(по)пытка

Чтобы я еще раз решилась на автомобильные поездки! И какой только умник запретил пользоваться летучим порохом в поместье Малфоев? Ах да, Министерство. Нет, конечно, разбирая ситуацию по полочкам, данное ограничение имеет вполне себе логическое объяснение: так все входы-выходы некогда логова Пожирателей находятся под контролем, как и всецело передвижения мистера Малфоя. Но это не значит, что психологи должны страдать, разъезжая на такси под звуки попсовой магловской музыки — хуже смерти и не сыщешь, однако. В общем, расплатившись с таксистом и обменявшись стандартной фразой «хорошего дня», разошлись как море в корабли: он поехал и дальше зарабатывать на жизнь, а я просто ушла, параллельно считая камушки под ногами. Что угодно, лишь бы не думать о предстоящем разговоре. И вот, опять же, одна сторона, именуемая профессиональной этикой и склонностью к психологическим загадкам чужого мозга, говорит о том, что нельзя вот так оценивать пациента, ведь моя главная задача это трезвым взглядом смотреть на ситуацию, подталкивая на путь восстановления. Но вот другая сторона, именуемая просто Вивиан, кричит о том, что таких как все семейство Малфоев нужно кидать в Азкабан без суда и следствия. Само по себе причисление к Пожирателям смерти — преступление. Сколько невинных жизней было унесено, а все ради чего? Чистота крови, серьезно? Жену он свою тоже по этому признаку выбирал? Списочек кандидаток готовил, у которых родословная подобающая? Быть может, по этой причине их брак и дал трещину: Нарциссе попросту надоело столь повернутое поведение мужа, да и в последней битве за Хогвартс он проявил себя не главным помощником антагониста истории, решив покинуть поле битвы, из-за чего, собственно, его и не отправили в Азкабан первым же рейсом, а дали волю надышаться свежим воздухом. Ну да, чтобы после, сослав на пару встреч с неопытным психологом в моем лице, посадить его на пожизненное или вовсе удостоить чести получить поцелуй смерти — это уже зависит от того, что со мной произойдет. Наконец-то добредя к главным воротам, присвистнула: и в этих хоромах человек живет в полнейшем одиночестве, так ведь и головой можно уехать, хотя, судя по его биографии, отъезжать уже и некуда, собственно. — Ну и? — не поняла я, топчась у ворот: звонка, конечно же, не было, это ведь жилище чистокровного мага, негоже пользоваться такими штуками, куда уж проще предоставить гостям непредвиденный квест: отыщи вход, когда тебе никто не рад в этом самом особняке веселья и жизнелюбия, — как эта калитка открывается? Правда все оказалось куда проще, чем думалось: она попросту не была заперта. Получается, что Мистер Малфой не боится быть ограбленным? Или Министерство уже успело приложить свою руку ко всему имуществу столь состоятельного господина, которое представляло бы хоть какую-то ценность? В таком случае от ограждения и вовсе следует отказаться: даже маг, находящийся в весьма сомнительной дружбе с головой, не посмеет по доброй воле сюда забрести, даже будь тут тысяча и один ценный артефакт. И я, знаете ли, если бы не профессия, также объезжала бы столь мрачное место стороной: целее буду. И пусть мрачные постройки с плохим прошлым явно не мой конек, деваться было некуда, поэтому, в очередной раз, перепроверив волшебную палочку, двинулась дальше, параллельно подсчитывая стоимость каждого куста и булыжника: все-таки, несмотря на весьма удручающую биографию мистера Малфоя, человек он состоятельный, да и не безызвестный. Поместье и в самом деле поражало своими масштабами, но вместе с этим приходило жуткое осознание: Люциус Малфой живет здесь совершенно один. Нарцисса, стоило ей развестись, уехала, да и сын, если верить предоставленным Министерством документов, также живет не в семейном доме. Вероятно, что ранее в доме жила прислуга, но, исходя из неоднозначной репутации Малфоев, есть предположение, что они также уехали или вовсе уволились: кому, собственно, захочется отдраивать кровь со стен местных подвалов? Не домовым эльфам — это уж точно. — Мисс? — как там маглы говорят? Явился как черт из табакерки? Как нельзя точное описание столь неожиданного передо мной появления мистера Малфоя, — Вивиан Грейлин? — Люциус Малфой, полагаю? — задаю встречный вопрос, прежде чем до меня дошло, насколько же нелепо это звучит. — Верно полагаете, — и спустя долю секунды, — мисс. После чего, развернувшись ко мне спиной и брякнув учтивое «следуйте за мной», направился вперед, будто бы меня и вовсе не существовало на этом клочке земли. Даже находясь в полнейшей заднице, он не теряет аристократического высокомерия — это ли не верный знак, что пора сваливать, пока при первом же упоминания маглорожденных в меня не полетела авада. И нет, это не вопрос — сущее утверждение. Люциус Малфой, несмотря на тот факт, что после битвы за Хогвартс был изрядно потрепан жизнью, прибавив махом лет так пять, по всей видимости, быстро поддавался восстановлению: от былой обреченности, запечатленной на фотографии в папке, присланной Министерством, остался разве что взгляд. И то сложно с уверенностью сказать, что это действительно та самая неудовлетворенность жизнью, быть может ему просто неприятна компания в моем лице. А кому, собственно, понравится психолог-недоучка, предоставленный, ко всему прочему, Министерством. Ну да, я бы тоже не была бы в восторге. И вообще, пользуясь моментом, пока мистер Малфой не смотрит на меня безразличным взглядом, могла сказать лишь одно: от него так и веет природной величественностью, нескрываемым превосходством и самолюбием. И это с учетом того, что человек лишился всего. Напрочь. Но это никоим образом не отменяет того факта, что все это мне не нравится. Хотя, положа руку на сердце, признаюсь: волосы у него, конечно, сказочные. Интересно, ухаживает ли он за ними, использует специальные зелья или же это очередная природная особенность, присущая роду Малфоев? В таком случае я бы позаимствовала немного генов для собственного пользования: в отличие от переполненного аристократичной выдержкой и обладателя платиновой шевелюры, мои крашеные волосы стыдливо прячутся в заплетенном хвосте. Уже начавшие отрастать корни, проступающая ближе к кончикам желтизна, отсутствие какого-либо объема и тем более никаких кудряшек: просто волосы, которые, впитывая в себе даже самые дорогущие банки-склянки, умудрялись оставаться таковыми. Простыми. А еще, говоря о Люциусе Малфое, нельзя не упомянуть его знаменитую трость, ныне ставшую не просто дополнением образа: он и в самом деле похрамывал, пусть и старался не показывать виду. Змеиная рукоять была видоизменена: сейчас на ней красовалась кобра серебряного отлива, она, коварно поблескивая глазами-изумрудами, отчего-то казалась полной противоположностью прошлой, так похожей на Нагайну. Может, это просто привычка такая, проводить параллели, где их и быть не должно, но все это будто бы специально: завуалированный посыл миру, истинный смысл которого поймет лишь он сам, и, быть может, такая повернутая на поиске смыслов я. Вчера, погрузившись в изучение папки с подробным досье, образ сложился весьма характерный и отчего-то приторно ровный, что не может не наталкивать на определенные мысли: кто-то врет. Либо мистер Малфой первоклассный манипулятор, что, несомненно, имеет место быть, либо Министерство невольно намекает на исход истории, что, опять же, тоже весьма вероятно. Вообще вся эта ситуация, разворачивающаяся в данную минуту, кажется куда мутнее, чем на первый взгляд и моя фигура, именуемая «последней надеждой на переосмысление жизненных ценностей одного из злодеев» на деле же окажется бесполезной пешкой, создающей лишь антураж помощи бедным и обездоленным. Вот правда, вспоминая о собственной увлеченности к маглам, вся эта история приобретает несколько заговорщицкий характер: будто бы кто-то из Министерства, понадеявшись на мою юношескую вспыльчивость и неопытность, надеется на оплошность: будь то с моей стороны или со стороны мистера Малфоя. К примеру, услышав о «грязнокровках», пациент, которого все так стараются направить на путь истины, придет в бешенство и кинет, по итогу, в меня запретное заклинание. Потом же его признают невменяемым и опасным для общества, закроют в Азкабане, а меня закопают на местном кладбище с пометкой «павшая смертью храбрых» — или что там вообще на могилах пишут (и пишут ли). К слову, получается неувязочка: дура из меня так себе. Это в мыслях я могу человека оскорбить вдоль и поперек, а вот при первой встрече и уж тем более, когда это клиент — лишний раз обдумаю вероятные исходы того или иного поступка. Некто не претендует на роль самой умной и предусмотрительной, ведь Министерство и на меня информацию успело насобирать, но главное-то тут одно: не дать себе умереть пусть и у столь миловидных кустиков поместья Малфоев. Живописное местечко, не спорю, но как-то и пожить очень хочется. Вот я столько всего успела обсудить и прокрутить в голове, а мы все никак не дойдем: ему самому такие просторы не надоедают? Или это возмещает обыденные людские прогулки по городу, которые в нынешнем положении не самое лучшее решение? Хотя, взглянув со стороны, может, ему и вовсе дела нет до того, что там и кто о нем думает. Лучший, потому что чистокровный и богатый — не так ли? И плевать, что летучим порохом не воспользуешься, что следят за собой из всех щелей и кустов, что меня вообще-то в эту вереницу событий втолкнули, зато чистым воздухом надышишься на жизнь вперед — вот так красота, вот так стимул, понимаю. — Мисс, — и снова реальность платиновой нитью вплетается во внутренний монолог, — будьте аккуратны, дома высокие ступеньки, будет весьма печально, если свернете себе шею. — Не беспокойтесь, я живучая. Отлично, Вивиан, ты снова сморозила первоклассную глупость, будто бы намекая: давайте, мистер Малфой, кидайте в меня заклинания, из меня выйдет замечательная подушка для битья, а то вы, как я посмотрю, заскучали в полном одиночестве. Ну да, давненько из подвалов не доносились крики мучеников? Но вместо заклинания до меня донесся еле уловимый усмешки: это он так усомнился в моих способностях или ему просто смешно стало? Уточнять, конечно же, никто не собирался, да и, знаете ли, мама учила не делать несколько дел разом. Поэтому по ступенькам я поднималась с особой осторожностью, целенаправленно игнорируя едкие монологи в голове. И вот, оказавшись внутри поместья, присвистнула, благо про себя: знаете, на месте Темного Лорда я бы тоже не отказалась от подобной штаб-квартиры. Пусть для неискушенного зрителя подобного рода интерьер и покажется несколько мрачным, но давайте признаемся, что определенная доля шарма в этом есть. Все эти картины, статуи, ажурные подсвечники и прочие достояния богатой жизни, как бы банально это не звучало, создавали ощущение временной петли. Меня будто бы забросило на несколько веков назад, когда магловские технологии почти не касались мира волшебников. Массивные стулья из эбенового дерева, бархатная обивка в тон, картинные рамы ручной работы и еле уловимый перелив изумрудных камней, украшающих люстру, переплетаясь в одной комнате, отдаленно напоминали чешую полоза. Пусть и запоздалое наблюдение, но все же: у кого-то явно любовь к змеям. Одни украшения чего стоят: массивное кольцо на указательном пальце, брошь, запонки, проглядывающие сквозь накинутый поверх плащ, уже упомянутая ранее трость. Еще немного и он сам в змею обернется. «И съест» — подытоживает внутренний голос. Посмотрим еще, кто кого, мистер Малфой. Я, конечно, не великая актриса и уж точно не такая влиятельная личность, но приложу все силы, чтобы стать для вас достойным психологом без всех этих переходом на личности. Ну, разве что узнаю секрет ухода за волосами. — Можете присаживаться, мисс, — сухо произносит Люциус и до меня, кажется, доходит тот факт, что мое имя попросту забыли. Иногда удобно быть аристократом: всегда знаешь, как учтиво обратиться без использования имени и фамилии, — не терпится начать наши с вами беседы о всепоглощающей любви к грязн… не обладателям чистой крови. Губы скривились в циничной усмешке, обнажая весь сарказм сказанного. Ну да, Люциус Малфой и любовь к не обладателям «чистой» крови — более несовместимых вещей, казалось бы, и придумать нельзя. — Благодарю, — и, прежде чем сесть на отодвинутый жестом змеевидной палочки стул, решила поинтересоваться, — так это здесь вы пытками промышляли? — Извольте, — выдал Малфой, наигранно изумившись сказанному, — для этого существовал подвал, — выдавливаю из себя некое подобие улыбки, прекрасно понимая, что это не шутки ради было сказано, они и в самом деле в этом доме людей пытали. — Здесь же мы просто собирались, обсуждая захват мира. На вашем стуле, кстати, сидела сама Беллатриса Лестрейндж. — Надо же, а где же тогда сидел сам Темный Лорд? — Здесь, — мистер Малфой указывает на стул в центре, — желаете присесть? — С удовольствием, ведь Темного Лорда вы беспрекословно слушались, а значит, сев на его место, можно попробовать восстановить рефлекс повиновения, чтобы наши с вами сеансы протекали без, скажем так, осложнений и в выгодном для всех нас русле, — после чего пересела на указанный ранее стул. Надеюсь, обойдемся без очередных внезапных крестражей, не хотелось бы случайно запустить новую цепочку непоправимых событий. Впрочем, я же здесь, в поместье Малфоев, а это уже не кажется чем-то хорошим. — И что, обойдемся без возгласов о том, что по мне плачет Азкабан? — мне кажется или сарказм это его привычная манера речи? — Или сразу перейдем к лекции о том, что грязная кровь ничем не хуже чистокровной? — Не думаю, — отвечаю коротко, параллельно выкладывая необходимые для беседы вещи: блокнот, ручку и сдержанность, очень много сдержанности, чтобы не высказаться сарказмом на сарказм, — сперва бы нам разобраться с вашими внутренними проблемами, мистер Малфой, а после уже можно и лекциям о крови перейти. Мужчина ничего не ответил: лишь, будто бы случайно опираясь на трость, сел в кресло неподалеку. И, пока я копошилась в собственных записях, раскладывая все в необходимой последовательности, меня наглым образом рассматривали. Буквально чувствовала, как его взгляд неторопливо скользит по телу, замечая любую погрешность: что левая стрелка чуть длиннее правой, что корни начали отрастать, да и кончики бы не мешало бы подровнять, родинку на мочке уха, выемку у губы — шрам, оставленный в детстве дворовым псом. Слегка смятый ворот рубашки, белую нитку на левой ягодице черных брюк, набойки, которые бы не мешало бы сменить. Он, черт возьми, видел каждую мелочь. Видел и ничего не говорил, но одного лишь взгляда хватает, чтобы ощутить неизбежную пропасть между нами: помимо чистой крови у нас напрочь отсутствуют точки соприкосновения. Весь такой идеальный, хоть и сломленный судьбой Люциус Малфой и я — Вивиан Грейлин — недавно вышедшая из-под крыла академии, которая и бед-то на своем пути не встречала, так только, ныла из-за того, какие некоторые преподаватели жестокие. Однако вот итог: мы оба сидим за одним столом. Он — мой пациент. Я — его попытка избежать поцелуя с дементорами.