Дар или проклятие?

Тусклый свет одинокой, будто забытой кем-то в подземелье лампы вновь сменился полной темнотой. В ее спасительные глубины Вера и нырнула, накинув на голову капюшон черной толстовки. Вовремя – сзади вспыхнул свет фонарика и один за другим раздались два выстрела. Одна из пуль угодила в стену прямо перед девушкой, подняв маленький фонтанчик осколков и пыли. Повезло – прошла буквально на палец от головы, Вера даже почувствовала, как всколыхнулся воздух. В нем запахло смертью. Смертью, которая была неотделима от этого подземелья, унесшего сотни невинных жизней. Жертвы экспериментов, борцы за справедливость или излишне любопытные – неважно, всех их ждала здесь одна участь. Поворот, еще пара десятков метров, новый поворот. В прошлом Вера ругалась на здешних архитекторов, построивших это хитросплетение коридоров, но сейчас была им безмерно благодарна. Если бы не Логосский лабиринт, Уваров бы уже изрешетил ее своими выстрелами. В кармане завибрировал телефон. Должно быть, Володя. Но отвлечься сейчас было равносильно тому, чтобы подписать самой себе смертельный приговор. Вот наконец еще одна развилка. На память их расположение не заучишь, оставалось надеяться, что за ними не тупик… За левым – тупик, а до правого ей уже не добежать – Вадим совсем рядом. Темнота, станешь ли ты верной подругой? Вера сползла вниз по стене, вжалась в нее, стремясь уменьшиться, съежиться, раствориться… Уваров знает эти коридоры лучше, не станет же искать ее в тупике? Предположит, что она побежала дальше… Когда Вадим замер на развилке буквально на мгновенье, Вере казалось – ее выдаст собственное сердце, которое всерьез вознамерилось выпрыгнуть из груди. Но нет – дешевый и до предела наглый трюк удался, Уваров свернул в соседний коридор, даря Вере десяток драгоценных секунд, от которых могла зависеть ее жизнь. Вскочить на ноги, повернуть в туннель, по которому она сюда и прибежала, и помчаться дальше, молясь о том, чтобы с размаху не влететь в стену… Вера не поняла, что случилось раньше – звук нового выстрела вдогонку или острая боль, резанувшая левое предплечье. Сжав зубы, чтобы ни дай Бог не вскрикнуть и не выдать себя, девушка свернула в боковой коридор, затем еще в один… кажется, она начала узнавать эту часть подземелья, в которой было много мелких стен-уголков – нацисты любили вычерчивать свои знаки даже под землей. А значит, есть шанс запутать Вадима и прорваться к спасительному люку, ведущему в лес. Только бы рана не оказалась серьезной – сейчас, на адреналине, Вера не могла толком сказать, насколько сильно ее зацепило. Стоп, а ведь Уваров, кажется, даже отстал… Или же – это уловка? Вера остановилась и замерла, прислушиваясь – из-за громкого биения сердца не сразу различила едва слышную поступь… Уваров совсем близко. Пройдет мимо или заглянет в ответвление? Если заглянет, времени на маневр у нее не останется. Черт, ну как можно было оказаться настолько самонадеянной, чтобы сунуться в подземелье без пистолета? Но возвращаться за ним в комнату – значило упустить Уварова. Зато теперь он бегает за ней, как привязанный. Замер, гад, не торопится. Теперь его так просто не проведешь, пулей уже одарил, а сейчас что – голову пробьет? – Выходи, – послышался голос Вадима, который показался странно мягким. – Выходи, тебе ничего не будет. Момент был неподходящий, а то Вера бы нервно засмеялась, несмотря на боль в руке. Детский сад какой-то – злодей хочет подманить проштрафившегося шпиона конфеткой. Он всерьез думает, что она купится? – Я знаю, кто ты, – продолжал Уваров. Его прежде чуть запыхавшийся голос звучал теперь нежно, вкрадчиво, почти ласкающе, будто только что не было смертельного забега и стрельбы на поражение. – И тебе удалось удивить меня. Я восхищен. Выходи, и мы поговорим… Странное чувство… Вера понимала абсурдность ситуации, но почему-то интонации Вадима действовали умиротворяюще. Стало выравниваться дыхание, сердце уже не заходилось в бешеном ритме… даже боль в руке поутихла. – Выходи же… выходи… Ты достойный противник. Я таких уважаю… Я даже сейчас опущу пистолет… вот, я его уже отпускаю… убираю его… тебе нечего бояться… Вера могла поклясться, что она видит, как Уваров в самом деле убрал пистолет за пояс брюк, поставив предварительно на предохранитель. Его голос – такой завораживающий, обволакивающий – успокаивал, проливаясь будто бальзам на натянутые до предела нервы. Девушка никогда бы не подумала, что Вадим может быть таким… А вдруг он в самом деле способен уважать своих врагов? – Я знаю тебя… давай же поговорим – на этот раз без тайн, недомолвок… Я так этого хочу… а ты – хочешь ли?.. Голос ласкал, проникал в душу, прогоняя прочь страхи, заглушая шепот сомнений. Вера чувствовала, что устала, бесконечно устала – не только от этой смертельной гонки на выживание, но и вообще за эти полгода вечной слежки, вылазок, риска, поражений, побед, потерь… может, Вадим всё же не такой, каким они его себе представляли? «Он убил Риту! – кричал слабеющий разум. – Задушил ее, а она, по словам Володи, тоже была опытным агентом. Неужели ты поддашься?» – Я так хочу увидеть тебя… я ждал… я так давно ждал этой встречи… С губ едва не сорвался стон – невозможно дальше противиться этому голосу. Может, она что-то не так поняла, может, видение ее обмануло?.. Вера даже не спрашивала себя, как так могло случиться, что она просто двинулась навстречу голосу, навстречу зову… так хотелось передышку в бесконечной войне, минуту спокойствия… может, Вадим станет помогать им, как и Аня Ольшанская? Он не такой… он всё же не такой… Разум делал последние попытки остановить ее, а ноги уже несли Веру прочь из темноты, где она надеялась схорониться, прочь из закоулка – на свет фонарика, на глаза Вадиму Уварову. Словно в каком-то трансе девушка замерла перед ним, и, щурясь от яркого света, вгляделась в лицо мужчины, силясь найти в нем соответствие волшебному голосу… И не нашла. – А вот теперь я и в самом деле удивлен, – очарование начало пропадать, голос Уварова стал походить на прежний, и Вера ощутила, как ее мороз продрал по коже – она стоит безоружная напротив правой руки самого Риттера Вульфа. – И мне действительно жаль, что в поединке мы больше не сойдемся… Лихорадочная попытка кинуться назад, но Уваров был быстрее – всего мгновенье, и Вера оказалась прижата к стене, а на ее шее сомкнулись его пальцы. Попытки сопротивляться ни к чему не приводили – раненая рука, будто подбитая птица, плетью повисла вдоль тела, а другая, здоровая, двигалась как во сне – девушка всё еще не могла выйти из некоего подобия транса. – Дружок твой нам еще пригодится, а вот с вами, Вера Дмитриевна, придется распрощаться… – каким-то металлическим, словно неживым голосом проговорил Уваров, сжимая хватку. Ангельский зов сменился безжалостным хохотом демона, и Вера ощутила тот же ужас, что испытала в последние мгновения жизни Рита. Только теперь это была уже ее предсмертная мука. – Вера! – откуда-то издалека слышался голос Володи: – А ну пусти ее, тварь! – Не в этот… раз… – в ребра ткнулся ствол револьвера, холодивший кожу даже сквозь толстовку, и тут же грянул выстрел. Боль разрывала легкие, не давая вдохнуть, свет фонаря врезался в глаза с такой силой, точно пронзил их насквозь, и Вера ощутила, как падает на каменный пол… чтобы проститься с жизнью прежде, чем она его коснется… *** Свет настольной лампы стал ярче, жестче, и Вера поспешила убрать ее от себя. Левая рука отозвалась болью на движение, и девушка окончательно пришла в себя, осознав, наконец, где она и что происходит. Всего-то уснула за письменным столом в собственной комнате. На будильнике – без четверти час, а рядом – стопка тетрадей. Непроверенных тетрадей. Вера опустила взгляд на ту, что лежала раскрытой перед ней. – Решающее сражение в войне Севера и Юга – битва при Гутенберге? – прочитала она корявый ученический почерк. – Что за чушь?! Вера протерла глаза, помассировала виски. Сон как рукой сняло – настолько ужасающе реалистичным показалось то, что она только что увидела. И ведь оно могло сбыться – если бы Володя опоздал всего лишь на полминуты. Встав из-за стола, девушка подошла к окну, отодвинула штору… Во дворе усадьбы блестел выпавший этой ночью снег. Уже вторую неделю стояла плюсовая температура, прогоняя прочь холода, но сегодня отступившая зима внезапно решила вновь заявить о себе. То-то наутро будет дворнику радость. Мало-помалу неприятное ощущение, вызванное сном, пропадало. Вера привыкла к сводящим с ума видениям темного прошлого разных людей, с которыми столкнула ее судьба, и научилась с этим справляться. Слабость была лишь в первые мгновения, потом наваждение проходило. Правда, где-то на душе всё равно оставалась зарубка – чужое преступление, чужая боль, чужое отчаяние не забывались больше никогда, только отступали куда-то вглубь подсознания, являясь порой в кошмарных снах. Вера научилась жить даже с этим. Правда, для этого пришлось подавить в себе слабости и даже собственные чувства взять под жесточайший контроль. Иной раз требовалось спрашивать у себя позволения для любящего взгляда, ласкового слова, счастливой улыбки. И никогда – для прикосновения. Это было табу. А еще невольно приходилось заменять понятия. Уважительное сотрудничество – вместо дружбы. Вежливая симпатия – вместо любви. Только вот последняя не пожелала спрашивать разрешения, ворвавшись непрошенной гостьей, когда ее совсем не ждали, когда она была меньше всего нужна. «Романтично, – вспоминала Вера свои собственные язвительные слова, брошенные влюбленному Володе, ради Маши готового пожертвовать всем. – Но старомодно». И вот теперь она стоит здесь, вчера чудом вернувшаяся с соревнования в беге с самою смертью, а сегодня едва не принесшая в жертву собственную подругу, заслужившая за это злобный взгляд своего напарника, который сутки назад спас ей жизнь, – стоит и вместо того, чтобы терзаться мыслью, что же скрыто на нижнем уровне подземелья, вспоминает слова Кирилла, его прощальное объятие, быстрый, точно украденный у времени поцелуй. Вспоминает, потому что ей нужно за что-то зацепиться в этом мире, который летит в тартарары. Вспоминает – и боится утром не найти Кирилла ни в его комнате, ни на пробежке, ни за завтраком. «Если со мной что-нибудь случится – позаботься о Мите…» На ужине Воронцова не было, на звонки он не отвечал, когда около десяти Вера заглянула к нему в комнату, то увидела расстеленную кровать, из ванной же доносились звуки льющейся воды. Хотелось бы ей верить, что Кирилл просто задержался допоздна в учительской и теперь принимает душ, но отчего-то Вера поняла, что это Митя вынужден был ложиться спать сам. Снова взгляд на будильник – час ночи. Проверять теперь свои догадки глупо и бестактно. Придется ждать до утра. А сейчас вернуться к этим проклятым контрольным. Попытки вчитаться в работу ученика давались с трудом – в затылке всё еще пульсировала боль, на нее откликалась раненая рука. Володя поставил ей укол с заживляющим растровом в плечо сутки назад, обрабатывая свежую рану. Прошло немало времени, да еще и наполненного постоянным стрессом, неудивительно, что рука разболелась. Однако лекарства остались у Володи, и идти его будить, когда он, наверное, только успокоился и помирился с Машей – жестоко. Спустя минут десять, окончательно вымотавшись, Вера поставила ученику четверку и захлопнула тетрадь. – Ну, по крайней мере, он знает, что Геттисберг начинается с Г и заканчивается на «берг», и помнит, кто такие генерал Ли и президент Линкольн, – аргументировала она свою позицию и тоскливо посмотрела на стопку оставшихся тетрадей. Еще целых пятнадцать. Это удовольствие на час. И явно не в ее состоянии – боль в руке еще можно было вытерпеть, но в союзе с головной они делали дальнейшую проверку попросту невыносимой. – А и черт бы с вами, – Вера решительно отодвинула тетради. – Подождут с результатами. В конце концов, пока ученики, кто зевая, кто посмеиваясь, кто втихаря играя на телефоне, изучали историю какой-то далекой от них гражданской войны, прямо здесь и сейчас шла другая война. Незримая, но оттого не менее опасная. И бесчисленные схватки – где-то удачные, где-то – не очень, каждый день требовали агентов Князя отдавать этой войне все свои силы. Изловчившись принять душ так, чтобы не намочить повязку, Вера переоделась ко сну, но едва опустившись на кровать, поняла, что боль не даст ей уснуть. А не спать нельзя – этот проклятый код дался им с Володей дорогой ценой, завтра кровь из носу нужно спуститься в подземелье и попробовать проехать вниз на лифте. Недостаток сна мог сказаться не лучшим образом. Придется встать и выпить таблетку. К неудовольствию Веры, в комнате не нашлось даже бутылки с водой, оставалось только спуститься на кухню. Плотно затворив дверь и повернув ключ в замке – в этой школе двери нараспашку определенно не стоило оставлять, девушка сделала несколько шагов по коридору к лестнице, а затем, чуть помедлив, покачала головой (о чем тут же сильно пожалела) и направилась в соседнее крыло. Там была комната Кирилла Воронцова. *** – Ну вот как тебя угораздило? Захотелось особо острых ощущений? Володя никогда не выражал свою тревогу или сочувствие по отношению к напарнице словами, оставляя все нежности исключительно для Маши. И Вера была безмерно благодарна ему за это – тайным агентам некогда растрачивать время на сантименты, у них слишком много важной работы. Но то, как осторожно, внимательно Володя обрабатывал рану, как нарочито сердито ворчал – говорило о многом. В его голосе сейчас ясно читались укор и в то же время облегчение – видимо, он всерьез волновался. – Извини, как-то спонтанно получилось, – Вера закусила губу – перекись водорода жутко щипала. – Спонтанно! – передразнил ее Володя. – Он точно тебя не узнал? – Точно, – Вера отвернулась, чтобы скрыть гримасу боли. – Я накинула капюшон, и он видел только силуэт. – Тогда, считай, отделалась легким испугом. А балет вы там знатный устроили, топотали как две норовистые лошадки. Если дедушка Вульф прячется где-то в подземелье, то, считай, вы не дали ему выспаться, – взглянув на напарника, Вера увидела, что он показательно осуждающе покачал головой. – Могли бы и уважение иметь, старичку ведь уже сто четвертый годок пошел. Девушка улыбнулась сквозь боль. Вечные эти его шуточки. Сейчас Володя отвлекал ее, чтобы побыстрее закончить болезненную процедуру. – Мне всё некогда бегать по утрам, вот и решила… форму поддержать. Соколов ухмыльнулся: – Но, я думаю, с Воронцовым это куда как приятнее, чем с Уваровым? Или я чего-то не знаю? – он вопросительно приподнял бровь и взялся за бинт. Вера предпочла оставить его вопрос без комментария и перевела разговор на другую тему. Тем более, она в данный момент была куда как важнее, нежели обсуждение ее личной жизни. – Ты ничего странного не заметил в голосе Уварова, когда он меня звал? – спросила она. – Только то, что он нес какую-то дичь про то, что ждал тебя целую вечность, – проговорил Володя. – Вот уж не знал, что наш Уваров способен на такие пылкие признания. Правда, если верить досье, красивые женщины – его слабость… – Я не об этом, – отмахнулась Вера, стиснув зубы, когда повязка легла поверх содранной кожи. – Его интонация, тембр… Понимаешь, он будто гипнотизировал меня, еще бы чуть-чуть – и я вышла на его зов! Ты появился очень вовремя. – Голосок твой так хорош, очень складно ты поешь, – промурлыкал Володя, продолжая перевязку. – Разве не помнишь, чем закончилась сказка о глупом маленьком мышонке? – Илья, я серьезно говорю! – Вера начала немного сердиться. – Я разве похожа на дурочку, которая кинется в объятия убийцы? Он воздействовал на меня своим голосом, я об этом хочу тебе сказать! Когда Уваров понял, что так просто меня не поймает, решил попробовать провернуть другой трюк. Только тебя не учел. – Опять какая-то мистика! – проворчал Володя. – Такая же, как мои видения, – «и как вещие сны Мити», добавила про себя Вера, но вслух сказала другое: – Звук может оказывать мощнейшее воздействие, а значит, при должных способностях человек заставляет свой голос звучать так, чтобы испугать и деморализовать врага. Или, – добавила она, – наоборот, внушить ему, что опасности нет. Вспомни Одиссея и сирен – как моряки кидались в море и разбивались о скалы. Возможно, в основании этого мифа лежат реальные способности какой-то группы людей. – Уваров как-то не тянет на прекрасную сирену, – заметил Володя, разрезая конец бинта и закрепляя повязку. – Или я чего-то не понимаю в мужской красоте. – В том-то и дело, что важна не внешность, а звуковое воздействие, – со вздохом проговорила Вера недоверчивому напарнику, опуская рукав футболки, чтобы скрыть повязку. – Антон и Вадим Уваровы участвовали в проекте «Гемини». Возможно, их способности ограничиваются не только потрясающим количеством знаний в области биологии. Князь рассказывал нам о ряде возможных экстрасенсорных способностей. Видения прошлого и будущего, призраки, бесконечная регенерация. Но, вероятно, их гораздо больше. – В досье не было ни слова о том, что братья Уваровы – экстрасенсы, – с прежним скепсисом в голосе проговорил Володя. Вот же упертый, даже после полугода работы с напарницей-ясновидящей не может поверить, что всё это не выдумки шарлатанов! – Но и не утверждалось обратное. Володя, не желая уступать, промолчал, доставая шприц и наполняя его заживляющим растровом. Зная упрямство напарника, Вера его не торопила, давая всё обдумать, и только поморщилась, когда игла вошла в плечо. Инъекции помогали быстрее восстановиться тканям и сосудам – лаборатория Князя и впрямь мало чем уступала «Ингрид». Только вот уколы были донельзя болезненными. – Хорошо, допустим, наш Вадим может загипнотизировать кого угодно своим голосом и заставить совершать опрометчивые поступки, – пробурчал Володя, убирая использованные шприц и ампулу в специальный пакет, чтобы не оставлять потенциальным противникам лишних улик в мусорном ведре. – Но почему он раньше к этому не прибегал? Вера устремила на него внимательный взгляд: – А откуда мы знаем, что не прибегал? Ты говорил, Рита была очень опытным агентом, но он как-то ее вычислил. А что если ввел ее в заблуждение своим голосом? В комнате повисло молчание. – Если ты права, – пробормотал Володя, и на этот раз в его голосе не было ни намека на шутку, – то наш общий знакомый Уваров втройне опасен. Знать бы, как снять этот гипноз… – На меня подействовал отрезвляюще твой выстрел, – призналась Вера. – Правда, ощущение было такое, что кто-то от души врезал мне по голове, но зато мысли сразу встали на место. – Резкий звук, – кивнул Соколов. – Что же, учтем. – Не уверена, что это единственный и правильный способ выходить из транса, – заметила девушка. – Но за неимением лучшего… – …Будешь сейчас пить мой фирменный чай с булочками из моей личной заначки, – подмигнул ей Володя. – Не твои любимые ватрушки, но сойдут. Вера не могла не отметить и здесь его внимание. После того, как Володя отвлек Уварова на себя, она выбралась из подземелья через люк в лесу. И хотя уже вступал в свои права апрель и среди деревьев лишь кое-где оставался нерастаявший снег, после полуночи было еще очень морозно, вдобавок попадались коварные, подернутые ледком лужи, в одной из которых Вера едва не утопила свои кроссовки. У нее уже зуб на зуб не попадал, когда она, зажимая раненое предплечье, добежала до черного входа через кухню, где, к ее превеликому счастью, не оказалось в этот поздний час никого. Володя, целый и невредимый, заявился в комнату к Вере четверть часа спустя – с аптечкой и термосом, полным горячего чая. И даже булочки не забыл. – За двумя агентами погонишься – ни одного не поймаешь, – резюмировал он. Устраивать поздний ужин в час ночи, тем более после пережитого стресса, не особенно хотелось, но согреться изнутри было просто жизненно необходимо, потому Вера с благодарностью приняла чашку ароматного чая из рук Володи. – Давай, подруга, пей и отогревайся, – сказал он, поднимаясь и укладывая медикаменты назад в аптечку. – Твои ученики, может, и будут рады, если ты сляжешь, но мне ты завтра нужна здоровой. – Да, нужно непременно покопаться в мобильнике Уварова и попробовать добыть код, который ему прислали по СМС, – кивнула Вера, отпивая горячий напиток. Несколько глотков – и по жилам будто пробежал огонь, согревая и успокаивая. Именно то, что нужно сейчас. Возможно, Володя и впрямь был лучшим агентом Князя, но кулинаром он был тоже непревзойденным. Вера убеждалась в этом раз за разом. – Угу, только давай без этих твоих сольных выступлений, – предупредил Соколов, направляясь к двери. – Один раз мы оставили Уварова в дураках, но дубль может и не удастся. *** Митю девушка заметила сразу – крохотная фигурка, сжавшаяся на полу у комнаты отца. Значит, опасения были верны и Кирилл так и не вернулся? – Митя… – Вера подбежала к мальчику и опустилась перед ним на корточки. – Ты что же сидишь на холодном полу? Он весь дрожал, тщетно пытаясь согреться, обхватив себя руками. – Вера Дмитриевна, а папа не у вас? – в устремленных на нее больших карих глазах читались и обида, и вместе с тем надежда. Мальчик уже готов был делить с ней отца, только чтобы его не потерять. – Нет… – Вера не знала даже, что сказать. Ей хотелось обнять мальчишку, прижав к себе как своего собственного ребенка, но извечная осторожность сдерживала ее порыв. У нее вошло в привычку избегать лишних прикосновений и объятий. – Значит, с ним точно что-то случилось! – несчастно произнес Митя. – Это всё из-за меня, я опять видел плохой сон! Я проснулся и не мог там больше спать! – он посмотрел в сторону комнаты. Вера насторожилась – как никто другой, она знала, что сны этого мальчика пророческие. – Ты… видел во сне папу? – она старалась спросить это спокойным голосом, но, против ее воли, он предательски дрогнул. Митя снова внимательно вгляделся в нее, точно думал, стоит ли открываться, но, не почувствовав в ее вопросе никакой фальши, честно проговорил: – Да… – мальчик шмыгнул носом. Кажется, он готов был вот-вот заплакать, но из последних сил сдерживался. – Там машинка слетела с лестницы и разбилась. А папа стоял и кричал… Всего лишь разбитая машинка… Впору было облегченно выдохнуть, но отчего-то Веру не оставляло ощущение, что этот сон неспроста. Пророческие сны как предсказания – в них никогда ничего не ясно до конца, пока они не сбудутся. – Я хотел такую машинку… – продолжал Митя. – С дистанционным управлением. А теперь не хочу! Я не хочу, чтобы папа так страшно кричал! «Боже, да он же весь горит! – вдруг поняла Вера, и, отбросив все страхи, прикоснулась рукой ко лбу мальчика. У детей не должно быть темного прошлого, и зачастую именно так и получалось. Но только не в случае Мити. Вот и сейчас, ощущая под ладонью горячий лоб ребенка, Вера почувствовала, как ее затягивает в ставшую уже привычной круговерть… – Я слишком долго терпел тебя, Галя… Прощай! Злой, страшный голос отца Елены Сергеевны… Он целится в Галину Васильевну из пистолета… За что? Почему? Ведь Галина Васильевна такая хорошая, а этот злой человек ее ударил по лицу и хочет теперь убить… Скрип двери – это… это папа! Нет-нет-нет, он не сделает этого, он не убьет! Значит, сон всё-таки сбудется, он теперь точно сбудется!.. – Папа, не надо! Уходи отсюда! Злой человек смотрит вниз… Страшно! Вдруг он отворачивается, выстрел… Отец лежит на полу, на его белой рубашке кровь, он зажимает рукой плечо… Его убили?! Забыв про всё, кинуться к нему – но жесткая рука останавливает, грубо хватает за запястье и швыряет вперед. Больно! Поднять глаза – и увидеть перед собой дуло пистолета. Лицо злого человека холодное и жестокое… таких лиц не бывает!.. Он сейчас снова выстрелит… ему всё равно на то, что рядом корчится на полу, весь в крови, раненый отец… Ощутить, как на плечи опускаются чьи-то вздрагивающие руки, как чьи-то ладони закрывают глаза, как кто-то утягивает куда-то в сторону… Галина Васильевна, это она… Она хочет укрыть от злого человека! Но надо помочь отцу… ему больно, больно… но жутко вновь увидеть это лицо!.. И дуло пистолета… Какой мерзкий… отвратительной звук… стон… хрип… ладонь Галины Васильевны падает вниз, давая возможность видеть… Злой человек медленно оседает на пол, хрипя от боли… роняя пистолет… а за его спиной – отец с окровавленной отверткой в руке… Он медленно разжимает пальцы – и отвертка падает вниз, ударяется о половицу, оставляя отметину… Как во сне… всё как во сне… Но сейчас это совсем не важно! Папа, ему надо помочь… Рвануться из рук Галины Васильевны, подбежать, обнять… – Папа, папочка! Тебе больно? Ты не умираешь? Трясущимися руками попытаться заткнуть рану… ощутить на них теплую кровь… Папа же не умрет, нет? Как ее остановить!.. – Ничего, Мить… теперь уже ничего… – отец обнимает, обнимает крепко, хотя ему очень больно… И страшно, и непонятно, как ему помочь… Видение оборвалось так же стремительно, как и нахлынуло. Пропали чужие чувства и переживания, исчезло ощущение погружения в другую жизнь. Не уходила только слабость, заставившая схватиться за стену... – Вера Дмитриевна, Вера Дмитриевна! – взволнованный, перепуганный голос Мити сначала показался очень далеким. – Что с вами? Вам плохо? Усилием воли Вера заставила себя поднять голову и посмотреть на него. Митя был совсем бледный. Еще бы, смотреть, как она сползает по стенке. Помочь, называется, хотела. Бедный ребенок! Что он пережил в ту ужасную ночь! Вера ощутила больше чем когда-либо чувство родства с ним. Ее детство выдалось не менее тяжелым, пусть она переживала не свою, а чужие трагедии. Много чужих трагедий, смертей и боли, слишком много… И как сейчас хотелось оградить Митю от всего этого, защитить его! – Всё в порядке, Митя, – девушка заставила себя улыбнуться. – У меня изредка бывает такое от усталости. Извини, что напугала. Она не любила обманывать этого ребенка, так искренне доверившего ей самую главную свою тайну, но болтать о таких важных вещах, как ее дар, в коридоре школы, где свободно разгуливают Уваров и Морозов – не лучшее решение. На этот раз она без опаски прикоснулась ко лбу мальчика – видения обычно не следовали одно за другим. Пожалуй, Митя не болен, скорее, это всё от волнения, но нужно немедленно отправить его в теплую постель. Если еще немного посидит на холодном полу – точно простудится. – Мить, на таком холоде в одной пижаме не сидят, – заявила мальчугану Вера, поднимаясь и подавая ему руку. – Папа твой очень расстроится, когда узнает. В этот раз в глазах мальчика блеснули слезы, и голос надломился: – А если с ним и вправду случилось что-то очень плохое?.. – Мить, – Вера снова наклонилась к нему и осторожно взяла за плечи. – Твой папа – очень важный человек в школе. Он завуч, и ему иногда нужно отлучаться по делам. Срочно отлучаться. – Он сказал бы мне! – всхлипнул Митя, размазывая ладошкой слезы по щекам. – Дело могло быть очень срочным, и он не успел предупредить… Ну как успокоить мальчугана? Тем более Вера сама не на шутку заволновалась. Однако внезапно ее осенило: – Мить, твои сны всегда сбываются. Раз твой папа кричал из-за разбитой машинки, значит, он жив и здоров! Ведь машинка еще не разбилась? Да? Ее вообще еще нет! Мальчик поднял на нее заплаканные глаза, в которых попеременно отразились недоверие, затем надежда… и радость. – Да! Вы правы! Папа страшно кричал, но он был живой! С ним ничего не случилось! – Митя посмотрел на Веру с искренней благодарностью. – Ну вот, раз мы с этим разобрались, то возвращаемся к теме сидения на полу в ненадлежащем виде, – строго произнесла Вера. – Так не делается, в следующий раз хотя бы оденься как следует. Но раз уж ты замерз, то мы… Так удачно вспомнились чай и булочки Володи. Значит, у него всегда есть заначка… Отлично. – …Пойдем сейчас отогреваться чаем. До меня дошел слух, что дядя Володя оставляет несколько своих булочек про запас. Как тебе такая идея? – заговорщически произнесла Вера. – А он не рассердится, если мы их возьмем? – ухватившись за руку девушки, Митя встал с пола, но по-прежнему зябко поводил плечами. – Для хорошего дела, я думаю, ему не жалко, – проговорила Вера. – Он совсем бы не хотел, чтобы ты заболел. – Значит, мы пойдем на кухню? – спросил Митя. – Нет, вот Галина Васильевна точно рассердится, если увидит, что мы в такое время не спим, – Вера наклонилась к нему: – У меня такой план. Ты сейчас ныряешь в кровать, укрываешься одеялом и ждешь меня. Я принесу булочки и чай в комнату. Согласен? Митя кивнул, но, уже взявшись за ручку двери, вдруг снова посмотрел на Веру. – А вы правда придете? Давайте я с вами. Я буду очень-очень осторожен! Голос его звучал почти умоляюще, и Вера поняла – он не хочет оставаться один в комнате без отца. Тем более после испугавшего его вещего сна. Но о том, чтобы тащить продрогшего ребенка вниз, не могло быть и речи. – Иногда разведчику следует идти одному, – серьезным и не терпящим возражения тоном проговорила Вера. – Но у меня будет для тебя другое важное поручение. Идем. Взяв мальчика за ладошку – как же он всё-таки замерз! – девушка отвела его к себе в комнату. В шкафу у нее была запасная толстовка, очень теплая – на зиму. Достав ее, Вера подошла к Мите. – На, надень. Надень-надень, это счастливая толстовка! Я носила ее перед состязаниями по дзюдо – и выиграла! – А что такое зюдо? – спросил Митя и послушно подставил голову и руки. – Это такой вид борьбы, – пояснила Вера, натягивая на него толстовку и застегивая молнию. – Но вы же говорили, что не любите драться? – удивился мальчик. – Совершенно не люблю! – и это было правдой. – Но, Митя, нужно уметь защитить себя. Хотя бы от тех же оборотней. – А вы можете победить оборотня? – Митя с интересом принялся разглядывать вышитую на груди темно-синей толстовки белые якорь и спасательный круг. – Я думаю, что даже если бы не победила его, то прогнала бы прочь. Отвечая на этот град вопросов, Вера лихорадочно искала на полке нужную книгу. В основном здесь стояли учебники и справочники по истории, но была и одна такая, от которой редкий ребенок мог отказаться. Да, вот она. Книга о путешествии к Южному полюсу для учеников младшей школы. С яркими картинками. То что нужно. – Вот, смотри, Митя, – поманила она к себе мальчика. – Я должна выбрать на завтра для учеников интересный рассказ об этом путешествии. Но мне никак не удается это сделать. Поможешь? Увидев картинку с пингвинами и собачьими упряжками, Митя явно заинтересовался. – А можно любой? – Я полностью доверяю тебе! – на полном серьезе проговорила Вера. – А теперь ты идешь в свою комнату и ждешь там меня, а я – на вылазку на кухню. И пожелай мне не наткнуться там на Галину Васильевну! – Удачи вам, Вера Дмитриевна! – таким же серьезным тоном ответил Митя. – Галина Васильевна очень хорошая, но на нее лучше не натыкаться, когда хочешь что-то взять без спросу. «Воистину», – подумала Вера. Мальчик очень смешно выглядел в ее толстовке, болтающейся ниже колен, но, кажется, он чуточку согрелся. На ходу рассматривая картинки и надписи к ним, Митя направился в свою с отцом комнату, а Вера, облегченно выдохнув, поспешила вниз. Она догадывалась, где Соколов мог хранить свою заначку. Удача благоволила девушке – на кухне в этот поздний час не было никого. Включив свет, Вера поставила подогреться воду для чая, а сама принялась проверять все возможные Володины тайники. И вот, в кладовке, неподалеку от термоса обнаружился заветный пакет с булочками. Немного, всего пять, но им с Митей хватит. Однако Соколов, конечно же, не мог без иронии – в пакете обнаружилась записка: «Для чрезмерно прожорливых особ». Хмыкнув, Вера смяла записку, взяла пакет и протянула руку за термосом, как вдруг сзади раздался звук шагов: – Не двигаться и медленно поднять руки! Вы пойманы на месте преступления, Вера Дмитриевна! Тон был шутливый, но от голоса девушка обмерла. Медленно, точно ожидая нападения, она повернулась – у входа в кладовку стоял Вадим Уваров собственной персоной. «Какого черта? Ты же должен быть в своем подземелье!»