Осколки. История первая

То, что делает Глейхенгауз - вообще-то, банальное подглядывание и ничем не мотивированное любопытство, но он все равно наблюдает, не отрываясь. И даже подходит чуть ближе к низкому креслу в холле, где ждет Этери. В кресле сидит Женя. У нее в руках большой планшет. На планшете запись ее собственного показательного номера, сделанная на сегодняшней тренировке для приглашенных гостей чемпионата. Музыку Даня не слышит, но он и так знает, под какую песню будет кататься Медведева. Отдельные связки он успел посмотреть на тренировках, а вот целиком программу только сейчас на планшете. Удивительно сильный и нежный номер, построенный весь на плавных скольжениях и сходный с полетом большой сильной птицы. Такую программу могла придумать только Этери, стиль виден в каждом движении. Но так, как ее исполняет Женя, пожалуй, вряд ли кто-то еще мог бы. Чисто и точно, не разрушая замысла создателя ни в одном жесте. Даниил, конечно, видит в программе больше, чем обыватель, от этого у него щемит сердце красотой постановки и исполнения, но даже он не понимает до конца всей глубины того, что создается на льду. И это тоже тревожит, но совсем иначе, так беспокоит мысль, что есть в чувствах дорогого тебе человека места, куда даже ты не попадешь никогда. А Женя туда попадает, там обитает, этим и в этом живет. Есть что-то, в чем Медведева навсегда ближе его Эр. И это не изменить. Слишком долго они были вместе, слишком многим пересеклись и переопылились, слишком многое знают друг о друге, даже не произнося вслух это знание никогда не оформляя его в мысли. - А вам, Даниил Маркович, никто не говорил, что подглядывать нехорошо?- вдруг раздается снизу голос фигуристки. Глейхенгауз и не заметил, что подошел почти вплотную, настолько увлекся ее катанием. Наверное, в другое время Даня бы смутился этими словами, но сейчас он слишком раздерган состоянием Щербаковой, слишком многое пережил во время короткой программы, видя, как неумолимой опорой стояла Этери и тонко настроенным приемником на нее жила на льду Аня. Сейчас, когда он смотрит в планшете на плавное широкое скольжение Жени, хореограф просто не может скрывать то, чего он совершенно не мог понять в 2018. - Вы ведь по-настоящему близкие люди. Такое чувствование у кровных родственников и то не найдешь. Я видел вас четыре года до, я вижу вас сейчас. И это всегда было больше, чем тренер и спортсмен. Ведь ты же ее даже любила, я не знаю, и любишь, наверное! Как же ты могла поступить с ней так жестоко и безразлично? Неужели это “золото” олимпиады стоило того, чтобы ее настолько больно и долго наказывать? У Жени есть, что ответить этому лезущему не в свое дело и не в свои отношения человеку. По крайней мере сейчас и для него - точно есть. Но прямо по направлению к ним идет Этери Георгиевна, а значит ответ имеет смысл отложить на будущее. Она лишь бросает злой взгляд по адресу хореографа и снова углубляется в очередной просмотр программы. Этери почти невесомо потрепала Женьку по макушке, заглянула в планшет и заметила: - О! Отсняли. Сейчас посмотрим вместе,- тут же обернулась к Дане и протянула ключи от каршерингового авто,- Я поставила на прогрев. У нас минут пять-семь. - Я за водителя?- удивился Глейхенгауз,- Почему? - Этери Георгиевна плутает в незнакомых местах,- улыбнулась Женя. У ее тренера был тот самый чисто женский пространственный кретинизм, который полностью не искоренялся никакими навигаторами. Обычно это ровно ничему не мешало, но если приходилось пускаться в путешествия по новым местам, Тутберидзе нервничала и предпочитала сама не садиться за руль. Эта особенность никогда и нигде не озвучивалась, но за десяток с лишком лет чего только не узнаешь о человеке. Втроем они снова углубились в просмотр “Эха любви”. Женя отдала один наушник Этери, но та тут же передала его Глейхенгаузу. Ей нужен был сторонний взгляд. А сама она и без того отлично помнила все акценты по мелодии. Указания на технические огрехи, проводимые из-за спины Медведевой сменялись короткими профессиональными консультациями у нее над головой. Практически все время Этери либо склонялась через спинку кресла почти вплотную приближая свое лицо к лицу девушки, разглядывая детали, либо придерживала ее ладонью за плечо, пока разговаривала с Даней. В чем Глейхенгауз был прав, так в том, что они с Этери Георгиевной и впрямь близкие люди. Что тренер не знала про нее? Да практически все знала. Тренер вообще знает очень много о своих спортсменах: от размера одежды и обуви, включая, простите трусы и бюстгальтеры до всех болячек и цикла месячных. И, конечно, кто и что ест, пьет, какие фильмы смотрит, о чем мечтает и даже, успел ли влюбиться. Рано или поздно тренер узнает обо всем. И чаще всего в этих знаниях нет ничего, кроме утилитарной необходимости полноценно работать со спортсменом. Что знала Женя о своей любимой Этери? Знала размер обуви. Это нетрудно. И что каблук не носит, комплексует из-за роста - знала. Теперь могла прикинуть размер одежды, когда надевала ее пальто, утопая в нем. Знала, что между белым и красным вином Тутберидзе предпочитает красное. Знала, что любит романтические комедии с такой же как она сама солнечной и кудрявой Джулией Робертс. Чего Медведева никогда не знала - как ее тренер плачет или пугается. Вообще, чего боится эта хрупкая и сильная женщина? От чего она страдает? Что ее ранит? Эти вопросы никогда не возникали. Ведь это Этери Георгиевна. Всегда собранная, сильная, разумная, бесстрашная и прекрасная. Она просто не бывает другой. Рассказывая о замечательной атмосфере Крикет Клаба, разве думала Женя, что это может смертельно ранить жестокую и красивую Этери Георгиевну, которая так безразлично и честно поменяла ее любовь на здоровье и силу Алины? Нет, Женя просто показывала обиженно язык и демонстрировала, что ее жизнь удалась на сто процентов. Когда не отвечала на сообщения, считала ли она, что тренер будет переживать или волноваться? Нет, конечно. Она просто избегала неприятных и болезненных соприкосновений с той, кто все время напоминал ей о поражении и потерянной мечте. И когда не выразила соболезнования о смерти матери, в этом не было желания ударить побольнее, а была детская обида и боль уверенности, что никто ее соболезнований и не ждет. Может быть, Глейхенгауз, каким бы неправм он ни был, в чем-то был все-таки безусловно прав. Над планшетом вместо пяти минут они провели не меньше 15, когда Тутберидзе поняла, что того и гляди увязнет окончательно в любимых разборах, а ждать ее часами там, куда они поедут, точно не будут. И прервав обсуждение, заторопилась на выход. А шапка?- удивился Даня, глядя на тотал блэк, который остался неизменным с показа короткой программы. Шапки у Этери не было. Она хотела отмахнуться, но хореограф лишь вздохнул и извлек из кармана куртки тонкую вязаную шапочку-унисекс. Тутберидзе удивленно повертела это изделие, которое вообще никак не гармонировало с ее стилем. Но в ответ на ее колебания Даня сразу сказал: - Даже не вздумай! Это тебе не Москва! Отморозишь уши и не заметишь! - А ты тогда как же без шапки?- попыталась возразить женщина. Хореограф еще раз вздохнул, вмещая в свой вздох всю печаль еврейского народа, и вынул из второго кармана куртки еще одну такую же невнятную вязаную шапочку. И тут стало ясно, что от жуткого изделия не отвертеться. Одним движением Этери собрала волосы в пучок и натянула сверху то безобразие, которое ей подсунул Даня. Глейхенгауз демонстративно натянул свою шапку и они двинулись к выходу. Женя с любопытством смотрела на этот тандем, в котором ее тренер, надевшая безропотно дурацкую шапочку, стала вдруг настолько другой, что почти незнакомой женщиной, а давно знакомый хореограф вдруг оказался удивительно эффективным переговорщиком, и думала о том, что ей никогда не пришло бы в голову захватить для Этери Георгиевны вторую шапку. Она даже не поинтересовалась, как та добралась без пальто до “Хрустального” в тот памятный день. Пожалуй, стоило призадуматься над вопросами Даниила. **** - Так куда мы все-таки едем, Эр?- поинтересовался Даня, проложив на навигаторе маршрут до адреса, который назвала Этери. - К Гудвину, который даст нам силы для Ани,- ответила ничуть не более понятно Этери. - Есть какие-то возможности ее восстановить до разумных кондиций?- удивился мужчина. - Попробуем добыть волшебное зелье,- так и не вышла из сказочных ассоциаций Тутберидзе. - А просто заказать его в гостиницу было нельзя?- Глейхенгауз мягко повернул в очередной спуск, углубляясь от центра города. - Ага, у них служба доставки не работает,- неопределенно хмыкнула блондинка. Они все глубже въезжали в какие-то промышленные районы города, удаляясь от цивилизации и центра одновременно. - Ты бы как-то поподробнее меня просветила, а, Эр?- не выдержал наконец хореограф. - Данечка, ты знаешь, чем мы с тобой занимаемся?- вдруг задала совсем странный вопрос Этери. - В смысле вообще или сейчас, или о чем ты?- не смог вникнуть Глейхенгауз в вопрос. - В смысле, приходя каждый день на работу, вывозя детей на старты и все остальное,- пояснила женщина. Видимо, меньше всего Даниил ожидал настолько странного захода в тему, которую просил пояснить. Этери не пыталась экзаменовать своего ситуативного водителя, поэтому продолжила, не дожидаясь ответа: - Так вот, Даниил Маркович, пока мы с вами честно делаем свою ежедневную работу, кто-то кое-где у нас порой рассматривает результат нашего труда в качестве разменной карты и оружия пропаганды в больших политических играх. Это понятно? Понять это было нетрудно. Зачем иначе государству вкладываться в спорт высших достижений, если ничего с него не иметь. - А там, Данечка, где идут игры такого уровня, всегда есть то, чего нет. И сейчас мы едем с тобой туда незнамо, куда и будем просить то, незнамо - что, о чем пока никто не знает. - То есть мы о допинге?- скосил глаза на начальницу хореограф. Этери весело рассмеялась: - А вот это в больших играх самое смешное: допинг, господин Глейхенгауз, да будет вам известно - то, что названо допингом и висит в списке запрещенных препаратов. Так что допинг - это мельдоний. А то, за чем мы едем, не допинг. Этери умела взрывать системы изнутри и понимала всю иронию того, с чем имела дело. Безобидный милдронат, который поможет сердцу восстановиться после сверхнагрузок и поддержать метаболизм, она не может дать своим спортсменкам, а вот то, за чем они сейчас едут в промзоне Челябинска, можно употреблять до того момента, пока не будет найден способ отлавливать все это в организме спортсменов. Однажды, конечно, то, что сегодня они введут Щербаковой, будет обнаруживаться, получит свой код в списке запрещенки и навсегда останется в результатах пробы Б, если ее кто-нибудь решит вскрыть и проверить, что там с допингом у прекрасной чемпионки Щербаковой, задним числом. Но пока можно все. Лишь бы Аня дышала. Автомобиль затормозил у очередного серого здания без видимых опознавательных табличек. Суда по маячащему на крыльце в полумраке и свете фонаря человеку, их уже ждали. Блондинка снова закрутила волосы, натянула дурацкую шапку, перекинула через плечо сумку и направилась в сторону ожидающего человека.