Проводник, или как гулять по изнанке.

      Дверь натужно скрипит и на пороге появляется Ральф, за спиной которого маячит белая макушка. Сегодня Р Первому прибавилось забот на одну сумасшедшую голову больше. Новенький, за которого просил сам Шериф. Шериф, который, казалось, и вовсе не способен думать о каких то ответственных моментах. Ан нет, вот оно как оказалось. «Племянник, чёрт его дери…» — У вас новенький, — голос Ральфа, кажется, выражает вселенскую усталость, но никто не обращает на это внимания и он, болезненно поморщившись, сдвигается чуть в сторону. Из-за шкафообразных плечей Р1 возникает парень, чьё светлое существо присутствовало за воспитателем всё это время. Внезапно из ниоткуда встревает ранее упомянутый дядюшка. «Шериф, то есть, тьфу ты, не хватало ещё тут…» Он выглядит немного более шабашно, нежели обычно. Мысли насчёт всей этой ситуации так и норовят выступить красным пульсирующим текстом вокруг головы Чёрного Ральфа, но он ещё держится. — Хей, молокососы, здаров. Ральф, — он протягивает руку и Р1 нехотя её пожимает, — Я чё пришёл то, собственно… — он обращается вроде бы и к новенькому, но если бы все окружающие не знали, что по какой либо другой причине он бы тут и носу не сунул, так бы сразу и не сказали к кому это было адресовано, — Ты, это, обращайся если что, не чужие же люди! — Шериф всё же не удерживается и подозрительно косится на собравшихся в комнате ребят. Новенький кивает. — Учту. Спасибо за заботу, — он говорит странно, будто рубленными фразами. Холод, которым разит от его слов пробирает до костей. — Ох, ну, стал быть ладненько, я пойду, пожалуй… — Шериф пятится, опять пробегается глазами по жителям Четвёртой и исчезает в коридоре. Новенький, всё это время стоявший в дверях, тяжело вздыхает и поворачивается корпусом к Ральфу. Сфинкс Заглянув в его глаза, я осознаю, что ничерта Ральф не понимает во вселенской усталости, потому как реальная заёбанность ситуацией и всем вообще на свете присутствует исключительно на лице новичка. — Что то ещё? Ещё один тяжёлый выдох и снова взгляд раскосых глаз из-под белых бровей. — Нет, обустраивайся. А вы, — воспитатель впивается взглядом в каждого в четвертой по очереди и останавливается на Слепом, который, вопреки обыкновению, оказывается в комнате, — не спугните его. Всё, отбой. Ральф, не говоря больше ни слова разворачивается на месте, и потеснив немного новичка выходит из комнаты в небольшую прихожую, а оттуда и в коридор. С его уходом напряжение не исчезает бесследно, однако заметно прореживается и уже не походит на вязкий кисель, а скорее на прилипчивый туман. Новичок провожает его непонятным взглядом и возвращает своё внимание на присутствующих. — Вечер добрый. — голос его приятный, хоть и кажется бесцветным и непомерно уставшим. Он произносит фразы будто на выдохе, и не хватает лишь того, чтобы после каждого слова по его лицу сползала вымученная слеза, и он, кривясь, стряхивал её. Табаки бы сложил легенду о великом бессмертном существе, повидавшем на своём веку некоторое дерьмо, и который может и хотел бы расстаться с жизнью побыстрее, да только судьба-паршивка никак не хотела помогать. Я на это лишь сдержанно киваю, не намереваясь доставать явно уставшего с дороги, — а может и по жизни, — человека. Лорд, как всегда, лишь на секунду поднял взгляд, ещё когда только Ральф зашёл, да сейчас, чтоб хоть представлять как выглядит новичок, и снова уткнулся в книгу. Новая. Вчера другую какую то читал, зелёную. Чёрный со своей кровати отвлёкся от очередного сканворда, но наткнувшись на тяжёлый взгляд, лишь понимающе кивнул в знак приветствия. Новенький не улыбался. Даже из вежливости. На его лице присутствовало лишь выражение глубокой, и, наверно, не приносящей своему обладателю ни малейшего удовольствия, унылой задумчивости. На удивление, в комнате были все, кроме Лога. Тот ещё шастал где то, и видимо не собирался появляться вплоть до опасной близости выключения света. Всё же он не был глупцом, чтобы шататься по коридорам в потёмках. Хотя, скорей всего был просто труслив. Горбач высунулся со своего насеста и аккуратно сочувственно поинтересовался: — Привет. У тебя всё в порядке? Выглядишь не очень. Парень, к кому обращался Горбач, хмыкнул. — Здравствуй. Нет. Я знаю. Вопрос-ответ, понятно. Ещё один лаконичный. Немного помолчав, он добавил: — Сейчас отосплюсь и всё придёт в норму. Вы, только, скажите, куда можно упасть, и, пожалуй, с вашего разрешения, отложим знакомство на попозже. Когда я буду в более сносной форме. Табаки, до этого момента стоически молчавший, разразился восклицаниями: — Ах! Боже мой! Боже мой, какие мы все невнимательные! Ты же с ног валишься! Конечно, конечно, приляг, отдохни. Можешь прямо сюда, — он указал широким жестом на общую кровать, — в любое место, где тебе будет удобно! Шакалу, конечно, было жутко любопытно и в равной степени обидно, что от них так нагло и демонстративно отмахивались, но ещё раз взглянув в лицо новичка, он предпочёл согласиться с его условиями. Попозже, значит попозже. Он ведь всё равно не забудет, пусть даже не надеется на это. — Но только там, где твои конечности не будут мешать другим. — процедил недовольный такой активизацией Табаки, Лорд. Новичок лишь устало кивнул, — вернее было сказать, просто вздёрнул засыпающую голову, — и, стянув с плеч потёртую джинсовку с какими то нашивками (Лэри бы сто процентов заценил), нацепил её на вешалку в коридоре. Он ещё раз оглядел комнату, и, видимо, не найдя какого то быстрого альтернативного решения, просто запихнул свою спортивную сумку под кровать. Не так далеко, чтобы не достать, но в то же время не так близко к краю, чтобы об неё запинались. — Как звать то тебя хоть? А? Или нет ещё клички? — Табаки решил, что негоже вот так обрывать знакомство, хоть его и обещали продолжить при более благоприятных условиях для обоих сторон. Но, в конце концов, надо ведь ему знать, что писать в поддельной предсмертной записке, если вдруг постоялец внезапно откинется во сне. — Зовите Белый. — парень равнодушно пожал плечами, стаскивая с ноги кроссовок. Пожалуй, ему подходит эта кличка. Сам он был полным и абсолютным альбиносом. Белые волосы, прозрачные глаза, мёртвенная бледность, всё по стандарту. Кто то в комнате несдержанно фыркает. Мда, ситуация. Чёрного на их головы мало было, дак тут ещё и Белый свалился. Осматриваюсь, в поисках источника звука, но все будто и не слышали его. Такие серьёзные. Словно и ржали коллективно, только в унисон. — О, это из-за того, что ты весь такой беленький? — мигом оживился Шакал, совершенно не обращая внимания на хихикания. — От части. После слов (или скорее мыслей) про альбиноса, уже и Вожак, до этого просто отсиживающийся в самом углу кровати, заинтересованно поднял голову. — Врождённое? — Да. Короткий вопрос, точно такой же рубящий ответ. В духе вожака, но и новичок не уступает. Белый. Его зовут Белый. Надо бы уже начинать привыкать. Кажется, у нас он надолго. Я молчу, потому что всё ещё уверен, что мешать человеку, жаждущему сна, последнее, чего я бы сделал сейчас. Остальные, кажись, тоже наконец это просекают, и Белый, без лишних уже вопросов забирается на кровать с ногами. Внимательно окинув взглядом место будущей лежанки, он аккуратно сдвигается ближе к спинке, туда, где меньше всего заинтересованных в том, чтобы разложить свои конечности поудобнее. — Я могу тут… — он неопределённо ведёт плечом, и когда Шакал вскидывает на него вопросительный взгляд, глазами же указывает на раскрытую коробку бисера, что довольно далеко уже отдрейфовала от хозяина. Табаки всплёскивает руками, и с торопливым «Да, да, конечно, о чём вопрос!», загребает беглянку ближе к себе. Белый благодарно кивает, и всё так же аккуратно втекает под одеяло, и повертевшись чуть чуть поворачивается лицом к железным решёткам, завешенным разнообразными вещами, и занимает наиболее «немешающую» позицию. Уже через пару минут образовавшийся холмик из новичка и одеял ловит ровный, и какой то крайне поверхностный, такое ощущение, будто и не дышал вовсе, ритм. Жители Четвёртой переглядываются. Вожак пожимает плечами. «Пока нельзя ничего сказать, поживём — увидим.»

***

— Ну, и как он тебе? — Сфинкс тянется зажатой в зубах сигаретой к зажигалке в руках Слепого. — Странный. Вожак пространно проводит головой и утыкается ей в косяк окна. Он забирается на подоконник с ногами и прикуривает уже себе. — У нас тут других и не бывает… — Сфинкс всё же скептично поднимает бровь. Слепой не видит, но ощущает неуверенность друга. — Не стоит волноваться, Сфинкс, если бы он представлял угрозу, я бы об этом сразу сказал. — Вожак затянулся особо грубоко и ветер из распахнутого окна пошевелил его волосы, неровным частоколом скрывающие лицо. — А так… он просто странный. — Как будто свой? — осмелился выдвинуть предположение, мучившее его всё это время, лысый. Слепой крупно дрогнул, передёрнул плечами, будто стряхивал что то со шкуры и загадочно ответил: — Может и свой. Может и Оттуда.