Под властью зимы снег землю укрыл,
Поля и холмы белизной обрамив.
В бедной маленькой избушке среди села
Переждём холода, тепло в объятиях деля.
Кто-то поет. Оглядывается. Рядом ни души. »…Ах, я полюбил тебя с первого взгляда…» Что? Это его голос? Блейд приложил ладонь ко лбу. У него была возлюбленная? Которую он полюбил с первого взгляда… Что за бред? — Тцш. — слишком резко прогоняет наваждение мужчина. Выдох, прошедший сквозь практически плотно сомкнутые губы, получился громче, чем нужно. Кафка заинтересованно задерживает взгляд. — Что такое, Блейди? — можно подумать ее волнует состояние напарника. Ладно, волнует, но не потому что сам мужчина что-то значит. Скорее ему не дают умереть из высоких соображений. Уф, как пафосно звучит. Судьба без него может пойти не по тому сценарию, верно ведь? — Нет. — это конкретный ответ на ее завуалированный вопрос «усилить ли шепот духа»? На этот раз воспоминание другое. Как будто не сопровожденное всплеском мары. Будто сам Блейд записал его на жесткий диск в памяти. Это то, что он забывать не должен был ни в коем случае. Но все-таки забыл. — Смотри, какие здесь удивительные растения. — да-да, дикая ботаника так удивительна! Да как бы не так. Кафка просто проверяет насколько все плохо. Если у нее получиться переключить внимание Блэйда — он еще стеклышко, а если нет, то уже стекл, как трезвышко. Кафка присаживается рядом. Совсем-совсем близко. Блэйду хочется ляпнуть что-нибудь про «мороз» и «приклеиться друг к другу». Однако, понимая насколько это может быть опасно, — в том плане, что идея может прийтись женщине слишком по вкусу, — продолжает держать молчание, игнорируя тепло передающиеся между их тел от соприкосновения бедер. Мерзость. Почему он не может умереть в холоде? Брюнет незаинтересованно берет в руки огромный бутон. Странные эти цветы. Диаметр примерно с длину руки. Увесистый. Но плоский. По кромке идет обод желтых лепестков, похожий на…черт, ладно, он плох в ботанике и не помнит, как называется цветок с похожими лепестками. Кафка костяшкой указательного пальца бьет по сердцевине. Раздается неприятий лязг о стекло. А потом начинает происходить что-то странное. Зеркальная сердцевина начинает кадрово мелькать пока все не превращается в последовательный фильм, где действия идут задом наперед. Вот Кафка отпускает цветок на землю, — момент срывания, — идет спиной. Изображение блекнет. Потом снова вспыхивает и вот уже Блейд видит самого себя. Свое отражение. Уже не запись. Не запись. Не запись, которая стремительно отматывает время назад, делая его волосы белыми, а глаза небесно-голубыми. — Геллиантусы. — вспомнил. — Что? — удивляется Кафка. — Лепестки. Похожи на Геллиантусы.***
«В такой же мороз тебя повстречал», -
С улыбкой согревающей ты вдруг прошептал.
Засмущавшись, отвернулась от очага,
В одеждах скрыв румянца яркий цвет, что обжигал.
— Эй, ГеЛю! Поможешь нам? — Иду! Тогда на Лофу была зима. На памяти ГеЛю эта была примерно тысячная зима. Каждый раз не хуже, чем в первый. Уж не упомнить для чего адмирал решила, что необходимо ввести четыре сезона, да и кто на Сяньчжоу пойдет против Хуа? Тем не менее какой-то дисгармонии никто не ощущал, кроме ангела, привыкшего за предыдущие семь тысяч лет жить в другом климате. Для нее самая прекрасная пора — весна. Может, поэтому ей симпатична зима? Потому что она предвещает приближение весны. Светловолосая служанка берет одну из корзин с бельем, присаживается на камень у искусственного пруда, опускает первую ткань. И тут же взвизгивает поросячьим визгом. — Х-холодная! — жалуется та, резко прикладывая вмиг заледеневшие мокрые пальцы к горячим щекам, пылающих морозным румянцем. Прачки посмеиваются. Их руки уже привыкли к подобной работе. Смешки больше дружелюбные. В жизни прислуги тоже должно быть веселые и радость, а то совсем можно потерять вкус жизни. — Тогда помоги развесить. — предлагает старшая. Девушки меняются местами, обмениваются улыбками и солнечный день кажется им как нельзя прекрасным. Даже работа шла быстрее обычного. Только успевай выжимать, да вещать. — А, ой, извините! — Осторожнее. Тогда судьба свела их вместе. Молодой талантливый кузнец, подхвативший падающую служанку, влюбился в нее. Тогда же была сказана эта до жути глупая фраза: «Я полюбил тебя с первого взгляда». Тогда глаза ангела в ужасе распахнулись. Этот человек по неосторожности развязал Сумеречную ленту. Проклятье вступило в силу. — Господин Пожиратель Луны! — воскликнул кто-то. Упс! Молодой парень девушку-то поймал. А вот тот огромный таз, который та несла, — нет. Посудина, наполненная с горкой всевозможным бельем, — оно и стало причиной падения, за этой кипой дороги не видать, — с ускорением прокатилось вниз по лестнице. И очень точно сшибло проходящего верховного старейшину. ГеЛю, перепугавшаяся за господина, кинулась скорее вызволять его из заледеневшего пруда.***
— Он очень талантлив, его обучал сам… — пока Байхэн нахваливала человеческого маложителя, Инсин не мог сдержать улыбки. Пожиратель Луны. Верховный старейшина видьяхара. У-у-у, такая важная шишка! А от нападения ведра увернуться не смог. Очередной выскочка с раздутым титулом? Пф, такое вызывает смех, да и только. Юноша старательно закусывает губу, чтобы не засмеяться в голос. Он знает, что ведет себя недостойно перед столь «важной» персоной. Толчки локтем от Байхэн вообще не помогают. Сейчас его судьба может повернуться в менее благоприятное русло, но, эоны, этот ДаньФэн даже самостоятельно не может высушиться! Все делают служанки. Инсин знает, потому что видел. Ширма, служившая «защитой от посторонних глаз», потеряла всякую функцию из-за источника света за ней. Перед гостями предстало настоящее теневое шоу, где вокруг одного мужчины несколько служанок снуют туда-сюда. Сначала его раздели, протерли полотенцами, потом одели новые одежды, затянули пояс. Кузнец мысленно восхитился этими девушками. Делать такие ловкие движения, смотря в пол, ни разу не сквернословив на живой никак не помогающий столб — это действительно достойно восхищения. Шоу продолжилось за пределами ширмы, когда Пожиратель Луны, приняв особенно важный вид, уселся на скамейку. Инсину хотелось блевануть в тот момент. «Серьёзно, мужик, почему ты сам не можешь это сделать?!» — так и хотелось воскликнуть, но пришлось проглотить эти слова. Пока Инсин тут на птичьих правах лучше не высовываться. Он беженец, чей талант раскрыл мастер. Будет неуважительно по отношению к мастеру, если тень поступков ученика настигнет его. Поэтому как-нибудь омывание ног лентяй-старейшины драконов он как-нибудь перетерпит. Главное реже вдыхать и дольше выдыхать. Одна наполняет таз горячей водой, другая кидает туда травяной сбор. Юноша не может скрыть откровенного презрения, видя, как опуская ступни в горячую воду, Пожиратель Луны сразу отдергивает их, как нежная девица. Под уничижительным взглядом бирюзовых глаз, служанка добавляет прохладной воды, замешивая их рукой. Наконец он опускает стопы в таз, ожидая, когда служанка закончит омывать их. Еще две занимаются волосами. Первая с предельной аккуратностью проходит по всей длине полотенцем, вторая наносит какую-то жидкость из небольшого флакона. Если на полотенце или расческе, окажется хоть один волос строго накажут. Трое занимаются массажем. Две разминают кисти рук, третья плечи господина. Самая старшая делает макияж. Протирает лицо видьяхары теплым полотенцем, потом сухим. Мажет губы прозрачной мазью, от чего те начинают бликовать от света фонарей. Кисточка окунается в краску, отточенными движениями рисует стрелки на глазах. Углем подкрашиваются брови. Завершает макияж пудра. «Его на свадьбу что ли собирают? А кто жених?» — хихикал Инсин. — Пф-ха-хах-ах… — послышались смешки. Речь Байхэн резко оборвалась. Все служанки замерли в оцепенении. Бирюзовый взгляд прожигал недовольством насквозь. — Прошу великодушно простить меня! Я ни в коем случае не хотел прерывать столь важное мероприятие… Просто у вас очень смешные…эм, рога! Точно рога! Знаете, я когда, делал свой первый меч по форме получилось что-то такое несуразное. — Ой, дурак… — зарычала Байхэн. — …Будем считать, что я этого не слышал. — на низких тонах процеживает ДаньФэн. Между представителями мужского пола повисло напряжение. Пожирателя Луны напрягал мальчишка, что явился на его территорию, не знает банальных правил этикета, да еще и смеет потешаться над ним! Что за вздор? Да он чихнет и переломает этому смертному все кости. — Что ж, я дам тебе всего один шанс доказать мастерство. — ему проще сразу согласиться на предложение Байхэн, один раз перетерпеть талантливого неумеху, чем она доведет его до околения в ежедневных попытках дать шанс «свету» кому под силу переломить ход войны с Мерзостями изобилия. — Благодарю за ваше доверия, будьте уверены, я не подведу. — честно говоря, благодарить не хочется. Но милая служанка, подающая гостям чай заставляет вести себя подобающе. Ее серые глаза и волосы цвета геллиантусов — самое красивое, что Инсин видел в жизни.***
— ГеЛю? Тебя же так зовут, правильно? — Инсин ловит девушку прямо на выходе из «Лазурного облака», дворца старейшины. Байхэн и ДаньФэн остаются для дружеского разговора. — Да, господин. — очень формально отвечает служанка, уперев глаза в пол. — Твой чай был очень вкусный. — черт, какой нафиг чай? Он же хотел пригласить ее прогуляться. — Благодарю, господин. — Ам…может сходим как-нибудь погулять вместе? — щеки юноши окончательно заалели. — Простите, я не могу покидать Чешуйчатое ущелье. — девушка почтительно кланяется. — Ой, да тебе же холодно! Держи! — Ай! П-просите, мне пора! Инсин наощупь поднимает белый меховой плащ, что так безжалостно был отброшен. Словно его чувства отбросили, как ненужный мусор. Только почему было ощущение будто ей…больно? Взгляд зацепляется за спину ГеЛю. Она неспроста осталась в легком ханьфу с открытой спиной. Летнем, ничем не отличающимся от зимнего, кроме отсутствия второго слоя. Не потому что перешла на работу с улицы в доме. Потому что лучше потерпеть мороз, чем трение ткани об израненную спину. Двадцать окровавленных полос — двадцать ударов плетью. «Непростительно!» — Инсин до хруста костяшек сжимает окровавленный плащ. Не важно, кто он: Пожиратель Луны, генерал-арбитр или сам небесный владыка. Так поступать нельзя!***
Окружающие гулко шептались. Среди них особенно громко слышится восклик: «Этот юнец точно смерти ищет!». На главной площади звездных яликов давно не собиралось столько народу. Столпотворение привлекало еще больше людей. Все зеваки и простые прохожие притянулись магнитом, чтобы поглазеть на происходящее. Эта милая черта животных видов — проявлять интерес к тому, что их вообще не касается. Геля поправила капюшон на плаще старшей сестрицы — служанки выше ее по статусу. Во дворце много слуг. Все они друг для друга, как одна большая семья. В ней есть и хорошие и плохие люди. Те, кто близки Геле и те, которых она не поймет, как бы не старалась. Она называет старшую, — одну из старших, — сестрицей, потому что та проявляет заботу о ней. Охраняет порцию еды, чтобы другие, пришедшие раньше не стащили. Советует что да как лучше убирать. Помогает, если работа кажется очень тяжелой. Ангел не чувствует голода, не нуждается в советах и ее сложно утомить физической работой, максимум, если она рутинная бывает скучно, да и всего. Однако, в груди теплиться доброе чувство. Цзяцзя светлой души человек. Она тот у кого хочется быть под боком. — ГеЛю, не лови журавлей! Нам еще праздничный ужин готовить. — подгоняет старшая. Девушка встряхивает руки с тяжелыми продуктами. Большинство мужчин отправились на фронт, остались лишь единицы для работы по дому. Некого попросить помочь донести покупки. Не пожилых же дедушек заставлять носить тяжести. — Тебе тяжело, давай я понесу? — предлагает блондинка. Ей сил не занимать. Только Цзяцзя это не объяснишь. — Нет, Мэймэй, прекрати, а иначе я не буду вечером пить с тобой персиковое вино! — смеется старшая, уклоняясь от настойчивой руки младшей. Девушки сходятся на том, чтобы вместе держать корзину за одну ручку. Какое-то время они еще радостно идут, свободно плывя по тортовой улочке. Когда нет обычного столпотворения прогуливаться очень приятно и свежо. Наконец-то можно почувствовать душистость трав и фруктов, о которых завсегдатаи кричат продавцы, а не пот работяги за метр от тебя. Только вот…куда все подевались? — Может и нам посмотреть? Вдруг там вправду что-то интересное? Представляешь, там какое-нибудь невероятное событие, происходящее раз в тысячу лет, а мы пропустим! — Не так уж и грустно. — улыбается Геля. — Эй, намекаешь, на то что я старая? — Цзяцзя шутливо толкает младшую в бедро. — ГеЛю, ну, пойдем-пойдем, пожалуйста! — Ладно. Лучше бы она не соглашалась. — Черт, ну, что за дурак бросил вызов Пожирателю лун? — радосадованно цокает языком служанка. Ей обидно не за парня, а за кимоно господина, которое придется оттирать несколько часов. Девушки побросали в укромном месте продукты, а сами залезли на крыши одного из близстоящих зданий. Чтоб лучше видеть происходящее. — Но почему они сражаются? — не понимает ангел. Пожиратель Лун — великий и уважаемый старейшина видьяхар, зачем обычному маложивущему бросать ему вызов? Из-за чего простой юноша мог затаить обиду на ДаньФэна? — Ты не имел права наказывать ее! — рявкает Инсин, успешно отражая атаку. Геля в ужасе прикрывает ладонями нижнюю часть лица. Неужели это про… — Она служанка в моем поместье и должна следовать правилам. — рычит ДаньФэн. Его спокойствие закончилось еще где-то утром. Когда ему зачитали список дел на сегодня. … нее. Это точно про нее. — Но…почему? Зачем тебе это?.. — непонимающе шепчет блондинка, а в груди давит щемящее чувство. Ей следует отблагодарить этого мальчика. Естественно, он проигрывает. У него изначально не было шанса. ДаньФэн согласился на спаринг без использования магии, но даже это не помогло выиграть. Вначале могло казаться, что Инсин может выйграть. На самом же деле Пожиратель Луны рассчитывал силу удара. Было бы глупо убивать талантливо кузнеца в разгар битв с мерзостями изобилия. — Цзяцзя, я отлучусь на пару минут. — ангел скрывается, ловко маневрируя между людьми. Она находит юношу в небольшом парке. Запрятавшийся под небольшой мостик с проходящим под ним ручейком, он даже не думал, что кто-то пойдет его искать и уж тем более найдет. — От чего же ты плачешь? — …А?! Я не плачу! — резко выпрямляется брюнет, но бьется головой о мост. Садиться обратно, утыкается носом в колени. — Я очень глупо выглядел? — Ты боишься показаться окружающим глупым? Поэтому вызвал самого Пожирателя Лун на поединок? — Ты… Зачем вообще пришла? Соль на рану сыпать? Так я и без тебя справлюсь. — Прости. Мне просто было интересно. Твой поступок, хм…как бы сказать…был не самым разумным. — Я знаю. — глупо было думать, что всего неделя практики в фехтовании сделает из него первоклассного бойца. — Так почему? — …Я хотел заставить его считаться с другими. — С чего ты взял, что господин…? — Но он же приказал выпороть тебя! А ты ничего не сделала! Подумаешь таз уронила. Он сам не смотрел куда идет! — Тш-ш-ш. — ГеЛю прикладывает указательный палец к устам напротив. Инсин сглатывает. — Все было сделано по справедливости. ДаньФэн — верховный старейшина видьяхара. Из-за моей оплошности он мог заболеть. — Но не заболел же. — бубнит. — Слава эонам. В самом плохом раскладе старейшине бы пришлось снова проходить процесс реинкарнации. Это повлекло бы огромные потери для альянса. Так что не стоило тебе ввязываться в это. Ты еще слишком юн и не понимаешь многих тонкостей. — Я не глупый. — Я так не говорила. Не выдумывай. — усмехается блондинка. — Но, раз уж ты пытался защитить мою честь, не могу же я оставить своего защитника совсем без подарка. — Мне ничего не нужно. — а заинтересованные глаза, словно сканеры бегают туда-сюда в поисках той самой награды. Мальчишка любопытный. — И все же. — Геля передает ему что-то круглое, в полотенце. Инсин понимает, что это какая-то еда. — Лунный пирог? — С персиком. Мой любимый. Муж моей Цзяцзя печет такие в своей лавке. — яркая улыбка озаряет ее лицо, Инсин смущенно отворачивается. Какая же она солнечная.***
— Господин возвращается с победой! — радостная сестрица вбегает на кухню. Кухарки начинают в такт ей радостно улюлюкать и счастливо вздыхать. Наверняка, сегодня потребуется накрыть огромный стол. — Мда, ГеЛю, не удобное ты время выбрала, чтобы вернуться с отпуска. — Ах, да… — неловко смеется блондинка. Навещала семью. Так она написала в прошении. Ее легко отпустили, потому что служанка не попросила отпускных. Из-за военного положения дела во дворце шли из рук вон плохо. Стол потихоньку обеднял. Некогда прилизанные внешние дворцы потеряли великолепие убранства. С фронта долго не было вестей. Дел в поместье много, но слуг нужно кормить, так что счетовод был только рад на время избавиться от голодного рта. Отпуск ГеЛю провела в лагере для новобранцев «Белый лотос». Притворяясь мужчиной и готовясь отдать жизнь этого тела. Ей до конца не понять боль утраты близких. Как и страх потери. Она шла туда, чтобы защитить ДаньФэна. Цикл его перерождений не должен прерваться ни в коем случае. Однако, на поле боя был не только Пожиратель Лун. Но и многие другие. Те, кому повезло выжить и те, кто навсегда останутся в памяти близких. Несомненно, можно было порадоваться, что многолетняя война закончилась. Но будет ли это справедливо по отношению к падшим? — СянБай сегодня возвращается, наконец-то мы увидимся! Ох, ой-ей-ей! Столько всего нужно успеть! Приготовить ужин, платье, макияж, прическа… ГеЛю, подмени меня, пожалуйста! — Конечно. — Цзяцзя убежала и не услышала, как голос в конце сорвался. — ГеЛю, все в порядке? Эй, ты чего плачешь, дурыда, все же хорошо! У нее не поднялся язык сказать сестрице правду. Ее муж не вернется.***
Инсин приходит с Пронзающим небеса. Геля отмечает: — Великолепная работа мастера. Тебя можно поздравить. — она почтительно кланяется. Он больше не ученик. Превзошел учителя. Его творения стали оружием заоблачного квинтета. — Наверное. — пожимает плечами мужчина. Она помнит его совсем мальчишкой. Импульсивным юноцом. Теперь он взрослый. Больше нет той подростковой задорности. На ее место пришла осознанность. Мудрость прошедших лет. «Для маложивущих двадцать лет большой срок…» — печально думается ангелу. Для нее время вспышка. Долгая и бесконечная. Тянущая за собой вуаль печали. — Я принес его ДаньФэну. — глядя в изумленные глаза девушки, поясняет. — Лезвие затупилось. Он сам попросил. — Аха-хах, ты как всегда, Инсин. — Лейтенант ЦзинЮань. — ГеЛю складывает руки и почетно кланяется ученику генерала. — Подашь нам чай? — больше риторически уточняет альбинос. — Смотри не захлебнись. — фыркает Инсин, беспардонно отворяя двери в дом ДаньФэна. ЦзинЮаню не хватает совсем немного вежливости и учтивости в сторону тех, кто делает его прекрасную жизнь прекрасной. Кстати, именно так они и подружились. Он заехал этому нахальному мальцу в лоб ножнами от меча. Он совершенно не думал об оружии и работе, проделанной над клинком. Только малец оказался долгожителем, который подозрительно подрос всего за каких-то несколько дней. — П-привет, а ДаньФэн ушел за чаем. — на пороге стоит запыхавшаяся и растрепанная Байхэн. На заднем плане тянется бирюзовый хвост, слышится глухой звук открывающихся и затворяющихся створок. Видьяхара вылез через окно. Мда, пытаются сделать, чтобы никто ничего не заподозрил, однако единственные, кто не знает, что все уже давно знают — это сами любовники. — И как давно? — ЦзиньЮань получает под дых от Инсина. Вот любит он немного поиздеваться над другими. Ну, что сделаешь с этим хитрожопым? — Да, вот совсем недавно! — лисица поправляет одежды, облегченно вздыхает, наивно думая, что ее ложь удалась. Несмотря на принадлежность к рассе лис, вранье ей совсем не давалось. — Как давно Пожиратель Лун сам заваривает себе чай? — может это все-таки ЦзиньЮань из расы лисьих? — С тех самых, как слуги стали варить невкусный. — Держи. — Инсин передает оружие Байхэн. Пусть сама разбирается со своим драконом. — Ты куда? — Прогуляюсь. Его друзьям не понять. Они все в большинстве своем изначально выходцы из благородных семей, им полагается статус по рождению. Другие, как ЦзинЮань обладали небывалым талантом, заставляющим признать их. У Инсина тоже был талант, только на его развитие потребовалось время. Время, которого у маложивущих слишком мало. Да, несмотря на то, что они впятером как-то сумели подружиться между друзьями всегда будут разногласия и сколки. Просто нужно уметь сглаживать неприятные моменты. Инсин пока не умел. В их квинтете этим занималась Байхэн. Но и она не редко становилась причиной конфликтов. Например, как сейчас. Ее отношения с ДаньФэном — это то, что Инсин хотел бы запереть под огромный амбарный замок. Чтобы никто посторонний не узнал об их любви. Да, хотелось жить с благородной мыслью, что это для их же блага. Особенно Пожирателя Луны, которому ничего и никогда нельзя. Особенно любить лисиц. Однако, мирская жизнь штука такая. Счастья хочется и для себя. У него в душе давно любовь к ГеЛю. Он полюбил ее с первого взгляда и тогда это казалось ему необоснованно. Нельзя взять и полюбить первого встречного. На одной девушке свет клином не сошелся. Оказалось, сошелся. Чем дальше текло время, тем больше Инсин понимал: любит. Действительно любит. Только как подступиться? Как признаться так, чтобы не отвергли? Сначала он считал себя слишком маленьким и ждал, когда подрастет для серьезного предложения, потом понял, что ему нечего предложить будущей жене. Ни статуса, ни денег. Потом его призвали на войну. Благодаря связям с Байхэн его не забрали воевать, он почти все время находился в безопасности, только день и ночь ковал оружия. Теперь ему почти сорок. У него появились первые седые пряди. Он герой, у него есть небольшие накопления. И он собрался с духом. Только в этот раз пришлось опять отпустить. Будь неладны эти БайФэны! Почему нельзя лобзаться где-то в более укромном месте? Ее сердце принадлежит не ему. Серые глаза, наполнились болью в тот момент, когда любовников застукали. Она любит верховного старейшину видьяхара, Пожирателя Лун — ДаньФэна. Вдобавок Байхэн оскорбила ее умение варить чай. Сразу двойной удар для нее. Инсин со своей любовью совсем не кстати.О расцветании весны
Под щебетанье птиц песни я пела, что восторга от поры полны.
«Сладкий голос у тебя, как мёд», — произнёс, в глаза смотря.
Столь обычные слова, но для счастья мало нужно нам.
Она напевает странную мелодию у старого дерева персика. На подносе персиковое вино. Две пиалы. Одну она осушает до дна. Вторую выливает под корни дерева. Ее лицо полно скорби. Она вспоминает кого-то дорогого. Инсину хочется знать. Хочется стать опорой в трудный момент. Даже если не получит ничего взамен. Даже если она не полюбит его. — Сходим поесть тех лунных пирогов? — глупое предложение. А что он еще мог предложить? В искусстве литературы совсем плох, никогда не практиковался, кузнецу это ни к чему. Посоветовать жить дальше и отпустить умерших? Что еще более возмутительное можно сказать долгожительнице? Он маложивущий сирота, ясное дело, на его долю выпало меньше смертей дорогих людей. Долгожители итак недолюбливают маложивущих. Не хотят с ними общаться. Ведь какой смысл в друге, который проживет всего одну десятую или двадцатую твоей жизни? В их жизни итак много грусти. Зато он помнит какие пироги ей нравятся. Иногда еда может скрасить тоску и отвлечь. — Хах… — она выдыхает так горько и отчаянно, что это оседает где-то у него в душе. Блондинка качает головой с застилающими глаза крупными слезами. Она что есть мочи старается их сдержать. Выгибает голову вверх, подставляет распахнутые очи яркому солнцу. Все, лишь бы не дать слезам пролиться. Инсин понимает без слов. Больше не будет никаких персиковых пирогов. Больше нет того веселого дядечки лиса, угощавшего маленького шалопая персиковыми пирогами. — Она? — а что же стало с его женой? — Она решила отправиться за ним. — объясняет шепотом. — Кицунэ выбирают одну пару на всю жизнь. — Это печально. — мужчина сглатывает. Стоит ли ему поделиться такой мелочью? — …Дядушка Цзян всегда угощал меня персиковыми пирогами. Говорил, что неудачные образцы. — ГеЛю улыбается краешками губ. — Да, гэгэ рос в большой семье, где часто не хватало еды, но страстно любил готовить. Поэтому он всегда улыбался, работая в лавке. Ему нравилось видеть, как кого-то он может сделать счастливым. Особым лунным пирогов он угощал только особенных людей. — Он был добрым. — Да. Был. Хочешь угощу тебя? Мои пироги, конечно, не такие вкусные, но… — Хочу. — Инсин присаживается, разливает вино. Выпивает одну, вторую выливает в память о кицуне, что так много сделал для него. Жаль, что Инсин ничем не успел отплатить за эту доброту. — Цзяцзя очень любила, как я пою. — Я понимаю ее. У тебя голос, словно мед. В момент откровения трепет утрат сделал их души ближе. Тогда-то Инсин решает «пора». Пора забрать ГеЛю из этого места. Она слишком особенная и персиковая, чтобы быть здесь.***
— Прости, отвлекаю? — уточняет мужчина, застывший в капле от вида действа старейшины видьяхара. Друг упорно выталкивал совет мудрейших из зала совещаний, почему-то по совместительству это была гостиная в его же дворце. Некоторые традиции у видьяхара странные. Но кто он такой, чтобы судить их? — Совсем не… — ДаньФэну можно было поверить, если только не советник, стремительно ворвавшийся обратно: — Но! — Завтра, все завтра! — вторил брюнет. Борьбу за закрытие створок, ожидаемо, выигрывает верховный старейшина. Проигравшему ничего не оставалось кроме как капитулировать и проглотить совершенно не этичный удар кончиком хвоста в лоб. Нечего свою голову пихать в чужие дома! — Даже как-то жестоко. — подмечает Инсин, осматриваюсь. Места в этой доме дохрена, а вот сесть все равно некуда. То вода разлита, то какое-то сладкое варенье или крошки прилипли к подушкам. Поразмыслив, решает присесть прямо на пол. Предположительно перед столом ДаньФэна, тот стоял во главе. За дружеской встречей можно опустить некоторые правила этикета. — Так, о чем ты хотел поговорить? — руки за спиной удерживают створки, во избежание возвращения настойчивых старейшин. Но те предпочли не испытывать судьбу и гнев облачного гимна Пожирателя Луны. Вскоре, с виду молодой парень, опустился на прежнее место. Лицо Инсина украсила снисходительная усмешка, когда он заметил неестественно волнительно шустрые движения рукавом. ДаньФэну не присуща дотошная чистота и аккуратность, как можно было подумать из-за его статуса. — Это личное. — одним движением руки Пожитель Лун приказывает слугам скрыться. Те, в низком поклоне отходят назад, поворачиваются спиной только в самом конце, когда полностью скроются с вида повелителя. Они ничего не стоящая пыль. Рабы, выкупленные Сяньчжоу с разных планет. Для коренного населения это все приправлялось соусом про «сохранение видов», «проявление милосердия» и другой чепухи, когда как на самом деле те, кто имел хоть каплю мозгов, логически понимали — это дешевая рабочая сила. Ужасно слабая сторона во всех отношениях. Некуда идти, не к кому обратиться, их можно притеснять и использовать как душе заблагорассудиться. Единственное, что спасало положение — жуткая бюрократия. Чтобы обзавестись рабами нужно немало попотеть в комиссиях доказывая, какой ты «бескорыстный доброй души сянчжоувец». Сложные бюрократические моменты, а также большие налоговые взносы стали решающими, чтобы такие диковины встречались только в особняках статусных людей. Отношение к выкупленным было такое себе. На публике это, конечно, никто открыто не показывал. За спиной же можно было услышать много нелестного. В лицо, кстати, тоже, если поблизости никого нет. Было ли это заслужено? В какой-то степени да. Однако Инсин предпочитал судить о конкретных людях отдельно, а не о группе в целом. — Выкладывай, дружище. — взгляд ДаньФэна окончательно теплеет. Осанка расслабляется. Больше нет смысла в формальностях. — Я планирую в скором времени жениться. — Инсин, это замечательная новость! За это и выпить не грех! Несите самого лучшего рисового вина и закусок! — Подо…жди. — видьяхара задорно хлопает друга по плечу, от чего в слове появляется пауза. Повисла еще более неловкая пауза. — Что-то не так? Тебя же не заставляют местные жениться на какой-то дочери криминального авторитета? Она же не страшная, как зловредная обезьяна? Черт, она старуха, да? — ДаньФэн. — тяжелый вздох. — Кажется, это немного не твое дело. — его вкусы это чисто его вкусы, ему не нужно одобрение друзей, чтобы жениться на возлюбленной…хотя в данной ситуации благословение одного конкретного нужно позарез. — Прости-прости, так в чем же подвох? — Она прислуживает знатному господину. — О, я понял. Помогу чем смогу. Какую сумму он запрашивает? — Я как раз пришел это узнать. — …А? — ДаньФэн крутит головой, оглядывается за спину будто там волшебным образом может появиться другой Пожиратель Луны. — Сколько ты хочешь за ГеЛю? — ГеЛю? Кто это? А хотя не важно. Я отдам тебе любую девушку, которое только пожелает твое сердце просто так. — Ты не можешь отдать мне невесту без выкупа. — Эоны, гэгэ, не делай из меня монстра. Разве есть дело до денег, когда речь идет о счастье друга? — Именно поэтому ты не можешь отдать мне ее просто так. ГеЛю очень ценна для меня, если ты не попросишь за нее денег это будет оскорблением. — …Ладно. Сойдемся на сумме в один миллион кредитов? — после недолгих размышлений спрашивает видьяхара. — Сойдемся. — крепкое рукопожатие закрепляет сделку. Однако, Пожиратель Луны не знает, что у стен есть уши и даже не одни. — Вы слышали, слышали? Нашу ГеЛю хотят выкупить, чтобы жениться! И не абы кто, а сам господин Инсин! — Инсин-Инсин, что хорошего в вашем кузнеце? Ни ранга, ни денег, какая с ним жизнь в жалкой лачужке. — Дура ты! Господин уже завтра обещал привезти выкуп! Целый миллион кредитов! — Тц, всего лишь? На днях была свадьба двоих из лисьего народа, так там невесту за десять выкупали. — Господин ДаньФэн просто хочет избавиться от нее. Я сама слышала, как он говорил, что она уродливая, как обезьянья старуха. — Да ты что? Это же огромные деньги для таких, как мы! Помнишь ЛинСинь? Ее за сто тысяч продали в услужение другому господину. А тут замуж за миллион! — Тц, так говоришь будто ей эти деньги достанутся. Ясно же — господин просто избавляется от лишней прислуги по хорошим ценам. — Вот именно. Будет ему кастрюли, да полы драить до конца жизни. Аха-хах! — …Хочешь я избавлюсь от всех них? — меланхолично уточняет голос брата в голове. Каждый раз, чувствуя беспокойство в ее душе, он прилетал проверить ее. «Нет.» — мысленный ответ долетает до сознания другого ангела после чего предупреждающий ветер чуть стихает. До конца не уходит. Каратель выражает недовольство. Но ГеЛю все равно. Ей гораздо больнее от слов господина, чем от другой прислуги. Он не помнит ее. Как она ухаживала за ним в детстве и продолжает трепетно оберегать до сих пор. С какой внимательностью подходит к выбору блюд, порошка, благовоний. Все вложенные старания пропали зря. Тот, кому они предназначались не оценил их по достоинству. «Кто это? А хотя не важно.» — именно так. Она не важна. Прислуга. Пыль под ногами могущественного видьяхары, гордо носящего титул Пожиратель Луны. На языке до сих пор чувствуется приступ горечи. «…просто так». Вот ее реальная рыночная цена. Ничего. Ноль. И как же больно осознавать, что цену тебе набил не тот, кто должен был по праву владения, а покупатель. Человек, которому она еще не принадлежит и которому вначале было сделано очень выгодное предложение. Любой предприниматель не стал бы долго раздумывать, да согласился. Как оказалось, Инсин человек чести. Не мог он принять такой дар, запятнавший бы ее, как ненужный товар на рынке невест. — Эй, ГеЛю! Помочь собрать вещички? Ты же скоро к муженьку переезжаешь! — Можно я займу твою комнату? — А я бы не отказалась получать твои порции еды. — Вряд ли я отсюда уеду. Господин назначил слишком большую сумму за выкуп. Это действительно было правдой, неоправданно большая цена за такую как она. Где-то в душе служанки еще теплилась мысль: «он вспомнил и не захотел меня отдавать». Однако, она не знала насколько крепка дружба заоблачного квинтета и на какие хитрости те способны.***
Влюбленный Инсин собрал нужную сумму всего за день. Уже на следующий ГеЛю вместе с вещами зашла в его дом, как госпожа. Она больше не служанка. — Тебе нужно что-нибудь? — первое, что спросил жених. Они поприветствовали друг друга у статуи верховного старейшины после чего произошло праздное шествие до дома супруга, их рассадили по разным паланкинам, возможность поговорить появилась только сейчас. Никакой традиционной свадьбы, застолья. Пока просто торжественный переезд. Инсин готов закатить любой праздник, какой только пожелает его невеста. Но правда в том, что ГеЛю… — …Нет. — послышался ответ немного погодя. Может он и не собирается жениться. Возьмет ее наложницей. Не хочет этого. Не этого она желала столько лет. Приосанившись, блондинка усаживается на диванчик из бамбука. Мужчина видит, как ей неуютно. Невесте не хочется смотреть на него. От нечитаемого взгляда на створки дверей ему тоже становиться некомфортно. Решает оставить на время. Ей нужно привыкнуть к новой жизни. Когда шаги заглушаются, означая, что мужчина отошел достаточно далеко, ГеЛю переводит взгляд на дверной проем. Словно проверяя в действительности ли ушел. Поднимается на цыпочки, идет тихонечко, старается унять скрип пола. Парадокс. Чем больше усилий она прилагала, тем более громкими и раздражающим был скрип половиц в устаканившийся тишине. Наконец она сдвигает створки веранды, открывая вид на сад. Прекрасные парные растения. Персик и яблоня. Геллиантусы и Ликорисы.***
Дом Инсина небольшой. В обычном районе: не бедном и не богатом. Население самое разное. От бездомных оборванцев до зажиточных торговцев. Ну, и, конечно, среднестатистических жителей, не могущих похвастаться нарядами и пышным убранством, зато не знали голода и холода. Ее будущий супруг был как раз из таких. Средства на все необходимое есть. А что-то большее… Хм, Инсин не кажется человеком, гонящимся за лучшей жизнью. Он наслаждается тем, что имеет. ГеЛю нравиться эта его черта. На самом деле ее очень редко встретишь. Каждый хочет преодолевать препятствия, трудности, бороться за лучшую жизнь. Именно поэтому ангел предпочитает таких же созерцателей, как она сама. В погоне за чем-то большим часто забываешь о других вещах. Домик небольшой, одноэтажный, совсем рядом кузница. Прислуги нет, но она и не нужна. Каждодневной уборки всего на два часа, плюс стирка на один час и приготовление еды. Можно занести Инсину обед или ужин, если тот совсем заработается. Остальное время можно потратить на себя: вышивание, чтение добродетелей…чем еще занимаются обычные жены? ГеЛю призадумалась. Во дворце «Лазурного облака» некогда было прохлаждаться. За целый день и минутки свободной не находилось. А теперь… — Не это ли смертные называют счастьем? — шепчет девушка. У нее своя комната, куда Инсин никогда не заходит. Уважает личное пространство. ГеЛю привыкла к общей спальной комнате и шкафу, где у тебя всего лишь два подписанных кимоно, таких же одинаковых, как у остальных. Уже неделю она живет в этом доме. Настала пора разобрать «приданное и личные вещи» — с роду ничего этого не могло быть. Но оно напрямую определяло статус в семье мужа. Друзья из заоблачного квинтета постарались на славу, чтобы ничто не мешало счастью новобрачных. Приданное включало в себя сумму в чуть больше одного миллиона кредитов и традиционные вещи. Большая часть ушла на погашение долгов, Инсин позанимал у всех знакомых. — Интересно, зачем это все? — вздыхает ГеЛю, думая перетаскивать ли шкатулку в комнату. — Приданное невесты традиционно включает ножницы в виде двух бабочек. — начинает объяснять Инсин. ГеЛю вздрагивает, в испуге роняя коробок. — Да, символ неделимой радости и тепла. — кивает супруга. — Я знаю, просто это как-то… — Нелепо? — Немного. Как вещь может обеспечить мир? — кивает на огромную вазу. — Или взять к примеру этот горшок. Монеты символизируют богатство. — А фрукты плодородие. — а так как Геля любит персики, то он специально попросил заполнить церемниальный горшок именно этими фруктами. — Боюсь вышла совсем не смешная шутка. Персиковое дерево в моем саду всегда давало много плодов, но еще ни одно деревце не смогло прорости. — … — Думаю, вам стоит отказаться от брака со мной. — Какого же ты, однако, плохого обо мне мнения. — вскидывает брови мужчина. — Даже если персиковое дерево никогда не даст новые деревья это не мешает мне любить его. — Вы очень благородный человек. Мне повезло, что ваш взор упал именно на меня. Светлая улыбка поражает в самое сердце. А самому Инсину повезет от того, что его взор упал именно на нее? «Да, мне очень повезло.» — решает мужчина. Для любящего человека не так важно ответная любовь или нет. Важно просто быть рядом. А то, что ГеЛю согласилась жить в его доме уже радость.***
— Господин Инсин, зачем же…? Это же так дорого! О, Эоны, не стоило, правда. Это слишком дорогой подарок, я не могу его принять. — стоило девушке развернуть ткань, как она обомлела. Такое изысканное украшение не носят даже зажиточные богачи на Сяньчжоу. Да что там богачи, на гостивших представителях знатных родов такую красоту не всегда встретишь. — Тебе не нравиться? — мужчина со скрытой грустью смотрит на протянутую ладонь с подарком. ГеЛю прикусывает губу. Она чувствует горький запах обиды, настолько, что заставляет глаза слезиться. Ангел поражается этому смертному. Он так сильно ее любит и так сильно хотел сделать подарок. — Н-нет! Дело не в этом. — блондинка прижимает заколку к груди, колеблясь. — Не думаю, что смогу носить ее. Взгляд упирается в это несчастное украшение. Оно, наверняка, будет пылиться в шкатулке, у нее даже нет подходящего праздничного наряда. Да и не выходит она в свет совсем. Такой подарок, как кузнецу золотой меч, — простите за плохое сравнение, но Геле правда не с чем больше сравнить. Подобный подарили Инсину за подвиги во время изгнания борисенцев, ведь помимо успехов в кузнечном деле он также отличался умением фехтовать. В нем абсолютно не было смысла. Именно поэтому муж спрятал его в дальний ящик в хламохранилище. В золотом мече хорошее начинается и заканчивается тем, что он золотой. И все. Таким не пофехтовать и в кузнице не применишь для контрольной проверки качества клинков. Бесполезная вещица. Зато памятная. Правда Геле невдомек понять зачем памятные вещи смертным видам, в ее глазах тот клинок был бесполезным вовсе. Однако Инсин не хотел его продавать или выкидывать. Может она и в этот раз что-то не понимает? Тонкий затупленный наконечник, плавно перетекающий в утолщение, для поддержания ветвистых узоров дерева. Геля видела, как Инсин обращается с металлами и сплавами для мечей, это завораживающее зрелище. Однако эта вещь по истине шедевр. Она настолько идеально выглажена и продумана, что девушке плакать хочется. Знать, что кто-то готов потратить на нее колоссальные силы: ее жениху никогда не приходилось раньше делать украшения, наверняка, сянчжоуцу сначала пришлось пролистать множество книг и помоветоваться с коллегами, прежде чем садиться за что-то, а эти цветы из тонких листов? Сколько раз Инсину потребовалось перелить их, передумать, переделывать, чтобы добиться такого результата? Явно не одну ночь и даже день. Цветы, словно живые. Мастер постарался от души. В серединках цветов и дальше, по тонким нитям-цепочкам, — кузнец даже придумал причудливую форму для плетений в форме перышков, чтобы не делать пресловутые везде распространенные простецкие овалы, — тянулись красные драгоценные камни в форме сердец. Девушка уверена, что такими они не были, это все Инсин поигрался с их формой. И вот не лень ему было так заморачиваться. А все почему? Потому что любит. Каждая деталь заколки буквально об этом кричит. Маложивущий потратил столько драгоценного времени на эту заколку. «А я дура…» — умозаключает в голове Геля. Это не просто заколка. Для Инсина это признание в самой искренней любви. Для человека дела очень сложно выражаться словами. А она так просто сказала «я не могу его принять». Возможно, для мужчины это прозвучало как «я не могу любить тебя», а может и как более ранящие слова — «Мне не нужна эта заколка. Мне не нужен ты». — Прости, я не хотел обременять тебя, давай я переделаю ее? — предлагает Инсин. Что ж он не надеялся, что ее сердце растает… Ладно. Надеялся. Хотя бы немного. Почему ЦзинЮаню везет на девчонок, любящих деньги, а ему нет? Стоп-Стоп. Ему таких не надо. Такие истории никогда хорошо не заканчивались. Но, мерзости изобилия, как же было бы проще, если бы ГеЛю можно было просто подкупить. — Нет! — ангел прячет руки за спиной. Инсин удивляется. — Хорошо, я не буду переделывать, а просто продам. — мужчина тянет руку за спину девушку, пытаясь наощупь забрать заколку. Все-таки переборщил он с подарком. Нужно было начинать с чего-то невинного. Например, небольших порций сладостей. — Нет! — Я вообще ничего не понимаю. — признается Инсин. Да, противоположный пол полон загадок. — Ты же мне ее подарил, правильно? Теперь она моя и я могу делать с ней что захочу, верно? — ну, допустим, кузнец кивает. — Тогда я буду хранить ее у себя! Как там говориться? На пятки? — На память. — Да, точно, на память. Я буду вечность помнить о тебе! — Аха-хах, хорошо. Тогда Инсин посмеялся, не зная, что ангел в действительности будет хранить его дар вечно. Ей это под силу. И она точно также хотела подарить бесконечность дарителю, а не пустой безделушке.***
Дни протекали медленно, размеренно и спокойно. Инсин и думать забыл об ответном признании в любви. Отношения с невесой были что ни на есть теплые. По утру они оба занимались готовкой, завтракали за приятной беседой. Инсин уходил в кузницу, ГеЛю продолжила заниматься домашними делами. В обед она заглядывала, чтобы занести еду, а также почитать сказки детям. Всего за какой-то месяц вся местная детвора прониклась к ней симпатией. Теперь дом Инсина и кузницу постоянно окружали дети. Самого мужчину они побаивались, но желание поиграть с ГеЛю пересиливало страх. Он почти уверен, что стоит ему ступить за порог, как все те затаившиеся сорванцы хозяйничают в его доме. Тот вырванный по ошибке куст Ликорисов и испорченное белое ханьфу, превратившееся в розовое из-за стирки с красным: здесь явно поработали маленькие ручки детей. Не ГеЛю. Однако девушка храбро взяла всю вину на себя. Инсин тактично умалчивал о догадках, сразу же прощая ГеЛю. Для детей она была, как добрая бабушка. Что даст конфетку или вкусный пирожок, да еще и поиграет, и почитает. Многие тут беспризорники, поэтому любая ласка со стороны чужого человека, особенного взрослого, воспринимается с особой отдачей. Если бы Инсин родился чуть позже, вполне мог бы состоять в рядах этих детишек, воющих за внимание доброй сестрицы. — Жена-то у тебя умница-красавица. — улыбается подмастерье, шутливо подталкивая кузнеца в локоть. — Ешь давай. — отрезает Инсин. Ох и любят же его помощники погреть уши и поглазеть на красивых дам. — На третьем ангеле лежит проклятье, тот кто посмотрит ей в глаза безвозвратно влюбиться. Небесная императрица — феникс, пожалела ангела и приказала русалкам из квантового моря соткать ей волшебную ткань. С тех пор глаза ангела всегда скрывала невидимая ткань, отчего никто не смог знать настоящий цвет ее глаз… — сегодня Геля не читает, забыла книжку дома, придумает на ходу. — ГеЛю сама как этот ангел! — Да, ангел с голубыми глазами. — мечтательно вздыхает второй подмастерье. — Голубые? Я думал у нее зеленые. — Серые. — встревает в разговор Инсин. Геля взволнованно оборачивается. — Ах… — восхищенно вздыхает он. В отблеске солнца он видит. На веках едва заметки складки прозрачной ткани. Под пучком с заколкой проявляются очертания узелка. Он точно знает какого цвета ее глаза. Потому что в тот день он сорвал ленту из шелка русалок квантового моря. — У тебя красивый голос, расскажи что-нибудь еще. — просит мужчина. «Я полюбил тебя с первого взгляда и это не было проклятьем.»***
— Чем закончилась та история про ангела? Вечереет. Идут рука об руку, одновременно неся продукты с рынка. Рядом уже не снуют дети. По дороге, часть из них пара отвела обратно в приют, чтобы завтра снова заменить нянек, у которых и так не хватает рук на всех воспитанников. Остальные дети «терялись» по ходу прохождения рынка, встречая то родителей, то старших братьев или сестер. Мужчина несет тяжелый пакет с персиками, молоком и мукой. ГеЛю небольшой мешочек специй и платок с капустным пирогом. Сегодня они будут делать лунный персиковый пирог. А капустный для перекуса. Прохожие на рынке перешептываются о том какая же они красивая и счастливая пара. — Не знаю. Я же просто придумала ее на ходу. Так что она закончилась тем, что ангел встретила юношу, который влюбился в нее с первого взгляда и стала жить с ним. — Хм, они были счастливы? — Думаю, да. — Я тоже так думаю.«Знаешь, не вечно всё и, может быть, сладкий голос пропадёт.
Обещать ли можешь точно, что любовь вовеки не пройдёт?»
«Разумеется, клянусь тебе», — смехом разогнал печаль,
По щеке осторожно рукой крепкой проведя.
— СинСин, помнишь, ты говорил, что мой голос, как мёд? — утвердительный кивок. — А если…он вдруг пропадет? — То я буду любить тебя так же сильно. — Обещаешь? — Обещаю. Замок из ладоней ломается всего на мгновенье, чтобы утереть одинокую слезу, скатившуюся с золотых ресниц. Инсин с нежностью возвращает руку. Переплетения пальцев ощущается, как древний таинственный ритуал. Сокровенный. Интимный. Касающийся только их одних. Ангел чувствует себя безмерно счастливой. Она впервые так близко с человеком, связанным с ней нитью любви. Прикосновение их рук делает нить совсем маленькой, пока она не теряется из виду меж теплых ладоней. Нить любви связала их безымянные пальцы, заставила судьбы сплестись воедино. «Какой же ты удивительный человек, Инсин…» — таких она точно еще не встречала. Впервые она видела, чтобы человек своей силой смог разорвать планы судьбы. Красной нитью их связал сам Инсин. Потому что полюбил по-настоящему. Впервые проклятье обратилось благословением.***
В полуденный зной настигла беда -
Напала мучительная хворь на тебя.
Бедняками сводили с концами концы,
А без денег нам никак лекарство не приобрести.
— Вы же лучший целитель, почему вы не можете вылечить его?! — у ГеЛю никогда не было такого голоса. Срывающегося на крик. Отчаяние. Она в абсолютном отчаянии. Почему время неумолимо? Слишком жестоко по отношению к ней. — ГеЛю… — из всего заоблачного квинтета приходит лишь ЦзинЮань. Всего две недели назад он потерял ЦзинЛю, незадолго до этого при загадочных обстоятельствах умерла Байхэн. Ритуал погребения так и не был проведен. Тело было украдено. ДаньФэн заперся дома, по словам слуг и мудрейших даже не выходит поесть. Будь его воля, ЦзинЮань бы тоже отказался приходить. Но не мог. Потому что есть вещи, которые он обязан сделать. Теперь он генерал. Как он будет заботиться о Лофу, если не может найти силы посмотреть в глаза увядающей жизни маложивущего Инсина и его супруги. Ко второму он правда оказался не готов. — Поймите, его недуг не болезнь, а старость. Здесь я бессилен. — ГеЛю, пойдем. — генерал настойчиво, кладет руки на девичьи плечи для себя отмечая, что девушка отнюдь не слаба. Это не ЦзинЮань вывел ее из комнаты. Это она позволила ему увести ее, чтобы не натворить дел. Казалось еще секунда и та в приступе ярости наброситься на врачевателя. Ее сгорбленная фигура и постное лицо — генерал просто не узнает девушку перед собой. Инсин часто брал ее на спарринги, где она болела за Инсина. Воодушевляя его на заведомо проигрышные битвы с Цзинлю. Пару раз у него удавалось победить. Все эти победы посвящены ей. Даме его сердца. — Судя по твоему кислому лицу новости неутешительные. — на лице друга измученная улыбка. Не хочет чтобы о нем попусту волновались. — Да. Врач диагностировал у ЦзинЮаня проблемы с мужской силой. — Пф-хах!.. — как бы Инсин не старался, он не смог сдержать истерический смех. — Прости-прости, кхем-кхем. Неприятный недуг. — Довольно таки да. — согласился ЦзинЮань. Хочется отвлечь друга от неутешительных мыслей. Инсин бледен, голубые глаза утратили былой азарт. В нем остался лишь слабый проблеск жизни. Надолго ли? — Пойдем домой. — ГеЛю хочет помочь ему подняться. Но Инсин довольно бодро встает на ноги сам. Вместо того чтобы стать обузой. Он не дряхлый старик. Еще нет. А еще Инсин никогда не откажется от клятвы, что он дал перед небесами для их с ГеЛю благополучия. Он — ее опора. — Удачного пути. — желает генерал с болью смотря им в спины. От его взора не укрылось то как друг схватился за поясницу, а потом, чтобы не подавать виду положил руку, как при стойке с мечом. Теперь поясницы касалась предплечье, рука крепко сжалась в кулак, до такой степени, что ногти больно впивались в ладонь. Чтобы одна боль заглушила другую.***
Раньше Инсин не придавал особого значения своей внешности. Теперь, когда он передал кузницу подмастерьям, появлялся там лишь раз в неделю, по хозяйству ГеЛю не разрешала помогать, оставалось кучу времени для самокопания. В его комнате оказывается есть зеркало. Никогда раньше в него не смотрелся. К сожалению, в отражении смотрит не мужчина в рассцвете сил. Насколько же он стал стар. Кожа обвисла, покрылась морщинами. Руки рабочего всегда далеки от шелковой кожи аристократов. Волдыри держались стабильно, как и различные небольшие ссадины. Инсин смотрит на свои руки и ужасается. Трясущиеся, грубые, практически не заживающие от новых ранок развалюхи. Такими примитивный клинок не выковать. Мда… Наверняка, на него неприятно смотреть и касаться. ГеЛю долгожительница. Что тогда, что сейчас она выглядит одинаково. Одинаково прекрасна. Как только что распустившийся цветок персика. В тот вечер он долго и упорно закрашивал седые волосы водой с разведенным углем. За ужином ГеЛю в приступе обиды окатывает его теплой водой из таза. Специально чтоб не заболел. Она долго плакала. Плакала пока сушила, вычесывала белоснежные пряди. Мужчина с сожалением вздыхал. Как бы он не старался скрыть, тайное стало явным. Плакала, гладила его руки своими нежными пальцами. Плакала, крепко обнимала, жалась к его груди, щепча на ухо какой Инсин у нее хороший, красивый, самый-самый, она любит его любым, самое прекрасное в нем — его душа. И успокоилась лишь тогда, когда положила теплые ладони на его щеки, рассыпая любовные поцелуи по всему лицу. — Я люблю тебя, СинСин… — интимно шепчет в самые губы, оставляя томный поцелуй. Притупленный ноготь указательного пальца вырисовывает на лбу узоры. Инсин не придает этому значения, полностью поглощенный столь желанным признанием. На секунду ему показалось, что перед ним ангел. Небесная и эфемерная, с белоснежными крыльями и нимбом. Геле понадобилась лишь пару секунд, чтобы подарить этому человеку благословение изобилия. «Твоя жизнь не листья палые, чтоб увядать…» — раздраженно думает ангел. Она согласилась на авантюру. Вступить в борьбу со смертью.Шёл день за другим, шёл день за другим.
Забыв про усталость, я могла лишь прясти.
Даже время не посмеет любовь забрать,
А жизнь твоя — не листья палые, чтоб усыхать.
Инсин проводил старость в спокойствии. Наставлял подмастерьев, играл в манджонг, много гулял с ГеЛю. Они гуляли размеренным шагом, таким какой мог позволить себе Инсин. Остаток жизни мужчина хотел как можно больше времени проводить с ней. Они впервые сходили на побережье. Гуляли босыми, радовались игривым волнам. Собирали ракушки. Целовались на фоне заходящего солнца. Впервые посетили чайную, где мастера литературы рассказывают публике различные истории. Хотелось успеть как можно больше.Природа никого не ждёт.
В свои права вступила золотая осень с тихим стрекотом сверчков.
«У тебя не руки, а шёлк», — пальцы в ранах поцеловал.
А твои руки холодны были, будто настоящий лёд…
Сад зачах. Дети перестали приходить. В доме давно скопилась пыль. Лишь спальная комната пары держалась в идеальной чистоте. Каждую ночь Геля ждала пока муж заснет, чтобы усесться ночью за станок. Она видела, что становиться с пораженными Марой. Долгоживущие виды, чье тело и душа не выдерживают благословения Яоши. Слабаки.«Знаешь, не вечно всё и, может, шёлк этой кожи пропадёт.
Обещать ли можешь точно, что любовь вовеки не пройдёт?»
«Разумеется, клянусь тебе», — в кашле заходясь, сказал,
И мою ты ладонь такую грубую ласково сжал.
Чтобы сделать Инсина таким же бессмертным нужно не просто благословение эона. Нужен артефакт из галактического дворца в системе «Сапфир». Императрица отдала ей долг, когда приказала русалкам соткать ткань для глаз, спасающую окружающих от проклятья. В своем письме феникс изложила ясную просьбу - накидку. Не простую. Из перьев ангела.И днём, и ночью у станка я продолжала прясти.
Быстрей обязана лекарство у целителя купить. (Ах, ветер солнцу подчинён)
Только прошу, держись, до зимы держись, к первым холодам успею я. (Даже если до конца путь не пройдён)
Пальцы откажут, зренье откажет — пусть, (В лампе огонёк догореть обречён)
Свои перья всё равно сотку!
«Мне не жалко эти дурацкие крылья, мне не жалко это тело, силы…» — …мне не жалко ничего, только, умоляю, держись, Инсин, продержись хоть еще чуть-чуть. — с застилающими слезами глазами шепчет ангел. Но ей нельзя останавливаться. Еще немного. Еще совсем немного и она отправит накидку императрице, взамен она получит нефритовый амулет. — ГеЛю… — шепчет Инсин. — Эоны, что ты делаешь? — он судорожно мечет глазами по ее хрупкой фигуре. Кругом кровь. Золотая. Она блестит, медленно испаряясь. — ГеЛю! — Я не хочу отпускать тебя! — в отчаянии кричит она, впадая в истерику. Он осторожно прижимает девушку к себе. Шепчет что-то глупое, лишь бы успокоить. Что он всегда будет рядом. Будет смотреть на нее из космоса. Станет ангелом-хранителем. Это приводит ее в еще большее отчаяние. Она знает, что ничего подобного не будет. Он просто умрет, душа отойдет от тела и превратиться в энергию, поглощаемую космосом. — Я очень благодарен. — нашептывает муж, закутав девушку в свое ханьфу. Сил, чтобы плакать у нее не осталось. Безжизненные глаза направленны куда-то в пустоту. От мертвеца ее отличает разве что сильная хватка на его одеждах. Жалкий жест. Как бы она не умоляла смерть, она все равно заберет его у нее. И она останется одна. Инсин ласково вкладывает вместо ткани свою ладонь. Мол, "смотри, я еще здесь, с тобой". — Ты самое чудесное, что было в моей жизни. Я ни капельки не жалею, что полюбил тебя. Ты солнце, что скрасило мое дни существования. Твои нежные руки… — он целует израненные девичьи пальцы. — …и светлую улыбку я запомню навсегда. — Обещаешь? — Обещаю…«Знаешь, не вечно всё и столь родной мой облик пропадёт.
Обещать ли можешь точно, что любовь вовеки не пройдёт?»
Я боялась правду рассказать, человеком не была.
Так прими в тишине последний знак — белое перо…
***
— Отдайте! Оно мое! — рявкает Геля. Так громко и грозно, что члены экипажа вздрагивают. На ее поведение это не похоже. — Нет, мое. — хрипит Блэйд, убирая украшение за пазуху. В тот же карман, где лежит последнее перо из крыльев его персикового ангела. Он вспомнил его благодаря тому цветку-зеркалу. Это украшение сделал он для своей жены. — Ах, ты! — у блондики бешенный взгляд. Секунда и она появляется рядом с Блейдом. Она настолько обезумела, что готова разорвать всю грудную клетку охотника, чтобы забрать свое. Она не помнит почему эта вещь ей дорога. Но она готова пол вселенной пустить на корм пожирателям лишь бы забрать обратно. — Блейд, послушай… — Кафка плетет сети шепотом духа. — Отдай ей заколку. — Я сделал ее для своей жены! — женщина в шоке. Ее способность перестала работать. Но почему? — Для…жены? — безымянная резко оседает на пол, хватаясь за голову. Секундой другой и она бы уже рассекла его тело напополам. Руки не послушались. С ней что-то происходит. Какая-то внутренняя борьба. Треск. Воспоминания, запечатанные братом, распались. Ничто не может спасти от горькой правды.«Разумеется, клянусь тебе», — с улыбкой я сказал,
Обнимая ту, что в жертву свои крылья храбро принесла.
Журавля, который в зимний день грациозно улетел,
До сих пор тоже помню, забывать ведь не хотел.
— Геля! — кричит ДаньХэн. Что происходит? Почему она обнимает охотника за стелларонами? Почему она обнимает Блэйда? Она поворачивается и смотрит на него таким уничижительным взглядом, что у ДаньХэна перехватывает дыхание. Геля люто ненавидит его. — Исчезни. — цедит ангел сквозь зубы. Блэйд хмыкает и по-собственнически целует блондинку в макушку.***
Мара захватывает разум. На этот раз все по-другому. Он сидит в позе лотоса. Геля напротив. Их руки скреплены в замок. Такой родной, чувственный жест. Их лбы соприкасаются. Метка на лбу мужчины заставляет Мару отступить. Новые воспоминания о ней он ни за что не потеряет. Ее грудь мягкая и податливая, упирается в его — плотную и упругую. — Люблю, люблю, люблю… — нашептывает ангелочек, потираясь носиком о нос возлюбленного. — …Хм, и я тебя люблю. — умиротворенно выдыхает Блэйд. — …Обещаешь? — Обещаю.Потому неизменно буду я тебя любить всегда.