«Я тоже»
Братишкин чрезвычайно доволен собой, отправляя ему ответное сообщение, и отключает вибратор, больше нет смысла его мучить.«Можешь снять его, я разрешаю»
«Да, хозяин» Хесус ухмыляется в камеру и с какого-то хуя выглядит даже большим победителем, чем Вова. Но Братишкин плюёт на это и отправляется в душ. И он пропадает со своими приказами на целых две недели. Хесус успевает соскучиться, хоть это и максимально ненормально, но этот странный опыт и воспоминания об этом становятся отличной фантазией для дрочки. Что там думает об этом Братишкин, который эту хрень всю и затеял, неизвестно, чего добивался вообще загадка.***
— Хес, приезжай ко мне, сейчас. — спустя столько времени это первое, что говорит Братишкин в очередном внезапном звонке. — И подумай хорошенько, хочешь ли ты отказаться. А Хесус хотел, у него стрим в планах, дела после, но Вова способен перекрыть все планы своим козырем, и приходится соглашаться, срываться и ехать. Мысли были всю дорогу о том, как смотреть ему в глаза, а о том, что они вообще будут делать, задумывается уже у самых дверей. Может стримить вместе? Только лицо Братишкина, когда он открывает дверь, напряжённое, и ведёт он себя нервно, дёргает себя за край футболки. Он хватает Хеса за руку и без объяснений тащит в комнату. Лёша сверлит взглядом его затылок и отпускает ладонь. — Зачем… — Молчи! — предупреждает Вова, оборачиваясь, оглядывает его и повелительно машет рукой. — Раздевайся. — Чего? — Хес, что непонятного в таком простом слове, как «молчи»? Снимай кофту. Хесус молчать может, а снимать кофту не согласен, хочется много спорить, но взгляд у Братишкина такой, что подчиняться хочется сильнее. — Ничего, я просто кое-что хочу проверить. — объясняет Вова и помогает стянуть кофту, заходит к нему за спину и быстро заводит его руки назад, стягивая чем-то запястья. — Не сопротивляйся. Хес дёргает руками и слышит скрежет металлической цепочки. Наручники. — Вов… Вова шлёпает его по спине и толкает на диван, заставляя сесть. — Я, блять, тебе рот-то и заткнуть могу, силой. Хес поджимает губы, смотрит снизу-вверх исподлобья и снова дёргает руками, оставляя ссадины на запястьях, наручники нихуя не игрушечные и даже не мягкие из сексшопа. В груди всё сворачивается в ледяной комок беспокойства, глаза Вовы пугают и возбуждают одновременно, когда тот кусает губы и мечется перед ним, словно забыв, что собирался делать. Взяв себя в руки Братишкин двигает к ногам Хеса коробку, секунду думает и садится к нему на коленки, разглядывает и трогает голые плечи одними кончиками тёплых пальцев. Хесус откидывает голову на диван и смотрит в ожидании, ему многое хочется спросить, но исполнение угрозы всё ещё нависает вместе с самим Вовой над его головой. Братишкин соскальзывает руками с его плеч на грудь, в глаза не смотрит, оттого очень хочется, чтобы посмотрел. — У меня много всякого есть. — сообщает Вова, наклоняется и вытаскивает из коробки резиновый дилдо. Хесус начинает дёргаться, пытаясь скинуть его со своих колен, на сто процентов против, и Братишкин смеётся, прижимаясь к нему, чтобы не упасть. — Я тоже думаю, что для этого ещё рано, его в подарок дали. Хес фыркает ему в щёку и отворачивается. Улыбнувшись, Вова достаёт из коробки что-то ещё. — Удивительно, что ты так терпеливо слушаешься. Мне казалось, что ты будешь больше сопротивляться. — После того случая я не удивлён, что ты ведёшь себя как извращенец. — отвечает Хесус, больше молчать не может уже. — Да? Ведь это ты кончил на глазах у всех. — Как будто у меня была возможность этого не делать. Я и сейчас мало что могу. — Просто тебе нравится. — заявляет Братишкин, поворачивая его лицо за подбородок к себе, наклоняется и шепчет, почти касаясь его губ. — Нравится. Хесус вздрагивает почувствовав, как что-то сильно сжимает его соски. — Бля! — Смотри-ка, а у этих штучек тоже есть пульт. — Вова демонстрирует ему пульт от зажимов. — Как думаешь зачем? — Вов, может хватит? Что за хуйня началась? — Нихуя, ты здесь извращенец, который заводится от подчинения, а не я. — Ты что, типа обижаешься на меня? Я кончил от вибратора, а ты от того, что смотрел на меня и дрочил, или скажешь, что нет? М? Братишкин с силой сжимает пальцами ему челюсть, мешая говорить, глаза у него горят от злости, и он нажимает на кнопку. Током бьёт не очень сильно, но Хес чувствует сейчас всё куда острее, глухо стонет, закрывая глаза, его трясёт, и в штанах становится тесно. — Что? Есть ещё вопросы? — интересуется Вова, раскачивая в руке кляп, но кладёт его пока просто рядом, и Хес качает головой и поверхностно дышит. Братишкин опускает руки на заметно натянувшуюся ткань штанов. — Блять, Хес, у тебя встал. Понимаю, настоящего секса у тебя, наверное, уже лет пятьдесят не было. — Пошёл ты нахуй. — сдавленно ругается Хесус и двигает бёдрами, пытаясь толкнуться ему в ладонь, пока он медленно стягивает его штаны. — Не хотелось бы, чтобы ты кончил раньше времени. — Руки сводит, отпусти… Хозяин? — Хуй тебе, не куплюсь. Но за попытку награжу. — Вова довольно ухмыляется и целует в шею, оставляя влажные, но мягкие укусы, сжимает его бёдра, приподнимаясь вместе с ним. — Упрись спиной в диван, я быстро сниму с тебя штаны. Хесус подчиняется и, выгибаясь, думает, что подчиняется даже слишком много, но пока его всё устраивает. Братишкин спускает с него штаны с бельём до колен и, сползая на пол ему под ноги, роется в коробке. Хес бы хотел толкнуть его за затылок на себя, натянуть этот наглый ротик на свой член, так чётко представляет, что стонет от мыслей. Он откидывает голову назад и закрывает глаза, переводя дыхание. Тем временем Вова находит, наконец, что-то в коробке и с улыбкой вертит на пальце кольцо. — Куда ты собрался это надевать? — уточняет Хесус, сводя коленки. — Именно туда куда ты подумал. — отвечает Братишкин, снимает уже его одежду окончательно и хватает за ноги. — Нет, не трогай там ничего. — Блять, что ты капризничаешь? Тебя спросить забыл, где мне трогать. — А я тебе и так скажу, без вопросов. Братишкин читерит, трётся щекой об его коленку, заглядывая в глаза, подкупает, что позволяет ему скользнуть Хесу между ног, целует нежно гладкую кожу и наглейшим образом натягивает на него эрекционное кольцо. — Ну вот, а ты переживал. — Вова обхватывает его руками, проходится поцелуями по торсу вверх до недовольного лица, улыбается, снова забравшись на его коленки, и играется с зажимом на одном из его сосков. — Злишься? Хесус обиженно отворачивается, чем только даёт возможность Вове скользнуть губами по скулам и кусануть за ухо. Братишкин довольно красноречиво опускает руки вниз, сжимая в ладонях его ягодицы, проверяет реакцию и разводит в стороны, проводя пальцами по внутренним сторонам. Хес дёргается активнее и вдруг вместо слов вцепляется зубами ему куда-то между плечом и шеей, едва ли не до крови прокусывает и скользит языком, Вова ахает, волной прижимаясь к его груди, хватается за спинку дивана, ногти скользят по обивке, и он дрожит, стонет, не сдерживаясь, но может отстраниться, только когда Хес его отпускает. — Сука. — возмущается он, сжимая ладонью шею, чувствует оставшиеся следы от зубов. — Ты совсем? У меня мало того там будет гигантский засос, так ещё и следы от твоих, блять, зубов! Хесус за собой вины не чувствует, наоборот бы снова вгрызся в его кожу судя по взгляду. И накрытый этим чувством Вова вздрагивает, с опаской смотрит, поднимая кляп, как будто на дикого пса пытается его натянуть, как бы Хес не прокусил этот шарик. — Прости, но ты уж очень агрессивный. — извиняется Братишкин, гладя его по лицу, и целует в щёку. Хес удивлённо поднимает брови и сердито дёргает носом, ну чисто пёс. Вова хмыкает, гладит его по голове, чем злит ещё сильнее, смяв драгоценную башню. — Я не хочу делать тебе больно, честно, хочу, чтобы нам обоим было хорошо. — признаётся Братишкин, шепча ему на ухо. — Но потому что ты бы не позволил добровольно, я всё сделаю сам. Расслабься. Он осторожно отстраняется, боясь увидеть в его глазах ненависть, но Хесус смотрит с ожиданием, одними глазами спрашивает: «И что дальше?». Вова кусает сухие губы, неловко снимает с себя футболку и сжимается под чужим горячим взглядом, у него вдруг коленки дрожат, когда он неуклюже встаёт. Не ему тут смущаться, но у Хеса вид всегда уверенный, что такому всему никакущему Вове его не переплюнуть. Братишкин смело раздел другого парня, сковал наручниками, бесстыдно целовал и трогал, но сейчас стесняется снять перед ним свои штаны. Хесус обвивает его лодыжки ногами, едва не уронив на пол, словно поддерживает, готов выебать его сам, если он не может, поднимает голову, пытаясь сглотнуть слюну, которая вот-вот польётся по лицу, и ждёт. Вова трясёт пустой башкой, помогает ему встать на ноги, утыкается носом ему в шею, обнимает, кое-как они даже умудряются сжать ладони друг друга. — Хес, я хочу кое-что сделать с тобой, взамен я всё удалю, никаких больше фото. — Братишкин мельком смотрит вверх, утыкаясь взглядом в его прищуренные глаза. — Не веришь? Я ведь мог наснимать новых прямо сейчас, но не делаю этого. Я правда хочу. Повисает напряжённая тишина, Хес задумчиво рассматривает капельку крови стекающую по его ключице, а Вова безостановочно грызёт покоцанные губы, уткнувшись лбом в его плечо. Братишкин додумывает первым, отстраняется, мягко, но настойчиво разворачивает его лицом к дивану. — Знаешь, ты не связан настолько, чтобы не суметь отбиться. Если ты не уверен, просто доверься мне. — говорит Вова, толкая его на диван, прижимает его голову к спинке, заставляя выгнуть спину, и целует ласково между лопаток. — Я буду нежным, Хес, как с девочкой, нет, даже нежнее, как с тобой. Братишкин напряжённо ждёт сопротивления, но Хес подозрительно спокоен. Ему ничего не мешает залезть в коробку, достать оттуда гандоны и смазку. — Я знаю, ты ими не пользуешься, у тебя аллергия на латекс? — Хес отрицательно мычит, и у Вовы внутри тепло разливается, что он вообще ответил. — Хорошо, солнышко, я понял. Хесус фыркает, оборачиваясь через плечо, вытирает мокрый от слюны подбородок об диван и выгибает бровь. Братишкин натягивает презерватив на палец и льёт дополнительную смазку ему на задницу, Хес дёргается, хочет возмутиться, чтобы не лил так много, что по ногам потекло, но почувствовав проникновение, замирает, пытается оценить происходящее, только коленки разъезжаются, когда Вова нажимает горячей ладонью ему на поясницу, скользит ею по напряжённому телу, успокаивая. — Хес? Хесус качает головой, не готовый сейчас к разговорам, трётся грудной клеткой об мягкую обивку, пытаясь отцепить зажимы, но Вовина рука добирается до них тоже, дёргает и заставляет парня трястись. Братишкин целует его в загривок, тыкаясь носом в затылок, спускается ниже, проходится по позвоночнику мокрыми медленными поцелуями и незаметно добавляет ещё палец. — Хес, ты такой узкий, блять. — бормочет Вова, опускает руку на его член и проводит несколько раз, отвлекая от добавления третьего пальца. — Я всегда думал, что ты направо и налево с парнями трахаешься. Хесус стонет, толкаясь ему в ладонь, кончить ему не светит, оттого всё горит ещё сильнее, а ответить злобным комментарием мешает дурацкий кляп. Он потихоньку теряет рассудок, растворяясь в ощущениях, как в тумане слышит открытие нового презерватива и перестаёт чувствовать внутри себя горячие Вовины пальцы. Первый толчок вырывает из его лёгких рычание, он резко втягивает воздух носом, ощущая, как Вова охлаждает влажную кожу своим дыханием. Братишкин прижимается лбом к его спине, с трудом держится, чтобы не кончить только от этого, не войдя даже наполовину. Он сжимает ладони на его заднице, не позволяя дёргаться так активно, и осторожно толкается глубже. Хес раскачивается ему навстречу, и Вова быстро наращивает темп, забывая об обещании быть нежным, которое уже и не важно. Они начинают двигаться в унисон, но Вова всё равно начинает двигаться быстрее, он хватается руками за спинку дивана, теряя равновесие и слушая заглушённые стоны Хесуса. Он смотрит на ремешок кляпа, но его накрывает оргазм до того, как он до него дотягивается. Вова тяжело дышит, стаскивая презерватив и бросая его к другому, с трудом стоит, держась одной рукой за диван, и аккуратно разворачивает Хеса, помогая ему сесть ровно. Хотя Хесус бы лучше постоял, он морщится от непривычной боли в заднице, воздуха категорически мало и собственный стояк требует разрядки. — Вот, я сейчас. — опомнившись, Братишкин снимает с него наконец кляп. — Прости, но руки я пока не освобожу, боюсь ты тут же задушишь меня. — Долбаёб. — Хес разминает затекшую челюсть и ёрзает, намекая на другую проблему. — Из-за чего бы мне тебя душить? Потому что ты выебал меня и надеешься, что со своим членом я разберусь сам? — Я… Изначально я думал, что если не дам тебе кончить, то буду мудаком, но не геем. — Вов, ты и так гей, блять, а быть мудаком или нет, только от тебя зависит. — Да, ты прав. — Вова неуверенно поднимает на него глаза и двигается ближе. — Мне понравилось делать это с тобой. А тебе? — Я не кончил, так что ты уверен, что хочешь услышать ответ? Братишкин проводит пальцами по следам на его щеках, оставшихся от ремешка, по покрасневшим губам, сползает с дивана снова к его ногам, облизываясь, разглядывает чужой стояк. — Вов, что ты задумал? — спрашивает Хесус, снова позволяя собой управлять, сползает ближе к краю дивана, когда Вова тянет его за коленки, разводя их в стороны. Вова не отвечает, слишком поглощённый своей идеей, проводит по его члену пальцами, размазывая выступающую смазку по головке, приближается так близко, что опаляет его горячим дыханием. Но перед тем как коснуться губами, поднимает глаза вверх и его сносит волной от горячего взгляда и того, как Хесус скользит языком по своим губам, нетерпеливо. — Вов… — зовёт Хесус, закрывает глаза, откидываясь назад, и нервно сглатывает. — Если не собираешься это делать, хотя бы не дразни. Вова проводит кончиком языка по головке, не отводя глаз от его лица, и они снова резко пересекаются взглядами. Хес не может сосредоточиться, он бы кончил прямо сейчас, если бы мог. Братишкин продолжает ласкать его языком, прижимается губами, проводя ими по всей длине члена, не разрывая зрительный контакт, но закрывает глаза, вбирая его в рот. Хесус бы очень хотел коснуться его, но руки всё ещё скованные, запястья начинают саднить, а его горячий рот именно то, чего он так желал, и Вова обсасывает его с таким рвением, что он с трудом сдерживает стоны. Братишкин отстраняется с громким чмоком, чтобы отдышаться. — Хес, тебе нравится? — интересуется он с улыбкой и размазывает свою же слюну по его члену. — Ты не останавливайся, продолжай. Фыркнув, Вова ласково обводит языком головку, сжимает губами и соскальзывает вниз, двигается мучительно медленно, но горячо. Хес дёргает бёдрами, толкаясь ему в рот, выгибается и протяжно стонет. Братишкин проводит по его животу вверх, сдёргивает с его сосков зажимы, отчего Хесус ахает, а от его ласкового рта стонет громче. — Вова, блять, пожалуйста, позволь мне кончить… Хозяин. Стоит Братишкину чуть ослабить кольцо, как Хес кончает ему в рот. Вова поднимает голову, смотря на него огромными глазами, хватает пустую коробочку от презервативов и сплёвывает в неё. — Прости, я не… Да пошёл ты, сам виноват. — заявляет Хесус, расслаблено откидываясь на спинку дивана. — Спасибо, Хес. — смеётся Вова, утирает губы запястьем и, достав ключ, забирается снова к нему на коленки снять наручники. — Наверное, я сделал лишнее, прости. Хес дожидается, когда его руки снова станут свободными и тут же сжимает лицо Вовы в ладонях, прижимаясь к его губам поцелуем, слизывает остатки своей же спермы и проникает в рот языком. Они горячо целуются, и Братишкин только сейчас понимает, что они ни разу этого не делали, какое упущение. Отстраняясь, они заглядывают друг другу в глаза, Хесус гладит его по лицу, обращает внимание на синяки на шее и наклоняется, нежно целуя. — Больно? — спрашивает он, слизывая подсохшую кровь. — А тебе больно? — отвечает вопросом Вова и обнимает его за плечи. — Ерунда. А вот я перестарался, не знаю почему. — Потому что я себя так вёл. Хесус поднимает голову и снова прижимается к его губам. — Ты возбудился, отсасывая мне? — интересуется он и опускает руку, сжимая его член. — Я не просто отсасывал! Это был настоящий минет, между прочим. — возмущается Братишкин, краснея и ёрзая на его коленях. — Точно, ты был хорош. — Только хорош? Хес улыбается ему, притягивает к себе за затылок и целует, одновременно с этим скользит по его члену ладонью. — Стой. — Вова упирается ему в грудь руками, отстраняясь. — Что ты делаешь? Ты не злишься? — М? Вроде нет, а похоже? — Блять, ты просто издеваешься? — Нет. — Тогда что? Я же обещал удалить фотки, я могу сделать это прямо сейчас, больше ничего не нужно. — Мне похуй на фотки. — говорит Хесус, обхватывает Вову руками и заваливает его на спину, нависая сверху. — У меня тоже снова встал, от поцелуев. Братишкин закусывает нижнюю губу, сжимая его плечи, и устраивается удобнее, заинтересовавшись. Хес оборачивается и находит брошенную на диван смазку, он не церемонится и пропихивает смазанный палец ему в задницу без каких-либо дополнений. — Эй! Стой! — Вова выгибается, резко хватает ртом воздух и пытается схватить его за руку. — Хуй. — отвечает Хесус, выдыхая ему на ухо, и затыкает поцелуем. Братишкин в его руках дрожит, для него всё слишком быстро, ощущать в себе чужие пальцы пиздец странно, а целоваться интимнее всего, что они делали до этого. Хес отстраняется, заглядывая ему в глаза, и Вова перестаёт сомневаться, тянется вперёд и прижимается к его губам. Хесус орудует в нём уже тремя пальцами, толкается в простату и ухмыляется, когда Вова стонет ему в рот. — Хес… Хесус соскальзывает поцелуями на его шею, осторожно проходится по ранкам языком и спускается ниже, кусая соски. — Бля, Хес! — тянет Братишкин, хватает его за волосы и закидывает ногу ему на поясницу. — Блять, Вова! — вскрикивает Хесус, падая на него сверху, и мычит. — Сука… — Ой, прости. — Долбаёб, блять. — Хес хватает его под коленки и толкается в него членом. Братишкин заглушать свои стоны в кляп не может, зато может хвататься за Хеса. Они сжимают друг друга руками, целуются и двигаются быстро. В этот раз ничего не мешает им кончить одновременно в объятиях друг друга.***
— Что бы случилось, если бы я в тот день в штаны не за телефоном полез, а за своим членом? — интересуется Братишкин, перебирая пальцами мягкую башню Хеса. — Ну… Ты бы трахнул меня спящего? — сонно спрашивает Хесус, разлёживаясь у него под боком. — Нет, конечно. — Тогда бы я тебя послал нахуй. — А почему сегодня не послал? — Из-за твоего взгляда. — Хес переползает через него и хватает с пола свои штаны. — Стой, я не хотел напрягать тебя разговорами. — Вова садится, цепляясь за его руку. — Расслабься, где у тебя аптечка? — Всё-таки у тебя что-то болит? — Нормально всё, это для тебя. Братишкин вздыхает и машет на шкаф. — Там, но у меня максимум пластыри и перекись. — Сойдёт. — Хесус достаёт перекись, находит вату и садится рядом с Вовой. — Щипать не должно. — Угу. Хес осторожно поливает ранки перекисью, они тут же пенятся и шипят. — Норм? — Подумаешь царапины. — Ты их просто не видел, тут прям одного взгляда достаточно, чтобы понять, как это случилось. Мне за это так стыдно. — Похуй, и вообще-то тебе нихуя стыдно не было тогда. — ворчит Вова. Хесус гладит его по голове, наклоняется и целует, Братишкин тут же льнёт к нему, обнимая за шею. — Чего ты такой напряжённый? — Я просто не задумывался, что дальше будет. — отвечает Вова, укладывая голову на его плечо. — А что будет? Ещё раз через часик можем. — Блять, а серьёзно? — А что ты обычно делаешь после секса? — Сука! — Братишкин встаёт, собирает вещи и выскакивает из комнаты.***
Хесус караулит его у ванны, но Вова всё не выходит, и он стучит в дверь. — Вовочка, ну чего ты? Это всё ты затеял. Думаешь, я тебе сейчас в пламенной любви признаваться буду? — Не думаю! — Может не будем говорить через дверь? Вова медленно открывает и пялится в сторону, пряча глаза. Хесус притягивает его в свои объятия и чмокает в висок. — Я шучу, не загоняйся. — успокаивает Хес. — Не думал, что после случившегося ты ещё будешь здесь. — А ты хочешь, чтобы я ушёл? — Не хочу. Хочу, чтобы остался. — отвечает Вова, цепляясь за него. — Значит останусь. — Да удалю я эти фотки! — Да похуй мне на них, заебал. Братишкин недоверчиво дуется, и Хесус чмокает его в губы, и тащит обратно в комнату. — Я стрим из-за тебя пропустил. — жалуется Хес. — Это типа всё что тебя волнует? — Ну, ещё запястья ноют. — А чего себе перекисью не полил? — спрашивает Вова, беря его за руки, и рассматривает красные полосы на тонких запястьях. — Неудобно, польёшь? — Полью. Хесус улыбается, подставляя руки, у Вовы не выходит так же аккуратно, он проливает много мимо. Лёша прижимается к его уху губами и понижает голос до шёпота. — Жалко, что перекись от синяков не помогает, да? — Да бля! Хули ты не сказал, что тебе эта хуйня не нужна? — Ты так помочь хотел, миленько. — Хес! — возмущается Вова, разозлившись, и выдавливает почти всю бутылочку перекиси ему на штаны. — Охуел? — Хесус вскакивает, но штаны безнадёжно испорчены, огромное мокрое пятно на самом неловком месте. — Зато ты теперь от меня никуда не уйдёшь. — Ты… Слов нет какой ты тупой. — вздыхает Хесус, оттягивая край штанов, пока трусы тоже не промокли. — А ты меня миленьким назвал. — Теперь ты нихуя не милый, козёл. — Хес… — Ну что? — Было охуенно. — улыбается Братишкин и падает набок, подкладывая под голову ладони. — Утомили меня твои ролевые игры. — фыркает Хесус, отворачивается и снимает штаны, бросая их на стул. — Иди ко мне. — Ага, конечно, ещё чем-то облить хочешь? — Обниматься хочу. — Не люблю я обниматься. — ворчит Хесус, бросая на него взгляды через плечо. — Вредина… — Вова встаёт, подходит и обнимает сам. — Хес, а что за взгляд? — М? Кто? — Ты сказал, что из-за моего взгляда не послал. — Ну… — задумчиво тянет Хес, упираясь подбородком ему в плечо. — Которому невозможно было отказать. — Блять, а я думал, что крутой или возбуждающий, а звучит как будто я ебучий кот из Шрека. — Я и говорю, тупой. Вова хихикает, несильно бьёт его в бок и заглядывает ему в глаза. Сейчас его взгляд Хесу не нравится, от него сердце быстрее бьётся, какой-то он слишком влюблённый, что ли. С этим придётся как-то разбираться, но может не сейчас, когда-нибудь потом.