Чувство ETERY

Если есть в жизни стабильность — то это ежегодные сборы в Новогорске. Я их жду, как когда-то в детстве ждала поездки в пионерлагерь. Принцип тот же: много приятной занятости и никаких бытовых обязанностей. В этом году у нас плюс один — Даня. И минус один у меня в номере — Диша потребовала жить с девочками. Я только "за" — еще один этап социализации для ребенка,  у меня никогда не было цели водить ее за руку и тем более держать около себя. Сразу включаемся в процесс. Музыка предложенная Даней начинает вырастать в картину на льду. Вальс понравился Симе. Это важно. Никто не будет ставить девочке то, что у нее не будет вызывать желание прожить на льду.  Музыка даже понравилась ее маме. Это еще более важно. Тут вообще было попадание в десятку — мама Симы сказала, что сама собиралась предложить этот вариант. Ну и ладушки.  Естественно мы им озвучили другую программу номера — юная девушка прощается с детством и отпускает птичку. Что-то из этого зоопарка. Я понимаю, Сима, она еще дитё и действительно может в птички поверить. Но мама-то, неужели не помнит откуда вальс, какой сюжет фильма, первоисточника и вообще. Хотя, может я слишком требовательна к людям? Даже в процессе постановки, когда рисунок только появлялся, меня не покидало совершенно странное ощущение хождения по грани. На льду была Сима, а танцевала Юля. Повороты головы, взгляды, даже прическу Сима делала такую же, как у Юли. Платье решено было делать в голубой гамме. Но чтобы совсем уж не было в лоб «Не отрекаются любя», оттенок будет светлее. Сима же светлее Юли. Даже не так. Сима — светлая. Юля… Надеюсь, она разберется когда-нибудь в себе и в своих внутренних оттенках. Прав, черт возьми, был Глейхенгауз, когда сказал, что я Симу и взяла потому, что в ней увидела Юлю. Подсознательно, возможно, да. Сознательно таких экспериментов я над собой бы не проводила. Даня радовал. Быстро все хватал. Понимал, что я от него хочу и приносил именно это. А знание ледовой специфики одиночника и танцора превалировало над какими-то узкоспециальными хореографическими вещами. Когда мы собирались втроем для постановочного процесса я, Даня и Железяка — это было просто бомба. Алексей хореограф высочайшего класса мог поставить то, что было "вау" в зале, но маложизненно на льду. Даня это все мог адаптировать «под конек». Но было в Дане главное. Его чуйка. Золотая. Даже бриллиантовая. Особенно чуйка меня. Мне это льстило. И программ. И совмещение этих двух трендов порождало эскизы программ, которые я чувствую. А если я чувствую, что программа выстрелит — она выстреливает. Вот так, по наитию творим историю. Но Железняков — это больше современная хореография, контемп, джаз. А вот конкретно в Юлином, блин, в Симином номере ,тут хотелось первоисточника, Чехова, классики. Смотрела я на номер, который созревает и понимала, неплохо, но чего-то не хватает для совершенства. Будем думать. Время есть. В остальное время мы с Даней дружили. Мы — это я, Диша, и все-все-все. Я же говорю, пионерский лагерь. Он с мелкими с удовольствием игрался, с относительно взрослыми тусовался, а со взрослыми, то есть со мной, занимался каким-то интеллектуальным сексом. Не иначе. По степени получения эстетическо-культурных оргазмов — это было как раз самое точное слово. Несмотря на свой юный возраст, и в общем некую босяковатость, в нем была глыба знаний, ощущений и чувства прекрасного. Он легко жонглировал жанрами — музыка, кино, театр, живопись, литература, поэзия. Переключался с одного на другой, проводил параллели, сравнивал. Особенно мне нравилось, когда он находил их точки стыковки, иногда мы их искали вместе. За буйки, конечно не плавали, все было в рамках вопросов программы постановок: копали вместе информацию, искали более глубокие смыслы и все для того, чтоб расцвечивать наши программы новыми красками. Именно такого человека в жизни мне и не хватало. Даня знал потрясающе много стихов. Особенно поэтов Серебряного века. Мог мне их рассказывать много, долго. Не всегда на память, но прелесть момента от этого не таяла. Было еще такое развлечение — мы параллельно читали что-то касающееся програмности наших постановок и оказывалось, читая одни и те же буквы в одних и тех же книгах, мы видели разный смысл, разные истории. Их мы и обсуждали. Иногда громко, иногда шепотом до хрипоты, так как уходили дебатами в ночь. Смотрели фильмы. Разные. И интеллектуальное кино — Феллини, Антониони, и наше российское, и даже мультики — «Мадагаскар» и «Реальную белку». Даня убеждал, что я реально та реальная Белка. Часто делали это прямо у меня в номере. Номер в этому году я, по праву олимпийского тренера, затребовала большой, двухкомнатный. Так что, можно было разгуляться и даже связки какие-то отработать в гостиной. А кино мы смотрели по простому, на сдвинутых кроватях с ноутбука. Так удобнее было ставить на паузу и пререкаться по поводу сюжета и не сюжета. Я давно не ощущала такой восторг общения с человеком. Бог мне послал абсолютно родственную душу, подружку, которой у меня не было тут в России. С которой можно было обсуждать все. Что мы и делали. Разве что по магазинам вместе не ходили. Во-первых их на тренировочной базе как таковых и не было, а во-вторых я шмот не очень люблю, и он мне не слишком нужен. На льду я в спортивном, а вне льда бываю так редко, что висящего в шкафу не сносить. В отличие от Дани. Он одежду уважал, разбирался в ней и любил всякие модные штуки. Кстати в этом отношении я тоже для себя много полезного вынесла — именно Даня погрузил меня в мир модных дизайнерских луков. И в дальнейшем уже я начала получать кайф от тщательного подбора нашего тотал лука на соревнованиях. Я, как эстет, не могла не ухватить и этот момент, чтоб  не посмаковать. Было время, мы еще не спали вместе, а уже одевались как из одного шкафа. Кто повнимательнее мог это заметить — мы с Глейхом за бортиком либо в одном стиле либо в одной цветовой гамме. Естественно, такое наше поведение в Новогорске не могло не остаться без комментариев. И выглядели они так: мать-кукушка отселила дочь, чтобы привести к себе любовника, который младше ее на пару жизней. Ради справедливости, это и выглядело именно так. А умножив на то, что мы постоянно по вечерам закрывались у меня в номере, откуда звучали наши споры, смех, музыка, что-то грохотало (это мы пробовали связки, прыгали, танцевали) все выглядело именно так, как выглядело. Но никого это не гребло. Меня так уж точно. И никто из нас при этом не посягал на личную жизнь другого. Мы ее просто на обсуждали. Я знала, что у Дани девушка, девушки, какие-то калейдоскопы из прелестниц, они ему вечно писали, и это было нормально. Когда он уезжал на выходной — приезжал таким потрепаным, как кот после гулек. Однажды вечером Даня включил музыку. — Ты любишь танго? — Я его даже умею танцевать. И даже на льду. — Подмигнула я ему. — Ну тогда держись. Я приняла приглашение и встала с ним в пару. — Если ты с дальним прицелом, то только не либертанго. Это заезжено. Я с трудом понимала, как танго может вписаться в нашу программу. — Как обычно с дальним и буду удивлять. Я приготовилась к страстным синкопам Аргентины Даня включил Oblivion Пьяццоллы. *1) С первых звуков я..... как-будто приросла к полу. Закрыла глаза, вросла в организм стоящего напротив и оказалась внутри. Вокруг меня загудела кровеносная система, с гулом вечный мотор вечно качал кровь. А я внутри, как маленькая забытая «кто»? Не знаю. Просто очень маленькая и очень потерянная. Это какой-то музыкальный гипноз. А потом полилась мелодия скрипки. Такая щемящая и такая родная, как-будто я ее откровения ждала всю жизнь. На душе стало так как-то тревожно и жалко себя, что я расплакалась. Слезы полились из глаз большими каплями. Танца не вышло. В танго не был сделан ни один басе. Я присела на диван, слушала музыку и плакала. Даня сел рядом. Обнял меня. Музыка закончилась. А я продолжала плакать. … Это должно было выйти из меня. Последний раз я рыдала, не над чаем, а вот так вот горько, по-существу…давно. Очень давно. Очень давно это никому не было нужно, мои рыдания. Выдохнула. Вытерла слезы двумя руками. Встала. Прошлась. Села обратно рядом. — Господи, как хорошо. — Отпустило? — Угу. Правда стало легче. От чего легче я пока не понимала. Просто стало хорошо. А было не очень. — Что это? — Это забвение. Oblivion. Танго забвения. — Как интересно…намного хуже, чем умереть, быть забытым. Еще хуже при жизни. … какое точное название… я себя почувствовала именно забытой, оставленной… — Этери, мне кажется, это будет логическим продолжением вальса Предательства. Предатели подвергнуты забвению. На произвольную… — Дай я подумаю. Чего-то не хватает. На произвольную надо еще контрастную, темповую врезку. Не уверена, что она не испортит атмосферу… Может на показательные? Меня, правда, очень эта музыка зацепила. Какая-то она была слишком моя, как изнутри. Недаром я себя сразу в ней и увидела, как внутри человеческого организма. А вот будет ли она «ее» для Симы? Слишком тяжелая, фактурная, как для нее. В эту ночь я была вся в забвении. Слушала, крутила, вертела… Следующие дни мы с Даней переслушали все варианты этого танго. Углубились и влюбились в Пьяццоллу. Много спорили о российском следе в творчестве, его связях с Рубинштейном, Стравинским, сатанизме — невозможно писать такую музыку, не продав дьяволу душу, тем более вышеуказанные наши соотечественники были репутационно замазаны в таком. Представляли, как бы звучало «Танго в Париже», если бы Пьяццола все же смог найти время для написания музыки к этому кино. И чем больше мы вникали в вопрос, тем больше я понимала, танго — быть. Вопрос был в том, какую подложку сделать несовершеннолетней Серафиме, чтоб она могла ее подставить из личного опыта? Слишком недетский материал. Но на ее контрастную к нему внешность сядет идеально — я смотрела уже как портниха на высококлассный наряд. Я все еще искала дополнение для номера. С одной стороны Oblivion настолько самодостаточен, что миксовать его еще с чем-то преступление. Но с другой стороны, вальс Предательства и Танго Забвения должны идти в связке — короткая и произвольная. Только тогда будет понятно, только тогда будет эффект — 1 и 2 серия. Поэтому на показательные его не желательно. Вчера пересмотрели «Танго в Париже». Сегодня смотрим «Генрих IV», саундтреком к которому идет наше танго. Предвкушаю вкуснейший вечер — Марчелло Мастроянни, Клаудиа Кардинале, наш уже природнившийся Oblivion. Я, как принимающая сторона, съездила в город, взяла красного вина и разных вкусностей. Смотрим взахлеб. Как же атмосферно умели снимать! Периодически стопаем, обсуждаем, спорим. Даня перед самим финалом мне говорит, что главный посыл фильма — герой хочет защитить свой внутренний мир от окружающих, которые туда лезут в грязных сапогах, поэтому и разыгрывает из себя черти что. Хорошая мысль. Точно обо мне. Прикинуться холодной, черствой, жесткой, немногословной, чтоб не лезли в душу? Смотрю на него протяжно в бликах экрана ноутбука. Умеет парень схватить главное и сформулировать. По-сути,  он-то и залез ко мне в душу. Но почему-то не хочется от него закрываться. Не успеваю додумать мысль, на словах героя «Выключи свет, Фабрицио» света становится действительно как-то меньше. Не соображаю КАК это произошло. Но соображаю ЧТО. Я вообще быстро соображаю. Он начинает тяжело дышать. Я тоже. Только он от страсти. А я от смеха. — Слезь, — говорю ему.  Не знаю, что конкретно так раззадорило Глейха, что тот на финальных титрах фильма, как пантера мигом оказался на мне сверху. Играет страстный oblivion. Мы так и лежим бутербродом. Он опирается на руки, мои руки под его ладонями, я обездвижена, он смотрит на меня сверху. А я смеюсь. — Помнишь, я говорила, что люблю спортивную наглость? — молчит, дышит —  Про творческую сказать тебе не успела. Но ты сам догадался. А вот остальную наглость — я не люблю. Так, что слезай. Перекатывается. Я встаю, отряхиваюсь и ухожу во вторую комнату. Пока иду думаю: «Ах, Этери, Этери, наивная ты незабудка. Интеллектуальных игрищ тебе захотелось? А пацан-то нормальный. Все понял, как и должен понимать мужчина. Женщина кокетничает, значит просит. Вот чуть не совратила парня. Надо было думать сразу.» Включаю свет, осматриваю себя. Домашний удобный спортивный костюм, абсолютно серого цвета, абсолютный нонсекс. И такие страсти. Ну не Шерон Стоун в «Основном инстинкте», вот совсем. Присаживаюсь в кресло, закидываю ногу на ногу, пригубив немного вина, и начинаю вербализировать. — Дань, давай сразу на берегу договоримся. Пока еще видим эти берега. Потрахаться без обязательств — это туда, за ворота базы. И за двери «Хрустального» в Москве. — А если с обязательствами? — выходит на свет. — Тогда жениться придется, — выдаю свою фирменную пугалку. Обычно после нее все сбегают. Хохочу и отпиваю еще немного вина. — Я готов, — говорит, а сам стоит и смеется, как и я. Ну вот, эффект достигнут. Кайф. Я продолжаю издеваться. — Как ты там говорил, ты один у мамы? Боюсь, мама не поймет. Не такую невестку ждали в семье Глейхенгаузов. И заливаюсь весельем. — Этери, вот смотрю я на тебя, — и действительно стоит и смотрит, — и мне кажется, что ты сейчас не вино пьешь, а кровь мою пьешь. — И жилы мотаю. Так что сматывайся пока жив. Кстати, если все эти интеллектуальные и программные брачные танцы были только для того, чтоб меня в постель затащить — говори сейчас, я пойму. На том и расстанемся. Вот не понимаю одного, зачем? Сколько девочек вокруг хороших и свежих. Нахрена тебе это старое и жилистое мясо? — Глупая ты, Этери… — Вот видишь, старое, жилистое да еще и глупое, — подтруниваю над ним. И уже нормальным тоном продолжаю. — Дань, все нормально, не тушуйся. Действительно все ок. Так бывает. Это я виновата, не рассчитала, слишком близко тебя подпустила. Можно сказать даже спровоцировала. Я больше так не буду. — Я тоже. — Ну и ладушки. Но ты на всякий подумай за ночь, может не стоит продолжать. Если ты сюда пришел за тем, что я тебе не смогу дать — лучше уходи сразу. Ты мне ничего не должен. И я тебе ничего не должна. Если утром я тебя не найду на катке, я все пойму. И даже мстить не буду, — улыбаюсь ехидно. — А если меня машина собьет и только поэтому я утром не приду?  — Слушай Глейх, какая машина? Мы на одном этаже живем. А вот из окна выпасть можешь. Тогда это будет засчитано как отмазка. Так. Давай, я — в душ, а ты — спать. И не делай так больше. Дверь захлопнулась. Я убрала остатки пиршества. И собралась действительно в душ. Стук в дверь. — Добрый вечер. Проходит без приглашения, как к себе домой. «Добрый вечер, я диспетчер. Вторая серия.» — Вообще-то ночь уже. И по гостям ходить поздно, Эдуард Михайлович. Помнишь, как Винни-Пух завещал: «кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро». Так что давай утром на катке. Ок? — А что мальчик твой уже ушел? Я видел. Чё на ночь не оставляешь? Храпит? — Раз видел, так чего спрашиваешь? И чего тогда пришел? Аэродром пустой увидел? — Ну ты и язва, Этери. Но я тебя все равно хочу. «Вот же ж блять!» И дышит на меня драконом. Коньяк, определяют мои внутренние алкотестеры. «Как же ты, придурок, сюда доехал? Или ты уже тут нагорячился?» — Я не хочу. Понимаешь, Эд? — Ну конечно, со своим мальчиком ты хочешь, оторвалась с ним и со мной уже не хочешь, да? Да, Этери? А я тебя сейчас…здесь…и спрашивать не буду. Возьму. Тебе понравится. Нет. Я лучше мальчика твоего уберу. Чтоб ты с ним аппетит себе не перебивала. Тогда меня захочешь. Давай так, Этери? Давай, ну давай же… Притянул меня к себе, опять дышит огнем.  Отворачиваюсь в сторону, вдыхаю свежий воздух. Убираю по одной его лапищи со своих бедер. Отхожу на безопасное расстояние, скрестив руки на груди, кладу на них голову и спокойно так и размеренно ему говорю: — Не посмеешь. Надеюсь, ты после Олимпиады понял, что за мной есть защита. Нагадишь мне — сделают больно тебе. А я не хочу, чтобы делали больно уважаемому человеку. Я тебя уважаю, Эдуард Михайлович. И хорошо помню, ЧТО ты и СКОЛЬКО сделал для меня. Помню, что обязана тебе. Помню, что должна быть благодарна, что ты меня подобрал, и привел сначала в «восьмерку», а потом сюда. Видишь, я все правильно говорю. Вот как Ленин завещал, по методичке. Абсолютно благодарна. Отработаю. Только не в постели. Не делай так, чтоб я в тебе разочаровалась. Собирается уходить, но разворачивается. — Но ты же тогда…ты так стонала…тебе же понравилось. — Эдик, «один раз — не пидорас». То было давно и неправда. Бредет к двери, наконец- то. Опирается на косяк, хлопает себя по лицу закрывая всю левую половину и покачивая головой говорит: — Ты знаешь, ты знаешь…какая ты? Ты…ты.ты.привлекательная! «Вот те на!» — Спасибо, Эд. Спокойной ночи. Захлопываю дверь, оттесняя его. Иначе никогда не уйдет. Так, цирк уехал клоуны остались. Клоунам, надо срочно в душ. Блымкает мессенджер. Может позже прочитать? Да нет, а вдруг срочно? Вдруг Диана? Хотя вроде перед этим цирком со всеми макаками мира, я у нее была, и они уже спать ложились, у них завтра утренний лед. Ну и у меня, кстати тоже. Уже сегодня. Может мама? Сестры? Брат? Глейхенгауз! Читаю: «I love you, I hate you» Едрил ваших гамадрил! Этот день когда-нибудь закончится?! Ненавидит он меня, и любит. Ты смотри какой быстрый — все стадии в сжатые сроки. Еще один герой-любовник. Небось сидит бухает отвергнутый, сообщеньки шлет. Надо этот балаган разгонять. Печатает. Что там еще? Если и этот придет ломиться, кху ям выброшу из окна. Лично. Приходит следующее сообщение: «Hasta Que Te Conoci» Следующее сообщение: «Это его музыка, иногда идет под тем названием, которое я тебе отправил первым, а иногда «Until I met you». Это можно присоединить к Oblivion'у. Послушай.» Господи, дай Бог тебе здоровья, Даня, и невесту хорошую. Сидит и музыку выбирает. Пишу ему: «Спасибо, дорогой человек. Послушаю. Завтра первый лед, отдыхай. Спокойной ночи.» Что-то приходит в ответ. Не смотрю. Выхожу на балкон и выдыхаю. Что за день сегодня? Полнолуние что ли? Смотрю на луну, почти круглая. И, кажется, замечаю краешек хвоста процессии летящей из нехорошей квартиры дома 302 БИС. *1) https://youtu.be/lDK8n8cSCwU Произвольная программа Oblivion Серафимы Саханович. Музыку рекомендую слушать именно отсюда. В первый раз с закрытыми глазами. Остальные обработки не дают нужного эффекта.