Ошейник свободы

До полноценных белых ночей оставалось еще полтора месяца, но вечера уже были светлыми, с долгими закатами и сумерками. Разблокировав дверь, Гром крепко сжал ключ-карту и вошел, перешагнув осколки стекла под стендом. На большом экране во всю стену все также крутился значок блокировки. Сергей Разумовский сидел за столом, поджав под себя ногу и полностью погрузившись в бумажные документы, рядом стояла ополовиненная бутылка воды. В рыжем закатном свете его лицо казалось даже острее, чем было, и напоминало птичий профиль. У Грома в животе как-то нехорошо похолодело от осознания, что он не понимает, кто сейчас сидит перед ним, кто был заперт в четырех стенах большую часть дня. Он заблокировал дверь и убрал ключ-карту в задний карман. По крайней мере можно было надеяться, что Разумовский не соврал и ключ-карта с мастер-доступом на самом деле была единственной. И что блокировка Марго тоже снималась только ею. И все же птичий профиль до боли напоминал о маске чумного доктора. — Сергей? — аккуратно позвал Гром, сохраняя дистанцию до стола. Тот вздрогнул и резко поднял голову, только теперь замечая возвращение Грома. Слабо улыбнулся и потер переносицу, отодвинул документы. — Да, прости. Отвык работать с бумажными отчетами, — прохрипел он. Гром смотрел на открывшуюся бордово-фиолетовую странгуляционную борозду на шее Разумовского и пытался понять, что он чувствует. По-хорошему, ему должно быть неприятно, но почему-то вместо этого преследовало смутное удовлетворение. Возможно, потому что эта узкая болезненного вида полоска стояла между Чумным Доктором и городом. А может отчасти еще и потому, что Гром оставил ее своими руками, буквально окольцевав чужую шею… Мысли зашли куда-то не туда, так что Гром поморщился и медленно стянул кепку, стараясь не тревожить шишку. — Все в порядке было? — спросил он, выуживая из глубоких внутренних карманов пакетик из аптеки и скидывая куртку прямо на стол. — Да. Он… Он не приходил, — с явным облегчением заверил Разумовский, болезненно морщась из-за необходимости говорить. — У тебя как? — Как планировал. Через пару дней город узнает о моей отставке с запоем, так что всем временно станет не до Чумного Доктора, — Гром достал из пакета коробку с мазью и вчитался в инструкцию. — Я тут от синяков прихватил, троксевазин… Куда руки тянешь, сам намажу. Запястья покажи. На запястьях от стяжек тоже остались синяки хоть куда. Гром взял одну доверчиво протянутую руку и, закатав рукав халата, жирно размазал мазь по синяку и вокруг. — Больно? — Не особо, пока не двигаю. — Ага, — сосредоточенно кивнул Гром, намазывая другое запястье. — Там еще таблетки. Обезбол и от горла. — Спасибо. Причем в этом маленьком слове уместилось столько эмоций, что было очевидно — благодарность явно не за лекарства. Гром оторвал взгляд от синяков и посмотрел в лицо своему личному геморрою последних недель. Но за доверчиво-благодарными глазами не было и следа Чумного Доктора, только абсолютная открытость и страх. Страх не за себя. Так что Гром только резко кивнул и, выдавив на пальцы больше мази, принялся за след бинта на шее. Разумовский даже не дернулся, только поднял голову выше, подставляя горло, и скривился от боли, когда пальцы Грома аккуратно заскользили над кадыком. Мазь жирно блестела, медленно впитываясь в кожу. Было что-то медитативное в том, чтобы просто планомерно и аккуратно втирать ее, прослеживая пальцами кровоподтек, как будто запоминая его, пропечатывая в памяти. Грязно-фиолетовый переходил в бордовый, расплывался желтизной по коже вверх и вниз — сразу и не разглядеть, если не приглядываться. То ли сработала невероятная удача, то ли Сергей был живучим и более крепким, чем казался, но Гром был рад, что в пылу драки не повредил ему гортань. Кожа заживет, хрип в голосе уйдет, а человек останется. Останется собой. Сколько бы раз его не потребовалось для этого придушить. На фоне белой кожи странгуляционная борозда смотрелась ошейником. Может, Гром за Сергея именно поэтому чувствовал ответственность?

***

Сергей проснулся, как будто его что-то толкнуло, и прищурился. Они с Громом умудрились заснуть на диване. Весь вечер прошел в каких-то мелких делах: сначала прибирали осколки стекла, потом Сергей объяснял, как работать с основными протоколами доступа Марго, а после они смотрели какую-то бесконечную документалку про архитектуру Питера под поздний ужин. И Сергей был искренне благодарен за эти часы передышки от тяжелых мыслей, потому что за этим островком спокойствия и безопасности поджидали проблемы, рожденные Чумным Доктором. Проблемы, которые придется решать, так что следовало запастись силами впрок. Шея наконец не ныла. За окном было темно, единственным источником освещения остался экран, на котором все еще крутилась документалка в беззвучном режиме. Вроде как Сергей начал вырубаться первым, уронив голову Грому на плечо. Это он даже более-менее помнил, как и то, что тогда не было ни сил, ни желания отодвигаться. Да и Гром был не сильно против. Даже скинул потом с дивана подушки, чтобы было больше места, и завалился рядом. Его тяжелая рука расслабленно лежала поперек груди, а куда-то в затылок раздавалось сопение. Двигаться не хотелось. — Вечно ты все портишь. Остатки сна как рукой сняло, и Сергей резко сел, чувствуя подкатившую к горлу тошноту. Сердце колотится все быстрее. Сначала показалось, что это был голос Олега, но потом из кресла встала его собственная копия, желтоглазая, в черном костюме и с таким выражением лица, которое Сергей никогда не видел у себя в зеркале. Со скучающим лицом поворошив стопку отчетов, Чумной Доктор подошел ближе и опустился на корточки рядом с диваном, уставился снизу вверх. Зло улыбнулся. — Или ты снова забыл меня? Зря. Гром продолжать спать, как убитый. Неужели он этого не услышал? — Я был с тобой всегда. Всю. Твою. Жизнь. И вот, ты снова себе кого-то нашел мне на замену, — Чумной Доктор фальшиво вздохнул и снова улыбнулся. От его улыбки по позвоночнику продирало холодом. — Как будто я допущу это второй раз. Захлебнувшись вдохом, Сергей схватил Грома за руку, надеясь разбудить, но рука оказалась холодной и безжизненной, как будто принадлежала трупу. Сергей резко обернулся и едва не заорал — под головой мертвенно-бледного Грома блестело мокрое темное пятно. В нос ударил металлический запах, от которого стало дурно. Кровь пропитала обивку и скользила на пальцах, пока Сергей ощупывал висок Грома — под лопнувшей кожей обнаружилась внушительная вмятина. — Нет, нет! Я не мог! — Ну, а я не мог тем более, — Чумной Доктор встал и отряхнул невидимую соринку со своего плаща. — Ведь я… как ты там меня окрестил? Плод воображения? Впрочем, не важно, ведь я все равно единственный, кто о тебе заботится. — Олег… — Который тебя бросил? — издевательский наклон головы к плечу походил на птичий. — Да, он долго водил тебя за нос. Но ведь после детдома, когда он перестал нам мешать, все стало лучше, не так ли? Мы наконец были вместе. Последний год даже ближе, чем раньше… И совсем скоро ты поймешь, что ты — это я. — Ты убил Игоря, — Сергей почувствовал, как его начинает колотить. — Как ты мог? Как ты мог?! Зачем? Он не был опасен. — Тебе не был, — поправил его Чумной Доктор. — А вот мне он никогда не нравился. И вообще, без него нам с тобой будет лучше. Гораздо лучше. Кровь грохотала в ушах. Скользя по спекающейся крови, Сергей снова в защитном жесте обхватил голову Грома, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы обиды. Не поможет. Уже ничего не поможет ни Грому, ни ему, ни городу. Сотрясаясь от рыданий, Сергей обвел пальцами контур лица Игоря, оставляя кровавые разводы. До боли зажмурился, отказываясь видеть… — Хватит реветь, тряпка! — Сергей? — щеку обожгло. — Сергей! Он не мог открыть глаза. Что-то физически ему блокировало зрение. Неужели Чумной Доктор теперь мог и это? На руках больше не было скользкой крови, под пальцами не было мягких волос и ледяной кожи, как будто рвалась последняя нить, удерживавшая его от осознания пустоты вокруг, от засасывающего одиночества. Сергей попытался пошарить вокруг в поисках трупа, чтобы вцепиться хоть во что-то, но его руки прижимало к телу. Горло драло от крика. — Давай, ну же, очнись! — рявкнуло голосом Грома над ухом. — Сережа! — Давай, слабак, — подначивал прямо внутри головы собственный голос. — Пойми наконец, что мы неразделимы, что мы… Гром мог быть такой же игрой воображения, как и Олег. Но до этого они проверяли реальность Грома на Марго и доставщике, этот Гром оставил такие синяки, которые Сергей бы не смог оставить себе сам. А главное — в этого Грома хотелось верить! — Гром? — прозвучало как-то жалко, а из-за сорванного горла еще и неразборчиво. — Не вижу ничего… — Конечно не видишь, я же тебе глаза закрыл, — Гром вздохнул, и хватка поперек тела, фиксирующая руки, слегка ослабла. — Слушай только меня, понял? Кто бы еще с тобой сейчас не заговорил, слушай только меня. Сфокусируйся на моем голосе, все остальное просто игнорируй. Понимаешь? Сергей заставил себя расслабиться и привалиться к Грому. Тот после сна был горячий, словно печка, так что опираться на него было удобно. Откинул голову, упираясь затылком и стараясь в полной мере прочувствовать ощущения от накрывающей глаза тяжелой ладони. — Тряпка! — снова раздалось в голове, заставив вздрогнуть. Теперь, когда не было перед глазами фигуры Олега или Чумного Доктора, становилось ясно, что все это время голос звучал внутри, а не снаружи. — Слюнтяй! Ты ничто без меня, я не позволю тебе разрушить наш план! Я все эти годы защищал тебя… что, просто так?! Ну уж нет! Да я… — Я тебя слушаю, Игорь, — разлепил губы Сергей. Медленно выдохнул, чувствуя, как бесится то, что он почти год считал Олегом, как корежит и злит происходящее Чумного Доктора. Но сейчас, когда горячие руки держали, не давая снова сорваться в пике, когда на шее горел след от удавки… Все это достаточно приземляло, чтобы зацепиться за реальность. — Говори со мной. — Вот так, хорошо, — Гром замялся, подавился нервным смешком. — Если честно, я не знаю, что делать дальше. Спросил у умных людей, как из галлюцинаций вытянуть, но вот что дальше делать как-то не поинтересовался. Ты же в сознании? — Да. Голоса Олега и Чумного Доктора, какие-то воспоминания из детства и подавляющая паника, ощущение крови под пальцами и сон о трупе — все это сливалось в серый шум, уходило на второй план, было важно только слушать голос Игоря, чувствовать реальные прикосновения. Чувствовать боль в шее и запястьях. — А я сегодня Стрелкову, который «с улыбкой», дилдо и кляп подарил, — неожиданно выдал Гром, абсурдностью своей фразы заткнув всех — и Чумного Доктора, и Олега, и даже внутренний диалог самого Сергея. — Тому, которого из Москвы прислали, ФСБ-шнику, «с улыбкой». Он прилип, как будто учуял, что я раскрыл дело. Пришлось, кхм… выкручиваться. Сергей не сдержал улыбки и прижался к Грому сильнее, с неожиданной жадностью впитывая забытое человеческое тепло. Ведь если Олег был галлюцинацией, то и все похлопывания по плечу, пожатия рук… Этого всего на самом деле не было, а ни с кем другим Сергей не был настолько близок, по привычке сторонясь людей. Да и перед своей очередной поездкой в очередную горячую точку Олег, настоящий Олег, все внимание уделял улаживанию дел в городе, только коротко обнял старого друга в Пулково перед посадкой на самолет, да и то было больше похоже на дань прошлому. А потом… галлюцинация была настолько реальной, что другие люди просто не выдерживали рядом. Получалось… Получалось, что Гром стал первым человеком за год с лишним, который прикасался к Сергею дольше, чем необходимо для протокольного рукопожатия. Собраться с мыслями было сложно. Тепло отвлекало, но Сергей бы от него не отказался ни за что. — Все майоры в наши дни носят с собой дилдо? — наконец сформулировал он. — Или это была спланированная акция? — Я был в магазине, вот и подвернулось под руку, — Гром медленно убрал ладонь с глаз Сергея, но тот не стал открывать глаза, только повернулся, устраиваясь поудобнее. Гром машинально пропустил сквозь пальцы рыжие волосы, такие мягкие и тонкие, что хотелось к ним прикасаться снова и снова. — А еще я поговорил со знакомым, он мне и рассказал про фокус с… ну, глазами. Должно помогать вернуться в реальность. Осмотрись, галлюцинаций ведь нет? Открывать глаза не хотелось. Хотелось навсегда остаться вот так, без лишних мыслей, без проблем, в руках того, кому… да, кому можно было доверять. Но Игорь сказал осмотреться, значит надо осмотреться. Первыми на глаза попали собственные запястья, с синяками от нейлоновых стяжек. Потом какая-то как будто бы тень у стола, но Сергей моргнул и она пропала. Да и весь остальной кабинет был пуст. Реальность происходящего захватывала дух, как будто последние месяцы одиночества наедине с безумием окружили пеленой серости и вязкости, а Игорь Гром эту пелену пробил. — Нет… — Ну и хорошо. Эй, ты чего? — М? — Сергей недоуменно заморгал. Гром выразительно провел костяшкой указательного пальца по его щеке, собирая слезы. — Я… Оно само. Гром вздохнул, а потом притянул Сергея за плечи обратно в объятия, заставив на себя буквально лечь и позволяя спрятать лицо на плече. Машинально погладил по спине, стараясь поделиться своим спокойствием и подбодрить. Вот у него была работа в коллективе, от которого было не сбежать, чета Прокопенко с обязательными чайными посиделками раз в неделю, постоянное вынужденное общение с людьми и даже по ночам не спящие питерские улицы. А кто был у Сергея? Пустой офис на вершине башни и виртуальная помощница? — Игорь? — глухо позвал тот. — Нормально все. Задумался. Руки сами вернулись к успокаивающим поглаживаниям. Гром не привык много говорить, но раз его голос помогал, то стоило вспомнить пару баек. Например — про шарф. Или про то, как пришлось по крышам догонять главного бухгалтера какой-то шарашкиной конторы. Сергей был весь такой мягкий и расслабленный, как будто ему вкатили дозу седативных, впрочем, Гром не жаловался. Наоборот. Произошедшее наконец окончательно убедило его в правильности принятого решения. Утром надо будет начинать бурную деятельность. Имитировать свой отъезд с запоем, отыскать боевой костюм, который должен быть где-то в башне, продумывать план по сворачиванию истории Чумного Доктора и быть настороже, держа наручники наготове до тех пор, пока для Разумовского и его едущей крыши не найдут достойного доверия мозгоправа, а это может занять не один день. Впереди снова была жизнь на грани, в постоянном напряжении. Но сейчас у Грома на руках спал Сергей, вцепившись так, как будто от этого зависела его жизнь. И впервые Гром попробовал, что значит чье-то абсолютное безоговорочное доверие. Ощущение пьянило. Ладонь щекотали пушистые рыжие волосы.