Любовь вторгается в нашу жизнь, Не ожидая от сердца приглашения, И лишь прикосновения тёплый миг Сотрёт в нас всякие сомнения. ©
____⌘____
Смотрю на тебя сейчас, и не знаю, чем я заслужил тебя. Боюсь шевельнуться лишний раз и пробудить тебя от твоего спокойного сна. Интересно, что ты сейчас видишь в своих сновидениях? Твои ресницы так мягко дрожат, под закрытыми веками видно плавное движение твоих глаз, спокойное, будто наблюдаешь в небе лёгкий полёт птицы. Хотелось, чтобы ты это видел во сне. Лишь полёт, а не кошмары и беспокойные сны. Не могу налюбоваться тобой, хоть вижу тебя уже не один год рядом со мной. Который год держу тебя за руку, преодолевая и дополняя всё, что нам ниспошлёт судьба. Руки… Они у тебя такие аккуратные, мягкие, как у ребёнка, и нежные… Ни одни руки, касавшиеся меня когда-либо, не касались так, как твои. Мои же, возможно, немного грубее, но мне кажется, что твои руки так правильно вписываются в мои. Для меня нет ничего идеальнее в этом мире, чем эта теплота между нами, этот трепет и наши чувства… взаимные. Смотрю на тебя, и не знаю, чем заслужил я тебя… Но я рад, что ты сейчас рядом. Всё ещё рядом, и делишь со мной нашу постель, в нашей маленькой, но вполне себе уютной квартире. Рад, что в самые сложные для нас времена, ты решил остаться со мной, выбрал меня. Выбрал нас. Рад, что могу наблюдать за тем, как ты, даже во сне, любишь меня… Из твоих уст шёпотом оживает моё имя, сквозь сон. И я постараюсь сделать так, чтобы это имя никогда не ассоциировалось для тебя с разочарованием, а лишь со счастьем. Потому что ты этого заслуживаешь…____⌘____
4 года назад
Боже, как же голова болит! Почему так ярко? Вижу свет, но мне не открыть своих глаз. Будто сил нет. Слышу, как вокруг меня суетятся люди, о чём-то меня спрашивают, а я лишь издаю какие-то странные хрипящие звуки. Что вообще происходит? Я не могу встать, тело не слушается, подо мной слишком холодно. Ах да, вспомнил — сегодня дождь льёт как из ведра. Меня поднимают, и я чувствую, что сбоку меня пронзает до жути острая боль, утруждающая моё, и без того, поверхностное дыхание. Кажется, у меня ребро сломанное. Прекрасно... — С ним всё будет в порядке, всё будет в порядке… — слова самоутешения. — Чёрт! Сэм, как я так?! — слышу где-то вблизи по левую сторону от меня, тонкий, взволнованный, но слегка хрипловатый голос, словно спросонья. Не могу понять, чей этот голос — для женщины низковатый, а для мужчины уж слишком мягкий. Посмотреть бы на этого человека, что так волнуется за меня, но мои глаза всё не открываются, как назло. Но я инстинктивно сжимаю эту маленькую руку, ухватившую мою — кажется, всё-таки женщина. — У него тяжёлая травма головы и пару переломов. Но, надеюсь, выкарабкается, — так вот почему я чувствую себя, словно меня танк переехал. — Ему нужна срочная госпитализация, и возможно, операция, — судя по звуку, меня этот самый Сэм завозит на каталке в машину скорой помощи. Тоже надеюсь, что выкарабкаюсь, и эта дорога не моя последняя. — Да, конечно, я понимаю. Я поеду сейчас же за вами в больницу, — и эта рука, державшая мою эти пару минут, отпускает меня. И отчего-то мне не хочется её отпускать. Громкий вой сирены машины скорой помощи раздаётся эхом по кварталу. Уверен, усталые, после рабочего дня, жители вечернего города сейчас мысленно сетуют на этот режущий слух шум, но надеюсь, они не злятся на меня. Мне нужна помощь, ребята, без обид. Снова просыпаюсь. Ощущение, будто заново родился. Понять бы где я, кто я, и какой год на дворе? Дышу сам, но как-то туговато — бандаж и отёк от перелома дают о себе знать. Голова словно раздутый арбуз, тяжёлая. Лицо саднит, губы сухие, пить хочется дико. Ох, и опять этот раздражающий яркий свет… — Реакция есть — уже неплохо, — слышу голос врача по правую сторону, и, судя по голосу, ему уже за пятьдесят. — Состояние стабильное, пока что, будем наблюдать за ним. Остальное дело за его организмом и его силой воли. Если хотите, я могу его передать под Ваше наблюдение, — после небольшой паузы: — Не корите себя за случившееся, Кристиан. Он поправится, вот увидите. Конечно поправлюсь! Да я хоть сейчас бодрячком встану и докажу это. А теперь, док, ну-ка помоги мне встать! — Нет, Вам нельзя вставать, Дэниел, Вы не смо…— последнее, что я слышу, перед тем, как отключиться. Опять этот голос — мягкий, тонкий, беспокоящийся. И да, я запомнил — его зовут Кристиан. Крис…____⌘____
Наши дни
Не хочется вставать. Хочу лежать так, хоть целый день, рядом с тобой и наблюдать за тем, как ты устало сопишь после очередного ночного дежурства. Твоя работа тебя очень выматывает. Вовсе не стабильный график, срочные вызовы и огромная психологическая нагрузка — это всё настолько много для тебя. Не скрою, ты вовсе не щуплый и слабый человек, но даже для тебя это слишком сильно. Слишком сильно ты переживаешь после очередной многочасовой операции. Слишком много людей вокруг тебя, каждый со своими страданиями и болью. Ты любишь свою профессию, и я, правда, горжусь тобой. Ибо во всей этой суете, ты умеешь найти время и место для меня самого — может, не самого идеального в твоей жизни и не самого лучшего на свете человека, друга, партнёра. И, если раньше я думал, что ты со мной просто из жалости, чтобы искупить свою вину передо мной за последствия той самой аварии, то сейчас, я понимаю, что ты чувствуешь то же, что и я. А я, в свою очередь, слишком тебя люблю, хоть и никогда и не мог подумать, что смогу настолько сильно полюбить кого-то, да ещё и другого мужчину. Я, правда, слишком тебя люблю, и ничего с этим не могу поделать, да и не хочу, в принципе. Поэтому, сейчас я оставлю тебя отдыхать, а сам встану на своих двоих, и возьму на себя некоторые бытовые обязанности. Так как ты когда-то взял на себя ответственность за меня, и помог мне встать. Надеюсь, мой невесомый утренний поцелуй в щеку тебя не разбудит. Тебе нужно отдохнуть. Спи.____⌘____
Год после аварии
Нормальный человек никак не будет радоваться и улыбаться, после того, как в него врезались на высокой скорости, а после сообщили, что ему будет нужна долгая физическая реабилитация, после которой, не факт, что встанет на ноги. Нормальный человек навряд ли станет восхищённо смотреть на виновника своей, с сегодняшнего дня, беспокойной и сложной жизни. Нормальный человек не скажет при первом контакте с виновником аварии: «Дайте мне мой фотоаппарат. Ваше лицо прекрасное, хочу его запомнить». Он как минимум вмажет водителю по этому же прекрасному лицу за то, что он натворил, и обязательно подаст на него в суд, чтобы возместить ущерб здоровью и не только. Так бы сделал нормальный, среднестатистический человек. Поэтому, знакомьтесь: я — Дэн Беккер, и я — ненормальный. Иначе как мне объяснить то, что я не могу оторвать глаз от этого светловолосого молодого мужчины в белом халате, который о чём-то говорит с тем самым Сэмом, который меня и привёз в больницу? Они делают какие-то записи в моей медицинской карте, предварительно протестировав всё ещё не восстановленные до конца движения моих ног. Сэм — он же Самюэль Гальперн, — фельдшер скорой помощи и по совместительству друг Кристиана Брауна — моего врача-невролога и моего мучения, как физического, так и морального. Физического, потому что в очередной раз, этот самый док меня заставляет делать простые, как он говорит: «элементарные движения для восстановления паттерна ходьбы», но которые выставляют меня перед ним чистым Кракеном в подгузниках. А моральное мучение, потому что этот самый док ещё и безбожно красив. Будучи человеком искусства, мой внутренний эстет не может не заметить то, насколько этот человек удивителен в своём роде. — Дэн, не бойся! Держись за меня, а я подстрахую, — доктор Браун давно перешёл со мной на «ты», так сказать, «для лучшего контакта», и сейчас пытается меня убедить, что у меня всё получится. Нужно просто идти, пытаться, как получается, сквозь боль и жуткий дискомфорт. Но мои, и так ещё слабые, ноги подкашиваются, но не только из-за дикой боли в моих атрофированных мышцах, а ещё потому что он опять берёт меня за руки. Своими руками. Теми самыми: мягкими, аккуратными, но такими сильными, и тёплыми. И я опять теряю самообладание. Словно ребёнка, который только учится ходить, этот Кристиан Браун водит меня и поддерживает, а я смотрю куда-то вниз, неуверенно шагая, боясь упасть. В каждый раз, когда он меня просит посмотреть на него прямо, я будто боюсь, что упаду. Нет, не на пол, а на дно этих карих глаз, которые сейчас смотрят на меня с огромной надеждой на моё скорейшее выздоровление. — На меня посмотри, пожалуйста. И постарайся идти прямо, прямо ко мне, ладно? — мои шаги всё ещё неуклюжие, ноги не слушаются, но я иду, как могу… к нему. Док говорил тогда, после операции, что послеаварийная травма нарушила нервную проводимость нижних конечностей, особенно правой — она вообще не реагировала ни на что. Просто тряпка на ветру. Делай, что хочешь — пофиг мороз! Только «пофиг мороз» не касался моего сердца, когда я видел, как после очередного сеанса реабилитации, Крис уходил слишком уставшим, и вечно прося прощение у меня за всё, что случилось. Я понимаю, что после очередного моего крика от боли, ему плохо и он сильнее винит себя во всём. После того, как он просит раз за разом отдохнуть от упражнений, я осыпаю его яростными словами, вроде: «Хватит меня жалеть! Я не слабак! Я не хочу отдыхать!». И это делает ему больно, я знаю. Всё потому, что я хочу быстрее встать нормально на ноги и поговорить с ним не как пациент с врачом, а как-нибудь иначе… ближе. Но меня злит сейчас то, что я не могу сам себе признаться, что я медленно, но стремительно влюбляюсь в него. В этого сильного, но столь чуткого, чертовски прекрасного мужчину. И вот, он опять уходит, прося прощение за случившееся. Он взял на себя моё лечение, потому что так посчитал нужным. А я посчитал нужным быстрее восстановиться, чтобы позвать его… просто погулять.____⌘____
Наши дни
Только знал бы ты, мой родной, как я благодарен тебе за всё то, что произошло. Но в большей степени, за твоё огромное терпение. Мой характер отнюдь не сладкий, как тростниковый сахар, который я сейчас добавляю в наш с тобой обеденный кофе: мне со сливками, тебе «чистый». Увы, из-за твоих ночных дежурств, нам иногда приходится завтракать в обед. Но не страшно — главное, мы вместе. Так что я говорил о моём характере? Нет, я не думаю, что он у меня настолько ужасный, но то, что я сам себе частенько хочу дать леща — это факт. К примеру, когда я очередной раз попутаю жидкий йогурт с жирными сливками в магазине. Ну, да, бывает — туплю. Или когда я обижаюсь на то, что ты выберешь скорее заменить своего коллегу на работе, вместо того, чтобы отправиться со мной на пикник, понимая в то же время, что твоя работа важна для тебя. И я не могу идти против тебя, и примиряюсь с этим. Потому что люблю. Но я готов и тупить так, и делать вид, что что-то не понимаю, даже любя разозлить, если это вызывает на лице моего родного Кристиана самое милое и забавное выражение. Сейчас ты так же смотришь на меня, пока я, пританцовывая, включаю радиоприёмник на нашей кухне, и затягиваю в своеобразный танец тебя, такого сонного, в помятой пижаме и с хаосом на голове. Люблю это в нас — эту открытость, когда мы вместе, наедине. И даже если нас настигает пик злобы, мы стараемся не ссориться сильно, а в идеале, не доводить вообще до ссоры. Обычно ты в такие моменты говоришь мне, обнимая, как можешь только ты: «Давай ляжем спать, а завтра поговорим… если понадобится». И находишь же ты силы меня коротко, но достаточно чувственно, с пониманием поцеловать, а позже просто улыбнуться и повести меня за собой, за руку, как ты любишь. Как мы любим. Вместе. И тут же у меня просто теряются всякие контраргументы, хоть и остатки лёгкого недовольства, что мне заткнули рот сладким поцелуем, остаются. Но я не могу идти против тебя. Ты — часть меня, следовательно, я иду и против самого себя. И так было всегда, с самого начала наших с тобой отношений.____⌘____
Твои глаза сейчас говорят мне о многом, В них отражается чистый луч откровения. И, возможно, покажусь я тебе полным идиотом, Но надеюсь, что обрету тебя драгоценного. ©
Люблю тебя. Люблю нас. Поэтому, смотрю сейчас украдкой на тебя, пока мы просматриваем наш маленький архив личных фотографий, и хочется остановить время вокруг, а твой смех поставить на повтор, на целую вечность, как минимум. А бывает ли что-либо больше и глубже вечности?! Я не знаю, поэтому, пусть это немного странное желание останется таким, какое оно есть. Вечность, как минимум. Ты сидишь на моих коленях, как ребёнок, которому читают сказку вечером у камина. У нас, правда, нет камина и дома в пригороде, как бы мы хотели, но нам хватает нашего тепла. Мне хватает твоего тёплого взгляда и мягкости твоих волос, что пахнут сейчас приятным мужским шампунем, с нотками лемонграсса. А тебе хватает теплоты моих ладоней: одна так правильно ложится на твоей талии, а другая придерживает твои усталые ноги. Изредка я проверяю, не холодеют ли твои ступни — они ведь могут. А ещё, я люблю перебирать твои маленькие пальцы на ногах. Тебе от моих действий всегда щекотно — ты у меня очень чувствительный, и телом, и душой. Опять мило ругаешься, когда «защищаясь» от моих непослушных рук, опрокидываешь на пол своей ногой вторую небольшую коробку с фотографиями. Все кадры рассыпаются по полу, пестря запечатлёнными улыбками и разными причудливыми гримасами на фоне светло-бежевого ворсистого ковра. В такие моменты ты безумно милый, кстати. Действительно, словно ребёнок, хоть таким и не являешься отнюдь. В тебе прекрасно сочетаются такие контрастные качества, которые попросту сводят меня с ума: мягкость и строгость; наивность и, в то же время, упрямство; гибкость и сила. Да, ты определенно сводишь меня с ума, и я этому рад — быть не в себе от счастья, сидя сейчас рядом, и разглядывать с тобой фото первых дней… наших с тобой дней.____⌘____
2,5 года назад
— Ну, Дэн, готов к пробежкам по утрам?! — этим майским утром, бодрый голос Криса меня особенно радует. — Мы завершили курс реабилитации, и ты, как видишь, хорошо восстановился. — Спасибо, Кристиан. Я бы не смог, без тебя… ну, без твоей поддержки, — как-то двусмысленно звучат эти слова с моих уст, пока он подписывает нужные страницы в моей медицинской карте. — И всё же, я у тебя отнял почти полтора года, и я всё ещё сожалею об этом, Дэн. Если бы не моя невнимательность и не эта авария, — Крис до сих пор не осознает то, что я давным-давно простил его. Смотрит куда-то в пол, нервно поправляя несуществующие складки на своём белоснежном халате. И до чего эти действия так будоражат, возвращая меня в те самые моменты, когда его руки касались моей спины, талии, плеча, когда он страховал меня от падений во время очередных сеансов. При каждом прикосновении, обхвате, объятии я чувствовал себя ужасно неловко перед ним: мог сжать рефлекторно его руку, обнять сильнее, искать сам этот контакт — для надёжности, как казалось. Но в глубине себя я ощущал, что его самого это делает чуточку счастливее и спокойнее, будто Крис понимал, что такое взаимное притяжение идёт мне на пользу. И знаете, я думаю, это пошло на пользу нам обоим. И сейчас, когда Кристиан меня спрашивает, как он может заслужить моё полное прощение, я несмело решаюсь ему предложить: — Что скажешь насчёт простого ужина со мной?! А то эта ваша «полезная» диета просто жуть! — Думал, что потребуешь всё же компенсацию в виде крупной суммы, но… оказалось, ты — добряк, каких ещё поискать надо, — и почему-то он смущается слегка. — Всё, что угодно, Дэн. Буду рад составить компанию, — и отчего-то мною овладевает ещё большее волнение. В этот вечер, мы с Крисом встречаемся в местном ресторанчике «Steak House», где подают просто удивительные стейки, и наивкуснейшие овощи на гриле. Каково моё удивление, когда мой врач, и без пяти минут (с надеждой) мой будущий