Ошейник свободы

Гром никогда не жаловался на неумение читать людей. Его почти животная интуиция позволяла подбирать правильные слова, выхватывать взглядом преступника в толпе и в последний момент уходить с линии выстрела. В руке мялась старая тетрадка с пожелтевшими страницами. Он впервые ошибся. При первом знакомстве Разумовский ему, конечно, не понравился, уж слишком он был подозрительным. Слишком умным, а умные люди намного опаснее тех, кто не был способен продумать на шаг вперед, как опаснее мошенник, а не мелкий карманник. Со второго взгляда показалось, что он блаженный, живущий в мире утопических фантазий. И все же… Все же Гром помнил, как шагнул вперед Разумовский в Драконе. Как он сквозь панику и страх пытался остановить происходящее, уговаривал вломившуюся толпу и искал компромисс, как наивен он был, как тверд в своих попытках не дать разразиться собравшейся грозе. Эти воспоминания Грома и подвели, когда Разумовский сначала в почти животном ужасе уставился куда-то ему за спину, а потом огрел бутылкой. Но такой искренний ужас трудно изобразить. А за спину себе заглянуть Гром успел — там было пусто. Он падал невыносимо долго, растянувшееся на воспоминания время почти замерло. Что он упустил? Как, как он умудрился так ошибиться? Трудно сказать, сколько он пролежал без сознания. Может секунды, может часы, а может вообще меньше мгновения. Из-за удара перед глазами плыло и двоилось, поднять веки полностью не получалось. Мышцы не слушались, а в голове шумело. И все же сквозь шум пробился голос. Один знакомый голос, который как будто спорил с невидимым собеседником, сдавленный от рыданий и страха, того страха, который сильнее страха смерти. Так боятся не за себя. — Если я постараюсь… ты исчезнешь… Невнятный неразборчивый шепот складывался в слова. И слова эти Грому не нравились. Он кое-как повернул голову и уставился на Разумовского, привалившегося к стене и зажимавшего уши с таким лицом, как будто ему невероятно больно. — Уходи, уходи, уходи-уходи… Может Гром и не был самым теоретически подкованным сотрудником своего подразделения, но диссоциативное расстройство личности тут не определил бы только слепой. Прямо у него на глазах личность Сергея Разумовского рассыпалась. Вторая личность, та личность, которая рисовала в детских тетрадках и заказывала костюм у американских оружейников, пыталась взять верх. Личность, которая убивала тех, кто смог бы уйти от законного наказания, теперь убивала Сергея, который всегда пытался договориться, а в погоне за своей мечтой взлетел так высоко, что его небоскреб соперничал с башней Лахта-центра. Сергей как-то нехорошо затих, сжавшись в комок, и Игорь на чистой силе воли перевернулся, чтобы встать. Сотрясение, так тошнило всегда после сотрясения. Но… Как и положено сотруднику полиции, он собирался остановить убийство. Пусть оно и происходило внутри чужой головы. Плевать, что там говорилось в учебниках о психопатологиях, Гром никогда не работал по уставу, поэтому он собрал оставшиеся силы и, игнорируя тупую пульсирующую боль в голове, рванул к Сергею. Сам толком не знал, что собирался делать, но голова была тяжелой, так что Грому оставалось только действовать, а не думать. Отдаться инстинктам. Разумовский встретил его кулаком в челюсть и холодным взглядом, за которым не было ничего знакомого. Или было… Пустой взгляд Чумного Доктора за стеклами птичьей маски. Так что второй удар Гром заблокировал, всем телом навалился, придавливая Разумовского к полу. Локтем ударил под дых, выбив слезы и кашель. — И… Игорь? — в голосе звучала надежда пополам с недоверием. — Ты жив? — Против меня потребуется бутылка чего покрепче, — облегченно ответил Гром, надеясь, что кризис миновал. Сергей неожиданно длинно всхлипнул и снова сжал голову. Гром с нарастающим отчаянием смотрел, как резко очерченное лицо сводит спазмом, превращая его в гротескную кривую маску. — Убей меня, нас, пока он еще… — прохрипел Сергей. — Я не могу так больше, он… он сильнее… — Да что за… Вроде бы тощее тело дернулось с неожиданной силой, и на Грома снова уставились злые холодные глаза. Удар в грудь скинул его на пол, заставив потерять равновесие, сверху навалилось болезненно-горячее даже сквозь одежду тело, по лицу мазнуло дыхание с запахом алкоголя, казалось, что змеиные зубы сейчас вцепятся в горло. Гром перевернулся и отполз, цепляясь пальцами за ковролин, вслепую пнул куда-то назад, пытаясь выиграть время. Зацепился за край дивана, подтягивая себя в сидячее положение и чуть не теряя сознание. Сотрясение сделало пальцы вялыми и неловкими. Разумовский… нет, Чумной Доктор шарил по его пояснице под тяжелой курткой в поисках кобуры скрытого ношения, причем в каждом движении было все большее недоумение. За это время бинт на сбитых костяшках наконец поддался. Гром резко развернулся, уставившись в какое-то обиженное лицо Чумного Доктора. — Я не ношу табельное оружие. А потом он намотал концы бинта на ладони и подался вперед, захлестывая горло над острым кадыком, обнимая чужую голову, чтобы перекрестить руки за затылком и не дать себя сбросить. Бинт натянулся, удавкой врезавшись в горло захрипевшего Чумного Доктора… Разумовского, кем бы он сейчас ни был. Разумовский забился, пытаясь вырваться, бинт опасно затрещал, но выдержал. Оставалось зажмуриться и терпеть. В бока впечатывались кулаки, все слабее и слабее, пока удары не превратились в попытки оттолкнуть, но Гром, не открывая глаз, только отсчитывал секунды. Сумасшествие из любого человека делало опасного противника, вот только без кислорода, с пережатыми сонными артериями и сдавленной трахеей, да еще и во время боя, в сознании никто не продержится больше минуты, даже будь он трижды псих. И все же даже когда руки Разумовского упали, проскользив по шершавой коже куртки, а голова безвольно уткнулась Грому в плечо, тот все равно не отпустил, жмурясь и считая. Примерно на сороковой секунде тело наконец обмякло, навалилось, сильнее натягивая бинт. Гром разжал руки и хрипло выдохнул, понимая, что все это время он сам дышал через раз. Перед глазами двоилось и плыло, когда он стряхивал бинт с рук. На пальцах остались глубоко врезавшиеся следы. Кое-как придерживая под спину бессознательного Сергея, Гром прислушался к его хриплым жадным вдохам. На шее Разумовского чуть выше кадыка наливалась нехорошей краснотой узкая вдавленная полоса. Завтра будет отменная странгуляционная борозда, хотя над материалом удавки криминалистам и пришлось бы поломать голову… Не придется. Хотелось думать, что не придется. Тихо зашипев, Гром потрогал свою голову чуть выше виска, где уже наливалась здоровенная шишка. Все же бутылка шампанского была довольно опасным оружием даже в неумелых руках. С другой стороны, учитывая то, что Чумной Доктор свои дела сразу же доводил до конца, бутылкой, скорее всего, размахивал именно Сергей. Сергей, чье бессознательное тело на руках Грома жгло даже сквозь одежду. Пушистые рыжие волосы растрепались, а расслабленное лицо потеряло большую часть своей хищности. И такую глубокую усталость Гром обычно видел в зеркале, а не у других людей. Вот только если у него это было последствиями тяжелой и не очень благодарной борьбы с преступностью, то Разумовский боролся с собой постоянно, его враг был не где-то на улицах города, а внутри его собственной головы, пытаясь перехватить контроль. Может быть, все попытки Сергея навязать свою помощь в деле Чумного Доктора были на самом деле единственным доступным ему криком о помощи? Если бы только Гром заметил раньше, был немного умнее, посмотрел свежим взглядом или просто решил зайти побеседовать, узнать о том, какую именно помощь собирался предложить Разумовский… Но некогда думать о том, что не произошло. Тяжело привалившись к дивану, Гром одной рукой обнимал бессознательного Разумовского, а другой придерживал гудящую голову, в которой пульсировала боль. И пытался понять, что со всем этим делать дальше.

***

В себя Сергей приходил тяжело. Отчаянно драло горло, как будто шею окольцевало раскаленной проволокой. Он попытался двинуться, но руки оказались стянуты за спиной, а ноги были чем-то спутаны. Первые несколько секунд Сергей пытался понять, что происходит. Вспомнить. — Ты как? Просыпаться в чужом присутствии оказалось страшно, так что он распахнул глаза и попытался шарахнуться куда-то в сторону, едва не свалившись с дивана. Справившись с колотящимся сердцем, он медленно выдохнул, с почти болезненным интересом рассматривая, как мрачный, но абсолютно однозначно живой майор Гром ест холодную пиццу. В окнах серел рассвет. События вечера навалились лавиной. Волков… Волков, которого не было. Который был им самим, Чумным Доктором, той его частью, которую, как Сергей надеялся, когда-то удалось очень надежно запереть в подсознании. Вот только… Что еще он натворил? Обрывки воспоминаний о похождениях Чумного Доктора впервые начали всплывать в памяти, серые и как будто чужие. Но ведь он сам, своими руками убивал всех этих людей. А потом… А потом он чуть не убил Грома. И вот это он уже помнил кристально отчетливо, хотя в тот момент в нем было почти две бутылки шампанского. — Вы живы? — сипло каркнул Сергей, морщась от боли в горле. — Нет, я тебе кажусь, — машинально огрызнулся Гром, но тут же посмотрел виновато. — Я абсолютно точно жив. Приложил ты меня хорошо, но не насмерть. Ответь мне лучше, с кем я сейчас говорю? Сергей уперся лбом в диван, с опаской прислушиваясь к себе. Но не было ни Волкова, ни его собственной копии. Как будто его вторая личность просто пропала. Не спряталась в тени, не встала за спиной, а именно пропала, затихла, и сколько бы он ни вслушивался настороженно, но не мог уловить и следа присутствия Чумного Доктора. — Ты прогнал его… Но как? — Сергей попытался сесть. — Как ты это сделал? Гром бросил на коробку недоеденный кусок пиццы и вытер пальцы салфеткой. Его куртка висела, переброшенная через спинку дивана, поверх нее лежала фирменная кепка. Пока не пройдет шишка, кепку натягивать будет проблематично… Он подошел к все еще лежащему Разумовскому и помог ему сесть прямо. Разумовский смотрел снизу вверх с таким щенячьим восхищением, что внутри все сжалось, особенно из-за того, как багрово-фиолетовым ожерельем выделялась над кадыком странгуляционная борозда. — Просто сделал, — Гром нахмурился, заставил Сергея повернуть голову и большим пальцем прошелся по оставшемуся от бинта следу. На самом деле ничего не было «просто», а дальше будет еще сложнее. И проще всего было бы отдать Разумовского ФСБ-шникам и суду, но… Но на этом человеке держалась социальная сеть, обвал которой вызовет такой рост недовольства, что шпана на улицах покажется цветочками. К тому же, такое завершение истории Чумного Доктора сделает из обычного маньяка символ. Ну как же, супергерой, почти Бэтмен. Герой и без маски, продвигающий новые технологии, и в маске, карающих тех, с кем не справилась система. Вот только… Гром почувствовал, как в груди что-то сжалось, когда Разумовский благодарно уткнулся лицом в его руки. — Спасибо, — пылко произнес Сергей. — Спасибо-спасибо-спасибо… Ты меня вчера спас, когда он, когда… — Аптечка у тебя где? — невпопад отозвался Гром. — Шею надо обработать. — Если это прогонит его, то я бы так всю оставшуюся жизнь ходил. Отчаяние в голосе Сергея как будто подтолкнуло к решению. Некрасивому решению, грязному, нечестному. Но с другой стороны, Гром больше не был сотрудником полиции. Он сдал жетон и подписал заявление по собственному. Впереди замаячил оформляющийся план по устранению Чумного Доктора. Теперь, когда Гром буквально захватил трибуну, с которой вещал этот маньяк, а самого маньяка взял на поводок, это будет не сложно. След на бледной шее был яркой ленточкой, против воли снова и снова привлекающей внимание. — Если это поможет, то будешь, — решился Гром. Доверчивый открытый взгляд пробивал навылет. Внутри поднималось что-то темное и вязкое, что-то, что напрямую откликалось на то, с какой благодарностью Сергей принимал на своей шее оставленные им, Громом, следы. Рыжие волосы, пропущенные сквозь пальцы, казались мягче пуха.

***

Белые зубы Стрелкова выглядели неестественно. Видимо, их ему уже когда-то выбивали, заставив поставить протезы. И Гром испытывал острое желание обеспечить Стрелкову повод еще раз обратиться в стоматологию. — В сортир за мной тоже пойдете следить? Вдруг я унитаз по делу Чумного Доктора буду опрашивать. Стрелков снова улыбнулся, слишком уверенный в своей неуязвимости, слишком зубастый, слишком… Просто слишком. Гром поморщился и пошел быстрее, надеясь затеряться в проулках и тупичках старых улиц неподалеку от Владимирской, но Стрелков и преследующий их черный автомобиль не отставали. — А что это вы такой спокойный, майор? Не роете носом землю в поисках… — Вашими стараниями, уже гражданский, — поправил Гром. — А что, боитесь, что без меня не найдете? — Боимся, что вы натопчете там, где не надо. — Нет уж, дальше без меня, — Гром поправил кепку и взбежал по ступенькам в непримечательную дверь со сдержанной мало о чем говорящей вывеской, на которой выделялось только жирное «18+». — А вам тут что надо? Стрелков заглянул через плечо Грома и с изменившимся лицом только что по ступенькам не скатился. Гром ухмыльнулся и закрыл за собой дверь, оставляя спецагента переваривать то, к чему его точно не готовила служба в ФСБ. — Товарищ майор? — из подсобки вышла неопределенного возраста женщина в черной водолазке и облокотилась о прилавок с дежурной настороженной улыбкой. — Что привело? Сегодня у нас в верхних комнатах точно никого интересного. Хотя мастерством обращения с флоггером вы так впечатлили всех, кто вас слышал, что у меня до сих пор просят номерок. Если решите сменить сферу деятельности… — Да нет, я за покупками, — Гром от дискомфорта задрал плечи и отвел взгляд. Взгляд упал на витрину во всю стену, увешанную фаллосами. Другая стена ощетинилась плетками и масками, какими-то перьями, чем-то шипастым… А из-под стекла прилавка блестели глянцевыми боками смазки на любой вкус и цвет, причем «вкус» в самом прямом смысле. В общем, к досаде Грома, глаза прятать было решительно некуда. — У вас наручники есть? — А одних вам для работы мало? — Да нет, мне… для личного пользования. Мягкие такие. Когда он срезал с рук Разумовского нейлоновые стяжки, от них на запястьях остались синяки, хотя Гром их даже не затягивал. Конечно, он отлично знал обо всех проблемах криминалистов при работе с рыжими астениками — тонкая нежная кожа, на которой синяки и кровоподтеки легко появляются и проходят гораздо дольше, чем у обладателей других фенотипов. Но пока оставался риск лицом к лицу столкнуться с Чумным Доктором, Гром предпочел бы иметь возможность быстро зафиксировать Разумовскому руки. Просто не хотелось при этом оставлять ненужные синяки. — Ладно. Давайте посмотрим, что мы можем предложить. Думаю, розовый мех не в вашем стиле… Текстильные с велкро? Мягче не придумать, застегиваются быстро, опыт обращения не требуется. Гром с опаской повертел витринный образец в руках, пару раз отклеил и приклеил липучку. Чего только не придумают… Но увы, их можно было не только быстро застегнуть, но и мгновенно снять. Отложив их, Гром огляделся. — Не то. А это что? — кивнул он на моток строп с какими-то металлическими вставками. — Секс-качели. Показать? — тут же с готовностью предложила женщина. — Нет! — рявкнул Гром в ответ, но быстро смутился своей вспышки. — Я здесь только за наручниками. — Да-да, конечно. У нас все так говорят в первые посещения… Ладно, давайте посмотрим, что еще у нас есть. Когда Гром заходил в БДСМ-шоп, он не ожидал, что на выбор уйдет столько времени. Точнее — он не ожидал, что вариантов будет так много, ассортимент поражал. Вот казалось бы, наручники и наручники, но каких только не было, с мехом, из кожи и кожзама, с декоративными замочками и шипами, причем как снаружи, так и внутри. Ну зачем шипы на внутренней стороне наручников? Вот и Гром не знал. Гора отбракованных наручников-наручей-браслетов росла, а голова начинала пухнуть от новой информации. По идее, можно было ткнуть в практически любые, из которых Чумной Доктор не сможет вывернуться или вырваться, но хотелось выбрать что-то по-настоящему хорошее. — Кожа с металлической пластиной. Фиксатор очень надежный, годятся даже для подвеса. Но на обычную женскую руку велики, видите? Если хотите, мы можем заказать нужный размер, через две недели… — Беру, — Гром провел пальцами по внутренней поверхности наруча. К ним в комплекте шла декоративная веревочка с карабинами, которую можно было в одно движение порвать, но вот если ее заменить на нормальную спайную цепочку и замок… — Сколько с меня? — Поздравления той, для кого вы их берете. Или тому? Впрочем, в честь того, что наша тематическая тусовка пополнилась целым полицейским, за счет заведения, — женщина как-то очень многозначительно улыбнулась. — Что-то еще? — Нет, все. И я все же заплачу, — Гром сверился с ценником и достал кошелек, отсчитал купюры, но снова повернулся к стене с резиновыми хуями. Задумался. — Хотя знаете… К выходу он шел с двумя небольшими пакетами. — Будем ждать вас снова! — парфянской стрелой ударило в спину. — Больше я не приду. И это, спасибо. — Вернетесь. Рыбак рыбака издалека видит. Отвечать Гром не стал, только надвинул кепку на глаза и вышел. Всего несколько дней назад он на втором этаже этого обычного на первый взгляд здания пытался плеткой и уговорами выбить из не очень законопослушного мужика информацию о Чумном Докторе. Теперь выходил из тех же самых дверей, купив для Разумовского, в чьей голове сидел тот самый Чумной Доктор, наручники. Жизнь катилась куда-то не туда. То ли под откос, то ли к черту. Чутье не подвело: прислонившись к кованым перилам его все еще поджидали Стрелков и его неизменный белозубый оскал. Гром скривил губы в ухмылке. Кто еще кого обыграет… По крайней мере в этом раунде он останется победителем. — И что же бывший полицейский забыл в притоне для мазохистов? — с видимым наслаждением опять пристроился за плечом Стрелков. Черная машина снова медленно ползла рядом на аварийке. — Шоппинг — лекарство от тоски, — издевательски ответил Гром, после чего добавил: — Я и вам прикупил. Впечатав пакет в грудь Стрелкову, заставив того против воли взять неожиданный «подарок», Гром резко свернул на проезжую часть и махнул рукой, привлекая внимание такси. Уже садясь в машину, он обернулся и оценил лицо Стрелкова, который все же сунул нос в пакет и теперь с побелевшим от бешенства лицом разглядывал дешевенький красный шарик-кляп и реалистичный силиконовый хуй. Выражение было просто бесценным. Редко удавалось сбросить «хвост» с таким шиком, так что Гром наконец почувствовал себя отомщенным. У него в планах было посещение еще нескольких мест, теперь уже и правда в поисках информации, так что Стрелков ему там точно был не нужен. Чужой телефон непривычно оттягивал карман — старая нокиа Грома умела насмерть блокировать все функции кроме звонка на быстром доступе, так что утро началось с того, что он поменялся с Разумовским симками и телефонами. Смартфон все еще ощущался в кармане как складная саперная лопата, но молчал. Это было хорошо. Наверно, это было хорошо. По крайней мере Грому хотелось так думать.