薄氷

Винтер был человеком немногословным и неприлично для этого молодым. Его угрюмость отваживала коллег и с тем наделяла магическим, косметическим свойством казаться опытнее и обязательнее, чем он есть. Если бы сейчас, под гнётом ледяного ветра с хлёстким снегом, Винтера спросили, хотел он браться за это задание, он бы честно сказал «нет». Но, конечно, не Винсенту Валентайну. На Кальм напала ранняя зима. Лезвия снежных вихрей слетали с черепичных покатых крыш, топя площадь в белой пелене. На мостовой щерились обледенелые камни, редкие и глянцево-чёрные. Пахло холодом, отдалённо — пережаренным маслом, совсем немного — кучившимся скоплением людей, ждавших на остановке запоздалый транспорт. Телефон в кармане подавленно пожужжал. «Идёт». Винтер вгляделся в белую кашу: с востока дорогу пересекал торопливый силуэт, в котором легко было узнать цель. Он подхватил сумку и открыл сквозившее окно, впуская на холодный, тёмный чердак вуали белых хлопьев. Аккуратными, почти акробатическими движениями выбрался наружу, под удары беснующейся зимы. Цокая по скользкой, покатой черепице, Винтер дошёл до угла. Под ногами чернела узкая улочка, отсюда напоминавшая реку в ущелье. По ней курсировали совсем уж редкие прохожие. Из чьего-то окна лающими, глухими звуками доносились обрывки песни. Винтер нахмурился. — Помехи, — выдохнул он в раздражении. — А я говорил, — глумливо ответил голос в голове. Очень жаль. Винтеру нравился этот угол. Заправским, привычным движением спустившись по пожарной лестнице и ступив на мостовую, он огляделся. Человек стоял на площади, у лотков с сувенирами, и кого-то ждал. — У тебя ещё четыре минуты, — напомнили ему. Винтер посмотрел на часы. — Семь, — бросил походя. Невозмутимо врезавшись в толпу, Винтер пересёк площадь и завернул в арку дома, возле которого кучились сувенирные лавки; в полутьме штукатурной толщи нащупал холодную ручку. — Две минуты, — опять возвестил голос в голове. Дверь скрежетнула железом; Винтер зашёл в глухо освещенный проём, который вёл к лестнице, лестница, через хлипкие мизерные площадки и двери, — к чердаку. Здесь было сырее, светлее, больше хлама и грязи. — Минута. Винтер прильнул к стене, открыл окно, прислушался. Нормально. Звякнула молния, зашуршала упаковка. Клацнул металл с пластмассой, трубка, ввинчивающаяся в рукоять. Винтер включил устройство, поднёс к незанятому уху наушник, направил микрофон на киоски. Хор голосов взял его в полукружье. — Отлично, — раздалось в другом ухе. Винтер проследил, как успевшая заснежиться фигура двинулась к скамейкам, обрамлявшим небольшой, заколоченный на зиму фонтан. Смахнув налетевший снег с досок, человек присел, так что видно было только его спину. Наведя длинноносый объектив камеры и всматриваясь в согбенную фигуру, Винтер замер в недвижности, чувствуя даже в пробирающем холоде привычную медитативность. Сделал пару щелчков. Минуты мнимой близости растянулись бессобытийным ожиданием, и вдруг один из прохожих отделился от толпы и присел на другой конец скамьи, слева от человека, согнулся в три погибели. Лица его было не видно; Винтер запечатлел рваной хроникой его шаги и теперь держал палец на кнопке. — …Две минуты у тебя. — Кас, я прошу, мне деньги… Всплеском заголосила проезжавшая мимо машина. Винтер поморщился. — …за тобой? — Кас! — Ещё раз выйдешь — только попробуй. Уговора нет больше. — Да что мне сделать! Фигура, которую прозвали Касом, поднялась. Короткий поворот головы — защёлкала кнопка фотоаппарата. — Ты всё уже сделал. — Ну давай… — давнишний голос в наушнике оживился. Винтер скрипнул зубами. Прежде, чем Кас успел уйти, человек, за которым они следили, подскочил, перерезая второму дорогу, подхватил за руку. — Я тебя умоляю, дай мне работу! Кас дёрнулся, стряхивая его, словно грязь, и на секунду развернулся, являя круглое, чернобровое лицо. «Молодец!» — Винтер в приливе рабочего азарта защёлкал камерой. Тем временем Кас с силой толкнул своего собеседника, заставив шатко попятиться. — Не искушай судьбу, — и быстрым шагом ушёл, растворяясь в толпе, будто его тут и не было никогда. Оставшийся стоять человек схватился за голову в порыве, наверное, отчаяния. Винтеру даже стало его жалко. Дину могли и не грозить тюрьмой, даром что сажать не собирались. — Уходи с позиции. Мы всё, — заметно бодрее заговорил голос в голове. — За Касом уже вышли. — Понял, — ему много что было сказать, но не тому, с кем он переговаривался. Дин, продолжавший стоять на площади перед фонтаном и всё это время предававшийся моральным мукам, вдруг замер. Расслабился, распрямился. Уверенным шагом пошёл прочь, неся на лице печать мрачной решимости. Винтер нахмурился, узнавая направление его движения, следуя за ним в перекрестии объектива. — Фей. — Что? — Он идёт к тебе. — Кто? — Дин. — Дурак, зачем?.. Фигура Дина врезалась в толпу и вынырнула из неё, уходя к переулку, где среди вереницы припаркованных машин должен был засесть его напарник. Грохот двери, пунктированный эхом, спутал Винтеру мысли. Предчувствуя что-то дурное, он сдвинул перекрестье назад. Поводил по площади. Не иначе, как от большой удачи нашёл, что искал. Адреналин ударил в голову. — Кас идёт за ним. — Да ты шутишь! — Уходи оттуда. — Без тебя знаю! Под оживлённую ругань Фея Винтер выдернул наушник от микрофона и выключил устройство. Быстро собирая оборудование, он расслышал гулкие шаги по лестнице. В запоздалом осознании, что означал грохот двери, прервавший мысли, Винтер выглянул из окна: крутой склон крыши здесь не обременялся никакими поручнями, в отличие от его предыдущего убежища, и уходил вниз страшным углом. Он двинулся дальше; если правильно помнил, другая дверь здешнего чердака обычно не запиралась. Если повезёт — выберется со стороны двора. Ухнула дверь, из которой он зашел. Это обстоятельство ускорило поиски в разы; обнаружив вторую дверь не запертой, Винтер с облегчением нырнул в омут лестничных пролётов. На ходу высвободился из куртки, скрутил её рулоном и сложил в сумку. Топот пока принадлежал ему одному, но дальше полагаться на удачу было рискованно. Посреди лестничной клети двери рядились цветастыми вывесками и стояли, зазывно приоткрытые. Винтер скользнул в одну из них, попадая в узкий, обшарпанный и ветхо пахнущий коридор, ветвящийся мизерными комнатушками-магазинчиками. Он примкнул к кучке зевак, толокшихся у очередного проема, протиснулся внутрь. Весёлая болтовня и незатейливая музыка глушили периодические ругательства, раздававшиеся в самом ухе. Винтер отправил в штаб условный знак и координаты — свои и Фея — и принялся переводить дух; оказалось, от адреналина и бега он прилично взмок; застоявшийся душный воздух отягощал всякую попытку восстановиться, но оно уж точно было лучше, чем бежать без оглядки. — Вот поганец! — резюмировал Фей; Винтер почему-то решил, что на той стороне обращались уже не к судьбе, а к нему конкретно. — Ты ушёл? — он смотрел на какие-то дурные, вопиюще дорогие безделицы, но видел только мутную белизну улиц и серые, лабиринтоподобные стены домов. И прислушивался: не зашагают ли шаги по его душу, не встрепенётся ли толпа резким окриком да суетливым движением. — Какое — ушёл, круги тут наматываю, — с готовностью выпалил Фей; голос у него был запыхавшийся. — Понял. Винтер принялся набирать на запасном телефоне экстренный номер, когда почувствовал странную тяжесть — в мыслях, в мышцах. Запахи стали гуще, звуки — ниже и протяжнее. Уши заложило, будто его утянуло под воду. Он едва успел выпустить телефон из рук, по счастью роняя его в сумку. Гомон, топот и крики ворвались тошнотворным галопом. Даже сквозь толпу Винтер видел чьи-то быстрые движения в коридоре, думая только про себя, медленно и запоздало, что принял верное решение. Ставшие тараторными роптания Фея аккомпанировали колебания в толпе; Винтера это движение толкнуло к стене, больно вжало в стол. Какой-то крупный человек ворвался в комнату, засновал быстро-быстро между людьми, вглядываясь в глаза и не говоря ни слова. Он подходил к каждому; если те не успевали повернуться, с силой разворачивал, чуть не тормоша их, как безвольных кукол. Когда очередь дошла до Винтера, всякие звуки уступили высокой натяжной ноте. Из-под большого капюшона и высоко замотанного шарфа видно было только округлые, заборожденные ранними морщинами глаза да нездорово-землистую кожу, совсем немного — широкие крылья носа. Хват у него был сильный, взгляд холодный и пристальный. Винтер против воли замер. Он затаил дыхание, но не уверен был даже, что это заметили: скоро его толкнули обратно к стене, так что Винтер опять налетел на стол, да двинулись прочь, к другим. В невольном безмолвии он смотрел, как человек этот проверил остальных и исчез в вихре неразборчивой ругани и возвращавшейся в норму толпы. Нарастающая тяжесть исчезла, и Винтер потерял равновесие, которое до того чудом сохранял, ударился о пол, чтобы тут же на него кто-то навалился. Окружавших людей тоже ноги не держали; грохот и ругань стали разборчивее, даже Фей изволил замедлиться в своём потоке негодования. — Эй, ответь! — Материя замедления, — прохрипел Винтер, наблюдая раздваивающиеся образы; последствия он, к стыду своему, переносил с трудом. — Чёрт их дери, — от души прошипел Фей. — Чёрт их дери. — Ты где? — Там же, — едва это слетело с языка, он замер. — Где встретимся? — На Модео. Винтер выдохнул с облегчением. Хорошо, что не на площади. Он даже сам себе удивился, что за Фея переживал. Подобрав обронённую сумку и двинувшись к выходу, он принялся искать телефон. Тот работал и даже пестрел незавершенным звонком. Винтер вырвался в коридор, где шума и затхлости было куда меньше, и поднёс трубку к уху. — Это я. С того конца раздался спокойный баритон, словно того и ждавший. — Оставайся там же. Винтер обежал взглядом комнату, которую уже покинул; перспектива его не прельщала. Тем более, что тут рыскали преследователи. — Не думаю, что… — он осёкся, замечая на выходе к лестнице знакомого уже верзилу. — Тебя ждут. Винтер скрипнул зубами. — Поздно. С ним встретились взглядом, и Винтер инстинктивно отвернулся. Никакого замедления не надо было, чтобы ощутить остроту и бездвижность этих долей секунды. Только чужой мантрой в голове звучал спокойный телефонный голос: — Вряд ли тебя собрались убивать. Выгадай несколько минут. Винтер развернулся и пошёл вглубь коридора твёрдым быстрым шагом, не зная наверняка, но затылком чувствуя, как пошли за ним. Встречный поток людей противился толчками в плечи, в грудь, пока он не прильнул к стене и не дошёл до следующей двери. Опустил руку с телефоном — тот почти неслышно скользнул на пол. «Убивать», — стучало пульсом в горле. Если этим его хотели успокоить, оно совсем не успокаивало. Чувствовал же, что странная работа, что опасно мало людей для задания. С каких пор за ним ходили? Если Дин с самого начала их сдал… Винтер продрался к очередной двери — из рук выскользнула сумка. Та же участь постигла наушник с передатчиком, где Фей без устали всё это время что-то говорил. Выхода там, куда он шёл, не было. Оглянувшись, он понял, что не видит даже, идёт ли кто за ним. Если убивать не собираются — то что? Изобьют до полусмерти — вряд ли в толпе. Допрашивать будут — тоже не здесь. Обездвижат его и волоком потащат? Одним ударом вырубят, усыпят? Выиграть несколько минут. Сколько это — несколько? Винтер терял способность рационально мыслить, но тело продолжало выгрызать расстояние от выхода, что в целом было верным решением: чем позже его настигнут, тем дальше его же тащить. Впрочем, худшие его опасения были в том, что выиграть несколько минут значило оказать сопротивление, и Винтер ненадолго занялся угрюмыми мыслями, прикидывая, как сильно за несколько минут его успеют избить. Люди в проходе стаивали, чем глубже он пробирался. Свет в конце коридора — белое от вьюги окно — вдруг перерезал силуэт. Винтер замедлился; силуэт стал приближаться. Тяжесть, охватившая его теперь, не имела ничего общего с эффектами от Материи; ноги, впрочем, продолжали двигаться. Несколько минут. Парень, двигавшийся навстречу, даже на него не смотрел. Но походка, осанка, манера — Винтер знал, чувствовал подноготно. Они поравнялись. Винтер подобрался, нырнул в сторону, проскочил. Адреналиновый всплеск зачинающейся погони жил недолго: согнутые ещё ноги что-то подсекло. Едва успел подставить руки, он хотел кувырнуться вперёд, но вместо этого растянулся на холодном бетонном полу. Дух выбило — но это только казалось, это было до первого удара, который сразу высек искры перед глазами. Его били с холодным методизмом, заставив сгруппироваться, не давая шанса поднять голову и всмотреться в лица. Время ужалось вместе с пространством и практически для него остановилось. Несколько минут. Боль цвела по телу, всё новыми и новыми сполохами. Ботинок впечатался в нос, заставив Винтера вскрикнуть и следом захлебнуться. Ему кричали что-то — вопросы, ругань, смежный гул слились в большое и внешнее. Долго. Странно. Сквозь морок вездесущей боли Винтер всё-таки на них взглянул: трое. У новенького, самого молодого, что-то блеснуло в руках. В эту секунду стало понятно, что с оценкой серьезно ошиблись. Они даже волочь его никуда не собирались. Похоже, допрашивать тоже. Гам толпы усилился; ругань нападавших обрела скорости и хаотичности, удары прекратились. Поначалу Винтеру показалось, что они снова применили Материю, но потом до слуха дошли звуки борьбы. Дрогнул пол, на который рухнуло чье-то тело. Ещё раз. Ещё. У Винтера перед глазами лежал, извиваясь, давешний верзила. Повернув неслушающуюся шею, он обнаружил остальных в схожем состоянии. Пока дивился своему чудесному избавлению, над ним раздался знакомый глубокий голос: — Идти можешь? Винтер выдохнул. Ощупал себя, как мог. Тело стыло болью, но, кажется, ничего не сломали. Поэтому он повернулся набок, поднялся на колени, подхватил поданную руку и с шипящим присвистом поднялся, встречая взгляд неестественно алых глаз Винсента. Впрочем, Винтер много чего готов назвать был неестественным, если бы ему пришлось описывать своего начальника. Единственной закономерной чертой он окрестил бы залёгшую под глазами, скорее ощущаемую, чем видимую усталость. Выглядел он только слегка потрёпанным: запылилось смольно-чёрное пальто, встрепались волосы да галстук выбился из пиджака, а в остальном хватило бы пары взмахов — и хоть на званый приём иди. Винтер на всякий случай прокрутил в памяти предстоящие мероприятия: вроде бы, ничего такого не предвиделось. — Как вы тут… — вопрос, складывавшийся в голове, заодно сложил и ответ. О, ему не нравился этот ответ. — Вам не кажется, что о таких вещах лучше предупреждать? Винсент как будто вопроса не слышал. Несколько секунд он молчал, быстро переводя взгляд с одного дверного проема на другой, будто ещё кого-то ожидал встретить. — У нас не было уверенности в этом сценарии. Винтер скрипнул зубами, но тоже начал оглядываться; кожу над губой холодила кровь, нос саднил. Конечно, не было уверенности. Поэтому его так быстро нашли. Поэтому сам Валентайн взялся за работу. Те ещё отговорки. Но возражений своих он, конечно, не озвучил. В этом неуместно неловком оправдании слышалась полная его необязательность. Винсент мог сказать как есть — и тут уж ни Винтер, ни даже Фей перечить не могли: оба знали, что это за работа. Стройный топот заполнил коридор; засветлела форма ОВМ. Винсент, поправляя пальто да отряхиваясь, дал им несколько сухих, коротких поручений и развернулся к выходу, вопросительно взглянув на Винтера. Он покачал головой и пошёл отсюда прочь — медленнее, чем хотелось бы, но начальник его не опережал. — Как Фей? — Жив. Временами от этой манеры Винтер на стену готов был лезть. Начальник его порой изъяснялся так, что всегда невольно полагалось худшее; несколько раз чуть до драмы не доходило. Если делать привычную скидку, то можно было предположить, что Фей очень даже в порядке. Вместе они отыскали брошенную сумку — с переполошенным оборудованием и почему-то без куртки. Спуск по лестнице был сущим адом; Винтер начал даже опасаться, что сегодняшнее приключение грозит увенчаться гипсами да растяжками. Улица встретила их пронзительным вихрем и спешившими навстречу медработниками. Винтера увели к карете скорой помощи, где после быстрого и болезненного осмотра принялись обрабатывать раны. Парамедик, помогавший одолеть не самые тяжёлые, как оказалось, последствия минувшей стычки, был немолод и беспрецедентно флегматичен — тут даже Винсенту было бы далеко. Переговорное устройство что-то ему прошелестело, и он, коротко и непонятно выразившись, вышел из машины. Винтера оставили наедине с тяжёлым пледом и пикирующим за окном пушистым снегом. Не совсем понимая, куда теперь себя деть и что делать с оставшимся рабочим днём, он позволил себе смотреть на снег и дома, мерещившиеся ему совсем недавно, и видеть чердаки, коридоры и комнаты, совсем недавно бывшие вполне осязаемыми. Перед дверью замаячил чей-то силуэт, вгляделся в окно, являя знакомое лицо — и дверь открылась, впуская город и зиму в его ретроспективные изыскания. — Ну и видок! — Фей лающе рассмеялся; машина качнулась под его тяжелым шагом, громкий голос заставил Винтера поморщиться. — Можно подумать… — он оглядел Фея с ног до головы. Похоже, того Винсент покусал, потому что выглядел его напарник просто замечательно. Винтер кисло оглядел пальто, которое тот будто только что надел, да собранные в тугой хвост иссиня-чёрные волосы — за несколько встреч в нём зародилось подозрение, что Фей ими особенно гордился. — Что, не догнали тебя? — приходилось смотреть на него снизу-вверх, поскольку тот ни присаживаться, ни пригибаться не собирался. Получивши в ответ только белозубую улыбку, Винтер монотонно добавил: — Дверь закроешь? Его напарник комически выпучил глаза да покусал губы, крася своё острое лицо ребяческими чертами, и в самом деле дверь закрыл — неправильно, со слабым призвуком. Ну, не то чтобы они куда-то ехали. — Ну, не то чтобы мы куда-то ехали, — махнул рукой Фей и присел напротив, бережно расчистив себе место от близко стоявших сумок. Хлопнул руками по коленям: — Хоть по домам развезут. — На скорой? — Винтер потянулся за сумкой и принялся перебирать оборудование: какой-то болезный всё там серьезно перетряс да чуть не разломал. Что им нужно было, он понять не мог. Куртку-то наверняка просто выкинули, чтобы дальше рыскать. Если бы не досчитался чего-то, было бы спокойнее, потому что казалось, что не досчитывался он чего-то не в сумке, а в гудящей голове. — Тебя, может, и на скорой, — Фей заговорщицки ухмыльнулся. Винтер отставил сумку, смолчал. В больницу всё равно нужно было — не хотелось как-нибудь через неделю узнать, что он останется без работы и зарплаты на следующие месяцы, да ещё и с перспективой невосполнимого увечья. — Твои Материю не использовали? Фей почесал затылок. — Не знаю. Только если сами не ускорились. Черти, — он едва заметно прищурился — видимо, что-то по нему всё-таки прилетело. — Валентайн не говорил, когда передаст отчеты? — Сам у него и спроси. Винтер видел Фея, наверное, в четвертый или пятый раз. Их дуэт, как и остальную рабочую группу, сметали крупными стежками. Фей был из новеньких — из новеньких Турков, и его досадливое любопытство Винтеру было что пожарная сирена. Винсента он хотя бы слушался — и то потому, что к нему прислушивался Рено и, судя по рассказам, Турку-новичку довелось пару раз схлопотать от своего начальника в минуты особой шкодливости. Фей был младше него на несколько лет, опыта имел не в пример меньше, но в половинчатых выводах умудрялся быть оскорбительным и надоедливым; большую часть времени Винтер давил в себе тщетное раздражение, и только выдавшееся приключение в чём-то смягчило его мнение. — Твой начальник — ты и спрашивай, — Фей пренебрежительно махнул рукой. Видимо, мнение его переменилось ненадолго, но отвечать что-то — только бурю накликать, а Винтер сейчас настроением не располагал. — По секрету, — Фей подался вперёд и красноречиво оглянулся, — не кажется тебе, что наши начальники что-то мутят? — Мутят, — безынтересно повторил Винтер, принимая самое скучающее выражение. — Сам подумай. Нас зачем-то наживкой выставили, сами сюда приехали, — принявшись загибать пальцы, начал его названый напарник. — Нешто чтобы мы чего лишнего не выспросили у этих? Я слышал ещё, проверкам сроки двигают, договорняк какой-то. Удобно же. Винтер смотрел в его чёрные, с хитрым блеском глаза и недоумевал. — А ты где, говоришь, раньше работал? Фей, искавший еще какие-то аргументы, в поисках подвис. — В банке, говорил же. Винтер вздохнул. Бедный банк. — Понятно. Фей нахмурился. — Что тебе понятно? Рено, что ли, рассказать об этом горе-провокаторе. Что-то Винтер сомневался, что он действовал по начальничьему поручению. — Наживка — дело обычное, — тут уже он сам принялся пальцы разгибать. — Тебя и в следующий раз не предупредят, тебя вообще редко будут предупреждать, если квалификации мало или дело совсем жареным не пахнет. Неприятно, но работа такая. Если бы не хотели, чтобы мы что-то узнали, то проще было вообще нас к операции не привлекать — уж ты-то с Дином наговорился, тебе ли не знать. А проверки — мало ли что ты слышал. Скорее всего, их подвинули к операции и к приезду руководства. Они же будут это курировать. Хотят сейчас нагрянуть, пока следы не замели. Дин, конечно, готов был что-то возразить; оно из него так и рвалось, да только слов какое-то время не находило. Короткую тишину разорвал очередной клёкот двери — и снова ожидания Винтера порушились, обернувшись собственным начальником. Снег оседал на смольных волосах надоедливым припорохом, но это, видимо, мало его беспокоило. — Тебе тоже в больницу? — скосивши взгляд на Фея, неловко уставившегося в ответ, поинтересовался Винсент. Тот быстро обратил своё выражение в предмет редкого страдания. — Да нет, я так… — и героически присвистнул, якобы от сильной боли. — Проведать. В третий раз нарушив ожидания, из-за двери показалась вопиюще-красная шевелюра. — Проведать! — гаркнул Рено, и Фей ощутимо вздрогнул. — Проведал? — Так точно, — он потупил взор, растеряв всякую удаль. — Ну, молодец, поехали, отчёт ждать не будет, — Рено подождал, пока Фей выйдет из машины, и отсалютовал Винтеру: — Привет и бывай, горемыка. Поправляйся. Кивнув на прощанье да смотря вслед Туркам, он даже позабыл, что Винсент ещё здесь. Машина качнулась, и начальник зашёл внутрь, прилично согнувшись — что сказать, рост и годы сделали из этого действа влившуюся в грацию привычку. — Дверь не закроете? — проронил Винтер. Он чувствовал себя участником какого-то одноактного, зацикленного спектакля. Винсент просьбу выполнил, словно бы в извинение за прошедшие часы. Деловито занял место Фея, аккурат напротив, но перед этим, к вящему удивлению Винтера, вручил ему стаканчик, от которого клубилось тепло и запах крепко заваренного чая. — Переломы есть? — Не знаю, — опешивши, доложился Винтер, для убедительности невольно себя прощупал. — Надеюсь, нет. Винсент окинул его с ног до головы своим неестественным взглядом. — Если нет, послезавтра хотел бы отправить тебя на задание. Винтер с грустью посмотрел на начальничье подношение, быстро отсчитал даты в уме. — Послезавтра проверка, — заслышав бессловесное подтверждение, он спросил: — Кто? — Шинра. У Винтера в животе похолодело; он посмотрел на начальника. Винсент, имевший привычку не моргать, сверлил его теперь взглядом — как всегда, конечно, безэмоциональным, но далеко не безразличным. — Это не распоряжение. Можешь отказаться, найду другого, — словами Валентайн рубил тяжёлые секунды, в которых Винтер копил быстрые, грустные мысли. — Но буду благодарен, если ты возьмёшься. Шинра. Сколько в этом слове. Винтер давно уже запутался в клубке лояльностей, и хотя знал о вечных противостояниях тлеющей корпорации и ОВМ, участия в этом не принимал. Ну, два года, считай, пожил спокойно. Да и Винсент прекрасно знал, что профессиональное самолюбие рано или поздно толкнуло бы Винтера на эту авантюру. Уж точно после того, как компания, ради которой он сложил десяток лет своей рабочей жизни, вдавлена была в землю неумолимой поступью времени, которое избрало Шин-Ра своим окованным сапогом. Если подумать, они ещё долго продержались. — Если осмотр хорошо пройдёт… — Винтер хлебнул чаю, обжёг язык, поморщился. — Почему? Винсент молчал какое-то время. Как будто слова подбирал. — Его заводы работают на мощностях больше заявленных. Подозреваю, он продолжает откуда-то брать неучтённую Мако. — Почему вы думаете, что больше заявленных? Валентайн склонил голову. — Я знаю. Винтер растёр затылок. Насколько ему было известно, заводы в распоряжении ОВМ тоже не всегда вписывались в отчётные цифры. Невозвратной Мако становилось меньше, но всё равно оставалось невероятно много, потому как использовали её для производства Материи, а не в целях энергоснабжения. Обоюдные проверки запросто могли перерасти в гонку за компроматом, которая должна была окончиться договорённостями и разменом. Кто знает, может, уже переросли. — Есть предположение, что он контактирует с группой Каса через третьих лиц. Это ты и проверишь. Искать кого-то не надо. Твоё дело — доложить обо всех его действиях в течение нескольких дней. С кем виделся, с кем говорил, кто рядом с ним сидел. Винтер думал. Прикидывал, насколько сильно хочет стать Шинре врагом. Стоил ли того мстительный азарт, охвативший его в последние минуты. По правде говоря, нутро грызли подозрения. Кто слил информацию, по которой его нашли? Мог быть Дин, но его надоумили только по поводу Фея, куда он и двинулся. Могли следить с самого начала за Винтером, но тогда бы пришли раньше — зачем караулить его и даже позволить сделать снимки? Фотографии отправлялись Фею и отправлялись в штаб. По ракурсу определить чердак ничего не стоило. Шли со стороны площади, иначе бы на тех лестничных клетях его уже ждали. Рено и Винсент, по-видимому, курировали эту колпачную операцию. Пока Винтер терзался между тремя вариантами: или Фей отделался лёгким испугом в обмен на его синяки, или кто-то из штаба дождался момента саботировать операцию, или это намеренно сделал Винсент, чтобы выкурить остальных участников группы. Если последнее, то руки опускались. А вот если первое или второе, здоровое раздражение разливалось по всему телу. Винить Шинру в своём несчастье — в этом было какое-то особое удовлетворение. — Я догадываюсь, — начал он медленно, — что это будет значить. Но если могу отказаться, откажусь. Мне не хочется повторения сегодняшней операции, если честно, — Винтер невесело ухмыльнулся. — Если сегодня на больничный не выйду, так послезавтра. — Этого не будет, — отрезал Винсент с такой готовностью, будто ждал этого возражения уже давно. — Полная поддержка, проверенные люди. Для Винтера слова эти были что сладкоголосая флейта. К счастью или сожалению, гарантии Винсента редко не совпадали с реальностью. — Тогда, наверное… — он покрутил стаканчик в руках, — можно попробовать. Винсент удовлетворённо кивнул. Достал телефон и что-то набрал. Протянул ему. — Я слукавил, когда сказал, что никого выискивать не нужно, — говорил он, пока Винтер листал крайне разношёрстные фотографии. — Отправил тебе на запасной номер. Ожидаемо, но никого он тут не узнал. Остановился на изображении какой-то жутко драматичной девицы, застывшей в вихре светлых кудрей и прожигавшей фотографа взглядом — и то больше от праздного созерцания. Доберётся до телефона, будет уже разучивать. — Присматриваться можно, но без фанатизма, — Винсент забрал устройство обратно. — Понял. Валентайн поднялся и, привычно уже пригибаясь, в очередной раз открыл дорогу непогоде. По счастью, в вихре возненавидевшей эту площадь зимы материализовался парамедик, спешивший к машине — и правда, тот возвестил, что пора ехать. Винтер откинулся к стенке, вновь позволив себе расслабиться. Хоть на несколько часов.