12 июня
Изнемогающее солнечное утро похоже на обряд самоуничтожения, ведь под рубашкой давно скопилась неприятная влага, из-за неё пробегают мурашки, но совсем не те, которые вызваны будоражащими эмоциями. В горле стоит до жути противный ком, который попытались развеять большим глотком воды. Но всё бестолку. Июньский день кочует из одного в другой, потому он непричмечателен, скучен и обыден. Никто не изучает, никто не сканирует, за спиной не шепчутся, не стараются задобрить обольстительной улыбкой. В глазах некоторых напротив, отвращение, накатившее прохладным душем. Даже собственные родители не замечают, когда парень уходит слишком рано, а приходит в полный сумрак, когда часовая стрелка без зазрения совести вот-вот достигает полночи. Поступил бы так братец, те обзвонили бы соседей и поставили на уши всю деревушку. И дело совсем не в возрасте, как может показаться с первого взгляда. От такого сердце порой горит, в нем плавно разжигается янтарное пламя, а затем как и прежде остаются лишь угольки, которые выглядят безжизненными, но в каждый раз отдают с двойной болью и призрением к самому себе. И так изо дня в день, словно там, наверху, прописано посекундное отвращение, которое утрировало подростковое сознание. Сознание не окрепшего Пак ЧанЁля. Дорога в школу лишь раньше могла сопровождаться задорными разговорчиками, характерной приветливостью красноволосой и приятным забвением, сейчас, наверняка, все привелегии достались Чону, который раздражал лишь своим робким взглядом. Уж слишком много ЧонГука стало в тихой жизни паренька. Слишком часто с уст слетало его имя, а перед глазами мельтешил его надоедливый силуэт. От таких деньков школьник словно стал второстепенным героем, хотя тот и не отрицал, что зачастую появлялся лишь на задворках, но это и не мешало чувствовать свою значимость. Хоть паренька и не воспринимали всерьёз, особенно без одноклассника в лице Кима, но он не жаловался. Ему хватало лишь некоторое время наедине с приятелями, и тогда тлеющие угольки сменялись чем-то светлым. Пак пока сам не определился, чем именно. Сейчас тишину разбавляли лишь насекомые, реже птицы, а в голове словно заиграл звук трескающего масла на сковороде. Даже невзирая на вчерашний ливень на утро его как и не бывало, учитывая, что уроки сегодня позже обычного. Через зной приходилось буквально пробираться, и каждый шаг становился тяжелее. Но вот руки из карманов тот не убирал, словно от этого жарче не становилось. — ЧанЁль-щи! — прозвучало синхронно с клаксоном и кажется спасительным звуком, ведь перед школьником появился автомобиль. ТэХён за рулём, тогда то брюнет непроизвольно улыбнулся, сам не ожидая от себя после взбучки несколько дней назад. Справа на пассажирском сидении расположилась медсестра, отчего школьник сперва удивился. — Разве у тебя уже есть права? — Нет, потому Дженни учит меня, — ЧанЁль наклоняется к окну и замечает улыбку шатенки, она кивает и предлагает расположиться сзади, отчего в голове двойным комбо расплывается дежавю; Вот они с красноволосой едут рядом, девушка хоть и поглощенна конспектом, но не выглядит отстранённо, краем уха слушая все разговоры. Краем глаза замечает и взгляд парня, но виду не подаёт. Иллюзия накатившей дымкой испаряется, и вместо одноклассницы между сиденьями проглядывается лицо новенького, от которого внутри всё замирает. Тогда то и проясняются воспоминая, лежавшие на непроглядном дне, куда зной неизбежно доставал. Ведь дно фальшивое. ТэХён теперь не ближе вытянутой руки. ТэХён теперь не рядом. ТэХён с ЧонГуком, чёрта с два. Но всё ведь ошибка. На его месте должна располагаться ДжиСу. Не он. Не его непонятливый взгляд, а её, такой тёплый родной, она словно одними глазами привносила чудо в его жизнь. Так, что она не казалась такой тусклой, как прежде. В воздухе словно появлялись бабочки, потому что в животе слишком много их было. Таких живых цветастых, самых разных. Всё лишь из-за неё. Но бабочки с прожжёнными от углей крыльями теперь. Приходится кидаться в омут с головой и уповать на свою невзрачность. — У вас тут прохладно, — всё же не подаёт виду школьник, лишь мельком взглянув на ЧонГука. Тот в свою очередь быстро подвинулся на противоположный край, забрав на колени сумку. А взгляд тот будто насильно привинтил к окну. Тогда, казалось, он летал в вымышленном мирке, который был неподвластен тусклости ЧанЁлю. Слишком уж приземлённый. И всё же невзирая на одностороннюю нелюбовь школьник всё же подметил особую угрюмость с утра пораньше, когда медовое солнце щекочет кончик носа. Казалось, с чего бы вдруг? Взгляд уже не походил на щеночка, которого выпусти во внешний мир, а рука подпирает щёку. — ЧанЁль-щи! Как подготовка в фестивалю? — в зеркале заднего вида проблеском отразились знакомые глаза, они изучающе рассматривали дорогу. — Подготовка идёт полным ходом. — Жаль я вчера не успела заглянуть, столько работы накопилось за последние дни, — женский голос кажется невероятно нежным, отчего и её взгляд смягчил парня с лёгкими кудряшками. А вот шатен слева встрепенулся, перевёл уже обыденный взгляд и свёл брови, словно мир в этот момент его, если не рухнул, то получил значительную трещину. Но в глазах парня прочесть нельзя, зеркало души занавесили простыней, отчего тот то ли подавлен, то ли удивлён, то ли и вовсе не испытывал ничего. — Не волнуйся, ты ничего не попустила, — лыбится парень спереди, поворачивая голову в сторону медсестры. — На дорогу смотри лучше, дурачок, — смех походивший на звон колокольчиков будоражит одноклассника, видно невооружённым глазом ведь. А ЧанЁль в отличии от Тэ не выглядел книгой, которую можно прочесть не используя переводчик. И этот переводчик нужно будет хорошенько поискать прежде чем браться вешать ярлыки, ведь его взгляд уж слишком неоднозначен бывает. Но порой его суженные глаза и пристальный взор говорит сам за себя, тогда то и переводчик не нужен. Именно так каждый раз глядел на соблазняющую обстановку, когда хочется вставить свой басистый голосок и разорвать идиллию. Стать её частью парень почему-то не рассматривал. — Возьми, тебе нужно больше есть, — игриво скалится НаЁн, на что школьник как-то больно спокойно реагирует. — Я не голоден, — словно захлопывая перед школьницей дверь, сквозь зубы буквально шепчет шатен. ЧанЁль не спускает подобное из виду, глядит с ухмылкой, скрывая одинокого мальчишку за ней. Школьный обед всегда обыден, проходит в классе, потому по помещению равномерно распределился запах свеже приготовленных бенто, кто-то обходился булочкой из супермаркета, а кто-то и вовсе покидал остальных на время, предпочитая огородиться своим выдуманным миром манги. — И почему ты обедаешь с нами? — Ким складывает руки на груди и впивается взглядом, — Вот придёт ДжиСу, ты вернёшься обратно, понятно? Во взгляде Чона вновь что-то пляшет, он кашляет, но быстро заверяет, что в порядке. Такая смена эмоций всегда попадала в кругозор одноклассника, который изучал сперва друга, затем ненавистного парнишку, на месте которого всегда хотел оказаться. Но признавать сам того не желал и выискивал недочеты, изъяны, и так с самого детства. Он подмечал любые мелочи и думал, что составляет психологические портреты. Неумело к сожалению. Иначе как объяснить все эти домыслы о выскочке из большого города, с какими-то странными жеманными движениями на протяжении всего нахождения в его поле зрения. Чушь. И хоть про ЧанЁля и не скажешь, но тот по своей натуре наблюдатель, его зоркие зрачки улавливали большинство неподвластной информации. Новая стрижка, кроткий, но многозначительной взгляд, лесть. Порой, конечно, школьник начинал играть в детективов и придумывать всё то, что на самом деле расплывается лазурной иллюзией и не видится другим. Придумывать ли? Но его наблюдательность была лишь дополнением скуки и одиночеству. Когда отчуждение заполняет тяжелой субстанцией, так, что дышать становится трудно, так, что лёгкие превращаются в соты, где уже давным давно поселились пчёлы, тогда сложно быть другим. Так считал сам парень. Брюнет с шумом встаёт, отчего некоторые одноклассники рассматривают, вгрызаются взглядом. А парень плывёт по классу, и походка его такая размеренная, вальяжная, так и не скажешь, что поскорее хочется покинуть этих идиотов. Только вот диалог и пару заковыристых фраз стопорит. — ДжиСу уже завтра должна прийти? А я хотела подольше провести времени с вами. — ничего примечательного, очередной набор букв от Им, но затем... — Что с тобой? Ты ведь вчера мне сказала... — ЧанЁль оборачивается, а Гук переходит на шёпот, но ужаса в нем столько же, сколько одиночества в парне с кудряшками. — сказала, что она... — его профиль не привлёк бы такого внимания если бы не взгляд. Глаза его бегали по лицу шатенки, с губ к глазам, с глаз к губам, а затем обратно. Вверх. Вниз. Тик. Так. Время замедляется, а всё словно становится той самой громкой стрелкой часов, она ускоряется и синхронизируется с сердцебиением. Дыхание тревожное. — что ДжиСу мертва! — удивительно как шепот так сильно походил на крик, как же умело он сдерживал раздирающие грудь стенания. ТэХён кашляет. — Что за чушь? — пухлые губы расползаются в елейную ухмылку. — Ты, Чон, на солнце перегрелся? ЧанЁль свёл брови и постарался скорее скрыться, ведь агатовые тэхёновы зрачки уже не первые секунды рассматривали и выискивали то, что сам так любил Пак. Затем туман затмил воспоминания, они сливались в один сплошной ком и пополняли список очередных дней, в которых проскакивали мысли о самоличной ликвидации души и разума, поглощающихся этой рутинной. Поздним вечером (как заверял себя парень) небосвод был скуп на звёзды, пряча их под плотным шаром туч, они то и мерцание луны закрывали, создавая слегка жуткую атмосферу, ведь далеко расставленные фонари скорее служили путеводителем, чтобы совсем не померкнуть в густой темноте. Будто по воздуху равномерно распределился песок, западающий в глаза. Всё размыто. У фонаря, где виднелась телефонная будка, стоит школьник, сперва это вызывало дымку растерянности и ступор, ведь обычно местных в поздний час не встреть, отчего, к слову, ЧанЁль так и полюбил ночь. В ней можно спрятаться, укутаться и забыться. А новые гости в ней ни разу не радуют. В школьнике тот быстро распознал ЧонГука, перепуганного, из его рук мгновенно выпала трубка, а причина быстро показалась рядом. Второй силуэт. Лицо скрыто в тени, но в голову ударил его оскал, он как восковое изделие плавно приобретал свою форму. Затем блеснули светлые волосы и старомодная стрижка, такую в нынешние время считали чем-то сравнимым с раритетом, но парня это не портит. Идеально выглаженная рубашка с пышными рукавами и вульгарно короткие шорты, которые смотрелись несуразно, будто он перепрыгивал сквозь эпохи и забывал сменил одёжку, плавая в своём мирке. Выглядел тот слишком вычурно. Пак уже однажды встречал девушку, которая затаилась глубоко в воспоминаниях, но сейчас от схожего стиля решила напомнить о своём существовании. Вот только существовала ли она? Школьник готов был и сам поверить в свою богатую фантазию и во второй раз. И видимо выбора не оставалось, ведь силуэт исчез стоило приблизиться к фонарю. Будто переменность со светом и тенью играла с юношей и желала выиграть, подсовывая яркие образы. ЧонГук перевёл рассеянный взор и с выдохом словно возвращался в прежнее состояние, в нем уже не чувствовалась то напряжение. Он учтиво предложил направиться вместе, а брюнет отказываться не стал, ныряя рукой в кудряшки. Шли те бок о бок, но каждый в своих мыслях, из-за чего по пространству плавало молчание, оно ничуть не смущало обоих, словно было недостающим элементом экспозиции. Ёля гложел парень, его улыбка, его пугающая аура, которая непроизвольно проникла в фибры сознания. Куда он исчез и откуда появился, стоит ли спрашивать у одноклассника, который и так не внушал доверия? Но одноклассник опережает. — Слушай, то что мне говорил Тэ, — он замедляется, смотрит, но из-за ночной поры эмоции непонятны, — Прокоятье... — внутри всё резко сжимается, а после и рука в кармане, — Всё ведь правда? — Да. — Ясно.10 июня
— Предлагаешь скрыть от него правду? — брюнет хватает одноклассника за ворот, созерцая неясность глаз, которые тот успевает спрятать за чёлкой. Она как защитный механизм скрывает того от сложностей, будто временно заменяя ДжиСу. — Не скрыть, — он касается рук у своей шеи, — преподнести как чушь и слух, это разные вещи. Поверь, Ёль, так будет лучше для всех. — Кому чёрт возьми лучше от этого?! Кому? ТэХён, он имеет право знать... — Нет, — спустя мгновения тот пронзает сердце уколом трезвости, теперь глаза хотелось опустить брюнету. — Мы не должны подвергать его опасности, все мы понимаем, что случилось с... — Ким поджимает губы. — Мы можем поговорить? — вдруг вырисовывается фигура Гука, который словно почувствовал свою надобность, там где его вовсе не ждали. Отчего парня хочется сжечь своим взором, но Пак лишь скользит глазами, мельком замечая изучения на Тэ. Всем до ЧанЁля дела нет. Даже этому выскочке.12 июня
Сознание потихоньку сбегает в тёмный угол, растворяясь во мраке, снедаются последние детские лучики надежды, поблескивающие на самом дне. Сказанные слова не забрать обратно, тем более, когда те чужие. А вес их больше собственных. — И что думаешь насчёт рассказанным Тэ? Городским ведь сложно понять такое. — Всё как он и сказал, простой вымысел и шутка, — улыбка. Наверняка. Но всё же интересно, сколько правды в его словах, быть может обольстительный жест, возможно и надуманный, намеревался обмануть Ёля? — Знаешь... — шатен разворачивает голову и явно сводит брови, выжидая чего-то сверхъестественного. — Хотя забудь. В голове мелькнуло имя НаЁн, её непонятная улыбка, которая страшила Чона, но спрашивать о диалоге желания совсем нет, не его это дело. А после тишина привычная ушам. Незамысловатое прощание и какое-то гадкое чувство в сердце, покалывающее секундной надеждой, когда Чон будто проявил излишний интерес, после его незаконченной (да в целом и не начатой) мысли. ЧанЁль замечал всё. И в тот момент дыхание одноклассника походило на сбивчивое, будто после пробежки. — Я пойду, — указал парень на прибывший транспорт, прежде чем покинуть компанию Чона и нырнуть в привычный расклад. Так как время близилось к полуночи автобус явно был последним, из-за чего пустующие места и лёгкий желтоватый свет казались вполне естественными. Заняв самый дальний ряд парень облокотился об окно, видя как шатен направился дальше. Пак продолжал наблюдать за шажками, как в тот миг ему померещились самоцветы мелькнувшие из тьмы, оттого захотелось заткнуть уши, закрыть глаза и сделать вид, что порой у юнца не все дома. Желание всегда превозмогает возможности. Вновь рутинные мысли, которые чуть было не отвлекли от нужной остановки, и тот бы отправился прямиком в неизведанность, благо он вовремя сумел распахнуть глаза и резко выбежать, оставляя свет за собой. Нога ступила во мрак, сердце билось в рёберной клетке собственного тела, со лба скатилась холодная бисеринка, руки подрагивали. С чего это необоснованное чувство страха? Откуда оно взялось? Оно то было самым ненавистным, ведь тогда тот осознавал свою никчемную роль. Ёль же явно предпочёл бы являться хладнокровным антагонистом, будь те в альтернативном мире. Он бы смаковал кровь жертв, проживая жизнь нелюбимого никем человека. Да и такой характер вполне мог подойти парнишке, надеющемуся однажды зайти в пустующее помещение, где брата вовсе не существовало. Он бы умер от собственной слюны, в которой вся желчь, хранившаяся в ЧанЁле. Он с ужасом ждал этого, как однажды вернётся домой, а родители тонут в океане слез, а затем наконец обращают внимание на того кто всегда был за спиной, отчего его не видели, ведь какой смысл оборачиваться назад? Однако роль злодея не принадлежала тому, кто даже не удостоился чести быть пешкой, которой манипулировали, его ранг даже унизительнее этой роли. Он готов был захлебнуться в низах. Захлебнуться собственной кровью, пока это не сделал кто-то другой. Поздно. Вновь яркие картинки воображения, стоило войти в дом, на «свою» территорию, где безопасность обольстительна, но обманчива. Доверять ей нельзя, можно пораниться.