ученик вернулся? Он и сам не поверил в наглость собственного вопроса, но не смог устоять перед искушением. Он желал услышать ответ — так сильно, что его едва не трясло от нездорового возбуждения. Проклинал себя за то, что в принципе вместо того, чтобы сейчас заварить Ваньнину горячий чай и сбивать жар, торчит с ним в машине и задает подобные идиотское вопросы. Но ничего не мог с собой поделать. Ваньнин медленно моргнул, между бровями залегла напряженная складка. — Ты — всего лишь мой сон, — наконец, после долгой паузы, тихо сказал он. — Мо Жань никогда не вернулся бы. А затем его глаза закрылись, и он снова провалился в грезы, как если бы не посчитав свое сновидение достойным внимания. Мо Жань замер, не совсем понимая, что всё это значило. Получалось, что балетмейстер Чу решил, что Мо Жань ему снится, и потому даже в своем гребаном сне решил его игнорировать?! Но… с другой стороны, из его слов выходило, что Мо Жань снился ему не впервые?.. Совершенно растерянный, юноша потер лоб. А затем наконец решился залезть в рюкзак своего учителя в поисках ключей от ворот. Долго искать не пришлось — маленький пульт был закреплен на общей небольшой связке. Впрочем, в рюкзаке было действительно очень много хлама — пожалуй, даже больше, чем в карманах балетмейстера Чу. Мо Жань искренне старался не смотреть, однако он не мог не заметить целую гору пакетиков с жаропонижающим порошком, обертки от конфет, смятые бумаги с неразборчивыми записями и…шелковый платок. На нем Мо Жань остановил немного более пристальный взгляд, потому что вещица показалась ему смутно знакомой — но все же не стал размышлять над этим вопросом слишком долго. Он по-быстрому запихнул все, что вывалил секунду назад, обратно, а затем воспользовался ключами и, подхватив Ваньнина на руки, решительно переступил порог чужого дома. Отчаянные времена требовали отчаянных мер, так что не было никакого смысла сейчас беспокоиться о соблюдении приличий. Наобум Мо Жань толкнул одну из дверей в холле, не обращая внимания на обстановку — и из яркого света предыдущей комнаты мгновенно погрузился в кромешную темноту, в которой невозможно было что-либо разобрать. Панорамные окна были тщательнейшим образом закрыты блэкаут шторами, а в воздухе стоял слабый запах лекарств. Это, очевидно, была спальня. Несколько раз моргнув, юноша наконец сумел рассмотреть очертания застеленной белоснежными простынями кровати — на нее он и уложил все еще крепко спящего Ваньнина. Волосы его учителя рассыпались по подушкам подобно гладкому черному шелку, а безучастное лицо все еще сильно горело, в то время как руки на ощупь оставались холодными, словно лёд. Лоб мужчины был покрыт испариной — но дышал он ровно, без хрипов, а сердцебиение казалось слегка ускоренным, но равномерным. Юноша краем глаза отметил брошенный среди скомканных одеял электронный градусник — он все еще показывал температуру 37.6. Видимо, перед уходом его учитель посчитал, что это и температурой-то нельзя называть. Мо Жаню внезапно захотелось хорошенько встряхнуть этого человека, вытрясти из него всю эту героическую дурь, но вместо этого он лишь аккуратно расправил одеяла, а затем запихнул термометр Ваньнину подмышку, а сам отправился на поиски аптечки. На самом деле, он весьма смутно представлял, какие лекарства можно принимать при астме, а потому просто надеялся на то, что в аптечке будет все необходимое. Долго искать, впрочем, не пришлось — набитый эластичными бинтами, всяческими пластинками обезболивающих таблеток, гелями от растяжений и жаропонижающими порошками короб уныло стоял в ванной, как будто намекая Мо Жаню, что его владелец, очевидно, явно считал, что отпускаемый без рецепта тайленол — лучшее изобретение человечества. Мо Жань хмыкнул, а затем задумчиво покрутил в руках случайно найденный не распечатанный флакончик с антидепрессантами, и нахмурился. Он собирался загуглить этот препарат чтобы понять, зачем его учителю понадобилось принимать такого рода лекарство. Возможно, это было бесцеремонным вторжением в личную жизнь — но на этом этапе юношу куда сильнее беспокоило, что Чу Ваньнин действительно не выглядел как человек, подверженный депрессиям… И лекарство это он, очевидно, не принимал — поскольку было видно, что оно пролежало на дне короба как минимум пару лет. «Но зачем-то ведь ему выписали этот препарат?!..» Мо Жань посуетился еще немного, приготовив уксусные полотенца для обтирания, набрал стакан воды чтобы запивать таблетки — и направился обратно в спальню к Ваньнину, полный решимости привести своего учителя в чувства. Градусник как раз издал тихонький писк и показал 38.7. Балетмейстер Чу так и не проснулся. «Дерьмово…» Мо Жань, пытаясь не задумываться над тем, что делает, стащил со своего учителя свитер и облегающие треники, оставив его в одном белье — и, изо всех сил стараясь не смотреть, одно мокрое полотенце положил на лоб Ваньиниа, а вторым принялся обтирать мужчине шею. Его учитель неожиданно дернулся, а затем весьма грациозно взмахнул рукой, бессознательно пытаясь убрать холодную ткань подальше от разгоряченной лихорадкой кожи. Вот только его взмах пришелся прямо по физиономии Мо Жаня — и получилось так, что мужчина буквально наотмашь ударил своего ученика в челюсть... «Ах ты ж!… » У Ваньнина была очень тяжелая рука. На какой-то момент Мо Жань перестал что-либо видеть, а перед глазами заплясали цветные точки. Он встряхнул головой, пытаясь прийти в себя, а затем, приняв молниеносно решение, схватил Ваньнина одной рукой за оба запястья — и ловко поднял его руки над головой. Второй рукой он продолжил обтирание. Удивительно, но после каждого соприкосновения с полотенцем чувствительная кожа учителя слегка розовела, и наблюдать за этим было… интересно. Мо Жань продолжал водить влажным полотенцем по шее, плечам, груди и прессу Ваньнина достаточно долго, размышляя о том, связана ли такая реакция на его прикосновения с общей чувствительностью и возбудимостью кожи. Он настолько увлекся процессом, что совсем не заметил, когда балетмейстер Чу внезапно в ужасе распахнул глаза и буквально оцепенел, впиваясь в Мо Жаня взглядом. Ладонь Мо Жаня, сжимающая влажное тонкое полотенце, как раз плавно скользнула по груди мужчины — и внезапно внимание юноши привлек затвердевший сосок. Он замер, рассматривая темно-розовую бусинку словно какое-нибудь сокровище, а темно-фиалковые глаза опасно блеснули в полумраке. В это же мгновение Ваньнин резко вывернулся, высвобождаясь из захвата Мо Жаня — а в следующую секунду уже оказался на ногах. Его глаза метали молнии, брови стали похожими на мечи, а лицо выглядело неестественно… разгоряченным. — Мо Вэйюй! — выкрикнул он. — Ты... убирайся! В руках его учителя неожиданно появился… пистолет?! Мо Жань замер, чувствуя, как кровь отхлынула от лица, а затем медленно поднял вверх обе руки, продолжая удерживать полотенце. — Учи… балетмейстер Чу, я всего лишь пытался сбить Вам температуру. Вам стало дурно на репетиции, так что я привез Вас домой и решил, что… — Убирайся!!! — проревел Ваньнин в ярости, повторяясь. Его суровый вид так сильно контрастировал с обнаженным, все еще покрытым пунцовым румянцем, телом, что Мо Жань внезапно почувствовал абсолютно иррациональную волну возбуждения, от которой у него буквально подкосились колени. Даже если бы его учитель сейчас выпустил в него всю обойму, он бы не сдвинулся с места и умер прямо тут — созерцая этого прекрасного, сексуального мужчину. На самом деле, это был далеко не первый раз, когда Чу Ваньнин орал на Мо Жаня и велел ему убираться вон — возможно, именно по этой причине вспышка ярости не произвела на него должного устрашающего эффекта. Скорее, наоборот, все это раззадорило Мо Жаня, и адреналин разошелся по его крови обжигающим огнем. — Я никуда не уйду, — уверенно сказал он. — У Вас жар. Я приготовил лекарства, и ждал, когда Вы очнетесь. Вам нужно принять жаропонижающее… — Вздор, — процедил Ваньнин, но оружие все-таки медленно опустил и… спрятал под подушку. «Бл*ть, он спит с пистолетом в постели?! Серьезно?!» У Мо Жаня отвисла челюсть. Это было… горячо. Он только и мог, что смотреть на Ваньнина, забыв, что вообще собирался сказать. В этот момент прохладный компресс из уксусного полотенца начал соскальзывать со лба балетмейстреа Чу — и он, видимо, осознал, что Мо Жань не обманывает его. Холодные капли потекли по его лицу — и он раздраженно отбросил компресс на пол, поджимая губы. — Почему я раздет? — наконец, спросил он. — Ваша одежда… я ее снял чтобы сбить температуру таким образом. — Ясно, — казалось, Чу Ваньнин понемногу приходит в себя. Он опустился на постель, набросив нервно на себя одеяло, а затем снова покосился на Мо Жаня. Тот тут же подал Ваньнину стакан с водой и пластинку тайленола. — Я не буду это пить, — процедил Ваньнин внезапно. — Эти таблетки абсолютно отвратительны. У меня в аптечке есть сладкие жаропонижающие порошки… — Они вредны для желудка, — прервал его Мо Жань, скрестив руки на груди. — Ну же, балетмейстер Чу. Выпейте это, а я приготовлю Вам сладкий чай и что-нибудь вкусное… — Приготовишь?.. — брови Ваньнина, который, было, расслабился, снова встревоженно поползли вверх. — Приготовлю, — подтвердил Мо Жань, энергично кивая. — И вовсе незачем на меня так смотреть — я уверен, если бы я заболел, на моем месте балетмейстер Чу поступил точно так же… На самом деле, он вовсе не был в этом уверен. Мо Жань думал, что Ваньнин скорее заставил бы его репетировать связки на сцене до тех пор, пока он бы не упал без сознания прямо там и умер — но он не мог этого сказать вслух, а потому лишь лучезарно улыбался Ваньнину, который, похоже, не понимал, шутит Мо Вэйюй или нет. — Хорошо, — неожиданно кивнул его учитель, а затем забросил несколько таблеток в рот и проглотил их одним глотком, кривясь так, словно только что съел нечто особенно мерзкое. — Ну, как? Доволен? — Да, — Мо Жань неожиданно для себя рассмеялся. — Да, я доволен. Отдыхайте, балетмейстер Чу. Я принесу Вам горячий чай и что-нибудь сладкое к нему, — он запомнил, что Ваньнин таскал с собой в карманах конфеты, так что решил, что тот любит сладости. Кажется, проходя мимо кухни, он видел печенье... — ...ясно. Учитель воззрился на Мо Жаня таким ледяным взглядом, что тому вдруг стало не по себе. Казалось, Мо Жань не чай собирался ему приготовить, а какой-нибудь яд. «Почему он так смотрит на меня? — запоздало подумал юноша, покидая комнату, — Как будто я оскорбил его чем-то… » ...Спустя пару минут он вернулся в спальню Чу Ваньнина с подносом, на который водрузил дымящуюся чашку чая и блюдце с османтусовым печеньем. Учитель к этому моменту был уже полностью одет: на нем был один из неизменных светлых кашемировых свитеров «под горло» и свободные бледно-серые пижамные штаны, из-под которых едва виднелись кончики пальцев ног. Казалось, этот человек стремился скрыть каждый миллиметр своего тела. Впрочем, его волосы так и остались распущенными, длинными чернильно-черными прядями ниспадать ему на плечи и спину. Ваньнин сидел на кровати с неестественно прямой спиной лицом к двери. Его глаза так и сверлили Мо Жаня, а губы сурово поджались. — Я чай принес, — Мо Жань старательно сделал вид что не заметил напряжения. — Балетмейстер Чу, Вам стало лучше? Может, измерите снова температуру?.. —...Уходи, — оборвал его грубо Ваньнин. Мо Жань растерянно застыл, его пальцы с силой сжали края подноса так, словно пытались сокрушить холодный металл. Чертов Ваньнин снова надумал его выгнать. Ну, по крайней мере, он больше не кричал на него и не использовал бранные слова вроде «убирайся» или «вон»... Это определенно можно было считать прогрессом. — Уйду я, уйду, не переживайте, балетмейстер Чу, — проговорил он со вздохом. — Но прежде выпейте чай и измерьте снова температуру. А еще неплохо бы вызвать на дом врача… — Нет, — Ваньнин нахмурился. — Это лишнее. Мо Вэйюй, я благодарен тебе за помощь, но… — он внезапно замолчал, но в его взгляде читалось «ты слишком многое на себя берешь». Мо Жаню ничего не оставалось кроме как сдаться. В конце концов, он и так проник в чужой дом, и вел себя так, словно здесь жил. Они с балетмейстером Чу не были ни любовниками, ни даже друзьями. Он мысленно поморщился, внезапно вспомнив, что его учитель даже не был в курсе, что Мо Жань был его тем самым учеником — бредовые разговоры не в счет. «Интересно, он бы позволил мне позаботиться о себе, если бы знал, кто я? — рассеянно подумал он, а затем фыркнул. — Ага, еще чего. Знай он, что я — Мо Жань, выстрелил бы мне, должно быть, в колено!» И, все же, мысль о том, что он снился Ваньнину не впервые, почему-то продолжала его преследовать даже поздним вечером, когда Мо Жань уже вернулся к себе. Он задавался вопросом, что именно его учитель чувствовал тогда, выгнав его вместе с Ши Мэем. Тем вечером он… выглядел напуганным. В его глазах определенно был страх. Мо Жань потер лоб, вздыхая. Этот человек хранил оружие под подушкой, оградил свой дом высоким забором, у него стояла сигнализация — и кое-где по дому Мо Жань заметил даже несколько скрытых камер наблюдения. Это было похоже на какую-то паранойю, или отчаянное желание обезопасить себя. Немного помешкав, Мо Жань наконец решил набрать своего дядю Сюэ Чженъюна и как следует расспросить его о том антидепрессанте, что он нашел у учителя в аптечке. Все же тот работал психологом — наверняка он мог рассказать побольше чем справка гугла.