Наш секрет

      — Я хочу тебя, Мойра Матто.       Я остановилась, прикрыла глаза, снова открыла и на выдохе резко рванула вверх по коридору, вытряхивая из мыслей вязкое воспоминание. Лямки тяжёлой сумки вгрызались в кожу и подталкивали идти быстрее. Я опасно лавировала между студентами, и каждое случайное касание повышало градус кипения. Сейчас моё терпение было похоже на передутый шарик, который щекотали иголкой. Чуть больше пресса и…       Бам!       Мой лоб вдруг отпружинил от чего-то одновременно мягкого и упругого. Не поднимая головы и сцепив покрепче зубы, я попыталась ещё раз, но только сильнее впечаталась лицом кому-то между лопаток. В нос ударили искры и ненавязчивый аромат восточных пряностей, цитруса и кожи с едва уловимыми мускусными нотками.       — Какого хрена?! — Я прошмыгнула мимо парня ещё до того, как он успел развернуться. — Эй, ты!       Мне бы хотелось оглянуться и рассмотреть его (уж больно хорошо он пах), однако моя рука, пережатая сумкой, начала неметь.       Дверь триста тринадцатой комнаты — моей комнаты — была приоткрыта; я влетела в неё на последнем издыхании и тут же сбросила вещи на пол, заставив соседку вздрогнуть и подскочить на месте.       — Прошу прощения, — пытаясь отдышаться, на автомате сказала я. Красные следы на сгибе левого локтя начали не только гореть, но и ужасно чесаться.       — Ты, наверное, Мойра? — девушка с длинными волосами, выкрашенными в красный цвет, и одетая во всё чёрное улыбнулась, скорее, вежливо, чем приветливо или радушно.       — А ты, должно быть… — я запнулась, пытаясь вспомнить её необычное имя.       Бимла?       Бавишка?       — Бавна, — напомнила она и понимающе кивнула. — Моя семья родом из Индии, но я уже очень давно там не была. Пару лет назад нам… пришлось переехать в штаты из-за папиной работы.       Девушка говорила со слабым акцентом. Я знала, что в Индии многие знают английский. Его активно изучают в школах, а в некоторых вузах на нём слушают лекции, поэтому в основном индийский английский звучал по-академически сухо и сложно из-за специфического произношения. Бавна же разговаривала плавно и непринуждённо.       В другом настроении я бы обязательно сделала комплимент, но вместо этого устало плюхнулась на голый матрас и, избегая неловкое молчание, обвела комнату взглядом. В целом здесь было уютно, просторно и светло. Пахло тоже приятно. Скорее всего, утром горели благовония: в воздухе всё ещё витал запах сандала. И всё же эта комната кардинально отличалась от той, в которой я прожила весь прошлый год. Счёт с большим отрывом шёл в пользу старой, разве что окно здесь было шире, отчего в комнату проникало больше солнечного света, чьи прямые лучи мягко притормаживала дымчатая белая тюль.       Небольшая площадь условно делилась на две половины — мою и соседнюю. Сторона Бавны, очевидно, находилась справа; соседка успела обжить её не только книгами и раскрытыми конспектами, но и какими-то мрачными постерами над кроватью с кучей декоративных подушек.       — Значит, ты второкурсница? — внезапно продолжила девушка, и я снова сцепила зубы покрепче. Такими темпами они скоро сотрутся в порошок. — Ты же перевелась, верно?       — Да, — коротко кивнула я, всем видом показывая, что не готова к общению, но Бавна тоже не сдавалась.       — Почему? Где ты училась раньше?       Я знала, что всё равно рано или поздно придётся отвечать на эти вопросы и не раз, поэтому заранее приготовила короткую, осторожную и скучную легенду.       — Здесь программа лучше. И одобрили полную стипендию.       — Правда? А мне дали только частичную, и то за спортивные заслуги.       Я неосознанно бросила взгляд на девушку, и действительно — даже под мешковатой тёмной одеждой было невозможно спрятать смуглое подтянутое тело.       — Каким спортом ты занимаешься? — спросила я, прежде чем Бавна успела открыть рот и задавить вопросами о моём бывшем университете.       Правильно говорят, что лучшая защита — это нападение. Соседка легко поддалась моей уловке, и вскоре наш разговор перетёк если не в молчание, то хотя бы в менее беспокойное русло.       Как, наверное, любой первокурсник, Бавна очень старалась произвести хорошее впечатление, изо всех сил избегала неловкие паузы, заполняя их какими-то вопросами и даже не подозревая, что больше всего на свете мне сейчас хотелось тишины. Я могла бы что-то придумать, сослаться на усталость с дороги и уснуть прямо на голом матрасе. Однако разговор неожиданно увлёк, и вместо того, чтобы снова закопаться в мыслях и прошлом, я разложила вещи, застелила кровать и сделала ещё один шаг навстречу реальности.

***

      Сегодня ночью сон шёл тяжело. Я решила лечь пораньше из-за утренних пар, но единственное, что у меня получилось, это обмануться ожиданиями. До полуночи я отвлекалась на посторонний шум из коридоров, а когда всё стихло, начала прислушиваться к звукам за окном, гадая, какой сейчас мог быть час. В голове крутилось всё одно и то же, одно и то же, не давало покоя. Мне хотелось вернуться, сказать сказанное по-другому, сделать сделанное по-другому, но хвататься за упущенные возможности было поздно и бесполезно. «Всё уже кончено», — повторяла эту фразу как мантру, пока под неё же наконец не уснула.       Я резко открыла глаза и в панике посмотрела на телефон, который сжимала в руке после того, как отключила первый будильник. Предчувствие не обмануло: проспала. Оставалось всего двадцать минут до пары, в это время уже следовало выйти и искать нужную аудиторию, а меня всё ещё придавливало одеялом к кровати.       Пулей вылетев из постели, я бросилась к шкафу и случайно скрипнула петлями. Мирно спящая носом в стену с постерами Бавна тихонько завошкалась, но не проснулась.       Делать было нечего: сегодня придётся надеть вчерашние вещи. Без утреннего душа в несвежей одежде ощущения были гадкими; неумытое лицо светило из зеркала, как бледная луна, с такими же бледными губами, истончившимися от сухости, и красными от недосыпа глазами. Порадовали только волосы: всё-таки короткая стрижка оказалась хорошей идеей. Я могла неделю не мыть голову и не расчёсываться, и на коротких волнистых волосах это выглядело, будто так и надо.       Дыхнув в ладошку, я оценила уровень катастрофы. Неумытое лицо и слегка пропотевшая одежда ещё куда ни шло, но нечищеные зубы с утренним душком изо рта были моим кошмаром наяву. В принципе любой запах изо рта вызывал во мне бурную реакцию. Хорошо хоть, что где-то в сумке завалялась мятная жвачка.       Закончив сборы, я бегом понеслась к кампусу. Утренний воздух бил в лицо прохладой и влажностью, отчего ощущение на коже оставалось экстремально противным. И вообще, моё состояние в целом было неуютное, некомфортное, хотелось плюнуть на всё и вернуться в комнату. Подумаешь, пропустила бы ещё один день.       Университет Антерос, к моему счастью, был не таким огромным. Сравнительно. Дорога до кампуса заняла десять минут (если бегом), оставалось преодолеть ступеньки и найти правильную аудиторию. Стоя перед закрытой деревянной дверью во второй амфитеатр и пытаясь отдышаться, я уже опаздывала на восемь минут.       Лёгкие горели изнутри. Каждый вдох драл горло. На спине, на ложбинке между грудей и под ними от пота намокла ткань футболки. Этот день не может стать ещё хуже, подумала я, пока не решилась наконец открыть дверь и попытаться незаметно прошмыгнуть на свободное место.       Аудитория была большой, и на лекции присутствовало много людей. В первых рядах казалось особенно тесно, словно студенты пытались поймать не только каждое слово преподавателя, но и учуять его запах. Я таким не занималась, поэтому тихонько направилась к верхним рядам.       — Что это за мышь пробралась на мою лекцию? — послышался голос профессора мне в спину.       По аудитории пронеслись смешки, и десятки голов повернулись в мою сторону.       Да, внимание — то, в чём я нуждалась сейчас больше всего, просто об этом не знала.       Понимая, что сесть незаметно уже не получится, я обернулась как ни в чём не бывало и с виноватой улыбкой поздоровалась.       — Я вас раньше не видел. Вы уверены, что пришли на мою лекцию?       Темноволосый мужчина с аккуратной короткой бородой присел на край стола и сложил руки на груди так, что рубашка чуть не разошлась по швам от напора мышц. Девушки на нижних рядах, должно быть, не зря выбили себе места поближе к молодому языковеду. Но моё внимание привлекло другое: за весь наш не очень долгий диалог он два раза сказал «моя лекция», словно я пыталась незаконно вторгнуться на его территорию.       — Если это лекция по синхронному переводу, то я по адресу.       Профессор недоверчиво повёл бровью, обошёл свой стол и упёрся в него ладонями, нависая над раскрытым журналом. Первые ряды задержали дыхание, наверняка представляя себя на этом столе.       — И кто вы у нас будете? — спросил он на чистом итальянском, и я догадалась, что, скорее всего, это был профессор Бальдуччи, хотя представляла его совсем иначе: старше, ниже, седее и лысее.       — Меня зовут Мойра Матто. Я приехала вчера вечером, — уверенно ответила я и встретилась с прямым взглядом преподавателя.       Мне не понравилась ухмылка на его лице и то, как по-кошачьи любопытно скользнул его взгляд по мне. Я сразу сжалась и потеряла уверенность, отвела глаза в сторону. Этого не стоило делать; Бальдуччи прекрасно знал, какой эффект имел на своих студентов, и теперь думал, что я тоже попала под его чары.       — Синьорина Матто... — перешёл он уже на английский, который, впрочем, тоже был без единого намёка на итальянское происхождение мужчины. — Стэнфорд не любит, когда опаздывают?       Меня слегка качнуло назад; я не ожидала, что Стэнфорд всплывёт так скоро в моей биографии, да ещё и при всех. Студенты как раз уставились на меня и начали активно перешёптываться.       — Я… я перевелась по собственному желанию, — поспешила защититься я, отвечая на вопрос больше инстинктивно, чем обдуманно. Думалось теперь о другом…       Бальдуччи знал о моём переводе из Стэнфорда, как наверняка и другие профессора, это не закрытая информация, но как много ему было известно? Пытался ли он на что-то мне сейчас намекнуть?       — Желание хорошо выспаться похвально, синьорина, но опоздания на мои лекции я не терплю. Антерос, однако, не Стэнфорд, и всё же расслабляться и получать полную стипендию вам здесь никто не даст. Особенно я, — жёстко сказал профессор, пристыдив меня перед всей аудиторией. Где-то снова послышались смешки и ухмылки, но всё это стало уже не важно, потому что в словах Бальдуччи звучала явная угроза. Не понукание или предупреждение, а именно угроза.       — Этого больше не повторится, профессор, — пообещала я и снова извинилась. Мужчина только кивнул и жестом указал садиться.       К и без того паршивому настроению вдруг присоединилась тревога. Я не могла унять мелкую дрожь в теле; первые строчки конспекта вышли кривыми и неразборчивыми.       — Эй, спокойно, — на моё плечо вдруг опустилась чья-то мягкая тёплая ладонь. Я повернула голову вправо и увидела девушку, которая сидела в этом же ряду. — Наш Джинголо... он такой. Чёртов контролёр, — она закусила нижнюю губу и игриво поморщилась, глядя на Бальдуччи.       — Джинголо? — переспросила я, но девушка махнула рукой, мол, потом, и приложила палец к губам.       Мы так и просидели рядом всю пару, слушая и конспектируя лекцию, которая, к слову, прошла весьма и весьма неплохо. Профессор рассказывал про синхронный перевод очень серьёзно, без шуток и забавных случаев из собственной практики, как делали некоторые другие преподы, держал между нами большую дистанцию, но умел завладеть вниманием. На него было как минимум интересно смотреть, причём не только из-за привлекательной внешности. Его жестикуляция и мимика уже были своего рода историей, а речь текла плавно-плавно, без единой заминки, оговорки или лишнего слова.       Бальдуччи задержал нас на две минуты — на «те самые две минуты, которые позаимствовала у нас синьорина Матто». Похоже, он был тем ещё педантом, расписывал день поминутно и следовал плану до секундной точности. Завершив лекцию, он сунул дипломат под мышку, подмигнул первому ряду и с прощальным «Чао!» вышел из аудитории. Почти все студентки проводили мужчину мечтательным взглядом. Я тоже, но совсем с другими чувствами.       — Ну, что скажешь? Как тебе Джино? — полюбопытничала моя соседка по парте, складывая конспект в сумку. Только сейчас я смогла её хорошенько разглядеть: настоящая красавица с длинными русыми волосами и гладкой оливковой кожей. Она носила модные круглые очки для зрения, но даже за линзами было невозможно скрыть длиннющие ресницы. Рядом с ней, немытая, невыспавшаяся и потрёпанная, я чувствовала себя ещё ужасней. Странно, что она вообще заговорила со мной.       — Он… внушающий, — я не без намёка качнула головой в сторону нижних рядов, где девушки приходили в себя после полуторачасового наблюдения за умным и горячим итальянцем.       — Джино ещё и заправляет танцевальным кружком. Представляешь, какая там очередь выстраивается?       — А, поэтому Джинголо? — я весело усмехнулась. Прозвище действительно было забавным.       — Кстати, я — Амуна, — представилась девушка и добавила: — Только, пожалуйста, зови меня Муни.       — Мойра. Впрочем, ты уже слышала.       Мы взяли свои сумки и осторожно спустились вниз. У выхода толпилось ещё много людей, так что мы остановились на последней ступеньке и терпеливо ждали.       — Что у тебя следующей парой? — спросила Муни, и мне отчего-то стало приятно, что она хотела продолжить наше знакомство.       — Востоковедение и вводная лекция по китайскому.       — О, а я выбрала японский. Но всё равно на востоковедение нам вместе, так что идём, я всё тебе покажу! — она взяла меня под руку и с готовностью вытянула подбородок.       — Хорошо, только сперва покажи, где здесь туалет, — согласилась я и впервые за это утро расслабила плечи.       Муни показалась мне тактильной девушкой, но самое главное, лёгкой в общении. Я успела заметить, что многие парни (да и девушки), оборачивались ей вслед или здоровались, а она отвечала им, называя по имени. Очевидно, Муни была популярной или ужасно общительной, что как раз объясняло, с чего вдруг ей захотелось подружиться с совершенно незнакомым человеком. Правда, у меня всё же проскочила гаденькая мысль, что она могла лишь притворяться и в конце концов что-нибудь выкинет а-ля школьная стерва из голливудских фильмов, поэтому на все вопросы я отвечала осторожно. Однако вопреки ожиданиям, она ни разу не спросила ни про Стэнфорд, ни про перевод вообще. Перед парой по востоковедению я лишь поделилась с ней, как проспала, на что она рассказала парочку подобных историй и снова заверила не переживать насчёт профессора Бальдуччи. А после общей пары мы отправились в кафетерий, где обсудили тему лекции и свои предпочтения в языках востока. Когда обеденный перерыв закончился, обменялись номерами и социальными сетями и просто разошлись на последние занятия.       Общение с Муни словно расчистило мысленные тучи в моей голове. Теперь она стала такой же ясной, как сегодняшнее небо без единого облачка. И вообще, день выдался намного более спокойным, чем предвещало утро. Жизнь как будто снова встала на рельсы, только причина аварии не устранилась. Все сделали так, чтобы её просто забыли, но она обязательно приведёт кого-нибудь к катастрофе. Она обязательно ещё о себе напомнит.       — Я хочу тебя, Мойра… А чего хочешь ты?       Всё же от некоторых мыслей так быстро не убежать. Они донимали даже в те моменты, когда я занималась делом, например, переписывала одолженные у Муни конспекты за пропущенные две недели с начала семестра.       Когда я вернулась с пар, комната была закрыта и пуста. Мне стало немного стыдно за незаправленную кровать и оставленный бардак на письменном столе. Я понадеялась, Бавна не думала, что я конченная засранка, просто утро не задалось. Наверное, на всякий случай стоило готовить одежду с вечера и ставить несколько будильников. А лучше всего — просто нормально засыпать. Именно поэтому я решила сесть за конспекты вместо того, чтобы доспать вчерашнюю ночь, иначе следующую снова придётся пролунатить до самого утра.       С каждым часом мой почерк менялся от обычного до более размашистого и неразборчивого. Костяшка на среднем пальце покраснела от долгой писанины и начала ныть. Я вынудила себя дописать последнюю лекцию, а когда поставила точку, громко, вымученно выдохнула и откинула ручку куда подальше. Болел теперь не только палец, но и задница, поэтому было решено встать и прогуляться с музыкой в наушниках. Давно я этого не делала, к тому же стоило немного изучить территорию кампуса.       На улице начало темнеть. Дневная жара последних солнечных осенних деньков тоже потихоньку остывала. Я надела удобную, главное, чистую и симпатичную одежду (просто на всякий случай), схватила наушники и вышла из комнаты, но не успела закрыть дверь, как телефон вдруг глухо завибрировал в ладони. Это звонила Муни, и мои губы непроизвольно растянулись в ухмылочке.       — Эй, привет! Я как раз…       — Мойра, помоги мне! — меня перебил кричащий шёпот из динамика. — Мойра, пожалуйста!.. — Муни захныкала, а я встала как вкопанная лицом к двери, пытаясь осознать, что происходит.       — Так… Подожди. Где ты находишься?       — Помоги! — в панике шептала девушка и, кажется, шмыгала носом.       — Муни, скажи, где ты, и я сейчас же вызову туда копов!       — Он убьёт меня, если приедут копы! Помоги мне сбежать отсюда! Мойра, пожалуйста!       — Где ты? Мне нужно знать, где ты, чтобы помочь тебе. Муни? Амуна?! Алло?!       Она отключилась, а я так и осталась стоять посреди коридора, бестолково пялясь в экран телефона.       Мне стоило перезвонить? Или всё-таки вызвать полицию? А что, если с ней и правда что-то случится, если я это сделаю?       На экране вдруг моргнуло уведомление: это сообщение от Муни! Она прислала свою геолокацию, и я нервно заметалась по коридору, понятия не имея, во что ввязывалась.