Белая линия

2-й год старшей школы. В то, что Мидория подорвал петарду в школе, Киришима не верил ровно до того, пока ему эту новость не принесли на хвосте три разных человека. Причем всех троих больше всего волновало, добрался ли до Изуку Имасуджи и насколько болезненно для первого это столкновение закончилось. Цел-целехонек омега сидел прямо за Эйджиро и нервозно исчерчивал тетрадный лист незамысловатыми геометрическими узорами. На все уточняющие вопросы Изуку советовал поинтересоваться у Мины, как же так вышло, что ему приходится непрестанно коситься на дверь в ожидании, когда Имасуджи ее вырвет с корнем и задаст парню трепку. С последним звонком стало понятно, что планы Гото то ли тормозят с исполнением, то ли Мидория в них вообще не входит. По крайней мере, Изуку смог спокойно собрать сумку и, предварительно сунув нос за порог, ускользнуть по хитро выстроенным коридорам в сторону стадиона. А раз уж для Мидории все обошлось, то Киришима не стал понапрасну тревожиться: закинул баул на плечо и тоже двинулся на тренировку, завернув по пути, чтобы подобрать Бакуго. Обходные пути альфы не любили. Зачем выписывать круги по всей территории школы, когда можно ломануться напрямки? И всего-то пару-тройку заборов перелезть придется, а кое-где на глаза учителям лишний раз не попасться, задача нехитрая. Миновав теннисный корт, парни вышли на «центральную площадь» – бурный перекресток, по которому сновали школьники в перебежках между корпусами, где как воздвигнутое не к месту преграждение отесался Имасуджи. И ведь могло бы пронести, надежда до последнего не умирала, да вот только ожила гора сразу как заприметила Эйджиро с Кацуки, двинулась к ним, перемалывая все на пути, и сухо изрекла: – Тормозни-ка. Разговор есть. – Что, не догнал, семпай? – едва усмехнулся Бакуго, и Киришима тут же начал клясть своего товарища и его поганый, слишком гордый язык, который не мог свернуться в трубочку даже перед старшим. – Не догнал, – глупо рассмеялся Гото, отходя в сторонку и увлекая за собой альф. – Да я и не бегун, раз уж на то пошло. Руками больше работаю, головой там. – Это заметно, – челюсть Кацуки задрожала. Парням стоило огромного труда не загоготать в голос, особенно на слове «голова». – Как-нибудь в другой раз, значит. – Да я так-то парень вспыльчивый, конечно, но отходчивый. Что случилось, то случилось, так ведь? – Имасуджи постоял, покачался лодочкой с носков до пяток и до умиротворения спокойно продолжил: – Я ж руки-ноги не ломаю. Просто старше, должен вас, мелких, воспитывать, уму-разуму учить, тут уж ничего не попишешь. Кацуки держался из последних сил: «У тебя, куда ни глянь, все ум за разум заходит. Чему ты учить меня собрался, идиота кусок? Как остаться на второй год?». – Знаешь, я насчет парня, который с Ашидо был. Он, как оказалось, омега. Не буду же я с омегой разборки затевать, ну? – Гото внимательно проследил за озадаченным кивком и, хлопнув альфу по плечу, продолжил: – Я ж тебе не какой-то там моральный ублюдок, у меня принципы есть. И с омегами вопросы по-другому решать нужно. Понимаешь, к чему я клоню? «Вообще-то не очень», – подумал про себя Кацуки, пытаясь разыскать глубинный смысл в речи Имасуджи. Бакуго впервые проделывал подобное, потому как простой, как пять иен, Гото все, что он хотел донести до собеседника, как правило, выкладывал напрямую, а все его «глубинные смыслы» лежали на самой поверхности, и лезть за ними в непроглядные дебри не было никакой нужды. Имасуджи дожидаться ответа не стал и, обманно отвлекшись, тут же развернулся, чтобы преподать младшему альфе урок. Хорошо, что Гото не рассчитал траекторию и промазал, кулак чиркнул по челюсти и улетел дальше. Плохо, однако, что он быстро реабилитировался и второй раз вдарил уже как следует, аж в голове зазвенело. Бакуго знать не знал, за какие грехи он только что выхватил, но всем нутром чувствовал, что второй такой удар в лучшем случае свалит его с ног, а в худшем – оставит без зубов. – Манерам своего омегу научи. Распоясался. А надумает еще раз пошутить – жди меня с приветом. Кацуки двинул онемевшей челюстью и наконец почувствовал боль. Дать бы сейчас щедрой сдачи, от самой души, от чистого сердца, да только если сунется к старшаку, проблем наживет себе столько, что до самого выпуска не разгребет. Долбаный возраст, который решает, кому можно безнаказанно чистить другим рожи, а кому – нет. А уж получить ни за что, ни про что – верх несправедливости, за которую кое-кто должен ответить. – Все. Конец котенку, – просипел Кацуки, когда набыченный Гото покинул поле боя. – Бакуго, остынь! – Киришима бросился за другом, но не рискнул удерживать его силой. Мидория был настигнут возле раздевалки, уже в спортивном костюме и со спокойной – пока Кацуки не налетел на него и не потащил под локоть в конец коридора – душой. Зажатый в угол Изуку в попытке защититься прикрылся сумкой и затрясся зайчиком. Жажда расправы присмирела, и Бакуго начал трезветь, хотя ему ничего не стоило эту жалкую преграду преодолеть. Но не мог же он оказаться хуже Гото. – Гляди, Деку. – Кацуки оскалился и показал зубы, на стыках между которыми красной сеточкой встала кровь. – Мой омега не хочет объяснить, почему за его косяк прилетело мне? – Неужели Имасуджи?.. – Так ты в курсе. Зачем этого ротвейлера на меня натравил? Думал, что мы мило поболтаем и пожмем друг другу руки? – Бакуго, – вклинился Эйджиро, заслоняя плечом омегу. – Мы не знаем, кто и что наплел Имасуджи. Сам прикинь, разве мог бы Мидория специально направить его прямиком к тебе «улаживать» конфликт? – Не было такого, – нерешительно вылез из-за альфы Изуку. – Вот именно. Он мог спросить про Мидорию у кого угодно – половина школы укажет на тебя. – А за это тебе еще раз отдельное спасибо, Деку. – Кацуки скорчил страшную гримасу и натянул языком губу, слизывая остатки крови. – Каччан, прости, я не думал, что он… Это даже не я был! Петарду Мина принесла, она же ее и подожгла. – А меня не волнует, кто виноват. По морде получил я! – Сам удар Бакуго не волновал, заживет-забудется, но вот Деку пора расставить точки. – Раз уж хочешь, чтоб все по совести было, Двумордого сюда зови, и пускай он с Имасуджи по душам толкует. – Причем здесь Тодороки? – нахмурился Изуку. – Непонятно? Опять дурачка включил, Деку? Мне вслух сказать? Женишок твой больно хорошо устроился, одни плюшки с тебя получает и никаких проблем в придачу. Бакуго не был посвящен во все подробности личной жизни Мидории, но знал наверняка одно – держать себя на коротком поводке он не позволит ни одному омеге. Раз Изуку такой слепой и хочет подставляться под Двумордого, ему никто не запрещает. Как говорится, рыбак рыбака. Вот только больно омега самонадеян, если думает, что оставленный про запас альфа не сорвется с крючка. – Зачем ты мне это говоришь? – Изуку вновь перемкнуло, и он уставился на Бакуго пронзающим насквозь взглядом, забыв про страх, волнение и стыд. У Мидории чердак не в порядке – это Кацуки понял еще на первом году. Омега находился в состоянии вечной борьбы с самим собой, будто в голове у него засела не одна личность, и все они были друг с другом не в ладах. Если умудриться задеть ему больной нерв, зеленые глаза покрывались чумной коркой, а голос становился бетонным. Правда, потом он опомнится и станет прежним, еще и жалеть будет, что позволил себе холодка в разговор подпустить, а не тошнотворно улыбнуться, рассыпаясь в оправданиях. – Потому что надоело. – Мне жаль, что так вышло с Имасуджи. – Мидория успокоился и повесил сумку на плечо. – С меня обед. Протиснувшись между стенкой и таким же неподвижным Бакуго, Изуку споткнулся о выставленную ногу и засеменил прочь, пока не скрылся за поворотом. А Кацуки продолжал сверлить глазами несчастный угол, в котором только что стоял омега. – Полегчало? – насмешливо спросил Киришима. – Не то слово. Бесполезный разговор вышел. А по-другому и быть не могло, Бакуго на самом деле понятия и не имел, что же он хочет услышать. От извинений и оправданий толку мало, да и нужны они Кацуки как собаке пятая нога, для серьезных ответных выпадов у Мидории кишка тонка. Странно, что Деку не начал пищать, что они с Двумордым просто друзья. Он всегда так делал. Стоило только намекнуть на их амурные дела, Мидория тут же вспыхивал и сыпал словами, развеивая превратные подозрения в свой адрес. А сейчас ему всего лишь жаль. Зато Кацуки обед обломился, из списка дел на завтра можно вычеркнуть пункт «надыбать хавчик». Но неужто так сложно было сказать, что с проклятым Тодороки у них ничего нет? 1-й год старшей школы. Сегодняшний день был особенным сразу по двум причинам: во-первых, до обеда лил дождь, и теперь над школой в две дуги нависла пестрая радуга, во-вторых, в академии, где учились Тодороки и Яойорозу, стадион закрыли на ремонт, так что Юэй вызвалась приютить на время их команду. Последнее особенно сильно сказалось на Бакуго. Альфа всего лишь увидел на трибунных рядах сумки с эмблемой академии Мейтоку, как в груди тут же забурлили реки бесконечной неприязни. Бакуго брюзгливо бухтел все пять километров разогрева, никто уже даже не обращал на него внимания. – Других школ, что ли, не нашлось, – никак не успокаивался Кацуки, вращая щелкающим плечом. – У их папаш дома с половину футбольного поля, пускай там тренятся. – Ой-ой-ой, – со стоном вздохнула Ашидо. – Что ж ты, первый самец стадиона, не все углы пометил? Вот чужаки и пробрались. – Знал бы, что они придут, может, и пометил бы. – Альфа мельком глянул на пробегающих мимо разминочной зоны гостей. – Вы только на рожи их гляньте. Недовольные, блять, у нас же тут дорожки не припылены золотом. Мидория послушно и очень вдумчиво принялся высматривать надменность и презрение на лицах. Наверное, Бакуго виднее, со своей предвзятостью он мог позволить себе только по внешним признакам определить все числившиеся за человеком смертные грехи. Изуку так не умел, более того, не хотел уметь. Студенты Мейтоку вполне сходили за обычных, а то, что ценник на спортивный костюм, сшитый на заказ, покрывал стоимость формы всей команды Юэй вместе взятой, – так это ребят просто угораздило родиться в небедствующих семьях. Домечтался Мидория до того, что Тодороки, поравнявшись с омегой взглядом, коротко и по-детски неловко махнул рукой. Изуку ответил взаимным жестом и беспокойно обернулся, но было уже поздно: Киришима с Ашидо ухмылялись, будто между строк немого приветствия прочитали содержание целого любовного романа, а у Кацуки аж складка между бровей расправилась. На этом все могло и закончиться, если бы Шото не выцепил Мидорию на дорожках. – Вчера что-то случилось? – Альфа пропустил Мину с Эйджиро, но Изуку пробежать мимо было не суждено. – Ты вдруг отвечать перестал, потом вообще из сети вышел. – Я, – у омеги пока плохо получалось на ходу подбирать слова, и в такие минуты он отчасти завидовал немым, – заснул. Знаешь, так хорошо лежал, что не заметил, как провалился. А сегодня не до телефона было, сначала уроки, теперь… Так что я ничего не видел. Но обязательно посмотрю. Вечером. Глядя поверх Изуку, Шото улыбнулся, кивнул и вернулся к команде, чтобы не злить посторонними разговорами тренера. Кажется, поверил, хотя стоило признать, что отмазка вышла донельзя банальной, чтобы можно было безоговорочно принять ее за чистую монету. Никакой сон в детское время Мидорию не одолел, просто Тодороки посреди рядовой беседы вдруг поинтересовался, есть ли у Изуку альфа. А в следующем уведомлении красовалось приглашение встретиться на выходных. Открывать эти сообщения омега не стал, давая себе фору обдумать ответ, который у него по итогу так и не родился. – И что это было? – тихо рыкнул Мидории на ушко Кацуки, да так томно, что омегу передернуло и обсыпало мурашками. – Когда ты успел с Двумордым спеться? Началось это на самом деле совсем недавно и довольно ухабисто. Ни Шото, ни Изуку не были мастерами слова и владели лишь базовыми знаниями об искусстве общения: были фото с соревнований, были вопросы и односложные ответы, были пустые разговоры. А потом бах – «у тебя есть альфа?». Как вовремя, Мина только-только учила Киришиму, что альфам нет никакой нужды спрашивать у омег, заняты они или нет: в зависимости от того, кто спрашивает, омеги сами определяют свой статус и обязательно дают об этом знать. Но причем тут Изуку? Он, конечно, омега, любой альфа имеет полное право им интересоваться. Вот только никто особо-то и не интересовался. Неужто в Мейтоку омеги перевелись? Еще и это приглашение. Это же было то самое приглашение? С цветами, кафе, кино, парком, стаканчиком мороженого и заделом на светлое будущее? Бакуго еще о чем-то спросил. Вот он уж точно в разговоры с Мидорией вступает не ради мнимого подтекста, а с одной конкретной целью: как-нибудь омегу поддеть. Если Изуку сейчас ему правду про Шото выложит, то Кацуки возомнившего о себе невесть что Деку живьем сожрет. – Я ж тебе говорил – он тот еще мудак. Ты меня совсем не слушал? – Это ты так думаешь, – неуверенно начал Изуку. – У меня на его счет другое мнение сложилось. – Мнение? Ты где такого понабрался? – Бакуго с омегой завершили очередное беговое упражнение и прогулочным шагом возвращались на пятидесятиметровую отметку. – Ты хоть представляешь, насколько уморительно слышать про собственное мнение от парня, который даже фильм выбрать не может не в угоду другим? – В тот раз мне действительно было неважно, на что идти. – Ты кому это заливаешь? – гоготнул Кацуки. – Весь сеанс то лицо руками закрывал, то мимо экрана смотрел. А ведь достаточно было просто сказать, что ужастики не переносишь. На это Изуку ответить было нечего. Фильмы про мстительных призраков или вываливающиеся из пуза кишки действительно до чертиков пугали омегу, и ему ничего не мешало об этом сказать – язык-то имелся. Имелся да не повернулся. Еще меньше, чем смотреть ужастики, ему хотелось спорить с друзьями и поганить всем настроение. Ребята все и так решили, без Мидории, спросили, конечно, не против ли он, но, как думалось, для галочки. – Если на бабки повелся, то так и скажи. Я тебе в судьи не набиваюсь, да и родился не вчера – про омежьи приоритеты знаю, так что хорош образец целомудрия передо мной корчить. – Д-! Я-! – Изуку не находил воздуха, чтобы развеять недоразумение. – Ты все не так понял, Бакуго! Причем тут это, мы вообще просто переписываемся. – Так все и начинается. А потом опомниться не успеешь, как он тебе в трусы полезет. С такими словами и уж тем более перспективами стеснительный Мидория достойно совладать не мог. Нельзя же прямо так в лоб про чужое нижнее белье говорить, этот альфа напрочь лишен чувства такта! Вот как на такое отвечать? Он уже попытался переубедить Бакуго, и что из этого вышло? Ему напророчили облапывания ниже пояса, стыдобища. Обиднее всего, что Кацуки, может, и прав. Это Изуку напридумывал себе цветы и мороженое, а что до Шото, то многие альфы действительно спят и видят, как бы поскорее отношения с омегой в горизонтальную плоскость перенести. В теории для Изуку это секретом не было, но ему невыносимо тяжело представить, что какой-нибудь альфа однажды не самым невинным образом прикоснется к нему, погладит бока или, чем черт не шутит, схватит парня за попу. Судя по проницательной ухмылке Кацуки, все свои щекотливые измышления Мидория доходчиво отыграл лицом, заалевшим и смутившимся. Если когда-нибудь выяснится, что Бакуго умеет читать мысли, в ту же секунду Изуку проломит себе голову первым попавшимся под руку тупым твердым предметом, прежде чем упадет с моста под колеса мчащихся по трассе машин. После разминки все подопечные Айзавы отправились к прыжковой яме. Занятие не из приятных, песок забивался и в носки, и в кроссовки, и в трусы, и даже в места поинтереснее, которые в приличном обществе называть не принято. Зато из-за очереди было предостаточно времени, чтобы постоять и поразмышлять о бытии. А еще пострелять глазами, то и дело натыкаясь на Тодороки и его неприкрытый интерес. Только они встречались, Мидория тут же отворачивался, чтобы потом снова посмотреть на альфу, и так по кругу. Незатейливые правила игры соблюдать было несложно, пока Изуку в очередной раз не поймал взгляд задержавшегося на финише Шото и не оторопел. Преисполненный покоя альфа резко похолодел и с нажимом царапнул шипами покрытие. Чья-то рука примостилась на омежьем плече. Скосившись, Мидория увидел, что прямо за ним, чересчур близко стоит Бакуго и спесиво ухмыляется вслед своему бывшему товарищу. 2-й год старшей школы. Солнце стремительно выкатывалось из-за леса, выживая тенек с лужайки перед новехоньким домиком, который станет пристанищем команды по легкой атлетике школы Юэй на следующие двенадцать дней. Изуку с Миной все толкали сумки от подкрадывающихся солнечных лучей, пока не уперлись в разукрашенное памятными зарубками дерево. Дальше бежать было некуда, Ашидо улеглась другу на колени и накрылась с головой кофтой, вознамериваясь поспать еще хотя бы с полчасика, пока тренеры с третьекурсниками готовят дом к заезду. Девушка, казалось, единственная пребывала в преспокойном состоянии, все вокруг суетились и переговаривались: кто-то проверял кладь на предмет забытого, кто-то решил, пользуясь заминкой, сыграть в карты, разложив их прямо на крыльце, но большинство обсуждало, кто с кем будет жить. Мидория бы тоже поучаствовал в такой беседе, да только неясно, к кому присоседиться можно. Еще и Мина, кажется, задремала, нельзя же подняться и потревожить ее, это будет совсем не по-дружески. Тодороки тоже все пишет и пишет, шлет целые фотоотчеты и ведет прямые репортажи с берега Окинавы, потому что красиво жить не запретишь. Смотреть надо, что-то отвечать. Так что Изуку сейчас никак не может просто встать и пойти договориться с кем-то из команды, в любом случае спать на коврике в коридоре он не будет, подселят к кому-нибудь. Лишь бы не к Мономе и Цубурабе, лишь бы не к Мономе и Цубурабе… Рядом с омежьим ухом сунулась чья-то рука с телефоном, и тот задребезжал, изрыгая пронзительный петушиный крик. Ашидо подскочила и зарядила вздернутой от неожиданности ногой по макушке притаившемуся за спиной Мидории Киришиме. Альфа, хохоча, увернулся от одной затрещины, от другой и ретировался на пару шагов назад, к безуспешно пытающемуся привязать улыбку за уголки к подбородку Кацуки. – Хватит лежать, соня! – гоготал Эйджиро, виляя то влево, то вправо от разъяренной омеги. – Сейчас сам у меня ляжешь! Как оказалось, Киришима потревожил омег неспроста: он успел выцыганить у старшеклассников план дома и теперь прикидывал, как им лучше расселиться и где постараться успеть занять комнату. И услышав, что Изуку пустил все на самотек, альфа твердо решил, что так дела не делаются. – Рин! Рин! – Привлекая внимание омег, Киришима упал животом на сумку. – У вас в комнате осталось свободное место? – Уж не ты ли к нам подселиться хочешь? – Я б с удовольствием, да кто б еще разрешил! Не, я за Мидорию спрашиваю. Не переживайте, он тихий, чистоплотный. – Киришима, это уже слишком! Еще скажи, что я к лотку приучен. – Изуку вцепился ногтями альфе в плечо, чтобы тот перестал нести чушь. – Так что, возьмете? – не заметил тщетного порыва Эйджиро. – Да пускай, – ответил за Хирю Каибара. – Уж лучше Мидория, чем кто попало. Не разобравшись, чего ему больше хочется – убить Киришиму на месте из рогатки или признательно его обнять, Изуку рассыпался в благодарностях перед новыми соседями и беспрестанно извинялся и за себя, и за Эйджиро, и за его язык без костей. После штурма здания и захвата оголтелыми школьниками комнат времени оставалось ни туда, ни сюда – для полноценной тренировки слишком мало. Следующие пара часов обещали быть весьма скучными, пока кто-то не накачал прыгучий волейбольный мяч. Все – даже тихонько примостившийся к Киришиме Изуку – собрались в круг рядом с домом. – А давайте так: кто мяч не поднял – садится в центр. – Всенепременно! – Ибара уже как-то раз играла с командой в «котел» и знала, чем это чревато. – Парни лупят по сидящим, как ненормальные. Нет уж. – Зато так веселее. Обещаю, – Эйджиро положил руку на сердце, – что со всей дури будем бить только по пацанам. После недолгого обсуждения большинство все же согласилось на «котел». И Киришима сдержал свое слово, даже парней-омег жалел и не трогал лишний раз. Но стоило только в центр попасть кому-то вроде Бакуго – тушите свет и держите Эйджиро семеро. Досталось многим, но Кацуки был до треска мозга костей уверен, что только в него Киришима целился с особым изуверским удовольствием. И вот, Бакуго в очередной раз метнулся за мячом в кусты, еле задел его пальцем и сел в «котел», где уже «варились» Мидория и Куроиро. Шиозаки, легко коснувшись мяча подушечками, отправила его высоко в полет. Киришима специально поменялся местами и встал позади Кацуки, а когда дождался подходящего момента, накрыл рукой кожаный снаряд, и раздался звонкий хлопок. Бакуго вывернулся едва ли не наизнанку, чтобы поймать этот чертов мяч и вылезти из «котла», но немного не рассчитал, и мяч на бешеной скорости влетел аккурат промеж глаз Изуку. Накрыв лицо руками, омега под общее оханье упал на колени. – Блять, блять, блять, – испуганно шепча, Киришима сел рядом с Изуку и виновато поджал губы, когда сквозь прижатые к носу пальцы, просочилась кровь. – Черт, Мидория, прости, я не хотел, правда! Я тебя не убил? Бакуго, вот ты придурок. На хрена тебе увернуться приспичило? Ничего бы с твоей спиной не случилось. – А тебя кто просил так по мячу лупить? Не вали с больной головы на здоровую. – Кацуки за локти поднял Изуку на ноги. – Дай посмотреть, Деку. М-да, хоть зубы на месте. Но без фингала не останешься, как пить дать. – Ты же знаешь, я не хотел в тебя попасть, – причитал Эйджиро, кланяясь перед Мидорией. – Идем, надо срочно приложить холодное. – От тебя, Дерьмоволосый, одни проблемы. – Кацуки прихватил омегу за плечо и мягко подтолкнул в сторону корпуса. – Без тебя разберемся. – Отошли от него оба! – Третьим спасателем к Изуку бросилась отсиживавшаяся в теньке Ашидо, яро отпихивая альф в сторону. – Ты живой? Идти можешь? Очень больно? Ничего не сломано? – Терпимо, – глухо проговорил Мидория, стараясь случайно не сглотнуть набежавшую кровь. Глаза и так застлала влажная пелена, а после перетягиваний его парнями земля под ногами пошла ходуном. – Надо срочно к сенсею. Не хватало еще вдали от цивилизации сотрясение заработать. –Мина шлепнула по руке Бакуго, снова потянувшегося к Изуку, и зашипела на второго альфу: – Эйджи, ты вообще соображаешь? – Да я ж не специально! Переругиваясь между собой, все трое завели Изуку под белы рученьки в дом. На площадке вдруг стало тихо, и Монома не смог удержаться от партии в этой драматической постановке. – Меня поразил вражеский мяч! – Приложив запястье ко лбу, пустился кружиться Монома, с удовольствием ловя редкие смешки. Доплясавшись до Цубурабы, омега упал ему спиной на руки, отчаянно вцепился в куртку и простонал: – Косей. Косе-е-ей… Мне так холодно… Конец близко, я чувствую его. – Держись, Нейто, – с надрывом возопил Цубураба, опускаясь вместе с Мономой на землю. – Помощь уже на подходе. – Нет, Косей, – сдерживая улыбку, хрипел омега. – Брось меня. – Я не дам тебе умереть, – едва не пустил слезу парень. Горячо преданный делу, Цубураба растер кулаки друг об друга и приложил к груди Нейто. – Разряд! – Косей, – Монома сипло выл, цепляясь за запястья друга. – Ты дефибриллятор забыл в розетку включить. – Что ж за человек такой, Нейто, – скулил Косей, ткнувшись лицом в живот «умирающему». – Даже на смертном одре нормально подыграть не можешь, дилетант. До смеха дорвались все, даже те, кто искренне беспокоился за Мидорию. Потом пошли шепотки всех родов и мастей: Киришиму поругали, обвинили Бакуго, мол, тот явно нарочно увернулся, чтобы Мидории досталось, а потом магическим образом соединили три точки и получили целый треугольник, две вершины которого не поделили третью. Обсуждая произошедшее, все потихоньку возвращались, чтобы за обедом растрепать новости остальным. И только Монома не мог выйти из образа и с мнимой хромотой, охая и ахая, ковылял до дома. На помощь ему бросился Цубураба, повесивший друга себе на плечо. – Почти дошли, Нейто, не теряй веру! – Так нечестно. – Его выступление больше никого не интересовало, и Монома, скривившись, ровно встал на обе ноги, отряхнулся и пошел к крыльцу. – Мидорию, вон, целая кавалерия сопровождала. 1-й год старшей школы. Сколько Изуку себя помнил, дневной сон он никогда не уважал, даже в детстве только глаза жмурил, пока воспитательница не пройдет мимо. Но сегодня, на пятые сутки спортивного лагеря, после многих и многих часов изнурительных тренировок он даже не помнил, как после обеда дополз до футона. Собирался-то всего на десять минут прилечь, а очнулся с липкой, обслюнявленной в блаженном сне щекой, когда его тряс за плечо Амаджики. Трудиться и превозмогать, выкладываться на двести процентов и самосовершенствоваться – это здорово, но всяким издевательствам должен быть предел. Силы не успевали восстанавливаться, а стоило только расслабиться, как перенапрягшиеся мышцы начинали дрожать, и тело сводило судорогой. В прежние годы на футболе такого не было. Мидория будто заново учился игнорировать то, что чувствует его тело, преодолевать боль и делать все через «не могу». Молитвы были услышаны. Или же план тренировок Айзавы наконец дошел до точки, после которой можно сбавить обороты и дать молодым передышку. Благословив всю команду на кросс, тренер отправился «прогуляться и подышать свежим воздухом», то есть фактически дал карт-бланш, которым большинство не преминуло тут же воспользоваться, а некоторые не удосужились и ста метров пробежать – сразу за поворотом перешли на шаг и неугомонную болтовню. В путь до загадочного «водопада», легенды о котором были пущены в народ старшеклассниками, отправились самые трудолюбивые – раз, самые совестливые – два, и самые любопытные – три. Группа неровным паровозом, вагоны которого шли по рельсам вразнобой и то и дело съезжали с путей, полчаса петляла по полю, пока не завернула в мелколесье. С каждым шагом журчание и рокот становились все громче, а в нос явственнее бил чарующий аромат подгнивающего мусора. Технически старшаки были правы: это определенно была вода и она определенно падала вниз. Но у того, кто здоровую трубу и благоухающий сток назвал водопадом, либо душа поэта, либо специфическое чувство юмора. – Кто хочет до тарзанки? – бросил бодрый клич Мирио, семеня на месте. – Ты в своем уме, Тогата? – На каких энергетиках ты сидишь? Мне того же самого налейте. – Ну тебя со своей тарзанкой, чего мы там не видели… – Ладно уж, старикам на тарзанке и правда не место, – усмехнулся Тогата, отмахиваясь от нудящих сверстников. – Перваши, кто-то из вас просто обязан присоединиться к нам с Амаджики. Это наш последний год, мы должны передать младшему поколению знания о тайном пути к райскому озеру. – А озеро такое же райское, как этот «водопад»? – выступил с интересом Бакуго. – Вот именно! – подхватил Цубураба. – Наверняка лужа обычная. А вместо тарзанки – шнурок на ветке. После увиденной достопримечательности энтузиазм у ребят поугас. Согласились бежать только Мидория, потому что из глубокого уважения не смог отказать семпаям, и Бакуго, которого Мирио не слишком изящно взял на слабо. Дорожка проходила через поле и была однообразно прямой и скучной, даже не петляла причудливыми узелками, разгоняющими знойную тоску. Бежать надо было, по уверениям, долго, а сколько долго – знали только Тогата и Амаджики. Каждый кустик казался Изуку концом пути, но они топали мимо, и мнимый поворот неизменно оставался позади, пока Мидория не перестал молиться и едва не упустил, как старшие вильнули на заросшую тропку. Озеро оказалось самым настоящим озером, чуть меньшим, чем Мидория представлял, но все же куда шире и глубже лужи. Обещанная тарзанка одиноко свисала со съехавшего на самый край утеса кривого дерева. – Тю! – недовольно присвистнул Мирио. – Что за бескультурье! Амаджики? Бета без лишних слов с гимнастической ловкостью взобрался по накрененному стволу и качнул веревку к берегу, где ее перехватил Тогата. Пока Изуку мял края футболки, альфы, а следом и Тамаки, не смущаясь, их стянули и выстроились в очередь. – Старшие вперед! – С победным воплем Мирио взмыл, завис в воздухе и ровной стрелой разбил зеркало водной глади. Лучше всех получилось у Бакуго. Альфа поймал наивысшую точку и также аккуратно вошел в воду, но перед этим еще успел кувыркнуться через себя, чем заслужил одобрительные выкрики с берега. А когда очередь дошла до Изуку, тот даже палку не сумел поймать и чуть не полетел, только не аккуратно в озеро, а кубарем с обрыва. Благо подоспел Тогата, который придержал тарзанку, чтобы омега мог покрепче ухватиться и, оттолкнувшись от краешка трясущимися ногами, взметнуться ввысь. Чертовски короткий полет закончился холоднючей, особенно после беготни, водой. И уже здесь внизу назрела еще одна проблема, о которой стоило задуматься заранее – выхода на берег как такового не было, вместо него был крутой подъем с парой уступов, по которым и нужно было карабкаться. Чем ближе Изуку к нему подплывал, тем непосильней казалась задача, хоть высотой утес и был метра полтора. Дна под ногами не было, пальцы задевали колючие водоросли, которые норовили крепко обвить брыкающиеся ноги. Последней каплей стала задетая рукой живая гадость, юркнувшая в тут же задрожавшую поросль. – Тут что-то есть! – драл глотку Мидория, барахтаясь в пенном водовороте. – Скользкое! – Акула, наверное, озерная. Они тут частенько встречаются. – Кацуки сидел на корточках наверху и внимательно следил за омегой. – Это ведь неправда? – Конечно, правда. Они хватают за ноги и утаскивают на дно. – Глядя на перекосившееся лицо, Бакуго не выдержал и прыснул со смеху. – Да лягушка это была, ля-гуш-ка. Хорош верещать и вылазь. Изуку растерянно крутил головой, но выход по-прежнему оставался только один, а где берег был не такой крутой, все поросло рогозом и вообще больно далеко. В отчаянии омега воззвал о помощи, и после пары очевидных советов Кацуки стало понятно, что словами тут не обойтись и без постороннего вмешательства Изуку был обречен на вечное заточение в водах безымянного озера. Альфа спустился за ним, и Мидория, перебарывая дикий приступ смущения, повис у парня на шее, пока тот по торчащим, как щупальца, корням взбирался на утес. – На хрена было прыгать, если вылезти не можешь? – Кацуки сел отдышаться – тащить на себе нелегкую ношу было довольно изнурительно. – Я больше не буду, – пробурчал Изуку, скручивая жгутом майку на животе. Сзади раздался всплеск – Мирио нырнул второй раз. А когда вылез, объявил, что еще пара-тройка прыжков и надо закругляться, маленько обсохнуть, а то с ужином все четверо пролетят. Мидория так и остался греть попу на камушках, пока парни выделывали сальто-мортале, соревнуясь в оборотах через голову. После крайнего прыжка Бакуго где вылез, там и растянулся, свесив ноги с края. – Не стоило мне прыгать, наверное. Мне вообще с водоемами не везет. – Мидория заметил, как альфа заинтересованно приоткрыл глаз, и продолжил. – Когда были на сборах на Хоккайдо, меня ребята в ледяную горную речку скинули. Вода там совсем другая, не такая мутная. – Вода по кругу ходит. И везде она, блин, одинаковая. – Кацуки приподнялся, отряхивая затылок от песка. – Тебя что, травили? – Нет-нет-нет, они просто дурачились. Думали, весело получится, – категорично заявил омега. – Это я когда уже из воды выходил, поскользнулся и проехал по дну метров пять. – Посмотрел бы я на их веселье, если б ты головой о камень приложился. – Ничего такого, я только на ветку напоролся и глаз поцарапал. Отделался легким испугом. – Мидория широко улыбнулся и поднял большие пальцы вверх. – Повезло бы чуть меньше – остался без глаза. Думать надо, а то жизнь быстро научит, как делать не стоит. Удивительно, что на тему техники безопасности нотации читал альфа, который в детстве едва не насадился, как эскимо, на арматурину, бегая по бетонным перегородкам недостроя. Таких историй у Бакуго в запасе было хоть отбавляй, недавно как раз на соревнованиях бахвалился, каким он был безбашенным. Да вот только сегодня не задумываясь кульбиты выкручивал! А сейчас даже в лице переменился, сел на самый край и согнулся, разглядывая, наверное, свое отражение. Изуку побоялся задать ненужный вопрос, но Кацуки вдруг заговорил сам: – В Камеоке я жил в районе реки. Летом мы с утеса прыгали. А там как: нельзя просто головой вниз полететь – ошметки соскребать будут. Надо было с разбега и как будто через препятствие шагнуть, чуть вверх и вперед уйти. Высота – с трехэтажный дом. Народу тьма собиралась, кто прыгать, кто просто поглазеть, даже Двумордый приходил. Правда он в сторонке сидел, да и двумордым тогда еще не был. Среди нас был один омега, который тоже прыгал. Не то что ты – он бы на этот берег без рук вскарабкался и из-за лягушки точно не стал бы визжать. Однажды он на разбег пошел, а потом то ли споткнулся, то ли оступился… И свалился. Я в тот момент вообще не сообразил, что произошло. Зато отчетливо помню, как Нацуо – старший брат Тодороки – тут же кинулся за тем омегой. Раз – и за ним в воду. Не знаю, как он смог, ноги в такой момент немеют. – Его спасли? – Его вытащили. Только, – Кацуки прикрыл глаза, – там до мяса. Нацуо показалось, что парень еще дышал, но даже если и так, то недолго. – Какой ужас, – прошептал Изуку. – Сколько тебе было? – Лет пять назад это случилось. – Бакуго откинулся на локти. – У того парня шансов вообще не было, кинулся бы за ним кто или нет. Но, может, отношение к жизни поменялось. Так что я захотел стать спасателем. – Береговым? – У тебя мозги на месте, Деку? Каким «береговым» еще? Обычным. Пожары, землетрясения – вот это все, а не то, что ты себе напридумывал. Думаешь, я с детства мечтал на высоком кресле со свистулькой сидеть? К счастью, Кацуки быстро вскипел и переключился на Изуку с его абсурдными домыслами. Разговор мотнуло в другое русло, и в адрес Мидории полетели нелестные эпитеты и ехидные остроты. Но уж лучше так, а то откровенничающий и пришибленно глядящий в никуда Бакуго сам на себя не походил. К незнакомому омеге сочувствие было невелико, хотя судьба его бесспорно сложилась трагически. Куда ощутимее оказалось примитивное любопытство к вещам, которые к Изуку не имели никакого отношения. Спрашивать напрямую было слишком стыдно, отчасти аморально и в любом случае бесполезно, а чутье подсказывало, что Мидория все верно понял: погибший мальчик что-то значил для Кацуки. А почему бы и нет? Бакуго явно тяготел к омегам темпераментным, раскованным и уверенным, кто для альф свой в доску и остер на язык. Тот парень наверняка таким и был. Мина из этой же породы, неплохо смотрелась бы с Кацуки, если б не ее непреодолимое отвращение почти ко всему, что альфа говорил, делал и даже думал. Или тот симпатичный и необъяснимо одиозный блондин, который то и дело мелькал рядом с Бакуго, – Монома Нейто. В общем, полная противоположность Мидории. Изуку сразу все понял и никаких иллюзий по этому поводу не питал, сердечно ценя дружбу их маленького круга. Бакуго не был хорошим другом в привычном понимании, но с ним, как ни странно, было легко. Изуку обычно думал, что сказать. Иногда так долго, что и вовсе отмалчивался после чересчур затянувшейся паузы, так что для многих он был эдаким недалеким пареньком, которого в детстве стукнули пыльным мешком по голове, и он до сих пор в себя не пришел. А с Бакуго думать и не требовалось, он уже был не самого высокого мнения об омеге и все равно продолжал с ним общаться, так что Мидория потихоньку переставал бояться сделать хуже и выбирать выражения, лишь бы не выглядеть для собеседника в неприглядном свете. – Дождешься, Деку, – вздохнул Кацуки, пульнув камешек на лист кувшинки. – Скину тебя обратно в озеро, и будешь там барахтаться до следующей подмоги. – А что, – омега провел пальцем под бровью, – будет второй шрам для симметрии. – Где это у тебя шрам? – скосился Бакуго. – Да я ж только-только рассказывал. Вот тут. – Без задней мысли Изуку наклонился к альфе и прикрыл глаза. – На левом, видишь? Полоска белая поперек века идет. Бакуго ничего не сказал, а вскоре и вовсе перестал дышать – нос, со свистом и шипением гонявший воздух, замолк. Мидория в недоумении шевельнул ушами. Неужели альфа не видит? Или, может, шрам исчез? Стоило омеге вновь посмотреть на Кацуки, тот отшатнулся и ошарашенно уставился вниз. Чем его лодыжки так заинтересовали альфу, Изуку не знал и осторожно шагнул в сторону. Цепкий взгляд за ним не проследовал, Кацуки все также смотрел перед собой, посасывая щеки. А потом он будто забыл, что не один, и приложил к губам кулак. Опять что-то вспоминает? Кого-то? Гадать можно было до бесконечности, оборвавшейся через секунду, когда парней окликнул Тогата. Дорога обратно оказалась куда проще. Уже было представление о том, сколько осталось бежать, а на второй половине пути и вовсе у Изуку открылось второе дыхание, последние сто метров по знакомым тропинкам парни мчали наперегонки, будто за спиной у них не было последних километров. Посреди площадки, на которой занимались остальные школьники, Айзава, предупрежденный о том, куда отправились его подопечные, строго постукивал пальцами, скрестив руки на груди. – Мы уж собирались поисковую группу снаряжать. – Да мы до тарзанки бегали, – бодро отрапортовал Мирио. – Мидория с вами бегал? – с косым недоверием спросил тренер. Омега кивнул и отошел в сторонку, восстанавливая дыхание и опасаясь, что его вывернет от таких перегрузок. Не без скепсиса тренер оценил состояние отправившейся в дальнее путешествие тургруппы и в скором времени хлопнул в ладоши, давая очередную команду: – Заканчиваем и потихоньку двигаемся к лагерю. Первогодки, вам полчаса на душ и марафет, потом приступайте к дежурству. – Мы каждый ужин дежурим, – разнылся Эйджиро, еле поднимаясь с земли. – Как будто мы тут одни едим. – Таковы традиции. А надумаешь жаловаться, Киришима, будете еще и за завтрак с обедом отвечать. 2-й год старшей школы. Вечерняя тренировка закончилась неожиданным для второклассников объявлением: им следовало поторапливаться и браться за ножи и поварешки, потому как иначе их порвут на части голодные сокомандники. – Что?! – немедленно возмутился Эйджиро. – Но вы же в том году говорили, что готовка ужина на первогодках! – Говорил. Но ты меня переубедил, Киришима. Действительно, у ребят первый год в старшей школе, море стресса. Ужином все-таки стоит заниматься второму курсу. – Но как же традиции? – На смену старым пришли новые. Если не устраивает – ты знаешь, что вас ждет. Больше никто не выступал. По крайней мере, пока они не приступили, собственно, к готовке. Эйджиро вскипел куда быстрее, чем вода в кастрюле. – Да что ж такое, – пыхтел Киришима, отмывая рисоварки. – Ладно, у первогодок стресс, мы поняли. А третий год – что? У них экзамены аж весной, что им мешает сейчас дежурить? – Киришима, кажется, ты чем-то недоволен? – поинтересовался подкравшийся Айзава. – Что вы, сенсей, я безумно рад возможности удружить товарищам. – Альфа натянуто улыбнулся, провожая тренера взглядом, пока тот не перешел к следующему посту. – Эйджи, лучше молчи, – шикнула Мина. – А то больно Айзава любит, когда провинился один, а отдуваются все. – В футболе тоже так. – Изуку вытер тряпкой пот со лба и продолжил разливать похлебку. – Старшеклассники нам потом объясняли, что так командный дух воспитывается. – А нам он на кой черт сдался? Мы тут все друг другу соперники. – Тренируемся-то мы вместе. Объединение – это не только- – После отбоя будешь трепаться, Мидория. – К раздаче подошли третьекурсники, в том числе и противный Сейджи Шишикура, не достигший ничего выдающегося на спортивном поприще и потому создававший себе авторитет за счет тех, кто младше. – Чего это у тебя там за дрянь горячая в котелке? – Суп. – Из семи залуп? – загоготал Шишикура, протягивая тарелку, чтобы смутившийся омега поделился парой половников. – Ага, пять покрошено, две так брошено. – Мина перегнулась через стол и с улыбкой приправила бульон Сейджи горсткой перца. – Не задерживайте, пожалуйста, очередь, семпай. – Вот же сука, – процедил Шишикура. Никто из одногодок за такого мудака заступаться не кинулся, и Мидория выдохнул. За себя омега не беспокоился, а вот Ашидо могло достаться за эту выходку. Зачем она только влезла? Будто если б не она, Изуку эту посредственную пошлую шутку не пережил. И так всякий раз, Миной бесконтрольно управляло неподвластное пониманию Мидории желание оставить последнее слово за собой, особенно когда дело ее и вовсе не касалось. Куда разумнее было смолчать, но Ашидо, давно уверовав, что она, как Робин Гуд, вершит справедливость, без раздумий кидалась на всех обидчиков Изуку, коими он обрастал как мхом во влажную погоду. Перед отбоем, пока не отключили свет, Изуку рискнул взглянуть на себя в зеркало. Синяк фиолетовой лужей расплывался по переносице и почти подобрался к уголкам глаз. Тяжелая у Киришимы рука. Страшно представить, что бы приключилось с носом, если бы альфа целился именно в него. Небось, и от носа не осталось бы ничего, весь ушел бы в черепную коробку. – Мидория, – обратился к омеге Хирю. – Прости, что лезу, куда не просят, но я просто обязан сказать, что ты крут. Имасуджи давно напрашивался, но плеснуть в него кофе?.. Мое уважение. – Да не совсем так было. Всего лишь недоразумение. – Из-за недоразумений альфы друг другу морды не бьют, – подметил Сен. – Ребята видели, как Имасуджи и Бакуго прямо во дворе после уроков сцепились. – Со мной это никак не связано. Какие-то их личные дела, – увильнул Изуку. – Знаем мы их «личные» дела, – поиграл бровями Рин. – Я, пока Бакуго с разбитой губой не увидел, даже не поверил, Имасуджи-то по девочкам-бетам больше. – Дык они все ему поотказывали, он на омег и переключился! – Ну, теперь-то он парень наученный, если у объекта в руках стакан – не подойдет. Раз в кои-то веки Изуку назвали крутым, но, к сожалению, за то, чего он не делал. Рискуя вновь опуститься до уровня «лучше, чем кто попало», омега раскрыл карты. История про петарду оказалась не столь легендарной, но впечатление все равно произвела. Хирю и Сен обхохотались, а у Изуку камень с души упал. Трудно было не переставать верить, что хорошее отношение можно заработать, просто будучи собой. От любезного предложения Каибары принести льда Мидория машинально отказался и только потом задумался, чего это он, холодненькое бы не помешало. Но поезд уже того – тю-тю! Пора свет гасить. Пока соседи мирно посапывали, Изуку пялился в потолок и считал зычные удары в переносице. В своей размеренности они могли бы потягаться с метрономом, ничуть не хуже задавая темп. Днем боль была вполне терпимой, а сейчас, ночью, в тишине и покое, стало трудно ее не замечать. Пуховыми шажочками омега вышел из комнаты и осторожно побрел на кухню, стараясь не нагнать лишнего шума. На его счастье в морозилке обнаружился лед, который Мидория сгрузил в полотенчико, не забыв залить по новой форму, и приложил к пульсирующему очагу. Омега все боялся быть застуканным вне собственной комнаты после отбоя, а тут по-хозяйски развалился на стуле и засопел. А что ему будет? Он же не от хорошей жизни вторгся в кухню и – о, господи, как он вообще посмел! – позаимствовал немного льда для боевого ранения. Чего уж там, полдома не спит, кого выдает полоска света под дверью, кого – приглушенный смех и шаркающие шаги. У Изуку хоть причина уважительная. Началась смена многообещающе. У Мидории изначально не было желания сюда приезжать, и вселенная с ним недвусмысленно согласилась. Но кто б их обоих еще спросил. В этот раз все по-другому. Не хватало Тогаты с его бравурными проповедями, немногословного и отзывчивого Амаджики, про Каччана и говорить нечего. Может, Мидория и чересчур мнителен, но ему явно неспроста кажется, что Бакуго его избегает. Раньше в жизни омеги его было куда больше, Кацуки часто – случайно или нет – оказывался рядом, иногда сам заводил разговор, до дома провожал. Теперь же когда они оставались вдвоем, беседы шли туго, если вообще начинались. Хотелось бы Изуку быть похожим на Мину: схватить Кацуки за грудки, прижать к стенке и вытрясти из альфы, о чем он думает, почему все так сложилось. Господи, кого он обманывает, в жизни он так не сделает. Сегодня Изуку чуть не воспламенился, когда Бакуго его придерживал, ведя в корпус, беспокоился о его самочувствии. Кацуки беспокоился… Сложно-то как. Не стоит оно того, чтобы так себя накручивать. Когда растаявшие кубики просочились через ткань и побежали по щекам, Изуку сбросил остатки в раковину и двинулся обратно в комнату. Нос он знатно переморозил, даже чувствовать перестал. На ощупь по темному коридору омега добрался до спальни. Первый шаг через порог – и Мидория покатился. Один тапок моментально улетел в потолок. Выплясывая несусветные па, Изуку босой ногой мурыжил скользкую лужу. Он пытался зацепиться за шкаф, за тумбочку, за кровать, за воздух, в конце концов, но стены перевернулись, и парень пребольно приложился затылком об пол. На шум подскочили соседи. Первым зашуршал Каибара, он же первым чертыхнулся и потянулся к лампочке-прищепке на тумбе. Изуку болезненно сощурился и принюхался: пахло мылом и тропическими фруктами. Уже при приглушенном свете омега попытался подняться и снова чуть не поехал вперед макушкой. Пальцы перепачкались в каком-то вязком шампуне или геле, который явно пролили тут не случайно. Под перезвон колоколов в голове Мидория дополз до койки и опустошенно привалился к краешку. Остальным повезло не меньше: Рину в постель подложили сырых яиц, которые он, пока ворочался спросонья, передавил все до одного, отряхиваясь теперь от дрожащих желтков, Сену же достались хвосты ящериц рядом с подушкой и классическая зубная паста на лице. Утром вдобавок ко всему обнаружилась пропажа кроссовок. Вся стоявшая у двери обувка как исчезла, так и нашлась, правда, не в комнате, и даже не в другой комнате, и даже не в корпусе, а на дереве во дворе. – Так вы все-таки попали под обстрел? – зевнув, спросила Ашидо и задрала голову, наблюдая за тем, как Изуку, восседая на плечах Каибары, пытается развязать тугие узелки. – «Все-таки»? – К нам тоже кто-то зайти пытался, но мы не спали и спугнули налетчиков. – И кто это был? – А не знаю. Было темно, они пошушукались и умчались. После завтрака был созван общий сбор для допроса с пристрастием: розыгрыши хороши, пока они безобидные, но не когда один студент, которому сутками ранее разбили нос, обзавелся еще и солидной шишкой на затылке. Утренняя кутерьма также не ахти как впечатлила тренеров. С ситуацией надо было разобраться, а то к концу смены здоровых ребят не останется. Айзава подметил и как нервничают первогодки, переглядываясь между собой, и как кто-то из старших альф полушепотом пошутил насчет того, что омежки кого-то не поделили, вот и маются дурью ночами, и как в общем галдеже мелькали противоречивые догадки и обвинения. Закончился базар, когда Монома чванливо задрал нос и сознался, что ночная выходка – его рук дело. Цубураба еще пытался шикать и дергать его за рукав, но Нейто все продолжал в красках описывать, как должно было быть весело и как нехорошо, что вышло то, что вышло. Даже у Мидории прощения попросил, хотя его «прими мои извинения» годилось, только чтобы порчу наводить. Дальше разбираться тренеры не стали. Наказания удалось избежать только пострадавшим. Остальных же без исключений выгнали в поле, обозначили круг метров в двести пятьдесят и дали команду «марш». Мало не показалось никому, особенно безвинно отдувающимся. По свистку на загнанных ребят сыпались команды, все, но только не «стоп». То быстрее, то еще быстрее, то задом наперед, то и вовсе враскоряку. В корпусе в это время было тихо, как в могиле. Голова у Мидории болела больше не от падения ночью, а от лежки в знойной духоте. На улице хоть и не веяло прохладой, было куда посвежее, а в теньке, где примостился Изуку, – и вовсе замечательно. Всего второй день, а Мидория уже дважды сверкнуть успел и совсем не в том качестве, в каком хотелось бы. Да ни в каком не хотелось, чего уж говорить. Лучше б его вообще никто не замечал. Ближе к обеду на кухне зазвенели посудой тренеры Секиджиро и Фукукадо, а вскоре этажи утонули в топоте, недовольных стонах и тихих возмущениях – исправительная тренировка подошла к концу. Только пойманный миг умиротворения обратился в ничто, Изуку, разочарованно помуркивая, спрыгнул с веранды и направился к лестнице. Мидория надеялся невидимкой прошмыгнуть к себе в комнату, но побег не задался с первого же угла: к сушилкам вышли недобро ворчащие Монома, Цубураба и Шиозаки, у каждого в руках по полному одежды тазику. Изуку не слышал, о чем перешептывались ребята, только Косей вдруг огрел Нейто мокрым носком по пятой точке. Видать, влупил не сильно, омега и носом не повел, продолжил спускаться по ступенькам. – Отлично сработано, Монома. Спасибо огромное. – Троице перегородил дорогу Джурота, выходец из числа метателей, который с длинными дистанциями был на «вы» и больше неторопливых двух километров осилить не мог. – Достали вы уже всех со своими омежьими разборками. – Тебя спросить забыл. – Омега спокойно обогнул Шишиду, товарищи – следом за ним, но Нейто все же бросил напоследок: – Это ты меня благодарить должен за то, что хоть раз весь кросс не профилонил. У Мидория все в голове не укладывалось: ладно он – к нему у Мономы и компании были упавшие с потолка претензии, это ни для кого секретом не было, но причем тут Рин и Каибара? И ведь не только их комната пострадала, соседям повезло не меньше. Нейто еще на первом году как-то обмолвился, что ночные розыгрыши – развлечение для малолеток, в старшей школе неприемлемо таким заниматься. Что изменилось? – Шишида прав. Действительно – спасибо тебе огромное, Нейто, – подхватил Цубураба. – Если б не ты, нам бы не пришлось по полю носиться. – Повторяю: пришлось бы в любом случае. Только если бы никто не сознался, Айзава бы придумал что-нибудь пострашнее. – Так пускай сознается тот, кто пакостит! Нет, тебе надо было всю вину на себя взять! Вот зачем, ты можешь мне объяснить? – Хорош, Косей. Тебе какая разница? Я ж не тебя сдал. – Ты всем прямым текстом заявил, что вчерашняя вылазка – твоих рук дело. А меня автоматически в твои сообщники записывают, Шиозаки – как попадет. Да мы для половины команды теперь враги народа и предатели родины! – Косей с громким хлопком расправил майку и закинул ее на веревку. – Ладно б еще мы сами накуролесили. Меня лично бесит, когда на меня наговаривают почем зря. – А ты сделай, как я. – Монома снисходительно прищурился. – Забей и не обращай внимания. – Давайте хотя бы ребятам расскажем, что это были не мы, – предложила Ибара. – Те, кто надо, уже и так это знают. Остальных попробуй переубеди. Мидория же покалечился, без Нейто обойтись не могло. – Склонившись над тазом, Монома рассматривал кучу мокрого тряпья и утомленно улыбался. – Оленята в этом году – что-то с чем-то, да? – Да борзые, что капец, – покачал головой Косей. – И плоскость ума, как у тараканов. Как полы шампунем заливать – так здрасьте-пожалуйста, а как ответить – «мама, дай слюнявчик». Кстати, а кто это был в итоге? Канеяма – понятно, но не одна же. – Я свечку не держал, но думаю, что Айба и Интелли. Может, еще кого за компанию прихватили. – Малолетки непуганые, – сухо констатировала Шиозаки. – Да и ты пока не бабушка, Ибара, – усмехнулся Цубураба. – Неужели так сложно быть адекватными? Не глупить, не чудить, гадости всякие не творить… – А сама-то? – Даже не начинай, – процедила Шиозаки. – Ситуация была другая. А сейчас что? Три сикушки повеселились, а вся команда потом разве только на четвереньках по полю не бегала. – Злые вы больно, – с озороватым осуждением промычал Нейто. – Подумаешь – ребятки пошутили. Хоть никто и не посмеялся. Если б не я, третьегодки им так нащелкали, что до выпуска бы не забыли. – Рыцарь-омега! Без страха и упрека! – Цубураба поставил пустой таз на голову и зашатался, ловя равновесие. – А если тебе так нащелкают? – Флаг им в руки. Очень интересно посмотреть, что из этого выйдет. – Ты бы так же активно их защищал, если б под раздачу Мидория не попал? – Что ж, по-вашему, во мне ничего святого нет? Я ярый противник насилия, по крайней мере, физического. Да и где там насилие? Худшая участь выпала Рину. Весь в яйцах, постель стирать-отмывать полночи. Но сыр-бор – естественно! – из-за Мидории. Головушкой он стукнулся! – Нейто понесло, – ехидно пропела Шиозаки. – Мне так-то все равно, кто и что себе отбил. Но кем же надо быть, чтобы, поскользнувшись, бежать и плакаться тренерам? Люди даже с серьезными травмами тренируются на полную, а он… Ему самому не стыдно хоть? А если я завтра коленкой об тумбочку стукнусь, мне тоже можно будет халявить до обеда? Не знаю… Даже для омеги это – перебор. Показалось. Показалось вдруг, что Монома на самом-то деле перворазрядный парень и в принципе благодушный человек, покровительствующий шкодливым первогодкам. Но гордыня, обидные насмешки, надуманные обвинения и предрассудки – все это осталось на прежнем месте и фонтанировало при упоминании Мидории. Это Изуку не давало покоя: что же он такого сделал в этой или прошлой жизни, что Нейто его невзлюбил? Однажды он попытался извиниться перед Мономой, объяснить, что очевидно произошло какое-то недоразумение, но Изуку только обсмеяли. Омега убеждал себя, что мнение Нейто ничего не значит, что разумный человек не станет обращать внимания на глупые подначивания, что надо перестать размышлять о том, что он сделал что-то не так. Но «надо» – это всего лишь слово, а «делать» – другая история. 1-й год старшей школы. Крытый общий умывальник находился прямо перед задним выходом. К концу смены Изуку уже приноровился чистить там зубы, хотя поначалу он боялся, что какое-нибудь живое существо, слившееся с ржавым дном водостока, прыгнет ему на лицо, когда он наклонится, чтобы зачерпнуть в ладонь воды со странным привкусом. Со временем чувство резкого отвращения поубавилось, но навязчивые мысли все равно остались, Мидория старался не вглядываться в бурые разводы, не желая заметить, как они шевелятся. Отфыркиваясь, Изуку стянул с плеча полотенце, но так и не успел к нему приложиться: в лицо прилетел прицельный бурный всплеск. За ним еще один, и еще, и омега, взвизгнув, отскочил назад, закрываясь от нападавших. Дурачились, что и следовало ожидать, альфы, утягивая в свои водные баталии всех, кто подвернется под руку. Мидория под обстрел попал неслучайно. Кацуки уже набрал в ладони новый снаряд, но между ними, будто нарочно, влез Монома, и порция воды досталась его загорелым коленкам. – Вот, значит, ты как… – многозначительно промычал Нейто, похрустывая пальцами. – Учти, Бакуго, я противников в живых не оставляю. Омега бросился к крану, открыл воду и зажал пальцем отверстие. Кацуки глазом моргнуть не успел, как острая холодная струя моментально поразила цель и забрызгала альфе лицо и майку. – Вызов принят! – азартно рявкнул альфа. Погонявшись за вертлявым омегой, Бакуго наконец схватил его, сгреб в охапку и закинул на плечо, как тушку добытого на охоте зверя. Кацуки чинно вышагивал к умывальнику, чтобы остудить омежий пыл в прямом смысле слова, усадив парня в общее корыто. Монома ухохатывался и визжал, барабанил кулаками по спине своего мучителя, умолял отпустить и угрожал всеми небесными карами. Сопротивлялся Нейто не больно боевито, хотел бы – вывернулся. Но по душе ему больше были поддавки. Мидория все так и стоял болванчиком, пока Кацуки вполне серьезно пытался окунуть Моному в рукомойник. В последний момент парень дал заднюю и поставил омегу на пол, Нейто, взмахнув белым полотенчиком в знак перемирия, принялся вытирать альфе мокрое лицо. От такой заботы Бакуго мигом отшатнулся, предпочтя для этих целей собственную майку. Взгляд Изуку приковал футляр с зубной щеткой, торчащий из заднего кармана шорт Бакуго. Свой следующий поступок Мидория не смог бы объяснить, даже если бы от этого зависела его жизнь: он тихонько подкрался, свистнул несчастную щетку и дал деру к крыльцу. Остаться незамеченным не удалось, Кацуки что-то прокричал омеге вдогонку, но когда тот обернулся, то увидел, что альфа уже отвлекся на Киришиму и Цубурабу, потеряв всякий интерес и к похитителю, и к пропаже. Через час после отбоя справа от Мидории зашуршали спальные мешки, к шкафам осторожно прокрались две увлеченно шушукающиеся фигуры. Пока один омега светил телефонным фонарем, второй натягивал плюшевые штаны поверх шорт модели «трусы на подтяжках». – Мы же там не одни омеги будем? – Что ты! Будь иначе, я б не согласился. – Если честно, мне спать хочется. – Я тебя щипать буду. Да и там весело. – Парень с телефоном задвинул дверцу. – По крайней мере, было, пока туда не пришел Бакуго. – Там Бакуго? – Омега чертыхнулся и одним движением спустил штаны до щиколоток, разворачиваясь к собеседнику попой. – Рисунок не слишком дурацкий? – У тебя задница – натуральный персик, а ты о рисунке? Уж лучше б переживал, что на психа запал. – Называй его, как хочешь, но течку с ним ты бы провести не отказался. Шкаф еще раз хлопнул, и омеги, не прерывая спор, воровато выглянули в коридор и проскользнули в сторону лестничного пролета. Изуку не спалось. Его футон тянулся ровно вдоль окна, и лунный свет падал на него как на гроб со спящей беспробудным сном принцессой. Но при таком софите проклятие злой мачехи стало бы спасением. Оставалось лежать и думать, пережевывать мозги, мучая себя риторическими задачками. На самом деле думать хотелось об одних только глупостях, и в основном они касались Бакуго. Сегодня альфа был в хорошем настроении. Обычно стоит на него не так посмотреть и можно пятый угол искать. А тут он брызгается, веселится, Моному на плече таскает. Изуку лежал на боку, часто моргал и слушал, как реснички с шуршанием почесывают подушку. И чего ради альфа к Мидории приставать начал, если внутренний компас в одно мгновение на другого переметнулся? Изуку, конечно, привык, что рядом всегда найдется кто получше, но когда так поступил Кацуки, вдруг стало тошно. Какой бред. Причем тут вообще Мидория? Вроде не глупый мальчик, не вчера родился, а никак не может перестать терзаться из-за сущей белиберды. Не его обрызгали, а другого омегу, страх, как дальше жить-то. Бакуго ему друг, а самого альфу кто спросил? Сдался ему самый обычный, чуть приметнее пустого места парнишка, когда нормальный омега сам в руки так и просится. Дверь приглушенно отворилась, в комнату, прощупывая редкими шагами обстановку, вошел знакомый силуэт. Омега закопошился, расправляя зажатое между ног покрывало. – Бакуго? Ты за щеткой пришел? – Ага, – быстро ответил альфа, падая на колени рядом с футоном Изуку. Мидория даже не успел протянуть руку к тумбочке, как Кацуки ткнулся в него губами. Сначала мимо – прямо под нос. Потом ниже – и попал. В следующую секунду по губам пробежал горячий язык, и Изуку стало понятно, что тянуть канитель и нежничать с ним никто не будет. Обезоруженно омега опустился на спину, и Кацуки, не отрываясь, последовал за ним. На поцелуй Мидория отвечал не столь яростно, как напирал на него Бакуго. Он больше прерывисто дышал, крутил, как бешеный, языком и ошеломленно таращился на маячившее перед глазами лицо альфы. Больше, чем сам поцелуй, чем визит Кацуки, Изуку поразило то, что это происходит с ним, в самом деле, взаправду и всерьез. От частых вдохов закружилась голова, омега жалкими потугами попытался выползти, но Бакуго только жадно навалился и сунулся глубже. В ушах гремели оглушающие щелчки – так звучали влажные губы и проскальзывающие между ними языки. Длилось сумасбродство лишь несколько секунд, Кацуки неожиданно отлип, слизал вздувшийся пузырик слюны с губы и поднялся. – Ну, спокойной ночи. – Спокойной, – завороженно прошептал Изуку. – Подожди, щетка!.. – Утром отдашь. Полоска коридорного света, скользнув по комнате, исчезла, и Мидория огляделся в поисках объяснений. Бакуго ушел, не выдав ни одной разумной причины своего поступка, а у омеги чуть сердце не остановилось, между прочим. Он же не мог прийти и поцеловать только потому, что захотел? Потому что он бы ни при каких обстоятельствах не захотел. Произошедшее больше напоминало сон. А если это он и был? Омега посмотрел на освещенную луной подушку: в глаза бросились две еще теплые вмятины по бокам, оставшиеся от ладоней альфы. На губах и языке осело ощущение чужих прикосновений. Дрожащая рука приглаживала взъерошенный затылок, пока не легла на беспокойно задыхающийся живот. Все, кроме здравого смысла, кричало о том, что Мидории не почудилось. Так было или не было? – Амаджики-семпай, ты спишь? – тихонько шепнул в темноту Изуку. – Нет, – раздался неожиданно в ответ выдох. – Тут только что… Бакуго не приходил? – Приходил. – Тамаки натянул одеяло до самого носа. – Я не скажу никому. – Спасибо. Значит, не сон. Это был не сон, а кошмар наяву. Застигнутый врасплох Изуку сдуру ввязался в поцелуй, не задумавшись ни на минуту о последствиях. Вышло из рук вон плохо, мог бы еще хуже да некуда. Кажется, они зубами стукнулись, Мидория еще и слюней напускал, как старый шарпей. Вот бы было можно отмотать время назад, тогда бы омега не растерялся и оттолкнул Бакуго, и прежде чем лобызаться, выяснил, что все это значит. Если это шутка, то она настолько же скверная, насколько и бессмысленная. Хотелось верить, что Кацуки на такое ни за что бы не пошел. Но не нежные чувства же у альфы проснулись, ей-богу! Теперь-то чего делать? Бежать за Бакуго и выяснять, что это за срочная такая необходимость посреди ночи пихать омеге в глотку язык – верх глупости и безрассудства. Мотор в груди как завелся, так и не думал глохнуть, вовсю колотился и дрожал, сжимался и пускался вскачь, и тело переставало слушаться. Изуку пытался взять себя в руки, чтобы разобраться со всем утром на свободную голову, но пальцы впивались в подушку, ноги дергались и хотели бежать, а сам омега кое-как держался, чтобы не запищать. Хотелось и провалиться под землю, и все забыть, и проснуться так, будто ничего не случилось. Порывы чувств бушевали внутри, заставляли думать о таком, что Изуку обычно себе не позволял. Какие бы запреты он для себя ни выстраивал, выкинуть из головы мысль, что он вдруг понравился альфе, не получалось. Совсем горько стало, когда Мидория убедил себя, что ошибся. Одна лишь крохотная искорка никак не гасла. Утром Изуку еле нашел в себе смелость подойти к Бакуго у умывальника, чтобы отдать тому щетку. Альфа отделался невозмутимым «добрым утром» и больше ничего. Потом только перехватил омегу после тренировки и объяснился насчет ночного происшествия, в котором виноват оказался карточный долг. И так уж вышло, что не только Амаджики довелось побыть зрителем, из коридора за ними наблюдали еще двое ребят, чтобы засвидетельствовать факт исполнения желания. Бакуго еще с три короба наобещал, что Мидории переживать не о чем, трепаться лишний раз никто не будет, а если и будет, с тем у Кацуки разговор выйдет короткий, но Изуку легче не стало. Благо все надежды развеялись еще до того, как омега успел обнадежиться, и бабочки крылья расправить не успели. Но обида все равно осталась. Завтра был последний день смены, а следом шли летние каникулы. Целый месяц без Кацуки Бакуго и издевок от одноклубников – этого должно быть достаточно, чтобы все об этом забыли и жизнь продолжила идти своим чередом. 2-й год старшей школы. Из всех применений росту Киришимы самым ценным в глазах сверстников была его способность закупаться запрещенкой. Эйджиро был далеко не единственным переростком в школе, но явно самым доброжелательным и редко позволяющим себе отказать в помощи другому. Благодаря этому альфа даже среди некоторых третьекурсников пользовался уважением, хоть большинство из них и имени его не знало, подзывая кохая к себе не иначе как «дружище». Одним из излюбленных магазинов, не сильно дороживших своей репутацией, был полузадрипанный ларек в трех кварталах от общежития. Продавщица лишних вопросов никогда не задавала, хотя Киришиме порой казалось, что эта тихая тетенька все прекрасно понимает и сразу раскусила, что перед ней вытянутый, как шпала, но все же несовершеннолетний. Тем не менее пиво и сигареты ему отгружали по первому требованию. И кровь родителей-торговцев все-таки взыграла к старшей школе, потому как с ребят, которым эти покупки предназначались, Киришима брал небольшой процент, подкапливая себе хороший довесок к карманным деньгам. Предполагалось, что Эйджиро и в лагерь прихватит с собой запасы веселительного, но альфа еще в канун первой ночи развел руками и покачал головой. Интерес к его персоне после этого резко затих, а количество приглашений позависать у кого-то в комнате поубавилось. Смена уже подходила к концу, когда Изуку по дороге из душевых услышал подзывающий шепот. Из-за дерева заговорщицки выглядывала половина Киришимы. Стоило омеге приблизиться, как Эйджиро схватил его за плечи и утащил в свой укромный уголок, опасливо озираясь по сторонам. – Хвост был? – Чего? – приоткрыл рот Мидория. – Тебя кто-нибудь видел? Изуку обернулся на дорожку, по которой в корпус возвращались другие ребята и непонимающе поглядывали на странную парочку, уединившуюся за деревом. И конечно же, видели их все без исключения, потому как остаться незамеченным за одинокой сосенкой было по определению невозможно. Но Киришима продолжал гнуть свою линию и, прислонившись спиной к стволу, высунулся, сосредоточенно изучая процессию. Процессия же закатывала глаза, потешалась и советовала Киришиме перестать жрать грибы из лесу. Альфа резко развернулся и строго выставил палец, задев веснушчатый нос. – После отбоя. Наша комната. Пароль: воскресная схватка двух ёкодзун. – Схватка кого? – У Изуку глаза на лоб лезли. – Тихо! – шикнул Эйджиро. – Тут может быть жучок. – Что-то случилось? – обеспокоенно спросил омега. – Нет времени на объяснения. Отбой. Комната. Пароль. – Перед ретировкой альфа на секунду задержался. – Только никому не говори. Если проколешься – я буду все отрицать. Даже то, что мы с тобой знакомы. Мидория растерянно кивнул, из рук выскользнул мокрый бутылек шампуня. Пока омега за ним наклонялся, пока поднимал, пока отряхивал от земли, Киришима успел, присогнувшись, добежать до соседнего дерева и дунуть в кулак, издавая гудок манка. Альфа спокойно вышел на дорожку, обернулся и подмигнул Изуку, чтобы тот наконец выдохнул и перестал таращиться на друга озадаченными пешками. Омега молча дошел до корпуса, затем – до комнаты, и только оказавшись перед зеркалом, захохотал, неожиданно, громко и заливисто. В обозначенное время Изуку появился в обозначенном месте. После трех неудачных попыток вспомнить чумной пароль Киришима все же впустил омегу в комнату. Помимо жившего там же Бакуго, на полу сидела Мина, третий обитатель комнаты Куроиро был, как оказалось, временно спроважен к соседям. Раскрывая новоприбывшему цель сбора, Эйджиро достал из шкафа припрятанный под одеялами пакет и тихонько погремел им, бахвалисто улыбаясь. Изуку жутко волновался и нервно теребил алюминиевое колечко врученной ему банки. Бакуго комфортно – он дул пиво и спорил с Киришимой. Киришиме комфортно – он уже с десяток раз отбил аргументы, доводы и рассуждения Кацуки лаконичным «и че?» и мимоходом показывал простенькие карточные фокусы. Мине комфортно – она скакала вокруг Мидории и плела ему крошечные косички. А Изуку волновался, аж до дрожи нутра. Открытая банка с назойливо сверкающим ушком не давала ему покоя. Смелости отпить ему пока так и не хватило. На помощь экспромтом пришел Эйджиро. Альфа приподнял одиноко стоящую баночку, взвесил и понимающе улыбнулся. Вприкуску к пиву он предложил омеге целый мешок конфет, шоколадных с белыми узорами глазури. Изуку, зажмурившись, сделал первый глоток. Было горько и совсем не так волшебно, как это описывали, но не до тошноты. А вот конфеты действительно вкусные. Заражаясь чужим спокойствием, омега вскоре вовсе перестал опасаться, что на гогот Эйджиро или песнопения Ашидо прибегут тренеры и всыплют по первое число. Когда запасы начали истощаться, сбавлять темп решили незатейливой игрой, правила которой не знал один только Изуку. – Значит, так: пойдем по кругу. Говоришь, чего ты никогда не делал. Если другие это делали – выпивают. Все просто. Главное, никого не стесняться, не врать и, пожалуйста, давайте без скучной халтуры. Итак, я начну. Я никогда не напивался до отключки. – Никто не шевельнулся, и Киришима жалобно посмотрел на банку. – Ладно, проехали. Мина, ты следующая. – Я никогда не занималась сексом не на постели. – Вот так прям сразу про секс? – усмехнулся Киришима. – Сам просил без халтуры. Давай пей, Эйджи. Альфа, мстительно поджав губы, прикрыл лицо рукой, но к пиву так и не притронулся. Изуку знать не знал, о чем идет речь, но, кажется, Ашидо только что удалось подловить товарища и выудить из него постыдный секретик. – Раз уж договорились, чтоб все по чесноку, так тому и быть, – выдохнул Эйджиро. – Мин, никому больше не говори, а? – А как же?.. – Да не было тогда ничего. Да-да, ты была права. – Альфа пуще надулся и устроился на боку, прячась за Мидорией от разоблачающего взгляда. – А когда пить-то продолжим? – недовольно спросил Бакуго, приваливаясь к тумбочке за спиной. – Вот ты нам и поможешь с этим. – Мина все еще ехидно косилась на Киришиму. – Херня полная. – Запрокинув голову, Кацуки пошелестел губами в потолок. – Я никогда не… Я никогда никому не кидал фото своих гениталий. – И снова никакой реакции. – М-да, скучно мы живем. До утра не управимся. Давай, Деку, порази нас. – Я никогда не- – Всем насрать, если ты никогда не носил красные трусы, так что придумай что-нибудь стоящее. – Я никогда не целовался с омегой, – без запинки продолжил Изуку, зная, что одного альфу это точно касается. Но выпили все трое, к удивлению парня, даже Мина, которой довелось попрактиковаться в этом искусстве с одноклассницей. На ответном «я никогда не целовался с альфой» в потихоньку раскачивающуюся игру вступил и Мидория. После шестого круга Бакуго, у которого горло успевало пересохнуть до того, как доведется отхлебнуть из банки, закапризничал, требуя либо заканчивать с идиотизмом, либо задавать вопросы попроще. Уступив, все четверо подняли руку и начали считать очки, загибая пальцы, пока в живых не останется лишь один из них. Ни у Ашидо, ни у Киришимы шансов выйти победителем не было, они слишком много знали и нещадно топили друг друга. – Я никогда не ломала ничего в доме своего друга, а потом не сваливала это на общего знакомого. – Бакуго с Мидорией даже не шелохнулись, но Мине они и не были интересны, колючим взглядом она выпытывала правду из друга детства, который, недолго поломавшись, сдался и согнул последний палец, в который раз стыдливо жмурясь. – Я так и знала! Я знала, что это был ты, подлюка лохматая! Девять лет! Де-вять! А сразу сознаться?! – Чтоб твоя мать мне воск из ушей выжгла? Нет уж, спасибо! – Это была всего лишь лампа! И Масуде, на которого ты все свалил, ничего не было! – Так он их любимчик, а я за каждую мелочь по первое число получал! – Матери в тебе души не чаяли! – Особенно когда мухобойкой мне по лбу – херак! – А нечего было холодильник без спросу обчищать! Перепалка отзывалась звоном в неспешно тяжелеющей голове. С каждым глотком Изуку становилось все тяжелее не просто слышать наборы букв, а соединять их в слова и осмысленные предложения. В том, что он держит ситуацию под контролем, Мидория начал сомневаться, когда у него поинтересовались, все ли с ним в порядке. Видимо, не все, раз спрашивают. Но Изуку уверял в обратном, подрывая Кацуки на неоднозначные смешки. После очередной снисходительной ухмылки альфа, на чью долю выпал ход, недолго подумав, произнес: – Я никогда не был безответно влюблен. Ашидо выбыла, и их осталось двое. На грани поражения в Мидории вдруг загорелся небывалый азарт, которым, как омега считал, он был по жизни обделен. Даже на соревнованиях Изуку одинаково равнодушно забирался что на первую, что на последнюю ступеньку пьедестала, а тут так и приспичило вышибить со скучающей физиономии Кацуки королевский гонор. Пускай алкоголь не давал здраво мыслить, он отнюдь не мешал говорить что попало. – Я никогда не занимался сексом. – Что, в натуре? – гоготнул Бакуго, прикладываясь к банке. – Хорош заливать, Деку. Тут все свои. – Даже не думал. Зачем мне врать? – О, причин может быть великое множество. Чего ради тогда Двумордый носится за тобой, если ты якобы ему не даешь? – Вот сам у него и спроси. Чего ко мне пристал? Ответил Изуку так быстро, что даже язык прикусить не успел. Оно как-то само вырвалось, грубое, некрасивое и абсолютно никому не нужное, пропитанное наболевшим раздражением. Будто ограничители сняли. Кацуки теперь точно взбесится, но даже так брать свои слова обратно и извиняться совершенно не хотелось. Наоборот, наружу просилось еще что-нибудь гадкое и резкое, такое, что могло поставить точку в этом вопросе раз и навсегда. Сколько можно его, как котенка, носом в Тодороки тыкать? Какое Бакуго до этого вообще может быть дело? Особое удовольствие для Кацуки – доводить омегу, причем не любого, а именно Мидорию, чтобы просто потешиться, почесать свое самолюбие. А у Изуку от каждой издевки ком в горле, и сколько альфу ни переубеждай, сколько ни отнекивайся, он не верит ничему, кроме собственной слепой убежденности, и прет буром, пробивая и без того хлипкую броню. Набраться бы смелости, сорвать пластырь, обрубить концы!.. Благо Изуку вовремя одумался и присмирел. Хватит с него, наговорился уже однажды от души. До сих пор уши горят, как вспомнит. – На слабо меня взять решил? Набирай, я спрошу. – Ребят, угомонитесь, – вставил Киришима, поворачиваясь к Мидории. – Не подыгрывай ты ему, он так быстрее отстанет. – Если бы я только мог. Как же это все… – горестно вздохнул омега, медленно разглаживая ладонью складки на лбу. – Продолжим? Чуть-чуть осталось. – Да пожалуйста, – отмахнулся Бакуго. – Можешь дальше ломаться. Всем и так все понятно. – Мне непонятно, – отрезала Мина. – Расскажи, раз ты такой знаток. Нет-нет, не надо меня своими глазенками в кучку сверлить, ты сам это начал. Рассказывай, мне очень интересно, что же там у Изуку с Тодороки. Не пропусти только ту часть, где ты объясняешь, каким боком тебя это касается. – Не надо! – выкрикнул Мидория и тут же испуганно зажал себе рот, он совсем позабыл, что на шум могут сбежаться тренеры. – Простите, переборщил. Не надо ничего рассказывать. Пускай каждый останется при своем мнении. Мне правда все равно. Мы можем просто продолжить игру, пожалуйста? – Только ради вас, Деку-сама. Ход, кажется, за мной. – Кацуки задумчиво выпятил губу. – Я никогда не приходил в школу с гоном. Течкой в твоем случае. – Что ж, ладно. – Изуку кивнул и остался с одним-единственным мизинцем и почти пустой банкой. – Я никогда никого не целовал на спор. Наглость! У Бакуго хватило наглости не только нарочито плавно, с упоением загнуть безымянный палец, но и желчно шевельнуть уголком губ, прежде чем отхлебнуть. И снова слово за ним, и снова этот плутоватый взгляд, который так и кричит, что альфа только изображает глубокую задумчивость, а на деле давно знает, на чем Мидорию можно подловить. – Я никогда не врал в игре «Я никогда». Кацуки уставился на застывший по стойке «смирно» омежий мизинец и внимательно следил за ним, словно знал наверняка, что тот должен сдаться и лечь в ладонь. Лихорадочно перебирая в уме все свои ответы, Изуку пытался понять, на что ему намекает альфа, где он слукавил. – Твоя очередь, Мидория, – поторопил омегу Эйджиро. – Да нет. – Бакуго согнул последний палец, щедро выдохнул и залпом опрокинул в себя остатки. – Мои поздравления, Деку. – Чего? Нечестно! – возмутился Киришима. – Нельзя сливаться из игры! – В правилах такого нет. – Но ведь это означает, что ты соврал! Мы тут откровенничали, душу наизнанку выворачивали. Я признался, что разбил лампу! – Ну и что? Что мне за это будет? – Ответом Кацуки была тишина. – Вот именно. Я спать. Ночь в чужой комнате закончилась скомканно с поспешным ретированием омег и неловкими пожеланиями «добрых снов». От душевной атмосферы остались лишь отголоски, остальное было безжалостно растоптано с легкой руки Бакуго. Оказавшись у себя, Изуку шмыгнул под одеяло и накрыл голову подушкой, чтобы хмельной аромат не успел разнестись по комнате. В последний день смены все было особенным, с легким налетом тоски и облегчения. Рис казался вкуснее, воздух – пьяняще свежим, а толкучка во дворе целый год будет вспоминаться с ностальгией. На предобеденную тренировку ребят все-таки выгнали, но должного настроя не было ни у кого – ни у школьников, ни у проникшихся пониманием тренеров. После пары подходов рваного челночного бега вся команда присела на травку отдохнуть да так и не встала, поднимать их тоже никто не спешил. Зачем очумело носиться туда-сюда, стаптывая пропитанные пылью насквозь кроссовки, когда можно угадывать в проплывающих над полем облаках причудливые фигуры? – Вон там гигантская собака играет в баскет. – Киришима бойко пальцем по воздуху вычерчивал контур. – Это ее нос, вот мяч, рядом – щиток. Все, кто смог узреть сие порождение полета фантазии, одобрительно загоготали и бросились соревноваться, у кого воображение богаче. Большинство ничего дельного придумать не могли, кроме здорового комка ваты, но находились все же уникумы, благодаря которым в небе появлялись то дельфины, то драконы, то команда бобслеистов. – А я вижу летучую мышь, – глубокомысленно вымолвил Кацуки. – Бакуго, это не тест на психа с кляксами, тут летучих мышей нет. Эйджиро клевал соседа весь день, и этот камень в огород стал последним. Бакуго взвинтился, зарычал, и все, как гусеницы, поползли в стороны от зоны боевых действий. Альфы больше выделывались, чем боролись, кто оказывался прижат к земле, тут же вырывался, и клубок перекатывался по новой, как вечный двигатель. Откатившийся подальше Мидория тоже наблюдал за представлением, но без хохота, осуждения, деланного равнодушия или ставок на победителя. Как обычно, он смотрел на Каччана и его сопернический оскал. Угораздило же его связаться с таким несносным альфой. Бакуго все обвиняет Мидорию в притворстве, но ведь и сам не образец честности и открытости. Называет себя другом, а гадостями так одаривает, что Монома и компания локти кусают от зависти. Говорит, что до Изуку ему дела нет, потом сам же сует нос в чужой, по его собственным словам, вопрос. В игре вчера соврал. Или соврал, что соврал – разницы никакой. К чему такие сложности? Без шарад Изуку жилось куда проще. С Тодороки все по-другому. Всегда сдержанный и галантный, он бы никогда не стал отыгрываться на чувствах другого, не давил бы на больное, не обнадеживал почем зря. Мидория жалел, что поначалу настороженно отнесся к Шото, слепо поверив мнению Бакуго. На избалованного чиновничьего сыночка Тодороки никак не тянул: ни словами, ни поступками. Если в омежьем кругу о нем заходила речь, редко когда можно было услышать что-то дурное. Мина, толком и не знакомая с Тодороки, все восхваляла его и не понимала, как можно без слез смотреть на Бакуго, когда тебе каждый день настоящий принц желает доброго утра и спокойной ночи. Очако не перечила Ашидо, но все же не столь рьяно отстаивала кандидатуру «принца», раз за разом повторяя, что не имеет значения чужое мнение, решает только сам Изуку. Все же омеги вечно стремились найти страсти и перипетии древнегреческих трагедий там, где все довольно прозаично. Ясно как день: Шото – замечательный. Честно, непонятно, чем и как Мидория мог его заинтересовать, такого-то альфу, которому явно есть, из кого выбирать. И этот замечательный альфа, к сожалению, не был нужен Изуку. Так что омега ничего не решал, ему никто и не дал права выбора. Но будет неплохо, если однажды внутри что-то перемкнет и Мидория перестанет смотреть на того, кто навсегда останется недостижимым.