Танцующий лепесток хайтана

Он просыпался и засыпал, дрейфуя в океане пустоты и жара, с трудом различая реальность и сон. Перед глазами прошлое накладывалось странным образом на настоящее, и уже сложно было понять, что происходит наяву, а что — нет. Темная пустая комната, смятые простыни и одеяла, путающиеся в ногах, и липкое, гадкое ощущение собственного тела… Чу Ваньнин резко выдохнул. Комната?!.. Нет же, он снова заперт в темном багажнике неизвестной машины. Затекшие конечности не слушаются, а желудок скрутило от острого запаха застаревшей крови и грязи. Во рту находится какая-то тряпка, так что любой крик автоматически превращается в глухое мычание. Этому Чу Ваньнину лишь недавно исполнилось девять. Он снова видит этот чертов сон — и он уже знает, что будет дальше. На дне багажника он нашарит обломок лезвия канцелярского ножа и спрячет его в рукаве. Его привезут на склад, накачают снотворным и запрут в контейнере. Это те самые воспоминания, которых он страшится более всего — не желает переживать все это снова, но во сне не может контролировать происходящее... ...Он хочет проснуться. Прямо сейчас. Это всего лишь сон — почему же все кажется таким реальным?!.. ...Ваньнин чувствует себя больным, смертельно усталым. Кажется, у него жар. Его по-прежнему окружает темнота, но он здесь не один. Он находится в одном из контейнеров, а на голове его повязан черный мешок, мешающий ему ориентироваться и свободно передвигаться. Страшный кашель разрывает легкие — и он жадно хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Тело настолько ослабло, что он едва может даже голову поднять. — Ся… Ся Сыни, — окликает его встревоженный детский голос. — Тебя ведь так зовут?.. Ваньнин не отвечает. Он захлебывается кашлем, потому просто не может ответить. Имя «Ся Сыни» он придумал сам, оказавшись в этом кошмарном месте — он не хотел называть своего реального имени. Не хотел, чтобы имени, данного ему при рождении, касалась эта грязь... — Я позову кого-нибудь, Ся, — говорит ребенок. — Они должны тебе помочь. В конце концов, они ведь собираются продать нас, и мы нужны им живыми... — Не… нужно, — сипит Ваньнин. Его голос совершенно его не слушается. Тело неконтролируемо дрожит потому что в памяти еще свежи побои. В первую же ночь, отойдя от снотворного, он попытался сбежать, и все закончилось тем, что его избили до полусмерти. Если бы не этот незнакомый мальчишка, который каким-то образом сумел вступиться за него, он бы был уже мертв... — Я позову врача, — настаивает незнакомый мальчик. Во сне у его товарища нет лица, но на самом деле взрослый Ваньнин уже знает, кто он. Это Ши Минцзин… ...Сон снова меняется, и на этот раз перед его глазами предстает полумрак гостиничного номера. Комната наполнена ароматами благовоний, но от этого запаха к горлу подкатывает тошнота. Пестрый полупрозрачный полог скрывает шелковые белые простыни, на которых возлежит пожилой мужчина: он смотрит на Ваньнина масляными похотливыми глазами, словно на кусок мяса, и от этого взгляда мальчика бросает в ужас. «Нет!!!» Он застывает на месте, а во рту у него крепко зажато острое лезвие канцелярского ножа. Он не даст к себе прикоснуться, нет — скорее, умрет, и заберет с собой этого мерзкого старика… ...Взрослый Ваньнин, наблюдая за разворачивающимся действом словно со стороны, чувствует, как внутри холодной волной разливается ужас. Он так хорошо помнит, что совершил той ночью: лезвие, которое с того момента, как его похитили, так тщательно берег, той ночью он вонзил в шею этому выродку. Кровь залила белоснежные простыни. Мужчина даже не успел позвать на помощь — все случилось слишком быстро... «Уходи! Уходи немедленно!» — кричит он в собственной голове, но тело словно одеревенело и не слушается его, как и в ту ночь из его воспоминаний. Он не может ни сбежать, ни убить себя чтобы наконец закончить этот кошмар своей жизни.. ...В следующую секунду в номер кто-то входит, и он видит мужчину в форме спецназа. Тот знаками показывает ему, чтобы Ваньнин молчал. Он… спасен?.. *** ...Чу Ваньнин резко сел в собственной постели, не до конца соображая, где находится, и не снится ли ему теперь его собственная кровать. Его тело… он чувствовал себя больным, абсолютно разбитым. Дрожащими пальцами нащупал холодную рукоять огнестрельного оружия под подушкой и слабо выдохнул. «Очнулся. Все еще жив...» Прошло так много лет с тех пор, как все это с ним случилось… С тех пор, как он побывал в руках торговцев людьми. Борясь с головокружением, он поднялся на ноги и кое-как поковылял в ванную за лекарствами. У него все еще валялись где-то старые антидепрессанты — возможно, настало время их принять?.. Роясь в аптечке, Чу вяло подумал о том, что на самом деле никакая терапия не поможет ему справиться с этой травмой, сколько бы лет ни прошло. Он был сломлен изнутри произошедшим, и ему действительно стоило бы той ночью в гостинице просто дать себе умереть... Его спасли слишком поздно. Какой смысл был в его жизни, если он попросту не мог больше с тех пор функционировать, как все нормальные люди?.. Он не просто не подпускал никого к себе — он даже не мог перенести, если кто-то находился от него на расстоянии менее метра. Танцевать в дуэте, с поддержкой, было для него личным сортом ада на земле, потому что любое прикосновение становилось триггером. Любое взаимодействие заставляло его балансировать на грани панической атаки. Танцевать на сцене было приемлемо лишь потому, что он в какой-то момент научился абстрагироваться от окружающего мира, а софиты настолько сильно слепили его чувствительные глаза, что он практически ничего перед собой не видел. На самом деле, это мало чем отличалось от мешка на голове… Он действительно почти всегда танцевал вслепую все эти годы. Занятия балетом, которые должны были помочь ему справиться с травмой после того, как его вернули домой, превратились в пытку, которая растянулась на целую жизнь. Вся его блистательная карьера была похожа на постоянную борьбу с собой, в которой он заранее проиграл... Рядом с ним не было никого, кто мог бы хотя бы отчасти понимать его — даже Ши Минцзин, который, казалось бы, пережил то же, что он сам, каким-то образом смог двигаться дальше. Чу Ваньнин опустил голову на руки, вздыхая. Ши Минцзин, он же Ши Мэй... Оба они выбрали для себя балет как отдушину, но их судьбы сложились так по-разному. Ши Мэй вырос открытым, способным парнем, и, казалось, не было того, кто не любил бы его. Он открыто выражал свои чувства, и даже однажды пробовал приблизиться к Ваньнину… Ваньнин хмуро уставился перед собой, пытаясь собраться с мыслями. Нет, он не собирался больше вспоминать события шестилетней давности. Какой в этом был прок? Его жизнь и без того напоминала непрекращающийся кошмар — не хватало только для полного ощущения своей ничтожности вспомнить еще и Мо Жаня… Все, что ему сейчас было необходимо — антидепрессанты. Мужчина решительно вывернул все содержимое аптечки на вымощенный мраморной плиткой пол. Таблеток нигде не было, сколько бы они ни искал их — это было странно, учитывая, что Ваньнин отлично помнил, как пару дней назад они попадались ему на глаза… Глаза феникса опасно сузились, и болезненная догадка пришла в голову. «Мо Вэйюй… вчера он был здесь. Мог ли он забрать мои лекарства?..» Во рту внезапно пересохло от ужаса. Если хоть одна живая душа узнает о том, в каком он на самом деле состоянии, это будет крах всего. Он не переживет такого удара. Его репутация будет разрушена, и его, в его-то нестабильном состоянии, никогда не допустят ни к выступлениям, ни к постановкам. Ваньнин растерянно опустился прямо на пол, перед глазами потемнело. Вчера он позволил абсолютно чужому человеку войти в свой дом!!!.. Мужчина закрыл лицо руками, пытаясь выровнять дыхание. «Нет, нет, нет! Он не мог!!! Не стал бы рыться в моих вещах или... брать мои таблетки!!!» Но на самом деле Ваньнин уже знал, что слова «не мог» не относились к Мо Вэйюю. Этот молодой человек не просто мог рыться в чужих вещах, но и делал это без зазрения совести. Именно из аптечки Ваньнина он раздобыл вчера жаропонижающее — а, значит, видел и другое ее содержимое… И это было далеко не единственным, что Мо Вэйюй тем вечером ВИДЕЛ... Мужчина вздохнул. Все еще оставалась надежда, что юноша решит, будто лекарства не принадлежат Ваньнину. «Но, черт возьми, зачем он их забрал?!..» Ваньнин нахмурился. Он почти не помнил, что вчера произошло. С того момента, когда ему внезапно стало плохо прямо на сцене, прошли почти что сутки. Мо Вэйюй вроде бы предложил довезти его до дома, и по какой-то нелепой случайности Ваньнин позволил ему это сделать. Дальше… все было в тумане. Сны и реальность смешались в один запутанный клубок. Он то просыпался, то впадал в забытье. У него был жар, и он хорошо запомнил, что Мо Вэйюй пытался сбить ему температуру при помощи обтираний и компрессов. Вот только этот юноша понятия не имел, что Ваньнин не переносит чужих прикосновений — и именно его необдуманные действия привели в итоге к этим кошмарным видениям из прошлого. К тому же, очнувшись, Ваньнин был в тот момент настолько шокирован обнаружить Вэйюя в своей спальне, что едва не пристрелил того на месте. ...Мужчина нахмурил брови, пытаясь вспомнить, как именно отреагировал молодой человек на его нервный срыв. «Кажется, я кричал на него, чтобы он убрался…» Но Вэйюй, казалось, пропустил все это мимо ушей. Даже направленного на него дула пистолета не испугался… Ваньнин внезапно вздрогнул. Такое спокойное поведение не могло не насторожить. Кем был этот молодой мужчина, раз так хладнокровно себя вел?.. Он привлек внимание Ваньнина буквально сразу еще на прослушивании: лишь бегло бросив на него взгляд, балетмейстер Чу уже понял, что этот молодой человек определенно танцует много лет. В его движениях чувствовалась расслабленная уверенность, а осанка выдавала в нем человека, умеющего держать себя в любой ситуации. Широкие плечи, высокий рост, и необычные, темно-фиалковые глаза, которые на мгновение показались Ваньнину странно знакомыми… Воспоминание кольнуло тонкой иглой в сердце, но тут же ускользнуло, словно шелковая лента сквозь пальцы. Тогда он не придал этому уколу значение. Да и разве мог он задумываться о чем-то в тот момент? Лишь увидев то, как Мо Вэйюй мастерски исполняет импровизацию, Ваньнин был бесповоротно очарован. Он никогда прежде не видел таких свободных, раскрепощенных, и в то же время выверенных движений — в тот день перед ним словно кружилось в фуэте истинное воплощение танцующего Шивы. Он смотрел — и не мог насмотреться, словно жаждущий, который внезапно оказался на берегу кристально чистого озера… ....Тогда Ваньнин с трудом нашел в себе силы говорить. Сказал первое, что пришло в голову — потому что то, что он увидел, невозможно было описать словами. Кажется, придирался к мелочам, хоть и придраться там было особо не к чему. Мо Вэйюй не просто был талантлив — он был воплощенным талантом. Он был таким, каким должен быть солирующий танцовщик. Его могли бы взять в самый блестящий балетный коллектив в любой стране мира. Неясным оставалось лишь одно: почему Ваньнин никогда прежде о нем не слышал в балетной тусовке?.. Разве этот молодой человек не должен был где-то хотя бы иногда выступать?.. Ответ на этот вопрос появился буквально сразу: оказалось, Мо Вэйюй был известным акробатом и каскадером с весьма неясным прошлым, в котором он вроде бы когда-то давно занимался балетом. Об этом Ваньнин узнал уже позже, от Наньгун Сы, своего первого ученика — тот даже сбросил учителю Чу несколько выступлений талантливого артиста. Опасные трюки под куполом, в сиянии лазерных огней, откровенные костюмы, необычные танцевальные приемы… от всего этого перехватывало дух. Ваньнин буквально «подсел» на шоу с участием Мо Вэйюя: за сутки он пересмотрел практически все выступления этого молодого человека, и все сильнее убеждался, что тот не захочет принять участие в балетной постановке. Это был не его уровень. Он просто не мог согласиться — с чего ему соглашаться, если он мог выступать где угодно и как угодно?.. Чу долго колебался прежде чем пригласить его на репетицию. Набирал сообщение и стирал его раз десять, не уверенный, что может написать такого, чтобы Вэйюй хотя бы на секунду задумался о предложении выступить в постановке. А затем… Мо Вэйюй внезапно явился на общую репетицию. С опозданием — потому что Ваньнин отправил ему сообщение с адресом в последний момент. Но… явился. С таким видом, словно ему было совершенно не интересно все, что происходит вокруг. Как будто он пришел, сам не зная, зачем... То, что он внезапно согласился выступать, казалось абсурдом. Какой-то шуткой. Ваньнин настолько воспрял в тот момент духом, что вовсе выпустил из головы свою полную неспособность исполнять танец в классическом дуэте… а когда внезапно об этом вспомнил, ему стало дурно. ...Настолько дурно, что в итоге он физически заболел. Балетмейстер Чу вздохнул. Ему стоило уже давно признаться самому себе, что Мо Вэйюй полностью занял его мысли — этому человеку удалось даже на какой-то момент отогнать обыкновенную повышенную тревожность Ваньнина. Когда Чу смотрел на Вэйюя, в нем словно постепенно расслаблялась максимально сжатая пружина. И в то же время… за эти несколько дней он успел наговорить этому юноше столько острых слов, сколько обыкновенно не мог из себя выдавить и за месяц. Он абсолютно не мог контролировать яд, который, казалось, сам изливался из его рта. Он обозвал Мо Вэйюя едва ли не бездарным лентяем, кричал, чтобы тот убирался прочь, называл его слова чушью и вздором… На самом деле, было удивительно, что молодой человек все еще никуда не исчез — а всего лишь похитил его антидепрессанты. Ваньнин поднялся с пола, пристально вглядываясь в собственное отражение в зеркале. «Ты, видимо, совсем дурак, раз вообще думаешь о нем…» — медленно проговорил он самому себе, и голос непривычно резко прозвучал в тишине ванной комнаты отражаясь от пустых мраморных стен эхом. Из зеркала на него хмуро взирало собственное отражение: растрепанный неловкий мужчина с болезненно-бледным лицом и неприветливым взглядом. Всем своим видом Ваньнин словно излучал неодобрение. Даже если он улыбался, выглядело это так, словно он делает это натянуто, и даже ехидно. «Ты знаешь, чем все закончилось в последний раз, когда ты о ком-то вообще думал... — напомнил он себе, горько усмехаясь, — Прекрати, Ваньнин. Они чем-то похожи — но на том всё. Тебе нужно остановиться. Ты закрыл эту дверь в своей голове шесть лет назад. Достаточно.» ...В этот момент его телефон мягко пискнул, уведомляя о сообщении. Ваньнин от неожиданности дернулся, и перед глазами на мгновение все поплыло: видимо, температура все еще не пришла в норму, и простуда всерьез собиралась его доконать. Внезапно вспомнив о том, что он так и не удосужился никому сообщить о своем плачевном состоянии, мужчина в ужасе воззрился на три пропущенных от Хуайцзуя и несколько десятков сообщений в мессенджере. Он действительно сходил с ума раз позволил себе настолько выпасть из жизни. В следующее мгновение он уже самостоятельно набирал Хуайцзуя, молясь, чтобы тот ответил как можно скорее. — Юйхэн? — тот ответил после второго гудка, как будто ждал его звонка все это время. — Хуайцзуй, — поприветствовал его Ваньнин. — Слава богам, ты на связи! Я сегодня окончательно разболелся… — Я знаю, — прервал его Хуайцзуй. — Господин Вэйюй уже предупредил труппу, так что всё в порядке. Как твое самочувствие? — Я… эм… уже лучше, — Ваньнин бессовестно врал. Он понятия не имел, стало ли ему лучше — по факту, его все еще шатало от слабости из стороны в сторону, а с ночными кошмарами и нависшей угрозой панической атаки он сейчас явно не мог похвастаться ни физическим здоровьем, ни психическим. — Юйхэн, даже не думай приезжать на репетиции на этой неделе, — вещал тем временем Хуайцзуй. — Я давно говорил тебе, что идея выступать в одной из главных ролей и одновременно ставить чужие номера доведет тебя до истощения. Ты не единственный балетмейстер в этой труппе, так что какое-то время мы справимся самостоятельно. В конце концов, я ведь тоже имею опыт подготовки хореографических постановок — а ты сейчас должен больше думать о своем здоровье и предстоящей роли… Ваньнин поморщился, невольно отстраняя телефон от уха. Подобные монологи он выслушивал не впервые. Хуайцзуй когда-то был его учителем, так что вполне справедливо беспокоился о Чу — хоть он и не понимал, что именно было не так с Ваньнином, он прекрасно знал, что у того бывают приступы астмы и панические атаки. Конечно же, с таким «набором» он изначально не должен был бы допускать Ваньнина к выступлениям — но видимо он все же что-то разглядел в нем, раз решил закрыть глаза на такие серьезные проблемы со здоровьем. Впрочем, именно он предложил Ваньнину стать балетмейстером и понемногу отказываться от выступлений на сцене, поскольку знал, что тот не может себе позволить сильные физические нагрузки. Кажется, он знал о пределах Ваньнина даже больше, чем сам Ваньнин… В обычной ситуации Чу бы начал спорить с Хуайцзуем и настаивать на том, что он будет ходить на репетиции — вот только после кошмара, со все еще горящей головой и накатывающей слабостью, он не нашел в себе сил воспротивиться даже ради приличия. — Хорошо, — мягко согласился он. — Я действительно думаю, что отдохнуть на этой неделе — отличная идея. — Юйхэн, у тебя там точно все в порядке?! — Хуайцзуй был удивлен и встревожен его ответом. — Мне стоит позвонить доктору Сюэ?.. — Не нужно, — вздохнул устало Ваньнин. — Я сам ему позвоню. — Хорошо, — Хуайцзуй, казалось, немного успокоился. — Кстати, ближе к вечеру к тебе должны зайти Наньгун Сы, Е Ванси и Ши Мэй. Они хотели принести тебе что-нибудь, так что, если тебе что-то понадобится, просто напиши им. — Ясно, — Ваньнин поджал губы. Он знал, что Ши Мэй совершенно точно захочет к нему наведаться, так что не был удивлен — он похоже продолжал беспокоиться о нем все эти годы, хоть это и было совершенно иррационально, особенно если учесть происшествие шестилетней давности. Но Наньгун Сы и Е Ванси… хоть Наньгун Сы и был его первым учеником, он всегда держал со своим учителем почтительную дистанцию (за что Ваньнин ему был весьма признателен). Почему эти двое решили тоже идти?! Ваньнин нахмурился, внезапно осознавая, что вместо того, чтобы зарыться в одеяло и предаваться жалости к себе, он будет вынужден развлекать гостей. Перспектива была… мягко говоря, так себе. Не говоря уже о том, что ему придется впустить навязанных гостей в дом. Да-да, он все еще не горел желанием находиться с чужаками под одной крышей. Но, кажется, с тех пор, как Мо Вэйюй впервые бесцеремонно нарушил границы его личного пространства, люди так и рвались навестить его… Нет, ему срочно нужно было позвонить Сюэ Чжэнъюну. Ему нужны были его лекарства — без них он понятия не имел, как переживет этот вечер…