Танцующий лепесток хайтана

...Яркий свет резанул по чувствительным глазам, едва не ослепляя. В нос ударил едкий запах парфюма, смешанный с сигаретным дымом. Маленький мальчик резко заморгал, пытаясь понять, где сейчас находится, и что с ним происходит. «Нет!!! Снова… это место…» Ваньнин в ужасе застыл, понимая, что все это ему снится — и он не может проснуться. Да, вне всяких сомнений, это был один из складских контейнеров из его воспоминаний — но, очевидно, не тот, где раньше он ютился с Ши Минцзином. Очевидно, он переместился к тому моменту, когда кто-то подмешал снотворное в его питье — а пробуждение застало его уже совершенно в другом месте. Ваньнин опустил голову и тупо уставился на свое побитое тело — синяки медленно сходили, руки, ноги и грудь представляли собой весьма печальное зрелище. Одежда была местами разорвана, местами — ткань пропиталась кровью и так и высохла, прилипнув к коже. Грязь буквально въелась в его волосы, забилась под ногти... Он все еще был ребенком — испуганным, избитым, балансирующим на грани отчаяния. Он все еще был в этом ужасном месте из своих воспоминаний... Не поднимая головы, он постарался осторожно осмотреться вокруг. Не хотел привлекать внимание к тому факту, что уже успел прийти в себя — решил, что чем спокойнее будет себя вести, тем меньше шансов, что его снова куда-то поволокут или изобьют. В контейнере, куда он попал, он был не единственным пленником, но атмосфера здесь была совсем другая: вместо грязного земляного пола под ногами был постелен мягкий ковер, а остальные дети не были связаны и могли свободно перемещаться или играть. Они были одеты в чистое, чисто вымыты и причесаны. Какой-то мальчик постарше осторожно перебирал струны укулеле, девочка примерно одного с Ваньнином возраста наносила на свое лицо плотный слой пудры, маскируя побои… Ваньнин невольно содрогнулся. Его буквально физически передернуло от того, что он видел... — Проснулся, котенок? — неожиданно раздалось над ухом. Мальчик стиснул зубы, пытаясь успокоить неконтролируемый порыв дернуться. Он знал, что его снова связали — скотч в несколько слоев облеплял его запястья, колени и щиколотки, не давая пошевелиться. Тут же в поле его зрения попал миловидный молодой мужчина с обманчиво доброжелательным лицом. Он усмехнулся: — Будешь вести себя словно дикий звереныш, Ся — так не удивляйся, что с тебя сдерут шкуру… С этими словами незнакомец достал из-за пояса нож-бабочку и одним резким движением освободил Ваньнина от пут. Чу на несколько секунд впился глазами в острое лезвие, как если бы оно внезапно стало его смыслом жизни, а затем быстро опустил глаза, пытаясь притвориться незаинтересованным. В следующее мгновение мужчина схватил его за волосы и потащил куда-то в сторону плотной ширмы в восточном стиле. Боль была пронизывающей череп. Ваньнин не сопротивлялся — он все это время не сводил глаз с ножа. На самом деле, он к этому времени уже настолько привык к побоям, что такая мелочь как стесанные ладони, спина или колени, да пару вырванных клоков волос, казались ему вполне терпимыми. Он не проронил ни звука — и лишь когда понял, куда именно его тащит молодой мужчина с обманчиво добрым лицом, внезапно уперся, запоздало вцепившись пальцами в край ковра. Он хорошо помнил этот момент в своем прошлом — и ему заранее стало дурно. За небольшой ширмой с изображениями переплетенных цветущих ветвей находился огромный чан, до краев наполненный водой — настолько горячей, что над ней клубами поднимался пар. У самого чана находился еще один парень, на вид ему было не более пятнадцати. На его лице застыло странное, слащавое выражение, от которого Ваньнин буквально оцепенел, в сердце зародилось мерзкое предчувствие. «Если бы я только мог достать нож.. — думал он. — Если бы я только мог изловчиться…» Однако его надеждам не суждено было сбыться. В следующее мгновение молодой мужчина, поначалу пригрозивший спустить с Ваньнина шкуру, уже швырнул мальчика в горячую воду. Его руки с силой сомкнулись на крохотных худых плечах, не давая ребенку ни единого шанса выбраться. Голова Ваньнина полностью ушла под поверхность слишком горячей воды, и он едва успел набрать воздуха чтобы не захлебнуться. Перед глазами всё поплыло от почти нестерпимого жара… В то же время мужчина продолжал топить его, удерживая за плечи и не давая вырваться на поверхность… Ваньнин, из последних сил пытаясь сопротивляться, внезапно вспомнил о лезвии, которое ранее обнаружил в багажнике и теперь прятал во рту — это была его последняя надежда. Но силы покидали его слишком быстро, а в следующее мгновение дыхание в груди сперло в приступе астмы, и он рефлекторно сделал резкий вдох прямо под водой… и зашелся диким кашлем... *** ...Резкий приступ удушающего кашля заставил его наконец вырваться из кошмарного сна. Чу резко сел в постели, хватая ртом воздух, цепляясь из последних сил пальцами в одеяло. Перед глазами всё плыло, превращаясь в некую странную смесь реальности и жуткого видения, все еще продолжающего стоять перед его глазами. Его тело… он больше не был беспомощным ребенком. И, в то же время, размытый темный силуэт продолжал склоняться над ним, неся скрытую угрозу... Ваньнин, задохнувшись, резко сунул руку под подушку в поисках оружия — но его пальцы встретили пустоту. В следующую секунду мужчина оказался прижат к спинке кровати, чьи-то сильные пальцы быстро разжали его сцепленные зубы и… во рту появился гадкий лекарственный привкус. «Ингалятор?!..» Ваньнин на мгновение замер, перестав отчаянно вырываться. По мере того, как дыхание восстанавливалось, взгляд медленно прояснился — и в какой-то момент он понял, что перед ним находится не неизвестный противник, а... Мо Жань. Их взгляды встретились — и Ваньнин тут же отшатнулся, а по спине прошел озноб ужаса. Мо Жань же в этот раз не предпринял попыток схватить его, и только уставился на балетмейстера странным взглядом, как если бы о чем-то интенсивно размышлял. — С...спасибо, — сухо процедил Ваньнин, запоздало подумав, что юноша в самом деле не замышлял ничего дурного, к тому же помог ему в критической ситуации. Его реакция была, скорее, инстинктивной, чем намеренной. Спустя еще мгновение он огляделся по сторонам, понимая, что находится в совершенно незнакомой обстановке. Похоже, он очнулся в чужой постели: широкая мягкая кровать подиумного типа была застелена шелковыми простынями насыщенно-винного цвета, а пробивающиеся сквозь панорамное окно огни ночного города внушали… страх. Особенно пугало полное отсутствие штор или ролетов — и огромная высота этажа. Квартира находилась настолько высоко, что Ваньнин с трудом мог различать проезжающие внизу машины. К горлу подкатила дурнота… «Это… квартира Мо Жаня?!» Ваньнин внезапно вспомнил, что вчера вечером его бывший ученик предложил ему временно переехать к себе. Но, после того, как он сел в машину Мо Вэйюя, все было как в тумане… Чу мог только предполагать, что, скорее всего, из-за многочисленных потрясений попросту вырубился по дороге, и Вэйюю, видимо, пришлось тащить его весь путь от машины до кровати на себе… От этой мысли Ваньнину сделалось неуютно. Мо Жань все это время продолжал смотреть на него с весьма смешанным выражением лица, тоже сохраняя молчание. Чу медленно выдохнул, и вдруг понял, что его руки мелко дрожат, а сам он забился в самый дальний угол кровати. «Какой стыд!..» — запоздало подумал он, и рассеянно отметил, что его одежда по-прежнему на нем. Его ученик снял с него плащ, но не притронулся ни к рубашке, ни к джинсам. Ваньнин облегченно вздохнул, немного расслабившись. — Прости, — как можно спокойнее проговорил он. — Я причинил тебе неудобства. Мне… утром стоит все-таки снять номер в отеле. — О чем ты говоришь? — Мо Жань наконец отозвался, его брови были хмуро сведены едва ли не в одну линию. — Я пригласил тебя. В моей квартире полно места — оставайся, сколько угодно. — Мне часто снятся кошмары, и, пробудившись, я… я не различаю реальность и сон, — резко отрубил Ваньнин, решив расставить все точки. — Я… могу навредить тебе, сам того… не… осознавая… — он резко выдохнул, опуская голову. — Вообще-то я так и думал, — медленно кивнул его бывший ученик. — Тогда, шесть лет назад, ты… у тебя было такое же выражение лица перед тем, как ты выставил меня. А вчера на крыльце своего дома ты едва не заехал мне в живот коленом... — …, — Ваньнин все-таки посмотрел на Мо Жаня, и тот встретил его взгляд странной, кривоватой усмешкой, — Тебе смешно?!.. — Вообще-то, нет, — Мо Жань вздохнул. — Я уже позвонил своему дяде, и он посоветовал приготовить тебе травяной успокаивающий чай… — Ты звонил Сюэ Чженъюну среди ночи чтобы обсудить меня?!.. — прошипел Ваньнин, теряя остатки хладнокровия, а лицо его в этот момент едва не позеленело от ужаса. — Что… что он тебе рассказал? — Он не рассказал мне о причинах — лишь упомянул, что из-за глубокой травмы балетмейстер страдает кошмарами. Посоветовал быть с тобой обходительным, — Мо Жань приподнял брови. — Он ведь врач — врачи не рассказывают направо и налево о своих пациентах… — …... — Ваньнин молча прищурился, пытаясь понять, врет ли Мо Вэйюй ему в лицо. — Я предпочел бы, чтобы балетмейстер сам обо всем рассказал мне, — юноша пожал плечами. — Какой толк выпытывать дядю Сюэ? Пока ты спал, я уже загуглил все, что смог найти, про дело, связанное с картелем Жуфэн, и даже нашел кое-что про Ся Сыни… в сети нет его фото, но я сопоставил некоторые факты, и в общих чертах догадываюсь… — Тебе не стоит в это лезть, — оборвал его Чу, и попытался резко подняться на ноги, хотя и сам не знал, куда собрался идти. К сожалению, волна слабости тут же накатила на него — и ему пришлось снова сесть на кровать чтобы немного отдышаться. Он внезапно подумал, что, если людям, продолжающим угрожать ему, станет известно, что Мо Жань укрывает его, в первую очередь они обратят свое внимание именно на его бывшего ученика. И им он живым не нужен — в отличие от Ваньнина, который все еще может изменить показания. К тому же, они смогут использовать Мо Жаня чтобы надавить на Ваньнина... От подобной страшной догадки Чу едва не парализовало на месте. Он впился яростным взглядом в лицо Вэйюя, пытаясь придумать, что такого он может сказать, чтобы тот перестал вести себя, словно супергерой, решивший выручить попавшую в беду девицу… В голову, как назло, ничего не приходило. — Я приготовлю тебе чай, — Мо Жань медленно поднялся с постели. — Сейчас принесу. Ты пока можешь воспользоваться душем — свежие вещи и полотенца я оставил в ванной комнате. Если тебе что-нибудь понадобится... всё равно, что... просто позови меня. Он развернулся и направился… вовсе не к выходу, а просто за перегородку, которая, похоже, разделяла пространство его довольно просторной квартиры-студии на зоны. Ваньнин уставился на широкую спину удаляющегося Мо Жаня, и почему-то смутился. Его бывший ученик сам пригласил его временно пожить здесь — но, несмотря на огромную площадь его студии, неужели он хотя бы на секунду не задумался, что им вдвоем здесь будет не ужиться?.. Ведь они оба будут как на ладони друг перед другом… Балетмейстер Чу опустил голову на руки, и внезапно почувствовал, что его лицо все еще покрыто липким холодным потом. Кошмарное видение из прошлого тут же снова восстало в памяти будто неприкаянный призрак, и мужчина содрогнулся, невольно чувствуя, как кашель снова царапает горло, и ощущение нехватки кислорода заставляет мысли теряться в тумане сознания. Он усилием воли заставил себя медленно выдохнуть — а затем задержал дыхание, потому что внезапно стал опасаться, что Мо Жань, услышав его кашель, тут же примчится обратно. В самом деле, этого юноши в его жизни было в последнее время как-то слишком много… Поежившись, Ваньнин решил все-таки поискать ванную. К счастью, она оказалась отдельной комнатой, притом достаточно большой. Тут также присутствовало огромное панорамное окно, рядом с которым располагалось джакузи... У Ваньнина такого не было, и ему всегда было любопытно, как оно работает, но рассматривать его балетмейстер Чу не решился из-за страха высоты. «Как хорошо, что здесь есть душ…» Впрочем, забравшись под струи воды, Чу так и не почувствовал облегчения — напротив, воспоминания с новой силой атаковали его. Он, сам не понимая, что творит, выкрутил температуру воды до минимальной, потому что в его голове все еще были свежи видения наполненного кипятком чана, в котором его едва не утопили — а затем, стуча зубами и задыхаясь от холода, обернулся в полотенце. Его буквально колотило, и он все никак не мог согреться... В этот момент в дверь ванной раздался тихий стук. — Балетмейстер Чу?.. — окликнул его Мо Жань. «Что ему нужно?!» Ваньнин пару секунд тупо смотрел на дверь, не уверенный, как должен поступить, а затем наспех набросил на себя безразмерную толстовку и натянул треники. Кожа была все еще влажной, и потому ткань противно липла к телу. Вещи, к тому же, очевидно, принадлежали Мо Жаню — так что были слегка велики по росту. — Учитель…? Юйхэн..? — снова постучал Мо Жань. — Ваньнин?.. Ваньнин резко распахнул дверь, щурясь на застывшего на пороге юношу и стараясь не стучать зубами от холода. Вода продолжала стекать с его длинных волос, оставляя влажные пятна на одежде. — Зачем ты зовешь меня учителем?.. — Ты долго не выходил, не отзывался, и я решил, что… — Мо Жань пожал плечами, не договаривая. — Что, если переберешь все варианты имени, я выйду быстрее? — фыркнул Ваньнин, хмурясь. — ...Дядя Сюэ говорил, что ты боишься… — тихо пробормотал себе под нос Мо Жань, и тут же осекся, потому что Ваньнин уставился на него таким злым взглядом, что ему пришлось проглотить свои слова. — Я боюсь многих вещей, Мо Вэйюй, — подчеркнуто корректно процедил Ваньнин, незаметно кутаясь в толстовку. — Да, среди них есть горячая вода. Но это не значит, что мне нужна чья-то помощь. Я вполне способен преодолеть свои страхи… Холодный душ еще никого не убил. Он еще несколько секунд злобно зыркал на Вэйюя, пока тот не сдался и не отошел в сторону. Только тогда Чу позволил себе сильнее закутаться и натянул на голову капюшон, постукивая зубами. Запоздало он подумал, что в таком виде, должно быть, напоминает огородное пугало — и почему-то от этого факта разозлился еще сильнее… Теплее не становилось потому что ткань окончательно промокла из-за постоянно стекающей с волос воды. Он бы спокойно высушил их полотенцем, прежде чем одеться, если бы Мо Жань не надумал так бесцеремонно стучаться в дверь… «Кто же знал?..» — Я сделал чай, — мягко напомнил о себе Мо Жань, снова появляясь в поле зрения балетмейстера. На этот раз он принес небольшую чашку, источающую тонкий цветочный аромат. — С..ссспасибо, — простучал зубами Ваньнин, кутаясь в толстое покрывало. Он протянул руку чтобы взять чай, и на мгновение его ледяные пальцы соприкоснулись с горячей ладонью юноши. Он отдернул руку так быстро, что своим резким движением едва не выбил чашку. — …... — Мо Жань пристально уставился на него, хмурясь еще сильнее. — …... — Ваньнин уставился на него в ответ, чувствуя, как руки ходят ходуном от холода, а лицо само по себе покрывается пунцовыми пятнами. Мо Жань тихо вздохнул, медленно поставил чашку на прикроватный столик в пределах досягаемости Чу. А потом осторожно сел на постели, и в его руках появилось большое мягкое полотенце — вернее, скорее всего, оно и было в его руках все это время, вот только Ваньнин заметил его лишь сейчас. — Я хочу высушить волосы своего учи… Ваньнина, — ровным голосом произнес он. — Могу я это сделать? — …... — балетмейстер Чу уставился на него таким взглядом, словно у его ученика в руках было не полотенце, а опасное холодное оружие. — Я буду осторожен, — продолжил Мо Жань, придвигаясь вплотную, а затем, не дождавшись ответа, просто стянул с головы балетмейстера капюшон и плавно прошелся ладонями по длинным чернильно-черным прядям, деликатно выжимая с них влагу. Казалось, он никуда не торопится. От его прикосновений странным образом по телу начало распространяться волнами тепло — и в следующее мгновение Чу в ужасе осознал, что дрожит теперь совсем не от холода… это была нервная дрожь, которую невозможно было остановить. В то же время Мо Вэйюй мягко прошелся кончиками пальцев по шее и спине Ваньнина. — Одежда совсем мокрая, — заметил он. — Ее лучше снять... — …! — Ваньнин резко развернулся к нему, хмурясь. Мо Жань спокойно повел плечами: — Ты ведь только недавно выздоровел… В конце концов, мы оба мужчины. Так чего стесняться?.. Ваньнин продолжал в упор смотреть на него, борясь с собой. С одной стороны, Мо Жань был прав, и оставаться в насквозь промокшей одежде было как минимум глупо. С другой стороны… он чувствовал себя отчего-то ужасно неловко. Поколебавшись, он все-таки стащил с себя толстовку и бросил ее на пол, старательно делая вид, словно раздеваться перед кем-то для него — самая естественная вещь на свете. И тут же вздрогнул, потому что холодный воздух соприкоснулся с обнаженной кожей. Впрочем, он не был до конца уверен, что причиной был именно холод… Мо Жань в одной руке так и продолжал удерживать на весу его влажные волосы, а второй внезапно накинул на плечи мужчины сухой плед. На одну секунду его ладонь снова мягко прошлась по спине Ваньнина, проверяя, насколько плотно ткань прилегает к его телу — а затем скользнула вперед, расправляя края. В этот момент его грудь оказалась прижата к спине Чу, и балетмейстер внезапно почувствовал нестерпимый жар, исходящий от Вэйюя. Сердце молодого мужчины за его спиной билось так быстро, как если бы он только что пробежал марафон — и Ваньнин неожиданно понял, что его собственный пульс тоже пугающе ускорился… он вздрогнул, чувствуя, как горячее дыхание обжигает его шею, и в голове словно дежавю возникло воспоминание о неловком эпизоде в парке, когда Мо Жань не узнал его и точно так же прижимался к нему со спины… Кровь прилила к лицу, а из груди вырвался неловкий вздох, который Ваньнин тут же попытался замаскировать под внезапный приступ кашля: — Ах… кха-кха-кха… — он неосознанно попытался отстраниться, но пальцы Вэйюя продолжали сжимать плотную массу его волос, и потому ему не удалось сдвинуться достаточно далеко. — Я ведь говорил, что в мокрой одежде недолго замерзнуть, — пробормотал Мо Жань у самого уха балетмейстера. Его тихий голос странно расслаблял, и в то же время возбуждал. Он продолжил рассеянно перебирать пряди волос Чу, но так и не отстранился. — Что… что ты делаешь? — Ваньнин резко потянул за края пледа, пытаясь максимально закрыться им. Его пальцы лихорадочно цеплялись за ткань. Он едва был в состоянии говорить. — Отогреваю Ваньнина, — Мо Жань усмехнулся, щекотнув горячим дыханием шею мужчины, а затем медленно, словно бы неохотно, отстранился. И, все же, он продолжал сидеть слишком близко — Ваньнин даже через плотную ткань пледа мог чувствовать исходящий от него жар. — Ну, как, стало лучше? — поинтересовался он, — Может, все-таки выпьешь чай, пока не остыл? Его пальцы продолжали медленно, несколько отстраненно, выжимать волосы балетмейстера при помощи полотенца, при этом каждое движение было на удивление нежным. Мо Жань ни разу не причинил Ваньнину боль, не потянул за спутавшуюся прядь, не дернул… Чу наконец взял чашку с цветочно-травяным успокаивающим чаем, и, вдохнув приятный аромат, отпил глоток. Напиток был все еще достаточно теплым — и пришелся весьма кстати чтобы промочить внезапно пересохшее горло. — Зачем ты… все это делаешь? — внезапно спросил он. Вопрос сорвался с языка раньше, чем Ваньнин сумел себя остановить. Мо Жань, продолжая прядь за прядью сушить волосы мужчины, казалось, не был удивлен. Немного подумав, он ответил: — Возможно, мне это необходимо. — Ты понимаешь, что даже находиться рядом со мной небезопасно? — Ваньнин вздохнул, понимая, что, если сейчас не наберется мужества рассказать обо всем, не сделает этого уже никогда — ему попросту не хватит на это сил. — Подозревал об этом, как только услышал о картеле Жуфэн, — Мо Вэйюй и бровью не повел. Казалось, он был готов к этому разговору даже больше, чем сам Ваньнин. — Ты не понимаешь… — балетмейстер неловко поерзал на постели, пытаясь сбавить внутреннее напряжение, но Мо Жань мягко притянул его обратно к себе, и его рука обвилась вокруг талии мужчины. — Расскажи мне, и тогда я, возможно, пойму. Ваньнин сделал еще один небольшой глоток из чашки, а затем отставил ее в сторону. Он немного помолчал, собираясь с силами, намеренно стараясь не думать о том, как близко к нему склонился Мо Жань. Возможно, это последний раз, когда они остались наедине, потому что одним богам было известно, как он отреагирует на его прошлое — но это все-таки реальный шанс убедить его держаться подальше... Впрочем, разве он сам не хотел бы, чтобы Мо Жань наконец оставил его в покое? Чем скорее он все поймет, тем для него же лучше. Сделав глубокий вдох, Чу заговорил: — Мне едва исполнилось девять когда меня похитили. Если ты уже читал о картеле, ты понимаешь, чем они известны: наркоторговля, торговля людьми. Таких детей, как я, они используют как мулов, держат в борделях или продают заинтересованным покупателям. На такой товар всегда был спрос — и, наверное, будет… — он сглотнул, неожиданно чувствуя, как пересохло во рту. — Эти люди не останавливаются ни перед чем. Попасть к ним означает умереть... или опуститься так низко, что смерть станет желанным исходом. Пальцы Мо Жаня на мгновение замерли на волосах Ваньнина. Неожиданно он понял, что пытался донести до него учитель... — Всё верно, — Ваньнин заметил его колебание и трактовал его по-своему.— Меня похитили еще ребенком, и я стал частью одного из борделей. Я пробыл там около полугода — и почти все время находился на грани смерти, но каким-то невообразимым образом выжил. Неделями лежал на сырой земле, в выстуженном помещении, не в состоянии подняться, с переломанными ребрами, но все никак не умирал… В какой-то момент владельцам надоело, что я приношу одни проблемы, и от меня решили избавиться, продав. В ту же ночь я убил своего покупателя… Мо Жань невольно вздрогнул от холода в голосе Ваньнина. Казалось, то, что он рассказывал, было совершенно будничным делом — мужчина словно делился историей, прочитанной в газете. На его лице застыло выражение холодного безразличия. — Ваньнин… — позвал он тихо, чувствуя, как внутри только что что-то сломалось. Он вдруг осознал, что его собственный голос звучит странно… Он словно проваливался в бездну, и больше не знал, как из нее выбраться. К горлу подкатила тошнота... — Мне повезло, — все так же холодно продолжил Ваньнин, внезапно усмехаясь. — Той ночью была облава, и меня спасли. Но… ты понимаешь, что на самом деле спасать было уже некого?.. Мо Жань уставился на него, не моргая. Его взгляд почему-то пугал. В холодных пропастях цвета лиловых сумерек сверкнула ярость, зрачки сузились до крошечных щелок. Чу вздрогнул, резко отстраняясь. Он всегда был чувствителен к чужому настроению, и не заметить состояние Мо Жаня не мог. Юноша перед ним в одно мгновение превратился в пугающего незнакомца. Ваньнин отвел взгляд, понимая, что, рано или поздно, Мо Жань должен был узнать обо всем. Пути назад не было — он должен рассказать всё до конца. — Я не надеялся выжить. Той ночью, когда меня вытащили оттуда, я собирался убить себя, но просто не успел. Вещи, что происходили эти полгода… никто бы не мог остаться в своем уме после такого, — продолжил он безжалостно. — Сюэ Чженъюн, твой дядя — работает со мной уже много лет, но… все, что он может сделать — выписать мне лекарства. Большую часть времени я либо не в себе, либо настолько напуган, что забываю, кто я и где нахожусь, проваливаясь в воспоминания. Периодически я всё ещё тот мальчик, Ся Сыни… понимаешь? Он не смотрел в сторону Мо Жаня, потому что опасался увидеть выражение его лица. Узнать, что все это время находился рядом с психически нестабильным человеком, способным на убийство — и этот человек еще и чему-то учил его, а теперь был партнером на сцене в постановке... о чем здесь можно было вообще думать? О чем еще могла идти речь?!.. Внезапно в звенящей тишине раздался голос Вэйюя. Он спросил: — Они… все еще на свободе? — И да, и нет, — Ваньнин невольно облегченно вздохнул, понимая, что на такой вопрос он вполне может ответить. — Их лидер и большая часть виновных сейчас отбывают пожизненный срок, но время от времени кто-то да подает прошение об апелляции. А у их окружения осталось достаточно денег и связей, так что уже несколько раз прошение удовлетворяли, и дело пересматривали. Всякий раз они пытаются все обернуть так, словно я психически нездоров, и потому мои показания не имеют силы. К тому же… ты видел, что случилось вечером. Ко мне вламываются в дом не впервые — именно потому я держу под рукой оружие… — У них есть на тебя что-то? — задал следующий вопрос Вэйюй. Чу почему-то коробило от его спокойного, даже слегка отстраненного тона. Он вздохнул: — Есть видео, на котором Ся Сыни... совершает убийство. Но полиция знает об этом с тех пор, как начался шантаж. Проблема в том, что Жуфэн угрожают сделать эту запись достоянием общественности — но я не настолько глуп, чтобы не понять, что рано или поздно они все равно это сделают вне зависимости от того, изменю ли я показания…, — он на мгновение задумался. — Жуфэн также периодически присылают мне угрозы по отношению к моим коллегам, но до сих пор никто не пострадал. Скорее всего, дело в том, что я в общем-то сторонюсь людей, и ни с кем не сближаюсь. Они не могут мне по-настоящему угрожать потому что рядом со мной никого нет… В спальне снова стало тихо — настолько, что Ваньнин мог слышать собственный учащенный стук сердца. Он вцепился в плед, чувствуя себя неловко. Все-таки ему не стоило снимать одежду потому что теперь он как будто лишился слоя защиты. Мо Жань… кажется, он был способен уговорить балетмейстера на любую глупость, и Чу почему-то позволял ему это — но сейчас внезапно остро осознал, что с самого начала не должен был принимать приглашение Вэйюя. — Мне стоит уйти прямо сейчас, — сказал он. — Я должен идти. При этом он не сдвинулся с места, и лишь растерянно осмотрелся в поисках своих вещей, старательно избегая даже взглянуть в сторону Мо Жаня. Но одежда, в которой он изначально пришел, была брошена в ванной… он запоздало вспомнил об этом, и теперь неловко мялся, пытаясь понять, что делать дальше. Неожиданно Мо Жань оказался рядом с ним, и его руки легли на плечи Ваньнина, а затем он медленно привлек мужчину к себе. Чу застыл словно изваяние, а затем его пробрала дрожь. — Я… почти не переношу прикосновения, — тихо предупредил он, и в ужасе понял, что его голос звучит как-то искусственно, словно говорит совсем не он, а какой-то робот. Резко отстранившись, он отступил на несколько шагов — и тут же замер, понимая, что забылся, и случайно подошел слишком близко к панорамному окну. Взгляд против воли метнулся вниз — и так и застыл. Его снова начинало неконтролируемо трясти. — Ваньнин… Ваньнин, стой… — голос Мо Жаня пробился сквозь наступающую волну паники. Чу вцепился в плед, а тонкие губы поджались. — Что… что ты теперь думаешь обо мне? — наконец спросил он тихо. — Все еще... хочешь быть моим другом?.. — он внезапно поморщился, как если бы жалел о заданном вопросе. — Да, — Мо Жань, кажется, не раздумывал ни секунды. Он медленно протянул руку, как если бы хотел коснуться Чу, но его ладонь остановилась в нескольких миллиметрах от щеки мужчины. Ваньнин удивленно покосился на руку Мо Жаня, зависшую в воздухе, а затем впервые за долгое время поднял на юношу глаза, и в эту же секунду где-то вдали послышались отдаленные раскаты грома, и ночное небо за окном в одно мгновение пролилось густым дождем, перекрывая плотной водной завесой весь обзор. Лицо Ваньнина внезапно осветила яркая вспышка молнии, и Мо Жань замер, очарованный блеском темных глаз, взгляд которых был сейчас устремлен прямо на него, как будто испытывая его на прочность. — Я хочу быть твоим другом, — повторил Мо Жань медленно. — Неужели ты думаешь, что я остановлюсь после всего, что ты мне доверил?.. Думаешь, я боюсь? Ваньнин вздрогнул, словно от удара. Он отвел глаза, и впервые почувствовал, как земля буквально уходит из-под ног. — Мне плевать на опасность, — продолжал Мо Жань, мрачно усмехаясь. — Ты… Ваньнин, ты, серьезно, думаешь, что меня это может напугать или как-то… остановить? Я уже шесть лет зарабатываю на жизнь исполняя трюки без страховки… — он тут же замолчал, понимая, что выдает себя с головой. Балетмейстер Чу снова уставился на него. — Что? — Мо Жань пожал плечами. — Я бросил балет, нужно же было как-то развлекать себя? Острых ощущений после твоих репетиций очень не хватало... — Хм, — Ваньнин сощурился, пристально вглядываясь в лицо Мо Жаня, но тот выглядел вполне серьезным, делая подобные заявления. — Ты сам не захотел возвращаться, — после небольшой паузы сказал он. — Я… тогда я не думал, что ты ушел насовсем. Я сказал тебе убираться, но ведь сейчас… ты совсем не реагируешь, когда я прошу тебя уйти, разве нет?.. — …... — Мо Жань воззрился на Ваньнина, разинув рот, а затем точно так же его захлопнул, смутно чувствуя, что балетмейстер... издевается над ним. Двое снова замолчали, и, когда их в очередной раз накрыла тишина, Чу внезапно подумал, что ему действительно страшно от одной мысли, что с Мо Жанем что-то может произойти. Пусть он отшучивался, и действительно неоправданно рисковал собой… всё это не шло ни в какое сравнение с тем, на что были способны люди из Жуфэн. Он вдруг вспомнил, как впервые увидел Мо Жаня, и его сердце пропустило удар, потому что воспоминание было очень болезненным. Ваньнину тогда было тринадцать. Прошло три года с тех пор, как его выписали из больницы, где он пробыл около года после своего поистине «чудесного» спасения из Жуфэн. Все эти пять лет он занимался балетом по совету Сюэ Чжэнъюна, который свято верил (и убеждал его родственников), что танцы помогут Чу побороть внутренние страхи. Но за эти пять лет страхов, пожалуй, стало только больше, потому что Ваньнин к тому времени не только не перестал сторониться людей, избегая любых физических контактов, но и испытывал немыслимый ужас перед сценой. Кроме того, теперь к его целой веренице опасений прибавилось еще одно — он всякий раз боялся, что астматический приступ случится прямо во время выступления. Впрочем, Хуайцзуй, который решился взять его в свои ученики, похоже, тогда был уверен, что с возрастом Ваньнин сможет преодолеть себя — он и правда искренне верил в то, что Ваньнин станет восходящей звездой балета, и его ученику самой судьбой уготовано солировать на самых роскошных сценах… Ваньнин был с ним не согласен, но все же старался держать планку изо всех сил, усердно прорабатывая каждое движение. К тринадцати годам помимо общих занятий он все чаще приходил самостоятельно репетировать в хореографический класс, стараясь выбирать время, когда там было свободно — все-таки в одиночестве он чувствовал себя намного уверенней и… свободней. Ему ведь действительно нравился классический танец — вот только в окружении одногруппников он не был в состоянии нормально функционировать. Стоило кому-то даже просто приблизиться к нему, как Чу в очередной раз впадал в панику. Из-за этого вокруг него всегда на репетициях образовывалась своего рода «зона отчуждения» в несколько метров. В общем, в один из вечеров, выбранных им для уединенной репетиции, он и повстречал совсем еще зеленого Мо Жаня, который только недавно пришел в балет. Мальчишка бесцеремонно вломился в танцевальный класс, и с удивлением наблюдал за Ваньнином с таким лицом, словно впервые видел, как кто-то в принципе танцует. Ваньнин поначалу думал прогнать его взашей на правах старшего — но затем сдался. В конце концов, мальчик держался от него на достаточном расстоянии, не лез с расспросами, да еще и выглядел ужасно смущенным. Чу знал, что такое смущение. Да и… Мо Жань выглядел очень милым ребенком. Темные волосы, хоть и были собраны в хвост, все же вечно казались слегка растрепанными из-за того, что вились. Огромные темно-лиловые глаза сверкали любопытством и восторгом. Пухлые щеки заливал румянец. Ваньнин, закончив репетировать, внезапно для самого себя решил познакомиться с этим необыкновенно обаятельным мальчуганом. В конце концов, у него, кроме Ши Минцзина, который все еще часто пропадал по больницам из-за состояния здоровья, совсем не было друзей — а доктор Сюэ уже давно советовал ему начать с кем-нибудь общаться. Конечно, скорее всего, он имел в виду кого-то из сверстников Чу — но Ваньнин, по правде говоря, не был уверен, что способен общаться с одногодками. Чаще всего ему бывало ужасно некомфортно на общих репетициях — а особенно становилось не по себе, когда девушки из их группы бросали на него неоднозначные взгляды. От них Ваньнина в принципе прошибал ледяной пот. Тем вечером он первый представился Мо Жаню, а затем предложил ему помочь — да и что еще он мог предложить, если сам ничего не знал и не умел кроме как танцевать?.. Мо Жаня его предложение, к слову, весьма воодушевило — и так началась их совместная работа над первым танцем Мо Жаня… А затем над вторым, и над третьим… и над десятым тоже… Ваньнин с удовольствием наблюдал, как его маленький ученик прогрессирует семимильными шагами, обгоняя своих одногодок. Он радовался всякий раз когда Мо Жань выступал на сцене, и никогда не пропускал его партии. Да, возможно, их общение не было похоже на дружбу — но Ваньнин попросту не умел дружить. А Мо Жань… он был одарен, и при этом невероятно трудолюбив. Учить его было для Ваньнина огромным удовольствием. Что же до общения с Мо Жанем… Ваньнин по-прежнему избегал с ним общаться о чем-либо кроме танца, поскольку не был уверен, что это правильно. В конце концов, он был на несколько лет старше, а у Мо Жаня наверняка были свои друзья. Впрочем, Чу и сам не понял, в какой момент не только перестал шарахаться от своего ученика, но еще и ужасно привязался к нему. Наверное, он осознал это уже в тот период, когда его внезапно пригласили в группу Мо Жаня в качестве хореографа... В тот момент Мо Жаню было уже около шестнадцати, и он активно выступал на сцене — и Чу внезапно остро осознал, что больше не может продолжать обучать этого юношу индивидуально, потому что сам Мо Жань был уже практически взрослым. То, что они проводили вместе время, было, по меньшей мере, странно. Чу еще год назад начал корить себя за то, что никак не может прекратить их совместные занятия. В конце концов, они ведь даже не были друзьями, а сам Мо Жань больше не был тем восторженным краснеющим мальчишкой, неловко мнущимся в дверях... Вот только всякий раз, когда Ваньнин думал о том, что это будет их последнее занятие, Мо Жань тут же задавал какой-нибудь сложный вопрос или просил помощи с определенным номером — и Чу сдавался, в глубине души понимая, что делает это совсем не в интересах своего ученика. Просто, если их занятия прекратятся, он снова останется в одиночестве, и у него больше не будет никого, кто был бы ему хоть немного близок… К счастью, внезапно поступившее предложение преподавать у группы Мо Жаня разрешило эту дилемму почти безболезненно: теперь у Ваньнина все еще оставалась вполне приемлемая причина продолжать наблюдать за Мо Жанем со стороны, но он мог официально сказать юноше, что с этих пор их совместным занятиям наступает конец. Мо Жань воспринял эту новость абсолютно спокойно, как если бы уже давно ждал этого. По правде, Ваньнин даже был расстроен такой прохладной реакцией: ведь все-таки он учил Мо Жаня около шести лет, а тот… относился к Чу как к абсолютно чужому человеку. Тогда Ваньнин не спал несколько ночей подряд, и даже заболел на нервной почве — настолько ему было тяжело думать о том, что его ученик совсем не собирался хоть немного скучать по нему. Однако, это было вполне ожидаемо — с чего этому прекрасному юноше было скучать по унылому, вечно мрачному учителю, который и два слова-то связать не мог, улыбался через раз, а от любого случайного прикосновения сторонился, словно от чумы?.. ...Ваньнин тяжело вздохнул, вспоминая, что именно в тот год Мо Жань в итоге и бросил балет. Это случилось после очень неприятного эпизода с Ши Мэем, от которого у Чу до сих пор, по правде говоря, возникали двоякие чувства. Хоть они с Ши Минцзином и были товарищами по беде: оба выжили после облавы на Жуфэн, оба решили заниматься балетом — но Ваньнин чувствовал себя крайне неуютно в обществе этого юноши. Наверное, все дело было в том, что у них было общее прошлое, но Ши Мэй отлично справлялся с полученными травмами, и, казалось, совсем не испытывал таких сильных психологических проблем, как Чу. Это заставляло Ваньнина ощущать себя вдвойне неудачником. К тому же… в тот год, когда Ши Минцзин внезапно проявил желание перейти в группу, где преподавал Ваньнин, Чу впервые получил видеокассету и послание с угрозами от Жуфэн. Все это, вкупе со стрессом от новых для него обязанностей учителя, гастролями, и окончанием индивидуальных занятий с Мо Жанем, в итоге вылилось в нервный срыв. Ши Мэй же, с его внезапной странной выходкой, лишь стал той соломинкой, что в итоге сломала спину верблюда… Затем последовали уход Ши Мэя и Мо Жаня — и затяжная депрессия Чу, которая закончилась для него больницей и антидепрессантами... ...Балетмейстер устало вздохнул, понимая, что Мо Жань, который находится сейчас перед ним и утверждает, что хочет стать Ваньнину другом, очень изменился. Он стал жестким, непредсказуемым, и даже пугающим. В этом человеке как будто совсем ничего не осталось от того прекрасного розовощекого мальчишки, который когда-то с таким восторгом наблюдал за Чу в их первую встречу — того самого мальчишки, которого Ваньнин искренне считал своим единственным другом много лет назад... На его место пришел некто Мо Вэйюй — практически незнакомец… От осознания этого факта почему-то ему становилось невыносимо.