Осколки. История первая

Кто говорит, что нет акклиматизации внутри страны, тот врун и зараза. Сухой и холодный Челябинск их убивает. Убивает надежду на лучшее. Убивает надежду на то, что Аня справится. Они хором начинают ненавидеть этот отвратительный морозный город. Даня от всей души находит песенку, которая полностью соответствует его ощущениям от места: В этом городе воздух меняет окрас: Он то вдруг фиолетов, то зеленоват. Это чудо спонсирует химкомбинат. В остальном город сер, как тюремный бушлат. Только с редких, да метких рекламных щитов, Улыбается гражданам их депутат. Умом все трое понимают, что бедной столице Южного Урала достается совершенно ни за что, что душа требует хоть какого-то выплеска тревоги и огорчения. Столько стремления, столько труда. И все ради пустоты. Аня падает даже с тройных прыжков. Аня не держит вращения. Аня того и гляди умрет на дорожке, начиная спотыкаться на первой трети. Аню можно только снимать с чемпионата. И тут Аня в очередной раз говорит свое тихое, но непреклонное - ”нет”. Они, кажется, начинают привыкать к этому жуткому ”нет”. И, внезапно, Этери не спорит с Аней. Лишь тихонько кивает и говорит: - ”Нет”, значит - нет. Они продолжают мучение, которое почему-то называют тренировкой. До черноты перед глазами, до запаха нашатырного спирта, который поселился в носу у всех, до тяжело заваливающегося на бортик тела Щербаковой. - Ты не боишься, что она у нас умрет после этой короткой?- шепчет Даня в ухо Тутберидзе. Этери усмехается: - Я боюсь, что она умрет до того, как закончит. Если это произойдет, она себе никогда не простит. - А если не произойдет?- интересуется Глейхенгаузу, подразумевая, что произвольную в таком состоянии выкатать все равно нереально. Этери поворачивает голову и тихо говорит: - А если не произойдет, то вечером мы с тобой поедем продавать душу дьяволу. Точнее я поеду продавать, а ты будешь следить, чтобы продана была только душа и только один раз. Ответ непонятный, но уточнений и пояснений, похоже, не будет. **** Вечер и впрямь мудренее утра. Аня серо-белая, но стоит на ногах, дышит нашатырным спиртом. Его запахом, кажется, пропитался весь штаб. Почти не падает с ног после разминки. Этери черная. Черне брюки, черная мешковатая кофта под черным всегда элегантным пальто. И черная маска, над которой темные как черный кофе глаза. В короткой нет четверных. И впервые это хорошо. У Ани нет акселя в 3,5. И это тоже хорошо впервые. Квадистка с программой без ультра-си - это сейчас гарантия того, что совсем ужасно не будет. Пусть не гарантия, но хотя бы надежда. Перед первыми тактами музыки Аня дышит. С началом мелодии - дышит, ожидая миг первого движения. Пытается найти мышцам хоть сколько-то кислорода. Этери стоит монолитом у бортика, и вокруг нее вибрирует энергия такой силы, что раскидывает мужчин в стороны. Они оба ей сейчас мешают. Мешают держать эту девочку своим взглядом. Неотрывным. Гипнотическим. Осязаемым физически. Синеющие губы заметны уже перед акселем. Что держит спортсменку надо льдом и дает силы набирать скорость, вращаться, прыгать, известно одному богу, Ане и женщине за бортиком, не отрывающей взгляда от девушки на льду. Во время короткой ласточки янтарные глаза зацепляются за карие и питаются, питаются, питаются энергией непроницаемой женщины в черном. Воздуха нет совсем, легкие работают вхолостую, когда начинается вращение. Тело мучительно устало, Тело неуправляемо. Все, что остается - это характер. Именно он заставляет руки, которых не чувствуешь, найти конек и зацепиться в кольцо, а потом мучительно тянуть себя вверх. Где-то за спиной Этери стонет при виде умирающего и нечеловеческими силами спасенного вращения Глейхенгаузу, нервно топчется Дудаков. Силы отданы туда, на лед. Тутберидзе почти не замечает того, что происходит вокруг. Она видит только, как смерть элемента перерождается в жизнь и рост. Щербакова заканчивает финальную дорожку. Этери ослабляет внимание и почти тут же чувствует, как с двух сторон приближается поддержка. На последнем аккорде она откидывается спиной на плечо Дани, и от глаз проступает возраст, который только обостряет слишком контрастный макияж. Маска скрывает большую часть скульптурного лица, оставляя одни глаза. Глаза древней мудрой старухи, которым сотни лет. Аня едва перебирает ногами. Какое счастье, что лед скользкий. И, едва дойдя до калитки, падает на грудь Тутберидзе. Последний шаг со льда они делают вместе. Неразрывные, как всю эту ужасную длинную короткую программу. Фигуристка все время коротко вдыхает-вдыхает-вдыхает из своего тренера такой необходимый воздух и силу. Тренер, держа плотно девушку, грудью в грудь, длинно выдыхает свою силу, чтобы дать ей дойти несколько метров до места ожидания оценок. Конечно, Этери сделает формальную часть своей работы: задаст вопрос о снятии с произвольной. Ну, теперь-то Аня обязана понять, что она ее не докатает до конца. Аня, может, и понимает. Но непреклонное ”нет” остается все тем же. А это значит, нужно уложить ребенка отдыхать и ехать за его мечтой, чего бы та мечта ни стоила.