Стабильность вторична

      — Парни, ну вы даёте!       Звук проносится по всему павильону, заставляя всех обернуться. Паша бежит с какой-то папкой в руках, пытаясь при этом поправить свой синий и явно короткий ему пиджак. На его лице написано явное восхищение, а то не вышел бы он из своей уютной комнатки, откуда смотрит на все через экраны. Бо́льшей частью управляет Стас, что Добровольскому-то тут делать. Но, видимо, сегодня у него явно хорошее настроение.       Он подбегает к немного запыхавшимся актёрам, по пути скидывая все, что было в руках, на чье-то кресло. Шеминов, сложив руки на груди, немного раздражённо смотрит на этот цирк, потому что «ну работать надо уже, заканчивай!». Павел кладёт ладони на плечи мужчин, одобрительно кивает и улыбается во все тридцать два зуба.       — Вот это игра! Что случилось за это время-то? — он смотрит то на Арсения, чьи губы немного покраснели от недавнего поцелуя, то на Антона, который неуклюже переминался с ноги на ногу, смущаясь. — Прошла всего неделя, а вы словно заново все курсы в театральном прошли. Какие чувства, какие эмоции!       Паша бы и продолжил их хвалить, если бы не подошёл такой вечно угрюмый и уставший Стас, который агрессивно поправляет часы, поглядывая на время.       — Вы знаете какой час? — резко встревает в разговор сценарист, сильнее натягивая на лысину чёрную кепку. — Нет? А я вот знаю. Время снимать четвертую сцену на природе, до которой нам, между прочим, ещё доехать надо!       Все смотрят на Стаса, как на самого разумного здесь, потому что ведь прав. Они отсняли сегодня все быстро, но это не значит, что по домам они разойдутся раньше. Времени терять не стоит, так как неизвестно, сколько продлится съёмка у речки. Да, по сценарию персонажи Арса и Шаста должны буду сорваться туда после окончания дела. Ну, как, дело они не раскроют, будут лишь так думать. Это, знаете, такая проходная серия, в которой все хорошо. До конца сериала всего две серии, не считая этой, так что эта самая сцена на природе безумно важна.       Съёмочная группа собирает опературу, убирая всё в вагончик на колёсах, в котором все и поедут (некоторые отправятся на личных машинах). Вообще, там нужны будут только гримеры, Стас, операторы и Попов с Шастуном. Много красивых кадров — мало смысла. Антона с Арсением отпускают, пока Шеминов начинает орать, как резаный, потому что «времени у вас дофига, а у меня дома жена беременная вообще-то сидит!». Хороший, все-таки, мужик он, только нудный.       Как только парни собрались уйти в свою гримерку, к ним подошёл Серёжа, который сегодня тоже присутствовал на съёмках, но его отпускают домой, в отличии от этих двоих. Он криво им улыбается, потому что устал сегодня делать это наигранно. Ну, актёр, сами понимаете.       — Ну че, поздравляю, — начал он, все по-прежнему без доли эмоции на лице. — Я бы улыбнулся, но лицо пиздец болит.       Мужчина поднимает уголки губ указательными пальцами, и актёры смеются с этого, как дети. Серёжа выглядит как агрессивный хач, хотя на самом деле он миленькая маленькая булочка с хвостиком. Хоть и отпиздить за друзей может.       — Да ладно, нас всего лишь Паша похвалил, — Антон отмахивается, словно это происходит каждый день.       — Да ну тебя. Ладно — это когда он первые дни за нами бегал, чтобы мы сниматься стали. А после засел в своёй этой комнате и сидит.       Честно, Матвиенко был удивлён. «Всего лишь Паша похвалил! Ну пиздец у тебя самооценка!» — думает кареглазый, но не говорит в слух, лишь странно поглядывает на длинного. Арсений же, почему-то, молчит. На его лице ни на секунду не мигает улыбка.       — Эй, Попов, ты чего?       — Ты мне?       Обе пары глаз уставились на брюнета, пока тот испуганно открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но это не так легко, когда ты не слышал вопроса.       — Да-а, ясно все с тобой, следователь хренов, — мужчина махает на него рукой, поворачивать к Шасту. — Ты это, в речку его окуни, для трезвости. Не бухаешь ли ты без нас случайно, Арсений Сергеевич?       Прошло всего полтора месяца, а Серёжа из сопливого фаната, который мечтал просто поговорить с Арсением, теперь стал его близким другом, да ещё и шутить над ним смеет! Матвиенко — удивительный человек. Правда, с девушками ему не везёт, но это ничего. В свой тридцать один год он ещё безумно активен и красив, готов подлетать с глупыми подкатами буквально к каждой девушке на вечеринке. Арсению Сергей симпатизирует конкретно, потому что у него особо друзей-то никогда и не было, а тут этот забавный армянин, которому можно рассказать все что угодно, подкупив перед этим водкой.       Когда Попов отлип окончательно, Матвиенко оказался уже в конце коридора, идя спиной к выходу и прощаясь движением правой руки от виска вверх. Это снова заставило парней улыбнуться, а после они, как и хотели, направились в гримерку.       Надо было переодеться в свою одежду, потому что для съёмки им дадут её уже на месте, чтоб не мялась и не пачкалась. Арсений неторопливо снимает с себя футболку, даже не отворачиваясь от Шастуна, который уже снимает штаны и оказывается в одних темно-синих боксерах. Попов даже забывает, что делал до этого, и почему на Антоне так быстро появляется новая одежда, которая скрывает такой привлекательный едва видный живот с несильно выпирающими рёбрами. А что уж тут говорить о тазовых костях, с которых немного сползла резинка трусов, когда Шаст тянул джинсы вниз. Если бы не взгляд зеленых глаз, который с нескрытым удовольствием смотрит на залипающего на него Арса, тот бы так и стоял с поднятым краем футболки, забывая, как дышать.       Если вы спросите, нравится ли Антон Попову, он ответит, что да. Его тело, которому Арсений завидует, его характер, который в разы лучше поповского, его всё. Потому что он — лучше. Лучше во всем, ведь, как минимум, не начинал встречаться с другим человеком лишь из-за порыва отомстить. «Ну вот, снова всё свелось к этому», — вздыхает голубоглазый, наконец переодеваясь. Шастун хороший, безумно хороший, и Арсений в этом убеждается с каждым днем все больше и больше. Но кто-то должен пострадать, такова жизнь.       — Пялился на меня, извращенец? — не успевает Попов и головы поднять, как его тут же прижимают к стене.       Руки Антона лежат на его бёдрах, а большие пальцы поглаживают кожу через ткань. Лицо его максимально близко, а взгляд хищный до невозможности. Брюнет стоит и боится что-то сделать: сердце барабанит как бешенное. Вообще, дверь у них открыта, так что кто угодно может зайти и увидеть эту картину. Но знаете, это их не особо волнует.       — А что, если да? — продолжает играть с ним Арс, отвечая с такой же усмешкой.       — Да ничего, просто хотел узнать, что не только я один пялюсь на раздетых мужиков, — Шастун улыбается по-детски, словно признался только что в какой-то шалости. А у Арса в груди от этой улыбки все сгорает нахуй.       Попов «встречается» с Антоном уже больше недели, но все эти правила по типу «держись дальше, не трогай, не смотри вообще на него» не работают от слова совсем. Шастун лезет как кошка, которую только-только приручили, и она стала доверять. Это все безумно бесило, но не тем, что противно, а тем, что приятно. Ух ты, так давно о Попове не заботились, что ему уже приятны ласки левого парня. «Пиздец», — думает Арс, но по-прежнему ничего не делает.       — Целоваться будем? — игриво спрашивает Антон, выводя мужчину из своих мыслей.       — Ну-у-у, даже не знаю…       Не успел Попов договорить свою саркастическую речь, как Шастун впился в его губы своими. Поцелуй был странным, но при этом и каким-то особенным: Антон, улыбаясь, на секунду прерывал поцелуй, а потом снова просовывал язык в рот к Арсу. Попов до конца старался себя убедить, что ему это не нравится, и делает он это лишь для прикрытия, да и вообще «это репетиция, ничего не знаю!». Но все эти отмазки уходили на второй план, когда Арс горячо дышал через рот, ожидая нового поцелуя Шастуна.       — Ладно, нам уже пора, — легко отстраняется Шастун, когда слишит за дверью голоса.       Он просто поправляет смятую под рукам Попова одежду и отходит, пока Арсений стоит у стены, а его взгляд затуманен. Антон лишь смеётся с этого, щелкая перед ним пальцами.       — Поехали, Сень.       И брюнету стоит крикнуть тому вслед, чтобы он больше его так не называл, но не может. Из уст Антона это сокращение звучит по-особенному и вообще не раздражающе. Арсений берет свою барсетку, крепит её на пояс и выходит чуть позже младшего.

***

      Съёмки прошли довольно удачно, несмотря на то, что пришлось снимать все с первого раза. Закат так красиво смотрелся в кадре, что играть нужно было по максимуму, в один дубль. Да, конечно, можно его добавить позже в монтаже, но натуральный в сто раз лучше. Парни сыграли идеально, Стас даже сказал им пару раз, что они не такие бездарные, как он думал.       Солнце окончательно село, сцены были засняты, а съёмочная группа собиралась вернуться в павильон и от него разъехаться по домам. Все сели по машинам и вагончикам для съёмок, лишь Антон продолжал стоять и смотреть вдаль, где буквально полчаса назад горело солнце. Как только оно село, ветер стал в разы прохладнее, забираясь под одежду и заставляя мурашки разойтись по телу. Но зеленоглазой любит это: он давно не был на природе. Ему приятен этот лёгкий холод и едва слышный гул птиц.       — Шаст, ты чего? — сзади послышался голос Арсения.       Антон, и не думая разворачиваться, тепло улыбнулся.       — Красиво.       Арсений глянул на вид перед собой, но его ничего не восхищало (ну, может чуть-чуть Антон, но это не точно). Позади кричал Шеминов, явно ожидая этих двоих, но Антон так и не сдвинулся с места.       — Поехали, Антон, нас ждут, — устало произнёс мужчина, надеясь, что его послушают.       — Давай убежим.       Реакция Арсения не заставила себя ждать.       — Чего? — его лицо выражало удивление: брови подняты в немом вопросе, губы немного приоткрыты, и лишь в глазах застыла смешинка.       Шаст обернулся и тут же одарил мужчину своей мечтательной улыбкой. У Антона бабочки в животе от этой атмосферы, хочется продлить этот момент. Хочется взять Арсений за руку и броситься бежать. Не важно куда, главное с ним. И пусть им будут кричать в след, и пусть его дома ждёт Ира, и пусть грязь под ногами будет пачкает одежду — пусть.       — А ты не хочешь? — вопрос Антона застает голубоглазого врасплох. Он пытается взвесить все за и против, понимая, что это глупо, но произносит совсем не то.       — Хочу.       И это честный ответ, который был сказан душой, а не мозгом. Он оглядывается назад, и, пока никто не смотрит на них, хватает парня за руку, начиная бежать. Они бегут вдоль реки, по кустам и мокрому песку, из горла вырывается смех, смешанный с криком радости и наслаждения. Ветер бьёт им в лицо, путая волосы, а огни машин и камер остаются позади, за покровом зелёной листвы. Кроссовки у обоих промокли насквозь, а штаны ниже колена в грязи и траве, хотя это им не мешает.       Когда они добегают до какой-то деревушки, которую они проезжали на машине, то ноги от приятной ноющей боли предательски сгибаются. Антон падает и валит на себя Арсения. Смех разносится по всей недополяне, где они оказались. Шастун пытается подняться, но лежащий на нем груз мешает. Как только они перестают хихикать, Антон устремляет взгляд в голубые глаза, видя в них искры. Арс, сам не понимая почему, сокращает расстояние между ними до минимума, и едва касается своими губами его, по детски чмокая.       — Слезай! — воет Антон, наигранно морщась от боли. — Ты жирный!       — Эй!       Они снова начинают смеяться, но Арсений все-же поднимается на ноги, отряхивая пострадавшую из-за их побега одежду. Руки сами тянутся помочь Антону, что Арс и делает. Пара осматривает сначала себя, а потом и местность. Это и правда деревушка, в которой по-домашнему горят окна домов, и где-то даже слышен вой собак. Место возвращает в детство, в лето к бабушке на дачу.       Хоть обоим тут и нравилось, но холод постепенно давал о себе знать, полностью не давая парням чувствовать пальцы ног.       — Ладно, сейчас позвоню Стасу, нас заберут, — как только Попов начинает лазить по карманам, его глаза округляются.       — Ты чего?       — Телефон в барсетке, — нервно выдыхая, говорит он, ходя по кругу от нарастающей тревоги.       — Мой в фургоне.       — Ну приехали.       Был, конечно, вариант вернуться обратно, но наступающая темнота не давала видеть ничего, кроме ближайших десяти метров. Да и дороги они не помнят, лишь то, что бежали вдоль реки, а потом свернули. Пока Арсений паникует все больше и больше, у Антона в голову приходит гениальная идея.       — А давай сходим туда, — он указывает на ближайший к ним дом, в котором горит свет, — и попросим позвонить.       Брюнет несколько секунд думает, а потом, полностью успокоившись, кивает.       Они молча направились к дому, идя через высокую траву. Их пальцы уже по инерции сплелись, давая хоть какое-то тепло. Деревянный дом со слезшей голубой краской оказался уже перед носом, и первое что заметили парни, так это то, что заборов тут не было. Видимо, люди тут все друг друга знают и доверяют. Они обошли дом, поднялись на крыльцо, замечая впереди дома множество прекрасных клумб с цветами. Антон немного мнется перед дверью, пока за место него не решается постучать Попов.       Сначала за дверью стоит полнейшая тишина, словно дома никого нет, но уже через пару секунд слышится старческий голос:       — Людка, это снова ты что ль?       Как только дверь открывается, актёры видят хозяйку дома: старенькая женщина на головы две, а то и три ниже ребят, в жёлтом сарафане в горошек и с милым пучком седых волос на голове. Она поднимает свои каре-серые от старости глаза на молодых людей, а после охает. Как только они хотят представиться, а после и попросить мобильный, женщина, ни слова не говоря, затаскивает обоих в дом, закрывая позади дверь.       — Голубчики, ну как так можно, а! — она бегает по прихожей и что набирает в руки, пока Антон с Арсением стоят в полном непонимании. — Ну что встали! Давайте-давайте, проходите на кухню!       Парни молча переглянулись, а позже сняли мокрую обувь, которую женщина сразу же куда-то понесла. Они неспеша прошли по теплому ковру, рассматривая дом. Вокруг были цветы в горшках, а на стенах висели то картины, то фотографии в черно-белых цветах. Кое-как они добрались до кухни и уселись на деревянные табуретки у стола, ожидаю хозяйку.       — Во, глядите, что нашла, — она кладёт на стол пару широких штанов и пару тёплых вязаных носков, — это у меня на случай, если внуки куда-то влезут. И вот, пригодились!       — Извините, бабушка, нам нужно всего лишь позвонить, спасибо… — было начал Арсений, как его настырно перебили.       — Ага, ещё чего придумал? Надевайте, а то заболеете ещё!       Антон посмотрел на брюнета, а потом, мягко улыбаясь, взял штаны.       — Ну вот, молодец. И ты давай, за дружком своим повторяй, он у тебя смышленней! — женщина хихикнула, пока Попов в ступоре смотрел на её спину, когда она что-то начала делать у плиты. Антон нервно старался сдержать смех, надевая штаны и носки на голые ноги. Мокрые и грязные уже лежали рядом.       Когда парни были переодеты и каждому был выдан вязаный плед, бабушка наконец доделала им чай, ставя его на стол.       — Ну что, ребятня, вы откуда такие модные и красивые? — садясь рядом, спросила она, поправляя свою причёску.       — Мы из Москвы, на съёмки приехали и немного решили округу посмотреть, — первый начал Антон, не имея и капли стеснения.       — О как! Кино что ль снимаете? — оба кивнули. — Классно-то как! Я в детстве мечтала сниматься в фильмах.       — Снялись? — поинтересовался старший.       — Не-а, Вовку встретила, и вместе с ним на инженера махнула, — она мечтально посмотрела перед собой.       Молчание на этой кухне не казалось каким-то неловким, а наоборот. За окном были слышны сверчки, из другой комнаты монотонно шумел телевизор, а совсем рядом гудел холодильник.       — Нам надо идти, извините, бабушка, — резко начал Арсений, уже собираясь вставать, как его схватили за кисть.       — Анна Григорьевна, а не бабушка. Я же не так стара! И куда ты собрался, а, голубчик? Время видел? — мужчина сел обратно. — Давайте, допивайте чай, я вам в комнате постелю.       Попов снова хотел возразить, но тёплый взгляд Антона его остановил: парень так смотрел на женщину, словно его вернули в детство, которого он когда-то лишился. Арсений решил не портить эту атмосферу. Да и вообще, Анна безумно милая женщина, которой хочется верить. Актёр не настолько параноик, чтобы бояться такого человека.       Через минут пять бабушка отвела их в комнату, где стоял один большой диван с двумя подушками и одеялами (да, те самые колючие одеяла). Она сказал им располагаться и чувствовать себя, как дома, а сама ушла на кухню мыть чашки. Парни правда были сонные, поэтому молча легли на диван, снимая из-за холода лишь кофты. Они, как малые дети, хихикая залезли под одеяла, прижимаясь друг к другу, стараясь согреться. Арса перестало волновать, что они в чужом доме, что их, наверное, ищут, или то, что сейчас в любой момент их может увидеть хозяйка. Ему было плевать, когда он лбом упирался в чужое плечо, чувствуя, как сон медленно накрывает его с головой.       Как только брюнет засопел, вслед за ним уснул и Шастун. Анна Григорьевна тихо заглянула в комнату и тепло улыбнулась, при виде таким мило спящих парней, и ушла, прикрыв за собой дверь.

***

      Как необычно, когда утром тебя будит не будильник, а крик петуха и яркое солнце, которое с легкостью проходит через прозрачный тюль. Немного потянувшись, Арсений случайно стукает локтем Антона по лицу, от чего тот тут же морщится. Вот это романтика с утра.       — Попов, ты придурок? — хриплым спросонья голосом произносит зеленоглазый, отворачиваясь от мужчины.       Его тут же обнимают сзади, и он забывает лёгкую обиду. Нежиться в тёплых объятиях, конечно, супер, но нельзя долго напрягать бабушку, которая, кстати, уже чем-то гремит на кухне. Антон, приподнимаясь на локтях, быстро целует Арса в лоб, а после встаёт, подтягиваясь. Шаст случайно натыкается взглядом на тапочки, которые, видимо, принесла Анна Григорьевна, и тут же их надевает.       Арсений встает следом, подходя к немного грязному и пыльному окну, рассматривая задний двор, в котором прекрасно расположились большие двойные качели, множество дорожек из камня и парник. Попов облизнулся, вспоминая вкус бабушкиных свежих огурцов, которые та вечно подавала к обеду. От воспоминаний его отвлек скрип двери.       — О, вы уже встали, — улыбнулась заглянувшая в комнату женщина. — Пойдёмте, я вам булочки испекла.       Актёры, не долго думая, отправились за ней, чувствуя всем телом тепло, которое буквально ходило по дому. Окна, которые находились в каждой комнате, впускали лучи света, заставляя их отражаться зайчиками от зеркал. На улице слышится смех детворы и лай собак. Все казалось безумно чудесным. Это вам не город, в котором на улицах только выхлопы машин, алкаш дядя Витя под окном и музыка из колонок после двенадцати ночи, не дающая заснуть.       По всей кухне разносился запах свежей выпечки и сладкого чая. Парни сели на все те же табуретки, пока Анна раскладывала булочки по тарелкам и переносила кружки на стол. Они честно пытались помочь, но женщина все время отказалась, потому что «я что, беспомощная?».       Когда все троя сели за стол и начали завтракать, Анна не умолкая рассказывала истории из жизни. То про своего покойного жениха, который был бездельником, то про дочку с сыном, который перестали к ней ездить, то про внуков. Каждый её рассказ вызвал смех, и Антон вечно давился чаем. Булочки и правда были вкусные, но Арсений спросил, почему же в них нет изюма, на что получил такой ответ:       — Я не больная, чтобы правда портить булочки каким-то сушёным виноградом.       Когда завтрак был уже поглощен, парни и сами стали рассказывать о себе. Они рассказали о съёмках (не упоминает о том, что играют геев), о вредном Стасе, и о том, как решили на все забить и сбежать, как малые дети. Бабушка смотрела на них с вечной улыбкой, иногда вставляя свои слова и вопросы.       — А девочки у вас есть? — хитро, даже по лисьему, улыбаясь, спросила та.       Парни переглянулись.       — У меня есть, Ира зовут, — немного поникшим голосом ответил Антон.       — Ирочка, хорошее имя. А у тебя, Арсюша, есть невестка?       Мужчина помотал головой, даже не думая, почему захотелось рассказать об Антоне.       — Ну, смотрите мне, мальчики, — она подмигнула им, вставая из-за стола, — я ведь не слепая ещё.       Этот явный намёк заставил Шастуна покрыться румянцем, а Арсения закашлять. А вот Анна просто, словно ничего такого и не сказала, начала мыть тарелки, напевая какую-то советскую песню под нос.       Они пробыли у Анны Григорьевны ещё несколько часов, за которые успели сильно сдружиться с женщиной, погулять по окрестностям и осмотреть буквально каждую клумбу с цветами. Пока бабушка читала какую-то книгу в очках, легко покачиваясь на качелях, парни и правда ходили туда-сюда, впечатляясь такой красоте. Правда, садовые гномы пугали Антона, потому что, как он думал, они оживают ночью и следят за тобой со двора. Это заставило Арсения лишь смеяться. В общем, да, было весело.       Когда наступило время обеда, а женщина мило позвала их за стол, актёры стали задумываться о том, что пора домой. Тут прекрасно, хорошо, свежо, но работу никто не отменял. Тем более, их наверняка ищут. Поэтому, съев с особым аппетитом солянку с солёными огурцами вприкуску, они поспешили позвонить со старого кнопочного телефона хозяйки дома Паше (только его номер Арс знал наизусть из всех), прося вызвать им такси. Конечно, Павел на них наорал, но машину все-таки вызвал.       Через десять минут такси уже ждало их у шлагбаума при въезде в посёлок. Они вышли из дома вместе с Анной Григорьевной, обнявшись по очереди с женщиной. Та чуть ли не проронила слезу, когда парни махали ей рукой уже в нескольких метрах от её участка.       — Приезжайте ещё, голубчики! — напоследок крикнула она, а актёры пометили себе, что и правда когда-нибудь заедут.       Пока они шли по прямой, но не забетонированной дороге, повсюду слышались детские крики и разговоры. Посёлок жил своей жизнью, заставляя их проникнуться этой атмосферой еще больше. Когда машина такси была уже в поле зрения, настроение парней испортилось. Хотелось гулять тут до самого рассвета, который они видели вчера. Хотелось снова прийти на берег той речки, расстелить плед и сидеть, слушая звуки природы. И без камер. С Антоном. Да, вот так.       Они сели на задние сидения машины по разным сторонам, поздоровались с водителем и назвали адрес, чувствуя, как двигаются с места. Вдалеке мелькает домик добродушной бабушки, которой Антон напоследок улыбается, а после деревня сменяется лесом, пока они не выезжают на крупную трассу.