обещание.

      — Птица.       Имя отдает каким-то холодом, но в то же время пахнет дымом и пеплом, оставаясь горечью на языке. Противно. Олег ведет плечами, сжимая челюсти, но не спускает оборону. Он наблюдает за Птицей, который стоит к нему вполоборота, растирая затекшие запястья. Драматизирует, — думается Олегу, и собственные руки отдают давно забытой болью, словно из снов. Перед глазами снова мелькает та сырая камера, а иллюзорные наручники — а может быть стяжки? — впиваются в огрубевшую кожу.       Птица разворачивается к нему, встречаясь взглядом и смотрит на него так же, как в том сне. Ехидно, остро. Желтые глаза — отражение того, что Олег видел перед смер- пробуждением. Птица на секунду переводит взгляд на переносицу Волкова и едко ухмыляется, а потом, совершенно неожиданно, покачивается.       Олег реагирует моментально, забывая, что перед ним враг, убийца, и подхватывает его за локти, спустя мгновение встречаясь взглядом с голубыми растерянными глазами. Сергей отшатывается, но восстанавливает равновесие.       — Что, ходил во сне, как в детстве?       Воспоминания о детстве помогают расслабится, и Волков слегка опускает плечи, немного горбясь. Сережа снова на месте, сейчас можно не бояться.       — Нет. Не совсем так. Но рад, что сейчас со мной ты, — многозначительно говорит Олег, склоняя голову на бок. Ему интересно знает ли Разумовский что происходит. Знает ли кто сидит у него в голове?       — А. А с головой что? Как сковородкой ударили.       — Э-э-э… — уши Волкова слегка краснеют и он отводит взгляд.       Внезапно пальцы резко холодеют, а дышать на мгновение становится тяжело, словно что-то перехватывает горло.       — ….слушай: мы сыграем…!       — Что? Ты о чем, Сереж? — вырывается у Олега, но он натыкается на непонимающий взгляд, — э-э-э… Извини. Утро пошло немного не по плану, — Наверное послышалось, все эти разговоры с вторыми личностями до добра не доведут. — Ты бы присел, Серег.       Разумовский садится на стул, но в середине движения резко меняет траекторию, отшатываясь и от стула, и от Олега. Он почти падает, отползая к стене и прижимаясь к ней спиной. У Волкова по спине снова пробегает противный влажный холодок, но он стоит, не зная, что делать.       — Да когда хоть что-то пойдет по плану, а?       Вокруг чужаки, а в спину впиваются холодные стальные прутья решетки.       — …каждый из нас играет своими…       Волков встряхивает головой, стараясь отогнать странное наваждение, которое окутывает его с каждой секундой все сильнее и сильнее. Воздух становится гуще, дышать тяжело, и Олег выдавливает сквозь зубы:       — Блять, да что ж такое-то? — ему срочно надо вдохнуть, но чувство странного долга заставляет снова сосредоточиться на сидящем на полу Разумовском. Волков вздыхает и размашистым шагом направляется на кухню, стараясь не терять связь с реальностью.       В чувство не приводят даже относительно острые когти Марго, ощутимо впивающиеся ему в плечо сквозь свитер. Неприятно, но Олег методично шарит по ящиках в поисках того, что, как ему кажется, должно все исправить. Сознание отзывается триумфом, стоит красно-золотой обертке попасться на глаза.       Поняв, что Олег собирается вернуться в гостиную, Марго поспешно соскакивает с его плеча, делая затяжку на черной ткани, но Волков этого даже не замечает. Он возвращается в комнату уже медленнее, словно боится спугнуть Сережу, который так и сидит под стеной. Мужчина подходит к нему размеренно, словно к зверю, но расслабляется, замечая, что глаза всё еще голубые. Ну и хорошо, только пернатого здесь не хватало. Олег садится рядом, медленно опускаясь на пол, и протягивает Разумовскому шоколад, едва заметно, по-доброму улыбаясь.       — Что, за нее потом тоже будет бошка болеть? — в серых глазах проскальзывает вина и Олег отводит взгляд, но шоколад не забирает. — Хоть бы в лицо бил, знаешь ли, не так обидно.       — Слушай, я не хотел, все вышло само собой, — хрипло произносит Волков, откидывая голову назад.       Вместо старой выцветшей стены затылок сталкивается с тонкой решеткой, которая отдается болью вдоль позвоночника.       — Ну что, начнем игру?       Волков зажмуривает глаза, выдыхая и сжимает руки в кулаки, постепенно распрямляя пальцы снова.       — Серый, мы оба знаем, что с тобой творится какая-то хуйня, — такое чувство что и со мной тоже. — Мне жаль, правда жаль, что пришлось вот так. Но иначе тот, второй ты не выходил, — Олегу снова трудно дышать, и он рефлекторно растирает шею, чувство такое, будто на ней совсем не воротник свитера. — Нам было что с ним обсудить, — челюсти сжимаются сами собой, а глаза темнеют. Волков смотрит в сторону, наблюдая за тем, как солнце отражается в повисших в густом воздухе пылинках. На мгновение кажется, что время вокруг них застыло, превратилось в вязкий такой пудинг, похожий на манную кашу из детдома.       Олег молчит пару минут, думая о чем-то своем, когда перед глазами на секунду темнеет, будто прямо перед лицом пролетела какая-то черная птица. Волков может поклясться, что он видел что-то в этой тени, но он не способендо конца это осмыслить и осознать. Перед глазами пляшут черные и белые пятна, а Олег начинает сомневаться уже в собственной вменяемости.       Он запускает длинные пальцы в волосы на затылке, обхватывая себя за голову, прежде чем глухо спросить:       — Помнишь тот кошмар пару дней назад?       Повисшую в воздухе тишину прерывает шорох обертки конфеты.       Повисшую в воздухе тишину прерывает стук фигуры о шахматную доску.       Олег снова жмурится, а Сергей откровенно врет, даже не пытаясь придумать отговорку или скрыть свою наглую ложь.       — Просто кошмары, с кем не бывает. Сам от таких страдаешь, не знаю что ли. Помню лишь то, как ты меня разбудил, до этого белый лист.       — Врать у тебя всегда выходило отвратительно, — оставаться в сознании становится всё тяжелее и тяжелее, но последнюю фразу Олег произносит жестко, даже с какой-то злобой. Возьми себя в руки, черт возьми.       Ощущения из того кошмара снова накрывают его с головой, давя еще больше, и Волков на мгновение теряется. Он трясет головой пытаясь понять, что происходит, пытаясь прийти в себя. Голова пульсирует от боли, конечности холодеют, а перед глазами снова мелькают видения. Олег резко подскакивает на ноги, хотя получается совсем не так быстро, как ему казалось и хотелось.       — Тебе снилось то же самое, что и мне, — цедит сквозь зубы он, яростно растирая переносицу, пытаясь одновременно избавиться и от фантомной боли в голове, и от гадкого ощущения влаги, стекающей по длинному носу, и от мелькающих перед глазами пятен. Мир плывет, и ноги подкашиваются, но Олег умудряется сохранить вертикальное положение.       — Сомневаюсь, что одно и то же, — голос брата звучит как свозь толщу воды, искаженно, глухо, но Олег на секунду приходит в себя, глядя как Сережа протягивает ему кусочек шоколада. На Волкова накатывает удивительное ощущение дежавю, и он не может сдержать такой же мягкой улыбки. Олег уже не осознает себя, он не понимает, где находится, но этот простой жест заставляет теплу разлиться в груди. Волкову хочется остаться в этом ощущении, в уюте и тепле, которое окутывает его, словно мягкое пушистое одеяло. Или как зеленый плед в красный цветок. Олег протягивает руку Сергею, который все еще сидит на земле, надеясь, что прикосновение вырвет его из этого полусна, из иллюзии в которой он оказался. Может это все всего лишь очередной кошмар?       Олег встречается взглядом с Разумовским, и на мгновение мир замирает на месте, прежде чем снова завертеться в бешеном танце. Золото вытесняет синеву, и перед глазами Олега снова темнеет.

***

      — Гребаная китайская техника… на нее никогда нельзя положиться!

***

      Волков падает на колени, а в руки впивается жесткий песок. Ладони сразу становятся черными от сажи, а глаза начинают слезиться и жечь. Все вокруг всё ещё плывет, а Олег рвано хватает ртом воздух, пытаясь хоть немного вдохнуть.       Лишь секунду назад он был в их доме- Или нет? Лишь секунду назад он был в клетке, с ошейником, словно цепная псина. Мышцы жжет, но Олег неуверенно поднимается на ноги, собрав в себе остатки сил. Конечности дрожат, он всё еще не может толком вдохнуть, но в голове только одно:       — Серый.       Волков часто моргает, пытаясь рассмотреть, где он находится. Едкий дым обжигал легкие, от чего грудь Олега разрывает от кашля с каждым новым вдохом. Тихий шелест нарастает, постепенно превращаясь в оглушительный гул.       Буря.       Воздух наполняется песком и наносит сокрушительные удары по всему, чему не повезло здесь оказаться. Волков пытается закрыть лицо и глаза руками, хоть как-то завернуться в черное пальто и укрыться от ветра. Получается из рук вон плохо, и Олег уже не знает, что именно мешает ему дышать — песок или пепел.       За то он точно знает, где он.       Его личный ад.       Гул ветра напоминал звон, который наступал сразу после взрыва. Буря вымыла почти все краски из окружающего мира, не оставляя ничего кроме серой пелены. Волков делает еще один шаг, даже не зная куда он идет. И тем не менее, с каждым шагом, с каждым мучительным мгновением перед глазами светлело. Ветер заставлял полы его плаща биться, словно крылья, хоть этого и не было слышно за общим шумом и гулом.       Олег уже бывал здесь.       Тел стало словно в разы больше с прошлого раза. Пепелище находилось за стеной песка, и стоило Олегу сделать последний шаг сквозь нее, как ветер прекратился. Гул исчезает, словно кто-то щелкнул переключателем, и Волков падает на землю прямо в сажу, в последний момент умудряясь выставить руки вперед. Он сжимает землю руками, зарываясь пальцами то ли в пепел, то ли в песок, чувствуя, как он липнет к коже. Только теперь он заметил, что ткань его плаща слегка поблескивала, словно пропитанная чем-то.       Абсолютная тишина была чуть ли не хуже оглушающего шума за стеной, но тут Олег по крайней мере мог дышать.       Глаз бури. Самое спокойное и безопасное место тайфуна.       Иллюзия безопасности рассыпается с треском разбитого стекла, когда тишину разрывает от едва слышного смеха.       — … Что ж… Придется все делать самому!

***

      Олег на мгновение приходит в себя, оказываясь в реальности -а в реальности ли?- и снова встречается взглядом с Разумовским.       На секунду все сливается в одну точку. Дом, Сирия, пепелище, этот гребаный замок, все схлопывается в одну единственную секунду.       В сингулярность.       Глаза Сергея, кажется, лихорадочно меняют цвет, но Олег совершенно не уверен в том, что видит. Перед ним и Сережа, его брат, лучший друг, но в то же время и Птица, стоящий на выгоревшей земле, победно осматривающий свои новые владения. Все, в чем уверен Олег, так это в направленном на него пистолете.       Девятнадцатый Глок. Его девятнадцатый Глок.       Волков смотрит на Разумовского с некоторым удивлением и едва заметным разочарованием, наблюдая за тем, как он снимает оружие с предохранителя. Ну уж нет, он не умрет цепным псом.       — Прости, не вышло тебя вытащить. — слова так и не срываются с губ, а Олег гордо вздергивает подбородок и выпрямляет спину, глядя своему убийце в лицо.       — Прости, Олег, но правила есть правила!       Вздох.       Бам.             Бам.                   Бам.       — Би-ип!                         Бам.       — Бип! Бип! Бип!                               Бам.       — Би-и-и-и-и-и-ип…

***

      — Белый мужчина, около 30-ти лет. Пять пулевых ранений, три на вылет. Потерял много крови, его нашли среди остальных, единственный выживший. Остановка сердца в машине, пришлось интубировать.       — В операционную его, срочно!       — Би-и-и-и-ип…       — КОД СИНИЙ! КОД СИНИЙ!

***

      Свет люминесцентных ламп заставлял глаза слезиться, но сил поднять руку, чтобы стереть щекотавшую щеки влагу, просто не было. Тело налилось свинцом, а горло невыносимо жгло.       Мерно попискивающий монитор рядом, куча аппаратов, один из которых размеренно вдувал воздух в легкие, помогая дышать — все это казалось каким-то неправильным, но в то же время невероятно реальным. Перед глазами всё ещё плясали яркие мушки, но и они казались настоящими.       Больничная палата вокруг, боль, стискивающая грудь, невыносимая слабость — благодаря всему этому, мужчина на койке впервые за много месяцев чувствовал себя настоящим.       Вокруг было как-то приятно тихо, из-за двери раздавались едва слышные голоса, приборы вокруг размеренно работали, выбивая какой-то свой ритм, словно своеобразные часы. Этот порядок и спокойствие совершенно не хотелось разрушать, и пациент снова прикрыл глаза, хоть и ненадолго.       Покой был нарушен открывшейся дверью и тихими шагами, которые в начале приблизились, а потом очень быстро удалились.       Кто бы это ни был, но хозяин шагов привел с собой ещё людей в белых халатах, которые говорили слишком быстро и эмоционально, заставляя мужчину нахмуриться от шума. В тишине было так хорошо, - заторможено подумал он, пытаясь вникнуть в то, что ему говорили, даже несмотря на то, что язык был ему незнаком. Врачи, впрочем, поняли, что их не понимают, и молодая женщина продолжила уже на английском, щедро приправленным акцентом:       — Сэр, мы вытащим трубку, так как вы уже можете дышать самостоятельно. Будет немного неприятно.       Процедура и впрямь была крайне неприятной, причиняла боль, из-за которой мужчина согнулся пополам в приступе кашля. Наверное, если бы было чем, то его бы вырвало, но физраствор в этом случае сыграл на руку. Избавившись от трубок, он откинулся на подушки, сжимая простыни в кулаки, пытаясь вспомнить, что произошло, полностью игнорируя вопросы врачей.       Блять. Разумовский.       Имя отозвалось такой же болью в голове, как и трубка в горле, из-за чего Волков скривился. Хотелось сжаться в комок, как ребенку, спрятаться в комнате, пока мама не найдет, не обнимет и не скажет, что это все всего лишь плохой сон, что никакого детдома не было, не было школы, армии, Сирии, Петербурга, психбольницы. Не было Венеции, не было той проклятой шахматной партии. Не было… Сергея.       Предательская мысль заставила Олега распахнуть глаза.       Нет, всё реально.       Его маму убили грабители в переулке, когда она под утро возвращалась домой с третьей работы.       Папа запил, не вынеся смерти жены и вылетел в кювет на машине.       Не нашлось ни одного родственника, который захотел бы взять пятилетнего Олежку себе, а потому он отправился в городской детский дом.       В школе он учился нормально, но постоянно влезал в драки, чтобы защитить лучшего друга от нападок.       Он ушел из университета и отслужил в армии, когда все откосили, пережил дедовщину, стал спецназовцем.       Два года отслужил в Сирии в горячей точке, сражаясь непонятно за что.       Он вытащил своего лучшего друга из психбольницы после того, как тот чуть не сжег целый город.       Он помог ему устроить теракт, помог поймать людей, невинных людей, которые теперь мертвы.       А все ради чего? Ради мести тому менту?       Нет, стоп.       Он сделал это не ради мести. Он сделал это ради того, чтобы спасти брата. БРАТА. Свою единственную семью. Он пошел на сделку с этой тварью исключительно ради этого и черта с два он теперь сдастся.       Волков сжал в руках простынь, словно пытаясь оттолкнуться от матраса и встать, но сил не хватило. Из горла, вместо голоса вырвалось какое-то глухое клокотание, превратившееся в едва различимый шепот:       — Я тебя достану, тварь.