***
Первые лучи солнца уже касались лица мирно спящего чутким сном казаха, своими яркими бликами будя его. Открыв сонные глаза, мужчина, чуть прищурившись, смотрит на небо, которое уже потеряло темноту ночи, а звезды перестали быть видны от того, что солнечный свет уже успел объять своими теплыми, что в это время года ощущалось слабее, лучами небо. Он медленно принимает сидячее положение, потягиваясь, разминая бездействовавшие на протяжений всей ночи мышцы, что немного затекли. До ушей доносились крики петухов, призванные разбудить людей в ауле, что начинал понемногу оживать после ночной тишины и бездействия, продолжая свою ежедневную, рутинную работу. Выйдя из дома, мужчина оглядел столь родные кроя, с легкой улыбкой, что возникла на тонких, сухих губах, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Постепенно начинающие просыпаться люди уже были заняты каждый своим делом. Да и у белокрылого мужчины тоже были свои дела. Еще раз обводя поселение взглядом, он ловко оседлал своего коня, решив, что чем быстрее разберется с делами, тем будет лучше, поэтому недолгое время спустя он уже держал путь на Запад.***
— «Тц. Ну что за невыносимо-горделивый придурок?! — Подумалось Казахстану, когда РСФСР ушел, отдав контроль над телом прямо в руки его изначальному владельцу. — Нет ну… Как же он раздражает! Вроде бы с нашей встречи, ну, то есть, встречи в этом времени, прошло совсем немного! А он… Нет бы просто здраво подумать над ситуацией и все-таки принять нашу помощь. Начать наконец терапию. Но не-е-ет! Ему обязательно нужно два часа стоять, спорить, а затем, когда выхода уже нет, просто сбежать! Трус!» Но долго возмущаться, хоть и лишь мысленно, казах не стал, понимая, что для этого сейчас было не время и не место. Он теперь смотрел на СССР, что выглядел немного неловко, наверняка зная все эти диалоги, где его вторая личность то спорила с младшим казахом, то препиралась со старшим, то вместе с златокрылым обсуждал в не самом лицеприятном ключе своего отца. Да еще и прямо перед ним самим! И невольно он ему посочувствовал. — Ну, раз уж все наконец спокойно, то думаю, мы можем начинать сеанс! — хлопнул в ладоши Республика, прерывая недолгую тишину. Надо же было все же поскорей покончить с этим. А то, он не очень-то уж и жаждал провести весь день в компаний обоих русских. Вместо этого он бы с куда большим удовольствием посидел, болтая ни о чем с братом. Ибо, что хорошего в его перемещений, если он не сможет сделать того, чего желал больше всего, а именно, хоть раз встретиться с любимым и, к сожалению, почившим еще в самом его детстве, еще до того, как он начал себя осознавать, отцом и братом, который так же слишком мало просуществовал в роли страны и по которому, пожалуй, скучал он всегда больше всех. — Да. Согласен с Вами, сударь. Думаю, это вполне разумное решение. — кивнул Империя, чинно и, по мнению Каза, слишком уж вычурно и показушно-изящно устраиваясь на одном из мягких, обшитих явно довольно качественным бархатом, кресле, выполненном очень даже красиво и изысканно. Что неудивительно. Эти все Империй же всегда так и норовят поставить на показ свои богатства, будто ничего ценнее этих всех драгоценностей и денег ничего не существовало. — Ну и… С чего начинать-то? — Комунист изогнул бровь, посмотрев вопросительным взглядом на казахов. По его взгляду, поведению и просто всей его сущности было сразу различимо то, что он немного опасался этих занятий, помня свой горький опыт с другими людьми, что пытались его «исцелить», на деле лишь причиняя вред и заставляя РСФСР в его разуме только крепнуть, с каждым разом получая доступ к телу все легче и на дольшее время. Опаску, очевидно, вызывало и присутствие его отца. Хотя непонятно, оно вызывало именно опаску или просто немного напрягало, ведь хоть его он и любил, но и боялся. И в то же время немного другим было отношение к Алаш Орде. Кажется… Неловкость? И, — удивительно! — намеки на приязнь и даже доверие. Хах, Казахстан никогда бы и подумать не мог увидеть нечто подобное во взгляде Союза, обращенного на его брата. Брата, которого Совет сам же и убил когда-то. Имеет же наглость! То, что ему стало жаль комуниста и он решил помочь тому, не значит вседозволенность! Пусть даже и не думает этот русский приближаться или трогать хоть кого-то из членов его, Казахстана, семьи. Пусть наконец отстанут оба русских от его брата и отца! В этот раз у них будет хорошая жизнь и будущее. — Для начала Вы, судари. — обратился младший из всех здесь присутствующих к обоим русским. — Должны будете хотя бы немного наладить свои взаимоотношения и уладить конфликт. Но, дело это, как вы понимаете, довольно долгое. Получив кивок от империалиста, Республика продолжал теперь и дальше говорить о том, какое влияние могут их конфликты оказывать на проблему Союза. И при том, старательно делая вид эксперта в этом всем, хоть и на деле единственный опыт с психологией, что у него был — это некоторые прочитанные книги, нечастое подглядывание за лечением, как раз таки, Союза, еще в то время когда он являлся КССР, да его собственные походы в его палату однажды, давно. И то, единичный. Но во всяком случае, к его счастью, судя по тому, что слушали его достаточно внимательно и без особых расспросов, а после и начали выполнять указания, то получалось у него достаточно хорошо. Хотя, кажется, брат понял, что на самом деле смыслил он немногое… Но, это ничего. И нравилось Казахстану видеть, как всегда столь гордый РИ, с неохотой, но делал то, что говорил делать он, «дикарь» по словам самого же Империи. — Итак… СССР, для того, чтобы уладить конфликт, надо сначала вникнуть в суть проблемы. То есть, озвучь свои жалобы, требования и просьбы к Российской Империи, а затем обсудите это все. — с воодушевлением произнес младший казах, уже войдя во вкус и теперь более уверенно говоря то, что считал сейчас необходимым. — Разве он уже не озвучил свои жалобы совсем недавно? — чуть изогнул бровь империалист, холодно усмехнувшись. Не вставить свою колкость он не мог. Хоть и за сына волнение было, но киргиз-кайсак этот раздражал неимоверно. — Да. Но вы двое их еще не разобрали, что является необходимым. Вы ведь должны эти проблемы решить, а не просто о них знать. Или Вам, сударь, столь сложно это сделать или же понять, что именно это делать и нужно? Давай, СССР, начинай. — очередная дерзость в адрес русского далась казаху легко, а на устах так же заиграла усмешка. Но не холодная, а веселая, с нотками довольства. РИ слегка нахмурился, оскорбленный тем, что кочевник вновь посмел ему сдерзить, что кажется лишь усилило скрываемое явно недостаточно хорошо довольство на личике Республики, а так же вызвало совсем негромкий, смешливый фырк от Орды, — о присутствии которого русские уже успели забыть, ибо тот сидел на еще одном из мягких диванов, совсем не показывая признаков своего присутствия, оставаясь лишь сторонним наблюдателем, — от вида такого довольства на лице младшего братишки. Красноармеец же, видимо, в это время раздумывал, что ему сказать и как именно сформулировать. Кажется, отметил про себя златокрылый, в отличае от РСФСР, который все время с удовольствием был готов сдерзить и высказать все свои претензии РИ, наплевав и на обстановку, и на случайных зрителей, и на все остальное, комунисту было более сложно озвучивать свои жалобы. А может, этому препятствовало их присутствие? Но озвучить и решить все это он должен был. Но к счастью младшего русского, внезапно послышался стук в дверь, за которой раздался голос, если Каз правильно помнил, того молодого парня, что утром позвал его га завтрак. — Извините, что прерываю, но обед уже подан. Прошу вас пройти в трапезный зал. — сказал он с той стороны двери, после чего послышались удаляющиеся вдаль, глухие шаги. — Ну чтож, обед так обед. Придется нам прерваться. — довольно быстро проговорил младший казах, получая молчаливое согласие от остальных. Да и брат его наверняка сейчас голоден! Без завтрака же остался. — Идем, Алаш. И они все пошли в сторону нужного зала в тишине, прерываемой веселым голосом младшего казаха, что то рассказывавшего брату. Тогда как остальные трое лишь молчали. Алаш слушал своего младшего. А Совет был занят своими мыслями, как и РИ. Раздражение РСФСР было для хозяина тела понятным и даже очень. Но… Так же было удивительным то, что он правда просто ушел, отдав контроль над телом и пару часов молчал, не дерзя, не ругаясь и не вмешиваясь. Это… Странно. А еще была у него неловкость, когда взгляд случайно обращался к обладателю огненных крыльев. Ох… Как же стыдно было ему за то, что произошло ночью. Он, точнее его вторая личность, ведь чуть не убил его брата, а затем еще и заставил всю ночь просидеть рядом, пока он сам спал! И выглядел Алаш сейчас сонным по его вине…***
Таким образом прошло уже больше месяца за ежедневными терапиями, что, к сожалению, пока помогала не слишком сильно, что впрочем было и не удивительным. Отношения между отцом и сыном оставались все так же натянутыми, хоть и немного больше понимания все же возникло. А РСФСР до сих пор иногда норовил попытаться убить «гостей» или же отца, хоть и пока, кажется, не решался этого делать. Хотя именно этот факт был известен лишь двоих персонам, занимающим одно тело. Но, не смотря на это, к удивлению, он несколько раз смог завести спокойную беседу со своим батюшкой, Алашем или Казом. Что было хоть и не большим, но уже вполне успехом. Так же пару раз РК замечал то, как Автаномия мирно беседовал с оригинальным владельцем тела, и рассказывал тому небылицы и легенды их народа. И сам, к счастью, мог хоть раз находясь рядом с этой страной почувствовать, что тот не перережет ему горло при любой возможности, что, как он думал, вполне можно было считать как улучшение их отношений, хоть и не сильное. А ещё он продолжал с удивительной переодичностью раздражать Империю тем, что дерзил или перебивал, проявляя потрясающее, в плохом смысле этого слова, самовольство. И тот, кажется, иногда даже жалел об их уговоре и о том, что не может убить златокрылого на месте. Забавно было видеть в льдистых, голубых глазах злость и раздражение. Так же, казахи за месяц довольно много проводили время вместе, в большинстве по инициативе младшего, за праздными разговорами о чем-то не важном, вроде дел в ауле и предположений, как и что там происходит и как там их отец. Или, что было всего пару раз, соревновались, кто быстрее летает. Победа осталась за старшим, чему никто не был удивлен. После того пожара, хоть и не заметные за многими слоями одежды или же густых, пушистых перьев, многочисленные и довольно болезненные ожоги остались, рассыпанные по всему телу младшего, заживая крайне медленно. Хотя, к его радости многие предпочитали просто не обращать внимания на — выглядывающие из-под ворота одежды, на шее, или видневшиеся на кистях рук, кончиков крыльев — ожаги. Как однажды, повертевшись перед зеркалом и оглядев себя, чего он не делал с самого своего попадания сюда, отметил казах, даже на левой скуле было немного розоватое пятно. Честно, он был немного удивлен, что след от пожара остался даже на столь явно видном месте, а никто ему даже замечания не сделал и не сказал ничего. Да даже взглядов никаких озодаченных не было. Хотя, возможно, это он просто не обращал на них внимания. Но, не суть. Но, конечно, он не мог занимать все время брата. И терапия длилась не весь день. Поэтому, часто вечером, пока Алаш уходил в библиотеку, переводя разные книги на их родной язык, обладатель золотых, как расплавленное золото, глаз сидел в саду, у небольшого, исскуственного прудика, вооружившись небольшим, карманным ножиком и обычной дощечкой, вырезал на ней разные узоры, рисунки. В большинстве случаев он вырезал ою, шанырак, степь или аул. Иногда тои, байге. И именно этим он и планировал заняться, очередным вечером идя в сторону пруда, как заметил там кого-то постороннего… И очень знакомого. На земле у пруда сидел тот белокрылый мужчина, которого в первую встречу Каз сравнивал с Польшей. И не зря, как он узнал позже, это был Речь Посполитая. Как раз таки и отец Польши. Будущий. Он удобно расположился, согнув ноги в коленях и подмяв одну из них под себя, и сидя прямо на земле. Крылья были распахнуты, чуть трепыхаясь. И по ним, расслабленно опущенным плечам, руке, мерно и мирно двигавшейся по воде, рассекая ее гладь, по всем этим признакам Республика легко и точно распознал его спокойное состояние. Решив, что стоит этим воспользоваться и все-таки обзавестись здесь другом, тем более таким, который, как знал Казахстан (хоть и по большей части из слов Польши), был довольно приятной для общения страной. Конечно, для тех, кого он не ненавидел и не опасался. Так что, наладить отношения не помешает. Он тихо сел рядом с поляком на мягкую от свежей, зеленой травы, прогретую солнцем землю, что можно было распознать лишь только по плавным потокам воздуха, создавающим тихий, мгновенно стихающий ветерок. Посполитый напрягся от чужого прихода, пеневодя взгляд с водной глади, на пришедшего. — Добрый вечер. — несколько неловко под этим хмурым, недоверчивым взглядом, сказал казах, растянув губы в дружелюбной улыбке. Но хмурая опасливость из взгляда невольного спутника исчезать и не думала. И вдруг Каз заметил, что взгляд Речи опущен чуть ниже его лица. С недоумением посмотрев туда жея куда и он, Республика рассмеялся. Ох… Как он мог забыть, что держит все это время нож в руке? Теперь такая реакция Посполитого была не удивительной. Ну конечно! Он сам то безоружный. Еще и колония в логове врага. Как же Казахстан понимал его чувства сейчас… — Это не то, о чем ты подумал! — тут же оправдался он с неловкостью. А после выставил перед собой дощечку с уже начатым рисунком степи. — Это для дерева. Ну. То есть. Для резьби по нему. Я часто прихожу сюда вечером и занимаюсь этим. Мужчина кивнул, к счастью для парня, все же чуть расслабившись, хоть и недоверие из взгляда не ушло. А парень же тем временем поспешил продолжить. — Вы — Речь Посполита, верно? Извините, что не узнал сразу, тогда. — Да. Верно. — и вновь кивок. — А Вы — …? — Казахстан! Меня зовут Казахстан. Очень рад нашему знакомству. — Казахстан? Не слышал раньше о Вас. — Да. Просто, я еще не действующая страна и вряд ли ей буду в ближайшее время. Красивый прудик, не так ли? — решил он завязать беседу, переводя взгляд на названное место. Хах. Довольно не к месту вспомнилась его прошлая жизнь. Тогда он был еще слишком мал и непоседлив для того, чтобы просто тихо сидеть и вырезать рисуночки. И страдал, очень сильно страдал от скуки. А когда же впервые увидел этот пруд, то, решил сделать местом для игр его берег. Плохое было решение, как он понял тогда, когда его самодельный «мячик» из кусочков ненужной, остаточной ткани, которые как-то ребенок забрал у швей, упал туда. А сам мальчик очень не хотел с ним расставаться и прыгнул следом, пытаясь достать, но забыл, что плавать не умел. Говоря точнее, не забыл, а просто посчитал пруд неглубоким. И очень даже ошибся. Повезло ему тогда, что брат, вернувшийся с бунта, искал свою маленькую ношу и как раз проходил мимо. Хотя и отругали его тогда. Не сильно, конечно, ибо брат никогда не ругал его слишком сильно, понимая то, что ему скучно, и что он был непоседливым ребенком. — Мхм. Здесь очень тихо и спокойно. Казах больше не спешил ничего говорить, приступив к резьбе, как и планировал изначально. Посполитый так же предпочел молчать, и дальше задумчиво смотря в воду. И так они и просидели в тишине, что казалась вполне уютной. И, хоть колония и не хотел доверять Республике, но не мог не смириться с тем, что угрозы от него совсем не чувствовал.***
Казахское Ханство седлал коня, отправляясь в путь. Месяц казался долгим, и на удивление загруженным. То тут, то там возникали различные проблемы, решением которых должен был заниматься хан. И волнение за сыновей его, в последнее время довольно усталое, состояние не улучшало. И как же сильно не нравился факт того, что без особых причин пойти навестить своих детей он не мог. Но к счастью, сейчас ему такой предлог все же выдался. А именно, то сотрудничество с Российской Империей. Надо было обсудить подробности. И заодно он как раз сумеет повидаться с членами семьи. С такими, весьма радостными, мыслями он быстро оседлал коня, отправляясь в не самый короткий путь.***
— Добрый день, сударь. — приветствовал союзника империалист со слащавой, фальшивой улыбкой на устах. Хоть они и в хороших дипломатических отношениях теперь, но это означало, что и их личные отношения должны улучшиться. Находились же они сейчас в его кабинете, к которому дорогу, к счастью, Ханство запомнил еще в прошлый визит. Помещение встречало кочевника изобилием золотых и мраморно-белых цветов, и идеальной чистотой. А так же атмосфера абсолютной новизны, как будто помещение это даже не использовалось никогда. — И вас приветствую, Ресей. — кивает на его слова Ханство с лицом, на котором спокойствие будто было выковано рукой какого-то мастера-скульптера, столь невозмвтим он казался. — Как я понимаю, Вы здесь ради обсуждения того договора о нашем союзничестве, мой дорогой друг? — подходя ближе, чем хотелось бы быть обоим странам, все так же фальшиво и учтиво задает вопрос Империя. Они оба очень хорошо различают эту самую фальш. Вопрос: ради кого же так старается император, ести зрителей сейчас нет? — Да. Как и было упомянуто в прошлый раз, мы окажем продовольственную помощь Вашим землям взамен на военное сотрудничество. А так же, думаю, будут вполне возможны торговые отношения. — Предложение довольно заманчивое. Но мне бы хотелось полюбопытствовать, когда эта самая помощь будет оказана? — Для поставки все готово. В течений этой недели оно уже должно начать приходить. Лето в этом году оказалось необычайно продуктивным, поэтому, количество отправляемых караванов оказалось больше, чем я предполагал. — Это довольно хорошие новости, друг мой. Надеюсь наше сотрудничество пойдет в гору.