***
Когда же до съёмок остается всего час, Серёжа таки начинает пытаться выучить этот чёртов текст. И если вчера Олег бродил по его комнате кругами, то сейчас они поменялись местами — Волков сидел и смотрел, как Разумовский метался из одного угла комнаты в другой, при этом читая текст так тихо, что казалось, будто его губо даже не двигаются. Все дело было в том, что Разумовский не мог себе представить, что сможет сказать даже первую строчку: «Я новый Чумной Доктор…». Уже одни эти слова были для него немыслимы. Сказать на камеру, пусть никто не узнает что это он, но мысленно признать себя им. То есть — подчиниться словам птицы и принять их как должное. «Ведь во всем этом виноват ты и только ты…» И ведь это он должен будет сказать ещё и в костюме, в котором ему и так без того плохо. И честно говоря, Волкову уже было немножко страшно за сегодняшний вечер: «Чумной» то ладно, а вот «Заикающийся Чумной Доктор» — это уже… перебор. И ведь Олег был готов умолять Мэрсера, чтобы отменить этот чёртов маскарад с пафосными речями, но ведь это ничего бы не изменило. Разве что Разумовский мог расторгнуть договор, и они оба тихо и мирно получили бы пули в лоб. И ещё больше было жаль Серёжу, который ни то что актером, он же всеми силами всегда избегал публики и журналистов. Но он пытался, и он выучил этот кошмарный текст, но ведь ни слова в слух выговорить не мог. Язык «не поворачивался». И в какой-то момент Олег сдался, он встал и остановил мечущегося Серёжу, взяв его за плечи. Тот, поняв как ничтожно он только что выглядел, сразу свесил голову вниз. — Так и скажем ему, что не можешь. Пускай сами на диктофон текст наговаривают и обрабатывают. Кому какая разница, чей голос, если он в обработке будет почти один и тот же? — Волков всеми силами пытался заставить друга посмотреть на него. — Нет я… Я ведь сейчас один в ответе за наши жизни! Весь этот договор… Если я буду плохо играть он просто заменит меня, а то, как Мэрсер меняет людей, что даже и следа не остаётся … И тебя вместе со мной. — Ты ему гораздо нужнее чем думаешь. Иначе он бы не стал так заморачиваться, чтобы вытащить тебя из-за решётки и насчет всего прочего… Никуда он тебя не денет. Поиздевается и отпустит. — Он не издевается. Он хочет, чтобы я поддерживал его безумие, «Чумного Доктора», все эти съёмки … Но я не хочу получать ни копейки его чёртовых денег за это. — Почему тогда не отказался от них сразу? — В его глазах это бы выглядело, как если я был бы готов делать это все бесплатно — до такой степени мне самому это нравится. — У тебя и своих не мало осталось. Хорошая, кстати идея, хранить деньги на собственных закодированных счетах, так что их даже правительство арестовать не может. Нет у них таких хакеров, что смогли бы сломать твою защиту, — и на лице Разумовского сразу появляется улыбка, пусть и небольшая, пусть и не надолго. Олег всегда знал, как его подбодрить. — Деньги Мэрсера пусть и не заляпаны кровью, как это обычно бывает у таких, но… Я за такое их брать не буду. Это уже не театр одного актера — это уже как… проституция для его извращенного эго. У Волкова аж лицо перекосило на секунду. — Я отдам их тем, кому они нужнее, — от подобных слов, пусть даже собственных, Сергею на душе становилось легче. — Ты про наш детдом? — Да. Надо бы узнать, как они там…***
Когда наступил тот кошмарный вечер, всё пошло так же, как и ожидалось. Нет. Первые кадры где он просто шёл по дороге в пылающем костюме лицом к камерам, это ещё было нормально, а вот с речью… Его ведь и так спасало сейчас только одно. Только одна фраза заставила его сегодня надеть этот костюм: «Ради детей». Ни ради Мэрсера. Ни ради какой-то воображаемой справедливости. И уж тем более не ради злой улыбки птицы. А что поделать? Пришлось Мэрсеру согласить на предложение Олега и записать свой же голос на диктофон, чтоб потом обрабатывали. "Если эту запись теперь хоть когда-нибудь будет разбирать полиция, они увидят наложение дорожек. Они поймут, чей голос на записи. Все таки хорошо, что я иногда умею играть и по своим правилам," — пронеслось в голове у Разумовского. Олег же сам назвал его гением, вот он и соответствует должному. В конце-концов всё прошло… не плохо. Для первого раза уж точно. Правда со стороны это выглядело так, будто какой-то парень решил пройти по улице в костюме. И лишь потом монтожеры Мэрсера делали из этого «магию кино», с замедленной съёмкой, с иллюзиями. А к полуночи, как и хотел Александр, в соцсетях появилось первое пропагандийское видео. Тут же начались разные обсуждения, лайки, полиция так вообще не знала что и откуда, но и сделать ничего не могла, ведь ничего противозаконного в этом не было, разве что порча личного имущества, когда Гром от злости разбил бутылкой экран телевизора. Верил ли он, что под маской не Разумовский? Да. Было ли ему легче от этой мысли? Нет. Был один маньяк, а теперь у него ещё и куча нешуточных последователей появилась.***
Уже ближе к двум часам ночи, Сергей до сих пор не спал. Хотя ему даже плохо-то особо не было в этот раз. Нет. Он ждал, пока такой же неспящий Мэрсер переведёт деньги за первый день ему на счет. И дождался. Но стоило Серёже открыть крышку ноутбука, чтобы перевести «заработанное» на счёт их детдома в анонимном виде, как ноут чуть не выпал у него из рук. Первый же заголовок недавних новостей гласил: Известный миллиардер Дмитрий Исаев, родной брат недавно погибшей от рук «Чумного Доктора» владелицы крупной банковской компании Ольги Исаевой, планирует закрыть детский дом, в котором некогда вырос сам Сергей Разумовский. Согласно планам, на его месте будет построен новый банк Исаева, поскольку он заявил, что вслед за старшей сестрой готов продолжать дело семьи, но вот вопрос — не опустится ли он до её уровня, и могут ли люди доверить свои деньги такому банкиру?