薄氷

Вайсса встретил угасший вечер, стоило шагнуть из автобуса. «Седьмое небо» высилось перед ним блёклым силуэтом; в окнах брезжил слабый свет. Листок бумаги, распятый на входной двери, надписью своей «Временно закрыто» порядком выцвел. В порыве нехарактерной мнительности Вайсс осмотрел себя в холодном уличном свете. Пришлось вернуться и переодеться, привести себя в порядок: вряд ли Страйф с детьми оценил бы внешний вид Локхарт после разговора с Шинрой. Времени прошло порядком, визит уже был на грани приличия; внутри шевелились далёкие, слабые мысли — идти отсюда поскорее, отзвониться и переназначить встречу. Кому эти роптания принадлежали, Вайсс вполне понимал, и ему не нравилось, что двигало этими переживаниями совершенно противоположное желание. Но Страйфа нужно было отвадить, нужно было убедить. Какое прозрение им овладело, что он перестал видеть в Руфусе врага? Кого теперь его изъеденный нервозный разум окрестит этим титулом? Счёт шёл на дни. Счёт мог уже не идти. Вайсс вздохнул, отступая в своём незыблемом контроле, давая рефлексам, нейронным связям в теле в полной мере настроиться на шаблоны Локхарт. Сложно было определить, сколько субъектности он мог себе разрешить. Точно недостаточно, чтобы величать себя собственным именем. Потому он позволил Тифе сделать шаг, ещё один — и так до крыльца. Позволил поднять руку и постучаться. Почувствовать волну пустоты от осознания, что заходит сюда чужим человеком. Позволил ей называться собой. Топот стремительно приблизился к ней из бара, стоило снова решить постучать. Защёлкали замки, которых Тифа не могла припомнить, и дверь открылась, явив макушку каштановых волос. Она опустила взгляд: Марлен смотрела на неё своими большущими глазами, маленькая, щупленькая, в платьишке, которое они вместе покупали до всего этого. Марлен смотрела тихо и внимательно, множа секунды неловкого до бездыханности молчания. Выпутавшись из сиюминутного и густого чувствования, Тифа присела и поравнялась с ней взглядом. — Привет, — еле слышно вырвалось из горла. Марлен осмотрела её с головы до пят. Губки дрогнули и расцвели неискренней улыбкой. — Привет!.. Тифа прижала её к себе, уткнувшись в плечо, жмурясь до кругов, морща нос, стараясь унять не к месту накатившее щипание. Маленькие ручки дотронулись до спины — это скорее даже угадывалось, потому что куртка у неё была большая, а Марлен — конечно, будто могло быть по-другому — обниматься не хотела. Спешно осыпав её макушку, лоб, щёки поцелуями, Тифа выпрямилась и зашла в дом, закрыла дверь. В глаза бросились укрытые холстиной столы, стулья, кучившиеся у стен, поражая её неестественностью, странностью расстановки. Ненужным пространством, освободившимся теперь. — Тифа. Клауд тоже тут был, оказалось, стоял недалеко. Марлен отошла подальше, а он — наоборот, приблизился. — Мы тут вешалку приладили, — говорил, вроде, с ней, но смотрел куда-то на шею, на плечи. Протянул руку. — Давай куртку. Тифу эти слова расколдовали от недвижности, и она второпях разделась, наблюдая, как Клауд вешает её одежду. — Голодная? — спросил он, невероятно занятый поиском петельки. Тифа открыла было рот, чтобы отповедаться, но словила пронзительный взгляд Марлен. — …Да, — и тут же задумалась, правильно ли ответила. Бар был весь тусклый, монохромнее обычного о нём воспоминания, и находившиеся в нём люди тоже казались выцветшими. Сделав шаг, второй, она осеклась: — А Дензел где?.. Инстинкты пронзил чей-то взгляд, гвоздивший её из чёрного дверного проёма подсобки. — Дензе-е-ел! Тифа пришла! — пропела Марлен. Зоркие синие глаза обросли силуэтом, силуэт — цветом и формой, когда дверь скрипнула и явила росленькую фигурку Дензела. — Я знаю, — тихо проговорил он, шаркая и тупя взор, скрывая пронзительный взгляд под чёлкой. Тифа преодолела расстояние между ними быстрее и решительнее, чем Дензел был на то готов. Он даже чуть попятился, но это не помогло: всего его сгребли в охапку и зажали в крепких объятиях. «Вырос как!..» — прокричалось в мыслях, пока ладони, лёгшие на спину, нащупывали быстрый пульс. Тифа отстранилась, вглядываясь в его вытянувшееся, начинающее обретать остроту лицо. Пухлость щёк вот-вот бы сошла на нет — было горестно и радостно вдруг видеть его таким. Дензел встретил её взгляд всего на секунду — и опять принялся смотреть куда-то в пол. Пальцы рук его были сцеплены и непрестанно, медленно двигались в поисках какого-то замудрёного очертания. Чувствуя, как неловкость его легла ей на плечи тяжёлым одеялом, она окликнула Клауда и Марлен, не нужна ли помощь, — и пошла помогать, не дожидаясь ответа, сжав ему налившееся жилистостью плечо. Подготовка к ужину была недолгой и нехлопотной. Порой руки не находили в нужном шкафу нужных вещей — и Клауд мягко подсказывал, где теперь их искать. Тифа старалась запоминать, но всякий раз спрашивала себя — надолго ли. Когда её руки перестанут быть её руками, сколько минут, часов ей осталось их видеть. Получится ли увидеть ещё когда-нибудь. Они уселись за стол, который единственный остался не укрытым — Клауд за ним обычно работал. Всё уже порядком поостыло. Конечно, полуфабрикаты. Вкус был сносный, но еда всё равно застревала комом в горле. Марлен принялась рассказывать про свои школьные приключения, активно жестикулируя и делая смешные лица; Клауд поддерживал разговор, то кивая, то односложно что-то отвечая, а Дензел вовсе молчал. Тифа нет-нет — да присоединялась к беседе, покуда узнавала кого-то в её рассказах, но всякий раз диалог повисал на коротком, но глухом молчании. Когда с едой они всё-таки разобрались, вновь наступившую тишину нарушила Марлен: — Как твоя работа? — Хорошо! — Тифа заулыбалась, с готовностью подхватывая разговор. — Не всегда просто, правда. Но я там рада быть. Клауд покивал в порыве редкого участия; Дензел гонял по тарелке макаронину, не особо пытаясь с ней расправиться; Марлен даже в лице не изменилась. Конечно, Тифа не должна была давать пустых обещаний — ножом по живому резало. Но слабость её была в том, чтобы цепляться каждой клеткой за собственную самость. — Давайте как-нибудь вместе туда пойдём? Дензел, ты как раз хотел. — Не надо, — скрежетнул он вилкой по тарелке. — Не хочу. — А я хочу, — провозгласила Марлен, впиваясь в неё своим пронзительным взглядом. — Я бы тоже присоединился, — добавил Клауд. Тифа посмотрела ему в глаза. О, им точно руководило не праздное любопытство. — Кто захочет, тот пойдёт, — примирительно проговорила она, обратившись к Дензелу. — Точно не хочешь? Он посмотрел на Клауда. — Ты пойдёшь? — сомнения затенили его черты; получив в ответ медленный кивок, он поджал губы: — У тебя же работа, — Дензел теперь смотрел исподлобья. — Сам говорил, нам не хватает… — Пустяки, — торопливо отрезал Клауд. — Какие пустяки, тебя чуть не… — Дензел, — в голосе Клауда мелькнула сталь. Мальчик совсем поник, и Тифа заговорила прежде, чем успела себя остановить: — Это что за пустяки такие? Клауд насторожился; в привычном своём жесте схватившись за затылок, он пробормотал: — Я взял подработку. Ничего особенного. — Какую ещё подработку? — Дороги зачищать, — Клауд поднялся, подбирая тарелку, и обратился к детям: — Доедать будете? Те нестройно покачали головами. — Зачем? — Тифа даже не заметила, как поднялась следом и принялась собирать оставшуюся посуду. Дороги зачищать — это от монстров зачищать. Ох, нехорошее предчувствие в ней зашевелилось. — Почему нет? Лишним не будет, — в тоне Клауда застыло слишком много равнодушия. Дензел грохнул стулом, даже не вставая — вырываясь из-за стола. — Я уроки не доделал, — едва слышно пробормотал он. Клауд, едва обогнул стойку, остановился: — Потом доделаешь, — Тифа поразилась тому, сколько холода вдруг услышала в его приказном тоне. Мальчик шумно вдохнул, посмотрел на них поочерёдно — затравленно, почти отчаянно — и двинулся наверх. — Дензел! — бросил вдогонку Клауд, но его не послушали. В ошарашенном молчании Тифа не заметила, как опять скрипнул стул. — Я тоже не доделала, — Марлен сверлила взглядом пол с умилительным выражением плохо скрываемой лжи, но никуда не торопилась. Клауд пристально на неё смотрел и через несколько секунд вздохнул, принимая поражение. — Много не доделала? Марлен выпучила глаза и пуще прежнего поджала губы. Покачала головой. Клауд донёс тарелку до раковины и уперся в столешницу руками, опустил голову. — Иди. Когда шажки её стихли и следом закрылась дверь, Клауд открыл воду и принялся мыть посуду. Тифа шагнула к нему: — Давай я. — Брось, — он качнул головой и забрал из рук тарелки, которые она до сих пор держала; на кожу брызнули холодные капли. — Ну уж нет, — Тифа вздёрнула нос и одарила его взглядом, не терпящим возражений. Клауд переглянулся между ней и шипящей водой, пожал плечами. Протянул полотенце. — Что случилось? — устроившись рядом, спросила она; холод шёл от керамики по рукам. — Ничего не случилось. Тифа покосилась на него, узнавая Клауда, которого уже думала не узнать. Вайсс редко отпускал контроль, но что помнил он в бытность Тифой, то помнила и она. И Клауд за эти недели её… удивил. — Тогда зачем тебе? Он молчал. — Мы оба знаем, что это за работа такая, — ком в горле встал от воспоминаний о не самых удачных стычках с монстрами, от послевкусия страхов и волнений, которыми она кормилась, когда он куда-то пропадал. — Ты о Дензеле подумал? Что он такое увидел? На кого ты налетел? — Он впечатлился. Было бы чему. — Клауд Страйф, — набрала она воздуху, не на шутку возмущаясь; заслышав полное имя, тот в раздражении нахмурился. — В который раз тебя спрашиваю: зачем ты это делаешь? Только не говори, что из-за денег. Их-то должно быть достаточно. — Не достаточно, — Клауд на неё не смотрел; недолгое молчание заполнил звон посуды, которую он продолжал методично намывать. — Я знаю, что делаю, Тифа. Не придумывай проблем, их нет. Он отточенным, спокойным движением поставил перед ней очередную тарелку. Она вгляделась в его профиль, с удивлением для себя понимая, что за его немногословностью не чувствует привычного напряжения. Клауд поймал её взгляд и верно угадал, что одними этими словами не отделается. — Лишку дал, не рассчитал с заказом: зелья закончились. Вернулся поздно, Дензел по дому бродил, — он вздохнул. — Должен был спать. Мы с ним договорились, что я впредь буду аккуратнее. Марлен тоже мне устроила… Тифа не знала, что на это сказать. С ней точно Клауд разговаривает? Может, это не Клауд вовсе? Но прежде этого в ней расцвело чувство бесконечной гордости за Дензела и Марлен. — И ты просто так их послушался? Клауд помолчал немного. — Ну… я понимаю, чего они испугались. Тифа ничего не могла ответить на этот упрёк, хотя, может быть, и упрёком он свои слова не задумывал. Она всё это прочувствовала ещё в те кромешные недели, когда Клауд заразился. — Но деньги, — пробормотала она, — деньги тебе зачем? У вас же время есть до весны. И заплатили уже давно. Он закрыл воду — как раз закончил. Непривычно тихо вдруг стало. — Мы никуда не уезжаем. Вспененная вода в раковине затравленно шипела, постепенно стаивая. — Что?.. — она перевела взгляд на Клауда. Тот вздохнул, похоже, немало жалея о том, что разговор этот вообще начался. — Я выкупил твою долю. — Зачем? — ей овладело тяжёлое, тошнотворное чувство. Клауд спешно растёр затылок, начавший розоветь. — Захотелось. — Захотелось?! — в неверии повторила Тифа, чувствуя, как пульс стучит у горла. Смущение накрыло Клауда с головой, и выражение его исполнилось мальчишечьей пронзительности. Но слова не находили себе формы, и невысказанные импликации тянули её к земле. — Отзови сделку, — получилось выплести ставшим вдруг тяжёлым языком. Взгляд его даже не дрогнул. — Почему? Почему. О, причины так и рвались из груди. — Если хочешь себя на этот треклятый бар разменять… — Говорю же тебе, всё нормально, — Клауд отпрянул от раковины и полностью к ней повернулся. — Несколько месяцев всего. — Месяцев, — выдохнула Тифа; неприятие копилось в ней с каждым его словом, а каждым своим словом она делала засечки на пути. — К тому же… — Клауд помолчал, всерьёз о чём-то раздумывая. Скривившись в поражении самому себе, он всё-таки промолвил: — Это место, куда я могу вернуться, — ещё пауза, дольше и тяжелее. — И ты. Шум несогласия в голове унялся до страшного затишья. — Нет. Клауд нахмурился; рука сжалась в кулак. — Почему? Опять этот дурной вопрос! Тифа вскинула голову. — Потому что!.. Вайсс оплёл шею. Примостился подбородком на плечо. Смотрел вместе с ней на Клауда, считал кончиками пальцев её пульс. Холод разлился по венам. — Скажи мне, — другая его рука стала её рукой. — Он не услышит. Тифа повиновалась бесцветной власти в его голосе. — Потому что я умерла. Какое-то время не было ни звука, ни голоса, ни её самой. Рука, покоившаяся на шее, исчезла; исчезла и тяжесть его пристального взгляда. А потом кто-то включил свет, и опять перед ней простёрся бар — всё тот же бар, в котором стоял всё тот же Клауд. — Потому что — что? — он подался вперёд; голос его очередным гарпуном пронзил мироощущение. Тифе подумалось на мгновение, что где-то здесь должен стоять Шинра, что не в баре они вовсе сейчас, а в том злосчастном парке. Клауд по-своему воспринял её молчание. Разочарование отравило его черты. — Ну да, чего я хотел, — он опустил руки; под глухую тишину двинулся вперёд, мимо неё, вышел из-за стойки. — Поговори с ними. Слова эти, похожие на команду, наэлектризовали чувства. — Клауд… — сырое полотенце скрутилось жгутом в её руках. — Марлен перестала удивляться, — голос его сочился холодом. — С Дензелом поговори. Идея была плохая. Но и оставлять всё так, если была возможность сделать хоть что-то, Тифа не хотела. — Мы с тобой ещё… — она поравнялась с Клаудом. Тот кивнул. — Да. Прошагав знакомые ступени, нащупав знакомую ручку двери, Тифа постучалась. Шуршание, приглушённые голоса, ей крикнули: «Заходи», — и она очутилась в детской. Они сидели рядом; настольная лампа освещала их удивлённые лица. Марлен ничего не делала, а вот Дензел — действительно, корпел над какой-то задачей. — Ты уходишь? — спросили её осторожным голосом. Тифа опять сжала в себе всё, не позволила показаться обиженной. Но осознание, что с Клаудом они были куда ласковее, когда тот проворачивал свои трюки, её неслабо кольнуло. — Нет ещё, — она закрыла дверь и оперлась на неё, пряча руки за спиной. — С вами поговорить хочу. Марлен заскрипела стулом, чтобы к ней повернуться; Дензел не шелохнулся. — Знаю, что слушать не будете, — ей перехватило горло. — Мне не объяснить, почему так вышло — нельзя так делать. Клауд за вас волнуется очень. Он вам только хорошего желает. И я тоже, мне больше ничего не надо. Молчание. — Что-нибудь придумаю. Чтоб он не работал на ста работах. Понимая, что не то совсем хотела сказать, и не находя хоть какого-то ответа, Тифа потянулась к ручке двери, чтобы уходить. Другого она и не ждала. Может, в следующий раз у неё получится до них достучаться — если такой представится. Что ещё ей оставалось, как не надеяться. В спину метнули вопрос: — Кто ты? Холод быстро обратился жаром, адреналин застучал в голове. Тифа развернулась вихрем и вжалась в дверь. Дензел прямо смотрел ей в глаза, впервые за вечер. — Что ты сказал?.. Вайсс возвысился над ней. Натянул марионеточные нити. — Тифа, которую я знаю, нас бы не бросила, — его упрямый взгляд её почти что обездвижил. О, нет. Нет-нет-нет. Тифа шагнула к нему, присела, едва удержав себя от порыва обхватить его за плечи. — Кто тебе это сказал? Дензел! — отчаяние и страх вытолкнули из неё слова. Он опустил голову и поджал губы, замотал головой. Вайсс сжал ей кулаки в яростно-холодном предупреждении. — Разве я могу? Почему ты вообще такое подумал? — вырывалось из неё несусветным потоком. — Нам с Клаудом время нужно, вот и всё. Да как бы я вас бросила!.. Тифа говорила и говорила, пока ужас плескался в ней яростными волнами. Контроль стремительно ускользал, кончики пальцев немели. Дензел, сидевший перед ней, примерил чужое лицо. Осунувшееся и серое, юношеское и интуитивно знакомое — каким Вайсс себя помнил. «Не вмешивайся!» — но слова из Тифы не выходили. Он подхватил её отяжелевшую руку и поднёс к собственной шее. Пальцы зашевелились под давлением чужой воли. «Стой! Стой!!!» Вайсс пронзал её злым взглядом, выжимал всякое проявление животного страха. И вдруг — распался на тысячи частиц, уступая место Дензелу. Руки — руки снова её слушались, но теперь покоились на его плечах. В ушах оглушительно стучало. Дензел опустил голову и не двигался; губы его дрожали, а в глазах копились крупные, горячие слёзы. Тифа прижала его голову к груди, мешая в себе истовый трепет и необъятное чувство. — Ну, ты чего, воробушек, — ворковала она, понимая, как всё это правильно и неправильно. — Я по вам так соскучилась, — голос проскочил зигзагом, горло сдавило. — Так соскучилась… — Клауд сказал, ты уедешь насовсем, — прошипел Дензел; его горючие слёзы жаром обдавали кожу. — Он не так понял! Никуда я не уеду… Неправда лилась из неё патокой. Неправду выталкивал стыд — сказать, что она их вправду бросила, собиралась бросить ещё до всего этого. Неправду выталкивал страх, сидевший на плечах стервятником, который малейшим шевелением когтя мог заставить плясать адские пляски. Марлен тронула её за плечо; глаза у неё тоже блестели. Тифа собрала и её в охапку, зажмурилась до кругов. Момент этот полнился, прорастал в ней. Делал жадной и слабой. Ничего ей больше не хотелось. Ничего. Под теряющим бдение взглядом Вайсса она отстранилась, теплея и веселясь. Время сжалось ослепляющим самоцветом. Тифа наобещала им всюду побывать да в гости заходить и заходить. Поделала с ними уроки, посидела да поболтала вдоволь. Сколько всего она забыла, сколько всего у них произошло. Когда дверь в детскую за ней закрылась, оставив в полутьме коридора догорать переполнявшие её чувства, было уже порядком поздно. Повинуясь мышечной памяти, ноги довели её до комнаты Клауда. Тифа не успела себе объяснить, почему пришла сюда, как шорохи с той стороны двери развеяли её насущное сомнение. Она постучалась. Клауд открыл дверь быстро и тихо; подумав недолго, отступил, впуская внутрь. Свет шёл только от настольной лампы; книга изумрудным переплётом сверкала на столе. Тифа скользнула взглядом по пробковой доске, на которой вместо вырезок о Геостигме теперь развернулась карта Гайи, потёртая, потрёпанная. — Ну что? — Клауд, поразмыслив немного, указал ей на стул; дождавшись, когда она присядет, сам опустился на кровать — больше некуда. Тифа вздохнула, всматриваясь в свои переплетённые пальцы. — Спят. Клауд что-то хмыкнул в знак согласия. — Сколько ещё ты должен? — Тифа, — его тон предупреждающе зажёгся. Она пустилась в покаяние, в убеждение. Что не нужен ему этот бар, а ей — тяжёлое осознание, что этот долг с ними делает. Что всё это невыгодно, капризно. Клауд качал головой и гвоздил её своим пронзительным взглядом, возражая, что в этом только его проблема, что и детей оно не коснётся. Тогда, вспылила она, Клауд выбора не оставлял. Придётся ей отдать всё, что осталось, их кредитору. Придётся по миру пойти. Нет, сцепил он в руки замок, никто её деньги не примет, об этом уж он позаботится. Тифа видела в нём яростное, но холодное упорство. — Зачем это тебе? — прилетело выстрелом. Клауд даже не спрашивал — предупреждал. Она опешила, но ответные слова к ней подоспели спасительной кавалерией. — Затем, что знаю тебя давно, — так давно, что тошнота к горлу подкатывала. — Ты правды не скажешь, если с тобой что не так. Хочешь себя губить — пожалуйста! Детей в это не впутывай. Клауд впитывал её ответ, что-то в себе накапливая. — А ты? — выдохнул он, сжав в кулаки руки. — Скажешь правду, если с тобой что-то не так? — Конечно… — от второго слова ей дух перехватило, и оно так из неё и не вышло. — Тогда говори. Лицо и затылок налились теплом, да так, что Клауд наверняка заметил. — Скажу, если так и будет, — в груди расцветали обиды, горечь и презрение — старые её знакомые, которым раньше не давали волю. — Но не тебе — тебе дела нет. — Ошибаешься, Тифа, — подался он вперёд, делая взгляд странным и почти дурным. — Мне есть дело, что бы ты ни придумала. А уж теперь — теперь и подавно. — Что ты имеешь в виду? — спросила Тифа, внутренне холодея. — Что ты имеешь в виду? — вторил ей Вайсс, возвысившись над ней и опустив руку на плечо. Но Клауд, конечно, смотрел только на неё. — Ты меня на него натравила. Тифа замерла. — Но при том сюда пришла, потому что хочешь с ним работать — не нужно, — качнул он головой, завидев её протест, — иначе бы не пришла. — Клауд… — Мне кажется, — он оживился, слитным движением утёр лицо, — нет, я знаю. Наверное, знаю, — Клауд сцепил руки в замок. — Но зачем других в это вмешивать? Скажи мне. Не мне — кому угодно, Баррету, Сиду, Нанаки. Тифа передумала: ничуть он не изменился. Прикидывался жертвенным агнцем, чуть что. — Другие? — глаза её сощурились. — Кто — другие? Шинра? Тебе не нужно было повода, чтобы на него наброситься, и в этом ты собрался меня винить? — О, нет, повод был мне нужен, — он упёр руки в колени, искажаясь в лице. — И ты это знала. — Тогда на что ты злишься? Я сказала всё, что знаю. Уж прости, если этим тебе помогла. Клауд моргнул. — Ты, наверное, не понимаешь, — заговорил он медленнее обычного — ровным, странным голосом. — Я не злюсь. «В самом деле?» — порывался сказать Вайсс голосом Тифы. — А должен бы. Почему нет? — но её собственное любопытство одержало верх. Клауд отвёл взгляд. — Сам не знаю, — он пожал плечами в обезоруживающей растерянности. — Мне больше… интересно, что ли, к чему это всё приведёт. — Что приведёт? Клауд встретился с ней взглядом. — Месть твоя. Проклятая эмпатия одолела её наконец, осыпая обрывками прошедшего вечера. На миг ей дух перехватило от понимания, какая чернота в Клауде поселилась её поступками, её делами. Не всегда это Тифе принадлежало — но и тогда она стыла беспомощным присутствием и смотрела. Это должно было ужас наводить. Но топи, глотавшие её целиком при схожих мыслях о Марлен и Дензеле, при смещении фокуса иссушались. — О, Клауд, — смягчившись в лице, она плавным движением поднялась. Парящими, тишайшими шагами подошла к нему, утягивая за собой Вайсса. Ладонь легла ему на грудь; Тифа сжала пальцы, пытаясь просочиться сквозь одежду, сквозь кожу и мышцы. Клауд задышал чаще, смотрел на её руку. Конечно, Шинра заслуживал того, что с ним сделали — и то сделали мало. Будто пара сладких слов могла его откупить, будто стоило просто отвернуться, закрыть глаза, пока его змеиный язык убеждал всех в благостности своих начинаний. Но кипучее неприятие всего замаранного этой фамилией в её посмертии меркло по сравнению с неуёмной, неистовой злобой, которая все эти месяцы в ней копилась. Как бы Клауд ни выглядел, каких бы слов ни произносил — нутро его было разложено перед ней огромной картой. Всё, что он думал и чем был занят, что беспокоило его в вечер её рождения — Тифа знала это, как знала себя. Презрение ей не послышалось, вражда — не привиделась. Пока она в беспомощности сосуществовала с этими воспоминаниями, песчинки выводов нарастали, кристаллизовались. Потому и новости о его предательстве всё это только укрепили. Тифа сжала пальцы, но только смяла одежду — ничего не вышло. И выйти не могло. Добавив силы в руку, толкнула, чему Клауд безо всякого сопротивления поддался и рухнул на спину, коротко выдыхая. В его затуманившемся взгляде было всё, кроме сожаления. — А если я захочу тебя убить? — вдавливая его и одним коленом упираясь в податливую мягкость кровати, Тифа склонилась над ним. — Тоже будет интересно? Её пальцы обхватили его сухие, горячие ладони. Мягкой, но уверенной силой повлекли выше — по ключицам, по шее, к лицу. Секунда встретившихся взглядов — и Тифа почувствовала, как губы прильнули к внутренней стороне ладони, пустив крупную дрожь по телу. Под темницей сжавшихся пальцев загорелся его истовый взгляд. Только когда он отстранился, она стала понимать, что произошло. Дыхание щекотало кожу. — Чего ты ждёшь? — монотонным голосом спросил Клауд, убирая руки. Что-то в ней лопнуло, как струна. Что-то в ней сошлось и обрело ослепительный смысл. Ногти прочертили путь — по скуле, щеке, изгибу подбородка, оставляя алые дорожки. Клауд только вдохнуть успел — её пальцы впились в мягкую кожу шеи, вырывая из него короткий хрип. Пришлось умереть, чтобы Тифа могла себе признаться: она любила его до невозможности, до саморазрушения, до крушащей, изничтожающей одержимости. Что в самоощущении он уже давно был частью её, всё равно что рука или нога. И эта сила мешала светлые и счастливые помыслы с желанием истязать его, разорвать на куски, залезть в голову и посмотреть, того ли Клауда она знает. Комнату разрывал его хрип. Лицо покраснело, глаза заслезились, но он и пальцем не пошевелил — о, это только добавляло ей решимости. Прямо здесь, прямо сейчас она его убьёт, как он её убил. Сейчас… Вайсс в ужасе отдёрнул руку, по-прежнему покоившуюся на лице Клауда. — Не говори ерунды! Он отпрянул от кровати, несколькими шагами наталкиваясь на препятствие; стул зло грохотнул, вещи на столе упреждающе затрещали, задрожал круг света от лампы. Вайсс чувствовал, как тело восполняется контролем, как затухает жужжание нервных окончаний, наэлектризованных его резким возвращением. Клауд медленно поднялся, растирая раскрасневшуюся кожу — Тифа успела его оцарапать. Несколько оглушённых секунд он ничего не говорил, не менялся в лице. — Что ты вздумал?! — вскрикнул Вайсс чужим голосом, пытаясь мыслить чужими мыслями, не позволяя Локхарт и толики контроля. — Так легко тебе не отделаться! Опять молчание. Чересчур надеявшийся до того на рефлексы Тифы, Вайсс осторожно обдумывал сказанное: не переборщил ли. Мог ли возжечь подозрения. Клауд шевельнулся. Расправил плечи, закинул ногу на колено, откинулся на кровать, упираясь выставленными руками. Повернул голову к двери. — Присядешь? — тон его был неуместно лёгким, даже, может быть, весёлым. Вайсс подвинул стул, стараясь не шуметь в одолевшем его мрачном предчувствии, и присел. Их взгляды встретились, и он против воли напрягся, отчасти готовясь к драке. — Спасибо. «Спасибо»? За то, что Локхарт чуть не совершила? Что бы он потом делал с трупом? С детьми. Клауд вздохнул. — Я надеялся, что ты этого не сделаешь. — Ты за кого меня принимаешь, Клауд Страйф? — сорвалось пулемётной очередью. — Думаешь, я бы убила тебя? Прямо здесь? Спятил? Опять ему долго ничего не отвечали. — Прости, — бросил Клауд наконец, сбрасывая маску безразличия и примеряя чувство на грани веселья. — Ты бы этого не сделала. Конечно. Вайсс в недоумении нахмурился. — Не говори мне больше такого, — процедил он. — Никогда. На это ему только беспечно кивнули. Опустившаяся тишина заставила отрефлексировать произошедшее. Локхарт. Локхарт! Вот поэтому — именно поэтому он не хотел к такому прибегать. Опасно и глупо делать личности из огрызков, слепков. Они не видят лакун в своих границах. Они не чувствуют провалов в логических цепочках, которые строят. Надо было собраться с мыслями. Уйти отсюда, всё обдумать. Он решил как можно скорее исчезнуть из этого ведьминого дома, отповедаться дежурными, пустыми извинениями. — Полегчало? — остановили его вопросом. Клауд даже не думал отводить взгляд. — Мне тяжело и не было, — голос Вайссу казался фальшивым, как и выходившие слова. Играть негодование с неприязнью было просто, но параноические сомнения об оттенках мешали воспринимать происходящее с должным хладнокровием. — Помнишь, как я не мог в себя прийти после Геостигмы? — снова вопрос. — Клауд… Вайсс сложил руки на груди и отвернулся, в мнимом раздражении покачав головой. Покуда в нём хотели видеть слушателя, а не Тифу, существовал путь к выходу из всего этого. Шорох от кровати — Клауд опять подался вперёд. — Я понимаю, кажется, что с тобой происходит. Будь у него силы, Вайсс бы по прежней привычке щёлкнул пальцами, запирая Страйфа здесь и сейчас. Но нынешнее его положение заставило только сжать кулаки и выдохнуть: — Что это ты такое понимаешь? — Я тоже об этом думал, знаешь, — отвечал тот вдруг севшим голосом. — А если я вправду умер тогда там? Не я – тот Клауд. Что я тогда такое? Удивление заставило Вайсса опять посмотреть на Клауда. Тот крутил в руках какую-то аляповатую головоломку, подхваченную с тумбы. В эту секунду Вайссу показалось, что именно с ним сейчас говорят. — Но ты верила в меня. Раз за разом, если подумать, — пластмассовые сочленения клацали в его руках, но никак не собирались. — Так что я тоже в тебя верю. Тебе. Это даже удобно, подумалось Вайссу, даже когда его кольнуло ожидаемое разочарование. Клауд буквально дозволял Тифе странно себя вести. Шинра в своём прогнозе, похоже, глубоко ошибся. — Если веришь — дай мне уже спокойно работать, — даже удивительно, что наконец-то удалось заговорить об этом. — Я бы не назвал эту работу спокойной. — Уж точно поспокойнее зачистки дорог. — Опять ты про это, — в его руках что-то хрустнуло громче обычного. — Впрочем, правда твоя, — короткое молчание, — и деньги не шибко хуже. Ты правда переживаешь? — Я переживаю за детей, — в раздражении выдохнул Вайсс. Клауд посидел какое-то время в молчании, остановив свои движения. — Хорошо. Попрошу завтра Рива. — О чём? Он отбросил игрушку, ничего не разобрав, и опять их взгляды встретились. — Чтобы он подключил меня к вашему расследованию.