11 июня
Отражающаяся в агатовых глазах луна выглядела желтоватой и походила на сыр, отчего навевала мысли о ночном перекусе, ведь ужин не задался. ТэХёнов звонок напрочь отбил аппетит. В голове одна за одной пробегали мысли, а затем в скоро бьющемся сердце отдавалось предвкушение. Футон казался особенно твёрдым, а звёзды пуще ярких, никак не удавалось ускорить приближение долгожданных сновидений. Может хоть в них Чон смог бы на минуту ощутить спокойствие, которое раскачивают не останавливающиеся качели, что в разные стороны мечут моральное состояние. В шестнадцать сложно переживать подобное, однако паренёк и заметить не успел, как глаза слиплись и погрузили в параллельный мирок, без проблем и бесконечных вопросов. ...Солнце беспристрастно щекотало кончик носа. Оно уже отдавало банным жаром, ведь из-за договоренности — школу сегодня можно пропустить. Тем не менее ранние цикады трезвонят по расписанию, придавая вторнику как положено буднего настроения с планами походившие на выходной. Еле заметные круги под глазами, что придают особо уставшей гримасы и угнетающе давящей атмосферы, получают несколько комментариев и потешливого смешка одноклассника. Тот как ни в чём не бывало дарил улыбку и жаловался на удушающую погоду, на что ЧонГуку оставалось лишь податливо кивать, размашисто остужая себя веером-рукой. Хотя на парне уже не школьная форма, в которой слишком жарко летними днями. Светлые шорты, едва достающие до колен, невзрачная футболка поло и кепка, которую Тэ при встрече успел смахнуть на лицо. — И куда мы направляемся? — сонно бубнит шатен, обращая внимание на чересчур громкое шарканье подошвы. — Как куда? К храму, — невозмутимо хлопает по спине собеседник, отчего приходится полностью распахнуть прикрытые веки. — Фестиваль уже совсем скоро, все в деревне в предвкушении. — словно сам себе тараторит парень. — Что за фестиваль то? А то твердите, да и только: фестиваль, фестиваль, — коверкает слово, что выцарапалось на обратной стороне черепной коробки, оттого и раздражает. ТэХён медлит, переводит взгляд и заискивающе улыбается, так, что хочется вытянуть губы в подобной усмешке в ответ, но парень сдерживается, вытягивая бровь в непонимании. И всё же он странный. — Фестиваль тут проводят каждое последнее воскресенье июня, но праздник довольно масштабный, потому готовиться нужно уже сейчас, — закидывает руки за голову и не оборачиваясь продолжает, — В общем мы зажигаем небесные фонарики и запускаем их в воздух. С давних времён это считали символикой исполнения желаний, некоторые отпускали свои переживания, оставаясь чистыми и мечтательными. — Небесные... что? Русоволосый хихикает. — Вроде из Сеула, а не знаешь таких простых вещей. Это бумажные фонарики, которые поджигают огоньком, и те, словно воздушный шар взмывают верх. Но фестиваль называют Пунсан, из-за одного из старейшин, который допустил ошибку в написании, теперь этот праздник именуют фестивалем воздушных шаров. — А-а, — только и выдаёт в ответ Чон, который никогда не бывал на подобных мероприятиях, а уж тем более на их подготовках. Потому волнительное предвкушение сменяет страх, затмивший ясное сознание. Сейчас на душе играет обманчивая безмятежность, которую Ким заворачивает в подарочную обёртку и преподносит, как лучшую сладость. Отказаться трудно. — ДжиСу... — Болеет, — заканчивает одноклассник и переходит на ребяческий бег, оставляя позади товарища, — Не отставай, Гук! Тот в свою очередь проверяет наличие ингалятора и с улыбкой, но бурча под нос, срывается на лёгкий бег, чтобы спина ТэХёна не отдалялась слишком сильно. Навязчивый стрекот насекомых, из которого особо выделялись цикады, сопровождал узкую тропу до самого храма. Она была неизведанной, ведь в прошлый раз школьники направлялись другим путём. Сейчас же по обе стороны раскинулись живописные картины, которыми в пол глаза успевал любоваться Чон. Слева небольшое рисовое поле, но не бескрайнее, как тот привык рисовать в своём воображении. В противоположной стороне начало горного склона, который сопутствовал приближающемуся месту назначения. — Не знал, что городские такие медлительные! — парирует Тэ, крича в пол-оборота, но он и не заметил, как его товарищ уже задыхался раскалившимся воздухом. Да и сам парень не знал, как сильно щёки раскраснелись и выделялись на бледной коже. Слишком уж весело. Солнце плавно перетекало к центру небосвода и ослепляло золотистыми лучами, что даже бейсболка казалась аксессуаром, предназначенным лишь для украшения. Хотя её чёрный цвет лишь подтверждал последнее. Бурные эмоции ускорили дорогу, потому ЧонГук чуть было не столкнулся с одноклассником, засмотревшись на активную работу местных; У начала ступеней уже начиналась подготовительная работа, несколько женщин средних лет вешали многообещающую вывеску, от которой, казалось, невозможно оторвать взгляда. Чон оклемался лишь когда добродушные тётушки окликнули и сообщили об активном друге, который давно пересёк порог, находясь практически на вершине. ...У самого храма, чуть поодаль, расположилась большая территория, где царствовала торжественность. Мужчины выстраивали ларьки, которые, как позже объяснил Тэ, в будущем преобразуются в магазинчики с едой. Женщины по большему счету занимались декоративной частью. На лицах трудящихся расплылись безмятежные улыбки, которые отдавали легким покалыванием и приятным теплом. Праздник словно вдыхал жизнь в деревенских. Тех не смущала и изнывающая погода, которую многие люди старались избежать прежде, но сегодня другой случай. Ларьки выстраивали вдоль опушки, с которой открывался вид на деревушку, но местность потихоньку шла на спад, и настолько плавно, что совершенно не заметно, как горный склон перетекал в невысокий холмик. У одной из таких незаконченных построек расположился парень, чьи волосы можно сравнивать со смолью, горячей, обжигающей, а взгляд напротив — леденящий. Обычно, когда люди пристально изучают других, кажется, что те испепеляют не отрывающим взором. Сейчас в глазах были ледышки, которые лишь отягощали робостью, но никак не охлаждали. В плече отдавало фантомной болью. — ЧанЁль! — надменность парня не уходила даже после приветливого жеста, который уже приобрёл почётное звание «фирменный тэхёнов». Но Чон лишь таял конфузом в испепеляющем солнце, всё сильнее пряча взгляд под стянутым вниз козырьком. Парень, секунду назад стоящий в теньке собственной работы, которой тот явно гордился (лёгкая, высокомерная усмешка давала это понять), исчез на глазах у шатена. Есть у местных свойство: испаряться, как в тумане. О такой способности городской парнишка мог только мечтать, ведь его громкие шаги и порой тяжелое дыхание не позволяли уйти «красиво». — А после помощи свожу тебя на водопад! — вешается на плечи русоволосый, его тонкие пальцы тыкают в слегка округлую щёку Чона. Тот уже привык к подобным выходкам и научился принимать их как беззлобные, потому уголки губ буквально на миллиметр взмывают вверх. Даже сам Ким не уследил за выражением лица одноклассника, потому как привык улыбаться широко. Так, что за километры можно понять; направляется ТэХён, заполнявший собой всё пространство. — Тут есть водопад? — наконец пробуждается от навязанной иллюзии, реальность почему-то гораздо горьче, а сахарные улыбочки лишь на недолгие секунды забвения помогают откинуть вопросы. Они глубоко в сердце засели, но почему-то неосознанно заперлись в сейф, который школьнику хотелось выбросить в тот самый водопад, который и обещал показать русоволосый. — Многого ты не знаешь оказывается, нужно провести тебе экскурсию. А то у меня впечатление, что живем мы в разных измерениях. — парни перекидываются усмешками. В округе июньское ранее утро воспринималось довольно волшебно, тепло, словно парное молоко и приятно щекочущее предвкушение. Гук окунулся и даже смог вобрать эту атмосферу, но когда перед носом сел чернокрылый статный ворон, который врезался в уши пронзительным криком, то липкая пелена словно из неоткуда появлялась разом с холодным потом. В глазах поплыло, а вьющий прохладой ветерок исчез, оставляя нехватку воздуха. В голове всплыл отрывок из найденной статьи, где мертвое тело стало обедом этих кладбищенских птиц, что вырвались на свободу из запертой клетки волнения. От вырисовавшейся в сознании картины последовал рвотный рефлекс и заплывшие зрачки, которые на секунду потемнели и окунули во мрак посреди лучистого солнца. Отдалено послышался тэхёнов голос. Такой же мельтешащий, как во вчерашнем телефонном разговоре. Секунда и порыв сравнимый с анабиозом закончился, перед глазами слепящий свет, а слова друга чётки, словно шатен навыдумывал прошлые мгновения. Но из-за внезапного воспоминания прорывается и другое, более значимое и непоколебимое, которое искусственно заглушалось безмятежностью. — Гук! — крепкая хватка будто оставляет багровые следы от кисти, тогда боль возвращается в унисон со всеми чувствами и эмоциями. — От такого солнца и головной убор не спасает, — уже непринуждённо произносит школьник, стараясь не подавать виду и не брать во внимание предыдущие секунды. ЧонГук снимает кепку, откладывая её подальше. — Стоит сделать перерыв, — спокойно и нехарактерно флегматично объявляет Ким, — Но учти, на водопаде мы долго не задержимся, — будто прощупав почву, русоволосый возвращается в прежнее амплуа и начинает подталкивать Чона в тень узкой тропы, ведущей вверх, оттого выглядя непривлекательно. Приближающийся шум воды успокаивал фибры души, лаская монотонным звучанием. Умиротворение и спокойствие обманчиво играло в лотерею, где Чон всегда выходил проигравшим. В его голове застряло лишь одно слово, которое тот чуть было не произнёс вслух. Точнее это «чуть было» и произошло бы, если не рядом идущий парень, решивший разрядить обстановку комментарием о невнимательности. — Чон ЧонГук! Ты под ноги смотришь, а? — саркастичная серьёзность, — сколько можно спотыкаться. Гук в свою очередь надул щёчки и уставился на потёртые кеды, теперь тот чётко видел выступавшие корни деревьев и неровную почву, что заставляла впасть в конфуз. Но стыдливая ситуация вмиг испарилась, когда настойчивое щебетание птиц окончательно заглушилось густым напором воды. Перед самим водопадом находился обрыв, который подкашивал коленки обладателей акрофобии. Но тем не менее плюсов у укромного места было уйму, начиная отсутствием насекомых, успевших искусать оголенные ноги парней; заканчивая прохладой, которой веял водопад, ненавязчиво брызгая в стороны. Расположившись на траве парни замирают. Чон в стеснении и желании задать вожделенный вопрос, а Тэ в своих мыслях, которые навсегда останутся лишь в голове у этого чудака. — Наш вчерашний разговор... — неуверенный шёпот плавно пробирается в сознание, — Что ты хотел мне рассказать?.. Беззаботное лицо попрежнему транслирует внушавшее ранее умиротворение, но так же и пугает, подкашивая коленки и наращивая в горле неприятный ком. — А-а, ты об этом? — кротко отзывается одноклассник, — Да тут и рассказывать особо нечего. Слышал когда-то о проклятьях? — резко разворачивает голову и отслеживая кивок продолжает, — У нас это местное суеверие приобрело большую популярность, но поверь, походит лишь на байки старушек, сидящих у остановки. Они тебе и не такое рассказать могут! А если быть точнее, о банальной череде совпадений и желании объяснить пугающие их факты, создавая дополнительные неприятности, — наконец в тлеющих зрачках Чону удалось разглядеть ясность, которая развязывала петлю, позволяя насладиться нехарактерной прохладой. Его уводит в плен былой безмятежности, словами: это самая обычная деревня. Но стоит кустам зашевелиться, тот судорожно оборачивается и испуганно смотрит на русоволосого. За ними следили.10 июня
Буквы расплывались в глазах, унося на какой-то необитаемый остров, ведь утренний июньский ветерок, предполагающий собой охлаждающее облегчение, на деле лишь сгущал воздух, добавляя примесь ила. Дженни приходилось пробираться будто бы сквозь дебри терминологии, над которой не хотелось пыхтеть в начале рабочего дня. Но, увы, таковы её обязанности, которые выполнялись, хоть и с неохотой, но с воодушевлением и мыслью об облегчении бремени Мина. Под таким увлеченным состоянием заметить в кабинете тяжёлое дыхание не сразу удалось, лишь когда до кончика носа достиг деликатный запах табака, а вслед недобрая пара глаз, от которой хотелось скрыться и спрятать глаза глубже в бумагах. — Ты можешь идти, — поднимает взор лишь после хрипловатого голоса, а затем взгляд увязает в смолисто тёмных глазах. В них яркими вспышками бушует ярость. Шатенка кивает, аккуратно закрывая за собой дверь. Коридор в тот момент казался тянущим в бесконечность, с ярким светом в конце — окном. По бокам расположились закрытые двери, а поглощающая тишина разбавлялась лишь монотонным передвижением. Хоть Ким и не показывала, но при виде раздосадованного блондина ей хотелось помочь ему, успокоить и отпоить горячим чаем (словно в знойную погоду он сможет остудить его тело и разум), но лучшее, что смогла сделать та — испариться, как песчаная статуя, давая побыть в одиночестве. В конце коридора мелькнул силуэт. Он плавно перетекал приглушёнными шажками, синхронизировавшись с сердцебиением девушки. Быстро спавшая тень с лица прямо направлявшегося показала легко приподнятые уголки губ. Удалось подметить и статную осанку, широко расправленные плечи и руки спрятанные в карманах небрежно расстегнутого медицинского халата. — Оу, Мисс Ким, — шатен галантно протянул руку и словно шире улыбнулся (но скорее воображение девушки уже самовольно рисовало подобные картины, выбирая самую широкую кисть для холстов). — Доброе утро, Сокджин, — Дженни будто с трудом вытянула губы в улыбке, разглядывав устремившиеся на неё глаза. Она боялась быть поглощённой этим взглядом, потому часто уводила его на посторонние объекты поблизости, находя в них какое-то спасение. Необъяснимое волнение преследовало шатенку, стоило коллеге появиться рядом. Коллега, к слову, работал патологоанатомом, но на деле был эрудирован во многих сферах медицины. Уже к своими тридцати с хвостиком сумел зарекомендовать себя как высококлассного специалиста. Порой даже казалось, что белобрысый наставник меркнет на фоне однофамильца. Но знал об этом не каждый, ведь по большей части Сокджин не вылазил из излюбленного кабинета, который разительно отличался от светлого пристанища ЮнГи; В помещении всегда преобладал приглушённый свет и неяркие оттенки серого, чаще зашторенные окна днём и бьющий в глаза своей желтизной светильник ночью. Порой, казалось, что Ким неделями не вылазит из своего рукотворного полумрака, в который никто и не смел врываться. Да и желание загоревшимися глазами в медперсонале не прослеживалось. От того места веял дурманящий запашок, который отталкивал подавное большинство. Лишь Мин осмеливался бесцеремонно врываться в личные границы патологоанатома. А второй этаж словно был для того другим измерением, потому внезапное появление в окрестностях имений блондина стало главным фактором лёгкого испуга от неожиданно тяжёлых движений. — Вы к ЮнГи? — Всё верно, — тот кивнул, не поменявшись в лице. Порой Дженни казалось, что спектр эмоций медика настолько скуден, что тот ходил с однообразной ухмылкой. Хотя тот и смеялся, и радовался, порой даже выглядел удрученно, злобно, но все эмоции заплывали туманным облаком, теряясь в тропках сознания, что было впечатление о неярком проявлении собственных чувств. Джин разминулся с девушкой, скрываясь в пространстве за белой дверью. В светлой комнате исчезала привычная мужчине дурманившая обстановка, одиночество и неисправное мерцание лампы. Из открытого окна приятной мелодией плыла песнь насекомых, которую увлечённо слушал блондин, развернувшись лицом к окну, не забывая при этом занять двусмысленную позу со сложенными руками на груди. А глаза его отстранённо наблюдали за резвившимися детьми, которые захватили больницу со всех сторон простой игрой в салки. Те сменили прятки, выходя из тайных укрытий, словно в ту же секунду, как следователь с недоброжелательным хмурым взглядом отдалился от них. — Приезжал ХоСок? — предельно спокойно толкует патологоанатом, занимая стойку рядом. Мин кивает, закусывая губу. — Я не позволю ни одному человеку умереть, — сквозь зубы шепчет главврач, — никто не умрет. Слышишь? Никто! — И как же ты добьёшься этого? — насмешливо обводит взглядом и замечает предельную серьёзность и осознание сказанных слов. Но тот не отвечает, приняв вопрос за риторический, лишь достаёт помятую пачку из кармана и подносит свёрток к губам, давая себе поблажки, и искренне веря в сказочное действие «успокоительных». Остро приправленный вздохами воздух превращается в жало, отчего шатен поскорее желает уединиться в собственном пространстве, огородив себя от горькой досады и густой дымки. — Я просто обязан сделать это, Сокджин.11 июня
Мягкая фантомная ладонь обволакивала сердце, поочерёдно то сжимая, то поглаживая, вызывая повлажневший лоб. Не витиеватый рассказ ТэХёна обретал всё большую взволнованность с каждым повторением: не заморачивайся, всё это слух. Сплетня, которая появилась, расправила позвонки и обросла плотью. Но навязчивые мысли никак не покидали Чона, в глазах которого застыл охлаждённый доломит. Отчего кажется — история пятилетней давности толкуется как нечто повседневное, словно девушка, чьё охладевшее тело нашли в тот день (который позже оброс домыслами), и вовсе не существовала. ТэХёнова серьёзность иллюзионно скрывала что-то большее, и не приглядевшись можно было принять за отрешенность. Впрочем некогда сонный ЧонГук, что чересчур взбудоражился от рассказала, в товарище не мог разглядеть определённую эмоцию. Когда хрипловатое покашливание осведомило Кима о желание ответить на всю эту историю, позади раздался приглушённый шелест. Сердце моментально ушло в пяты, и Гук заметил, что даже ТэХён успел опешить. В округе всё затихло. Слышен был лишь клокот сердца. — Привет, ребята! — внезапно живенький голос заколол шатену в висок. НаЁн появилась как хищниц из-за спины, но забирая эфемерный страх накатившим цунами. — О, Им! Тоже отлыниваешь? — казалось, только Чон заметил характерную смену интонации, — ЧонГук и я решили немного охладиться, передохнуть, вот обсуждаем долгожданные экзамены. — нанизывая иронию на каждое слово, русоволосый сузил глаза. И только рядом сидящему парню стало ещё больше не по себе — почему он соврал? — Вообще-то, ТэХён, я в отличии от вас, бездельников, уже закончила. Хотя я не удивлена, что ты и ЧонГука на это подстрекнул, одному ведь ску-учно, так ведь? — насмешливый и какой-то снисходительный тон потихоньку успокаивал задыхающееся сердце. Хотя, казалось бы, девушка, вечно вызывавшая лишь могильный холод. — Ну... я нехорошо себя чувствовал, поэтому Тэ пришлось отвести меня сюда, — кладёт ладонь на макушку, сам не замечая, как непроизвольно улыбается. — ТэХён, нужна срочная помощь! — позади появляется мужчина, черты лица, которого очевидно были знакомы и встречены ранее. — Иду, иду, — Ким с неохотой начинает вставать, — Я отлучусь, прости, Гук, не подождёшь меня здесь? — складывает руки в невербальной просьбе, после кивка солнечно подмигивает и, не глядя на круглолицую, румяную одноклассницу, уходит. А подкроватный монстр, появившийся из атомов, нагоняет лишь какую-то тоску, страх с удушающим воздухом остались в пространстве парня с ледышками в глазах. А ТэХён вместе с собой забрал живость, словно кукловод управляя резкими переменами на светлом личике школьника. Тому ничего не остаётся, как рассматривать точенный профиль одноклассницы: тёмные, длинные волосы завитые в лёгкие кудряшки, какая-то рядовая улыбка; глаза, блеск в которых еле прослеживался, отчего те являлись какими-то пустыми, безжизненными. Раньше шатен не замечал этого, ведь всё внимание перетягивала на себя неестественные, вытянутые в усмешке губы, еле заметные ямочки, и внимание уже в танцующем холодке, который заставлял выглядеть как ошпаренная кошка. Глаза — вот на чем уже не первую минуту парень не мог оторвать почти рассеянный взор. Они напоминали Лалису. Жизни в них было так же мало. Она лишь проблесками сверкала сквозь дебри непроглядного леса, настойчивый, но слабый лучик надежды. Он и отсвечивал обжигающую звезду именуемую солнцем. А улыбка, как позже подметил тот, тоже не походила на неё в привычном понимании, больно повседневный вклад в себе несла, отчего и вызывала холод в районе поясницы. В ответ не хотелось вытянуть кончики губ. — Что-то случилось? — внимательный взгляд, скользящий по кругу с одного на другого, но в ответ лишь занавешенный бахромой ресниц, прячущие спущенные глаза. — Всё хорошо, — неестественно обнажает зубы. — Ты напоминаешь мою старую подругу, — гнилая, появившаяся из несвежего грунта ложь. Друзья, а уж тем более противоположного пола, у ЧонГука едва были. Лишь однажды, одна холенная блондинка с притягательным кукольным лицом, но и та лишь воспользовалась добродушным парнишкой, неплохо разбиравшимся в математике. Higurashi no Naku Koro ni — Onigafuchi — Знаешь, а я уже успел соскучиться по Джи, — умело жонглируя словами переводит тему. — Не желаешь навестить её сегодня со мной и ТэХёном? — ЧонГук... — Я думаю она обрадуется! Эх, в такой зной, а умудрилась заболеть. Но ничего, совсем скоро... — ЧонГук! — в глазах девушки читалось накатившее раздражение, страх и еле уловимая снисходительность. Адская смесь вылилась в хмурые брови, кривую, но чуть заметную усмешку и заплывшие, неясные зрачки. — Ч-что? — непонимающе встрепенулся школьник. Он попытался усмехнуться, но в его глазах отчётливо прыгала тревога, и руки дрожали. — Ты никак не мог знать её, — она отвернулась, — никак не мог знать ДжиСу, — ему послышалось лёгкие всхлипы, и тот обратил внимание на дрожавшие, как осиновый лист, плечи. — Она ведь... она... умерла год назад! Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило огнём в уши. В этом огне бушевали рёв, визги, стоны, хохот и свист. Цикады издевательски напевали, нет, орали свою мантру. Сердце пульсировало, наливалось кровью, вся румяность щёк ушла к грудкой клетке. На лице выступила бледность. — Ты ведь шутишь, правда? — откуда-то издали послышался смех, одержимый, безрассудный, глухой и в то же время очень звонкий. Смех доносился из диафрагмы самого Чона, но тот и сам этого не понял, и продрожал вслушиваться, замечая, как на смену гула идёт великая тишина. Ни вздох, но шорох не касался липким объятием. И даже настало мгновение, когда Гуку показалось, что всё кругом исчезло. Лишь он один существовал, сжигаемый отвесными лучами проворной звезды. Юнец не выдержал давящей тишины, начиная выплевывать несвязные и абсолютно бессмысленных комки предложений: — Я... мне... НаЁн, там Тэ, он ведь ждёт! А-а... увидимся? Встает, а затем разворачивается предельно юрко, на одних пятах. Вдалеке иллюзией видится розовощекий горизонт и пахло-персиковые облака. Но и они не придавали умиротворения, ведь на удивление здравый рассудок позволял осознавать обман создания. End Onigafuchi У колон, где уже виднеется неполная вывеска, стоит ТэХён. Такой обычный, улыбчивый, слегка озадаченный, но его взгляд не подпускает к себе паренька, который смотрит испуганно, сдержано. В глазах одноклассника старается разглядеть поддержку. — Вот так! Отлично! — слышится где-то позади, кажется это последние внятные строки, которые Чон сумел разобрать в каламбуре и отличить их от однородной массы. Вдалеке слышатся птицы, где-то со стороны деревьев и протоптанной тропы, куда возвращаться не хотелось. Их дополняют и насекомые, гул которых слышен отлично, невзирая на людской шум. А вот слова... их ЧонГук разобрать уже не мог, будто местные выучили иностранный и разом решили обхитрить паренька. Он прислонился к тёплой стене какого-то задрипанного сарая. Ему было дурно. Во рту пересохло. Перед глазами стояла НаЁн, как живая. Она улыбалась. Ненормальная. Ненормальная. Ненормальная. Помешанная! Шатен упал на траву, хватаясь за голову и зарываясь в тьму тяжёлых век. В голове всплыл образ красноволосой, от девушки пахло лавандой и излучалось приятное тепло, к которому хотелось прислониться и почувствовать, что она жива. — Ты в норме? — послышалось где-то сбоку, но тот не сразу отреагировал, надеясь, что мягкий женский голос ему прислышался. Но голос повторил, — Что-то случилось? — тот поднимает глаза, чувствуя электрический холодок, пробежавший по позвоночнику, от основания черепа к копчику, и всё тот же пересохший рот, и выпрыгнувшее в горло сердце, которое заняло собой всё пространство и мешало дышать. Кроткие глотки воздуха гоняли панику по сосудам, пробираясь постепенно к голове, отчего виски болезненно кололо. — Где ингалятор? — спокойно, но при этом не мешкая спросила темноволосая медсестра. Когда парень указал на карман шорт, та помогла принять спасительный вдох и тепло посмотрела, так по-взрослому, что Чону показалось, что Дженни на секунду занята место давно покинутой матери. Он порозовел и отвернулся, бурча негромкую благодарность. — Скажи, с ДжиСу ведь всё в порядке? Она жива? — сдвинутые брови на переносице делили двоякость, непонятно, удивилась ли та от странного вопроса или «ДжиСу» теперь тут не произносили, как и «Лалиса». Помедлив, Ким ответила: — Что за глупые вопросы? Над гробом разрухи и забвения пролетают одиночные птицы, их крики разбиваются о черепную коробку, и затихают вместе с первой упавшей на нос каплей холодного дождя. Школьник вовсе не заметил, как небо затянулось, унося за собой знойное лучистое солнце. Пространство укрыло серость. В уголках глаз заблестел топленный доломит, а потом крупной слезой покатился по щеке. Но тот быстро среагировал: вытер слабость ладонью. — Увидимся, — не глядя на удивленную пару глаз роняет ЧонГук, срываясь на бег. Персиковый закат оказался лишь обманом, глупо было надеяться на яркое завершение дня. На небе напротив — неразбериха, вихрь, сопровождающийся мокрыми дорожками и содроганием губ (даже добрые глаза медсестры не смогли внушить покоя). Футболка неприятно прилипает, из-за неё наоборот становится холоднее и неприятнее. Погода отлично описывает состояние парнишки, словно решив подыграть; Его захлёстывает изнутри тревогой, будто полным куполом, переливаясь через край, как занявшимся дождем. Отсюда слышен прерывистый грохот тарабанящих капель, а небо уже разрывается на куски громом, вгрызается между кривая молния. В глазах отражается блеснувший магазин, где свет уже манил своим теплом (тучи ускорили приближение непроглядной мглы). Внутри рядовая приветливость продавщицы, аккуратно запакованный бенто и приборы. А тропа в сторону дома одноклассницы не заняла слишком много времени, из-за дождя шаги казались в двое больше и быстрее, оттого уже через считанные минуты показался потускневший, небольшой домик, с еле-заметным освещением. Перед дверным проемом появилась помятая, неуверенная фигура ЧонГука, он собирался постучать, но искренне надеялся, что дверь сама распахнется и красноволосая с распростертыми объятиями встретит парнишку. Чуда не происходит, глухой стук раздался через несколько секунд. Страх переполняет, раздувает мыльным пузырем и грозится лопнуть, стоит только скрипучей двери пошатнуться, а затем распахнуться до своего предела из-за нахлынувшего сквозняка. Тарабанящие капли затихли, когда загремел гром. — ДжиСу? — где-то вдалеке блеснула молния. Лицо девушки выглядело устрашающе, но быстро померкло во мраке.