Других стражей направили на разведку и вскоре они нашли подходящую территорию для теплицы, вполовину ближе, чем квадрат Ф8, к тому же туда могли достать снаряды из орудий на стене. Исследовав почву, инженеры нарисовали план постройки, продумали конструкцию и предоставили данные по необходимым материалам.
Огнемётчик под присмотром двух стражей зачищал территорию от паразитов и микроорганизмов. Ещё две пары стражей ушли в старый город за пластиковыми панелями. Годились, например, перегородки в офисах или стенки душевых комнат. Инженеры собирали из них вполне устойчивые конструкции, по периметру монтировалось освещение, безжизненная пока земля в теплицах вскапывалась и перемешивалась, сверху насыпали толстый слой плодородного грунта и делали грядки.
Первым делом грунт поливали и запускали генномодифицированных дождевых червей. В отличие от своих предков, этим червям было фиолетово, какую землю грызть, их не брала радиация и они плодились в 8 раз быстрее. Так, черви начинали с плодородного слоя, и через 3-4 дня их способность мелиорировать и структурировать почву, пронизывая ее своими отходами, делала землю пригодной для первых посадок. Часть червей извлекали, остальным давали возможность углубляться и расширять плодородную территорию. После этого конструировалась система капельного орошения и огород засаживался.
У Бэкхёна и Чанёля был выходной по графику. Чанёль скрылся в инженерном отсеке и ожесточенно спорил о чем-то с Чондэ, а Бэкхён провел лёгкую тренировку для мальчиков-стражей и отправился в казарму.
200 лет назад, когда стала очевидной победа нового вируса, связи между людьми начали резко обрываться. Чтобы выжить, из семьи выгоняли отца или мать, а те, в свою очередь, сдавали заболевших детей медикам, понимая, что сами им не помогут. Позже сдавать стало некуда.
В созданных для спасения бункерах и резервациях первое поколение ещё сохраняло семейные отношения, но каждое следующее всё больше забывало, что это такое. Многие дети за короткий период остались сиротами и выросли благодаря чужим людям, что кормили и обучали их. Ещё через пару поколений понятие семьи и вовсе кануло в небытие.
Чтобы выживать, человечеству требовалось воспроизводство, и делать это надлежало быстро, без лишних сантиментов, поэтому для продолжения рода выбирались только самые здоровые представители молодых поколений. Людей с серьезными отклонениями и наследственными заболеваниями к размножению не допускали. У резерваций не имелось ресурсов и технологий для выхаживания больных и слабых.
Пары выбирались рандомно, допущенные в репродуктивный отсек могли сами выбрать партнёра на раз. Если зачатия не происходило, партнёры снова перемешивались до получения результата. После выполнения своей функции, они были свободны от каких-либо обязательств и, как правило, направлялись для выполнения необходимых работ. Женщины вынашивали и рожали младенцев, а потом возвращались к работе.
Детей растили медики и няньки – отдельная группа лиц с очень сильными материнскими инстинктами. Впрочем, это происходило без лишних эмоций и чувств, главное, чтобы няньки были терпеливыми и спокойными.
Воспитывались они как одна семья, ячейка, а подрастая, определялись в конкретный отсек и меняли ячейку, привязываясь к тем, с кем теперь жили. С моральной точки зрения так тоже было проще: не занимаясь воспитанием своего биологического ребенка, человек к нему не привязывался, а значит, не испытывал сильных страданий в случае утраты, и мог продолжать функционировать в обычном порядке.
К этому варианту пришли не сразу. Учёные пытались наладить бесперебойное деторождение с помощью искусственных механизмов, однако приборов и медицинских аппаратов попросту не хватало, а добывать старые с каждым годом становилось всё сложнее и от этого метода вскоре отказались. Искусственное оплодотворение тоже не давало необходимых результатов, для поддержания беременности зачастую не хватало лекарств и опять же оборудования. Не стоила только система, созданная природой на заре человечества.
К моменту рождения Бэкхёна социальная жизнь была налажена таким образом, что для воспроизводства подходил каждый, если он оказывался достаточно здоров. Женщин репродуктивного возраста берегли и особенно о них заботились, но тщательно отбирали. Если в анализах проскакивало хоть какое-то существенное нарушение, женщина могла потерять шанс попасть в репродуктивное отделение и становилась просто рабочим материалом.
Стражи за свою короткую жизнь должны были посещать репродуктивный отсек дважды в год, для воспроизводства следующих поколений стражей. Физически они оказывались наиболее эффективными и почти всегда от них рождались сильные и здоровые дети. У них не успевали возникать привязанности к противоположному полу, поэтому для стража самым дорогим человеком становился его напарник. Такое партнёрство показывало высокие результаты в боевых выходах и в целом отличалось эффективностью.
Несмотря на несравненную силу и выносливость стражей не хватало всегда, они часто гибли и, по сути, были расходным материалом. Но без них резервации вообще не смогли бы выжить, ведь если учёных, врачей и женщин некому будет защищать, то жить и изобретать они не смогут. Поэтому постоянное воспроизводство стражей провозгласили задачей номер 1, даже важнее изобретения вакцины.
Бэкхён тщательно вымылся и сейчас отдыхал в их с Чанёлем каморке, давно сложившиеся пары иногда жили отдельно. Только подростки, одиночки, или те, кто находился на стадии формирования, делили общую казарму.
Чанёль появился поздно вечером, хмурый и расстроенный.
– Не получилось? – спокойно поинтересовался Бэкхён, вспоминая, что сегодня напарник занимался разработкой компактного огнемёта.
– Нет. А ты чего не спишь?
– Мысли всякие.
Чанёль согласно кивнул, снял куртку и штаны, вытащил из шкафчика полотенце и мыло и бросил взгляд на их расписание.
– О, у кого-то завтра важный день?
– Просто часть моей работы, – отмахнулся напарник, разглядывая какие-то записи, которые взял в библиотеке.
Бэкхёну завтра предстояло посетить репродуктивный отсек, поэтому на день он освобождался от остальных функций. Ему давался день отдыха и возможность отоспаться, чтобы иметь высокие медицинские показатели, с утра возьмут анализы, и, если всё в порядке, направят в отсек.
– А тебе когда? – зевнул Бэкхён, которого перспектива посещения репродуктивного отсека не особенно радовала. Это скорее была обязаловка, в которой запрещены чувства. Не то, что раньше, когда отношения между полами развивались по совершенному иному сценарию. Он встряхнул головой и шумно выдохнул. Чанёль прав, надо меньше читать.
– Я был полгода назад и пока расписания не дали, но думаю, ещё в этом году отправят. Пока жив, – он тут же осёкся и виновато взглянул на напарника: – Прости.
– Да ладно, я уже привык.
Чанёль знал, как остро Бэк иногда реагировал на реплики, связанные со смертью, особенно когда Чанёль говорил о себе. В основном стражи спокойно относились к смерти, не планируя ничего на будущее. Они знали, что смертники, и быстро смирялись, а повышенная тревожность обычно легко подавлялась специальными таблетками или уколами.
Бэкхёну хотелось жить и сохранять чувства, поэтому свою тревожность он скрывал, потрясающе владея эмоциями. Только напарник знал, каков он на самом деле, но жажда жизни у Чанёля была такой же сильной. Парень перекинул полотенце через плечо и отправился мыться. Завтра он опять не вылезет из оружейного отсека и, может быть, день пройдет более продуктивно.
<–––––♦️–––––>
В репродуктивном отсеке пахло совсем иначе, чем в других отсеках резервации. Сначала медкабинет со специфическими ароматами антисептика и лекарств, а потом комната, наполненная цветочными запахами. Конечно, они все были искусственными, но больше нигде в резервации такого не почувствуешь.
Отсек репродукции чем-то напоминал гарем, про которые он читал в старых книгах. Он был оформлен в светлых тонах, повсюду декор из цветов и тканей, даже несколько живых растений в огромных кадках, над каждым – фиолетовая фитолампа, единственный источник животворящего света под землёй.
Бэкхён прошёлся по пустой комнате, впереди была ещё одна дверь, а уже за ней слышались голоса. Там, при неярком освещении, обнаружился десяток девушек, вполне даже симпатичных и женственных. К внешности давно никто не придирался, она теперь не имела значения, главное – здоровье. Учитывая, что они жили изолированно, одежды на девушках было минимум и она не особенно скрывала их прелести.
Эти девушки занимались в резервации простыми занятиями, избегая тяжёлых нагрузок и стрессов. Кого-то Бэк уже встречал, но многие были ему незнакомы. Наверное, последнее пополнение.
Сейчас они по двое или трое расположились на подушках, раскиданных у стен, некоторые закрывались шторками, другие что-то мастерили или шили, одна девушка с серьезным лицом читала книгу по уходу за младенцами, две беременные с большими животами просто болтали, обсуждая ощущения друг друга.
На появление мужчины в отсеке девушки отреагировали спокойно, его внимательно осмотрели с ног до головы, некоторые сразу потеряли интерес, беременные глуповато захихикали, а стайка из трёх девушек в дальнем углу комнаты подбежала к нему и стала расспрашивать, как его зовут и что ему нравится. Бэкхён в репродуктивном был давно и уже забыл, как тут всё выглядит и что от него требуется. Впрочем, эти девушки сами всё сделают, они ведь для этого и существуют. На минуту ему стало не по себе, он пожалел девушек за столь ограниченную жизнь. Но эта жизнь помогала резервации существовать и воспроизводить население. Если бы они подчинялись старым законам и рожали детей по случаю или по большой любви, человечество давно уже вымерло бы.
Девушки потащили Бэкхёна в ту первую комнату за дверью, из незамеченной им прежде ниши достали двухметровый матрас и уложили его. Их нетерпеливые тонкие пальцы жадно изучали парня, стягивая с него нехитрую одежду, чьи-то решительные губы утянули в поцелуй, а чужое горячее дыхание согрело пупок. Бэкхён подчинился инстинктам и не сопротивлялся, позволяя им делать всё, что угодно. В конце концов, это его долг перед обществом.
<–––––♦️–––––>
– И как всё прошло? – Чанёль наделся, что выглядит максимально равнодушно, но было глупо надеяться спрятать эмоции от Бэкхёна. Не то, чтобы он ревновал напарника, но Чанёль искренне считал, что это его человек и никто не должен прикасаться к нему, кроме Чанёля, даже из соображений долга.
– Интересно, – улыбнулся напарник, пять минут назад вернувшийся из репродуктивного отсека. Он видел напряжение во взгляде напарника, поэтому слегка сжал его предплечье. – Надеюсь, результат будет достойным.
– Не сомневаюсь, – Чанёль словно огладил его лицо взглядом, Бэкхён искренне улыбнулся ему, приобнял за талию и на пару мгновений положил голову на его плечо. В такие моменты он словно подпитывался энергией Чанёля, его непонятно откуда бравшимся позитивом, ради него хотелось жить.
Бэкхён отстранился и посмотрел на напарника, считывая его эмоции, а потом вдруг вспомнил, что хотел спросить.
– Я слышал, что Чонина убрали из расписания репродуктивного отсека.
– Да, его показатели сильно упали, спермограмма мёртвая, он сейчас бесполезен. Чунмён сказал, что его полечат, попробуют восстановить и может быть потом…
– Хочу навестить его.
– Сходи. Со мной он отказался разговаривать. Буянит, рычит, не хочет никому подчиняться. Но хотя бы уже не кидается с кулаками.
Лечебный корпус располагался на верхнем этаже резервации. Чонина положили в изолятор, потому что он постоянно ругался, кричал и требовал выпустить его или убить. Снотворное его не брало, поэтому парня просто заперли в комнате, дверь в которую открывалась только снаружи.
Бэк подошёл к смотровому окошку двери, чтобы узнать, чем он сейчас занят и увидел, что Чонин в комнате не один. Худощавый темноволосый парень в халате медика пытался поменять ему повязки на руках, исцарапанных, когда он вырывался во время гибели Кенсу.
Пытался потому, что Чонин ничего не давал сделать, крутился во все стороны, ворчал, ругался и отталкивал медбрата. Бэкхён этого паренька раньше не встречал, а может, просто не обращал на него внимания. Худой и высокий, с равнодушным выражением лица, он ещё не стал врачом, скорее находился на практике под присмотром. Ему ведь от силы лет 20, может 22.
Надо бы помочь, пока Чонин ему что-нибудь не сломал. Только он собрался открыть дверь, как услышал глухой стук и сразу после него тишину. Снова заглянув в окошко, Бэк с удивлением увидел, что худощавый медбрат смотрит на стража сурово и что-то тихо говорит, а когда Чонин гордо вздёрнул подбородок, медбрат с размаху врезал ему кулаком.
Надо же! Обычно медики тихие, как мыши, ну кроме начальства, этот вообще ещё даже не врач. А Чонин-то притих, не сопротивляется. Неужели простая оплеуха так на него подействовала? И что ему сказал этот переросток?
Чонин зло пялился на медбрата, но подпустил его к повязкам и терпеливо ждал, пока они сменятся на свежие. Бэкхён присмотрелся к надписи на бейджике медбрата, там значилось «Сехун». Раньше у людей были фамилии, но теперь лишь имена и профессии. Надо будет поподробнее разузнать про этого паренька, подумал про себя Бэкхён, заходить к Чонину он передумал, посчитал, что нарушит с таким трудом отвоёванное парнишкой доверие.
