Два часа до рассвета

«Прошу, не бойся, ведь от пули умирают быстро…»       Особенно от той, что летит мимо и врезается в стену, не совершая ошибку ярости и потери контроля. Не заставляя чувствовать горечь от крови по губам, последний вздох, уходящий в далёкий и забытый рассвет. Оставляя лишь след, шрам-напоминание на обоях, о котором забудут, который не поймёт никто, кроме них. Тех, кто едва не пострадал от кусочка железа, наделённого силой жизни и смерти, решающим судьбу кого-то родного и безумно дорогого. Выстрел — лишь звук, подобный очередному раскату грозы, но сколько боли он несёт за собой! И не только от раны, но ещё и от осознания, что это могло быть концом.       По-настоящему. Без шуток и глупой, почти детской обиды, разъедающей душу, без клятв и обязательств о большем. Без последнего желания и веры в самое лучшее, что могло бы быть у них. Счастье меркнет. Тени вновь безлико, бессмысленно скользят по интерьеру, силуэтам и стенам. Но даже неуловимый мрак не способен скрыть одну грустную и невероятно грубую правду, осознание, что это могло бы быть концом — тоже смерть.       Ро не двигается, едва дыша. Он не может понять происходящее, почему так сердце разрывается, а паника сковывает руки-крылья. Мир становится подозрительно размытым, бесстрастным, бесцветным и безмолвным, пока не раздаётся громкий стук. Пистолет, что только-только уверенно лежал в руке Синтии, падает на пол. Он издаёт жалобный стон — ничуть не жаль ни оружия, ни пустой тишины, что прерывается из-за этого протяжного неприятного звука.       А Король Воронов, великий и прекрасный, вновь и вновь не знает, что сказать. Слова утешения? Сожаления? Прощения? А может, просто, как всегда, ничего? Лишь бесстрастная горечь растекается в его душе, лишь пустота мешает нормально вздохнуть, лишь собственная обречённость и вина скрывают всю правду за пеленой самообмана. Тем временем Синтия обессиленно сползает на пол, закрыв глаза. Дрожь сотрясает её тело, хотя она сама не пострадала. Всего-то испугалась, потерялась в жестоком и безнравственном мире, став раненой несчастной птицей, загнанной в ловушку. Слёзы по-прежнему текут по щекам, а вдох заканчивается выдохом — жизнь продолжается, несмотря на гнетущую боль.       Ведь, возможно, теперь всё иначе будет в их жизни.       Иногда один вопрос, за которым обязательно последует вереница других, меняет жизнь. Безвозвратно и безнадёжно, утеряно и хладнокровно. Порой из-за нескольких слов можно сломать то, что годами было защитой, надеждой, верой. Всё тленно. Лишь в один миг можно потерять всё — и больше не останется ничего.       Авриль не спеша подходит к маме, опускается перед ней на колени, обнимает. Кладёт светлую макушку — точь-в-точь как у матери — ей на плечо и вздыхает, но Нокс никак не реагирует на осторожные заботливые прикосновения. Она словно погружена в транс — без реакции, едва дышащая, с бессмысленным стеклянным взглядом. Дочь Синтии тоже начинает плакать — ей жаль, что всё происходит именно так.       Ужасно и беспардонно. Бесхребетно и без ярких чувств, что могли бы заменить злые тени, тлеющий сумрак и гнетущее молчание между ними. Однако ничего не происходит до тех пор, пока в комнату не вбегает Катрей. Он, запыхавшись, обращается к сестре, не заметив ни плачевного состояние матери, ни странного незнакомца, который не сводит с ребят внимательного взгляда. Как ворон, заинтересованный в чём-то своём. — Авриль! — зовёт Катрей сестру. — Что случилось? — Мама… — всхлипнув, девочка сильнее прижимается к плечу Синтии. Как слабый котёнок, ищущий поддержку у сильного и родителя, но это не помогает. Тело холодно, как мрамор, а душа трепещет и плачет где-то внутри, но под безразличной маской этого не понять. Как и того, насколько это больно и вовсе не всерьёз.       Лишь два часа до рассвета знают правду. Лишь глупый и нелепый вопрос заставляет осознавать то, что раньше было запретно. Лишь безликие слёзы и ничтожное сожаление не имеют значения.       Катрей понимает Авриль без слов. Тоже подходит к матери, садится на пол и приобнимает нежно её, уткнувшись носом в переброшенные через плечо волосы. Они пахнут дивными пионами — домом, напоминая о том, что действительно важно. Не обвинения, не кинжал в сердце, не злость и не ярость — просто радость и заставляющая биться за счастье жизнь. Семья. Любовь, неподвластная судьбе, и то, что зовётся непорочной, скрытой от всего, душой. — Мам, – зовёт Катрей Нокс, однако она по-прежнему не отвечает, лишь кротко и боязно вздыхая. – Помогите, пожалуйста, — отчаянно просит мальчик Ро, который незаметно подходит к ним. Грозной тенью несчастья приближается к семейке, едва заметно вздыхая. Чёрт. Как нехорошо получается. И в этом есть его вина. Но надо что-то менять — он кивком просит отойти детей от их безутешной и потерянной Синтии. Они слушаются, не спеша отходят, внимательно следят за тем, что делает странный незнакомец. Спокойствие, главное — только спокойствие.       Король Воронов садится перед женщиной на корточки, смотрит в глаза и видит в них не пустоту, а осмысленность. Едва заметно хмыкает, невесомо кладёт руки на её плечи, замечая первую реакцию. Снова дрожь от контраста: он обжигает теплом, пылом своего существа, вновь заставляя сердце биться быстрее. Что же ты делаешь, Ро? Вновь и вновь становишься злодеем там, где нужно быть другим, где нужно знать заботу, ласку и правду. А главное – понимание, доверие. — Ты идиот, Ро, — шепчет Нокс, прикрыв глаза.       Жизнь стремительно возвращается: мир приобретает звуки, глухие удары и чувства. Голова адски болит, словно в ней уже красуется пуля, но нет. Это всего-то обман и чувства от усталости, изнеможения и обиды. Всё пройдет, всё станет другим, всё истлеет или превратится в прах. Не сейчас. Когда-то потом. Неважно, ведь ей приходится прислушаться к словам короля, которые для неё по-прежнему значат слишком многое. — Знаю,— отвечает ей тут же Ворон, кивнув. — Согласись, однажды это станет легендой. О красивом несчастном короле и юной деве, что смогла сотворить невозможное. Об их слепоте, любви и искренней преданности, о разлуках, расставаниях и сильнейшей Королеве, творящей чудеса и несущей свет в тёмный и озлобленный мир. О Воронах и том, что судьба жестока, а её выборы порой несправедливы… — закончив придумывать легенду, Ро вздыхает и тут же шепчет: — Только давай не будем рассказывать эту историю детям?       Услышав последнюю фразу, оба ребёнка с удивлением смотрят на мужчину, предположительно их отца. Схожие черты всё же есть между ними, да и где-то на подсознании они чувствуют, что этот незнакомец связан с ними кровью и родством. Просто пока непонятно как, но это лишь вопрос времени. Особенно когда есть непреходящий испуг и напряжение от мрачной пугающей обстановки вокруг. Тени скользят, играя в сумраке.       А последний рассвет всё ближе и ближе. — Ты не меняешься, Ро, – слабая улыбка внезапно появляется на бледных губах Королевы. Однако тонкие дорожки слёз продолжают бежать по щекам, и это замечает Король. Убирает ладонь с её плеча, касается тыльной стороной слезинок, стирает их осторожно и нежно. Как тогда, после роковой войны, с заботой и трепетной любовью. Даже спустя шестнадцать лет этого у них не отнять. — Возможно, — неопределённо качает головой Ворон. — Только не плачь. Прошу…       Кажется, всё в его мире становится на места. И шестнадцать лет изгнания, и странная болезнь, и тот крик души от понимания, что ошибка могла быть роковой. И только он виновен в этом. — Прости меня за всё.       Синтия не отвечает ему. Устало вздыхает, чувствуя, как тепло от касаний Ро ей передаётся. Так приятно сразу становится! Почти забывается и правда о том, что было совсем недавно. А может, это и не так важно, когда уже всё-всё хорошо. И любимые дети рядом, живые, невредимые, и Ро тут, такой милый и родной, пусть и ведущий ранее себя как козёл; и пуля была милосердной — она пролетела мимо и не оборвала ещё чью-то жизнь. Всё плохое позади, а впереди — новые обещания, пути и вихри судьбы. — Ей лучше? —тихо интересуется Авриль, боясь подойти ближе. Вдруг станет хуже, вдруг всё изменится и обрушится, как стены старых домов? Король кивает и тут же объявляет: — Мы вернёмся домой, – решение обезопасить вновь обретённую пару приходит мгновенно. Так будет лучше не только для прекрасной и хрупкой Синтии, но и, видимо, их детей, которые даже имени его не знают. Надо исправить, представившись. — Меня зовут Ро, я Король Воронов… — Знаю, — перебивает его дочь. — Я знаю всю историю. Меня зовут Авриль. — Она едва заметно улыбается. — Моего брата – Катрей. — Красивые имена, — с улыбкой говорит ей Ро, взяв Королеву на руки и тут же сам поднявшись. Ворона не сопротивляется, слишком устав от событий сегодняшнего дня и неожиданных поворотов судьбы. Лишь прижимается сильнее к своему мужу, облегчённо вздыхая, вновь доверяя ему. Теперь ведь всё будет иначе… — Нам надо спешить! — сообщает он, поворачиваясь к открытой двери. Зеркало-портал находится в соседнем кабинете, можно было бы и не торопиться, если бы он мог не закрываться ещё некоторое время.       Однако «дверь» в другой мир достаточно скоро закроется, от того им и надо спешить. Благо, дети понимают это и, не задавая вопросов, идут следом за родителями. Через несколько минут они доходят до нужного кабинета, потом проходят внутрь и видят большое старинное зеркало — их истинный путь домой. Сначала в стеклянную гладь ступает Ро, по-прежнему заботливо держа Синтию на руках, а потом Авриль и Катрей.       После зеркало закрывается и снова становится лишь простым интерьером. Никто не заметит частичек волшебства, обречённости и новых переплетений судеб, что остались навеки в том ужасном мире. Это больше неважно. Это больше ничто — всё позади, далеко-далеко, где им уже никогда не бывать. Стоит Королевской чете Воронов ступить в своё царство, как их тут же ослепляет кристальный свет звёзд и радостные крики подчинённых: — Да здравствует Король Воронов Ро! Да здравствует Принцесса Воронов Авриль! Да здравствует Принц Воронов Катрей! Да здравствует Королева Синтия Нокс!..