Балаганъ

Беспокойство. Удушающее чувство тревоги. Кругом суматоха. Странные люди. Незнакомые лица. Они повсюду. Смеются, хохочут, кричат. Пугающе шумно. Пляшут вокруг костра. Искры пламени вздымаются вверх в бесконечное черное небо. Высоко над головой висит круглый диск луны. Тело бьет мелкая дрожь. Сердце сжимается от страха и колотится о грудную клетку, словно птаха в силках, предчувствуя неизбежную беду. Людской хоровод ускоряет бег. Перед глазами так часто мелькают лица, что начинает кружиться голова. Это лицо презрительно ухмыляется. Это жадно облизывается. Это смотрит с затаенной злобой. Воздух распарывает нож с изящной резьбой на рукояти. От гарды развивается ярко-алая лента. Клинок врезается в пирамиду из бокалов. Оглушающий звон стекла сопровождает фейерверк осколков и брызг кроваво-красного вина. Лают, огрызаются, рычат собаки. Недовольно фыркают лошади. Вдруг раздается полный ужаса женский крик. И всё стихает. Всё замирает. В наступившей тишине белый конь, испуганно заржав, взвивается на дыбы. С грохотом, сотрясающим землю, он опускает копыта и мчится прочь. Пестрая толпа безмолвно расступается. На примятой траве лежит человек. Маленького росточка, но не ребенок. Из уголка рта и из носа текут тонкие багровые струйки. Страшно. Хочется бежать, что есть мочи, но ноги сами идут к телу карлика. Всё ближе и ближе, и ближе… Его глаза распахиваются, и хриплый голос пророчит: «Расплата неизбежна». Содрогнувшись всем телом, Анна проснулась и тяжело дыша села на кровати. За окном едва занялся рассвет, но она знала, что больше не уснет. Перед внутренним взором все еще стояли обрывки страшного сна и не спешили растаять и затеряться на задворках памяти, не торопились отступать под напором пробудившегося сознания, как обычно бывало. Давненько у нее не случалось вещих снов. В том, что он вещий, не позволяло усомниться неотвратимое предчувствие беды. В точности как в этом кошмаре. Приведя себя в порядок и одевшись, Анна спустилась в гостиную. В доме было тихо, все еще спали. Прихватив томик учений Аллана Кардека, девушка устроилась на диване в столовой. Она уже дважды прочитала его от корки до корки, и теперь обращалась к нему скорее с практической целью, ища помощи и советов при странных и непонятных «контактах». Некоторое время спустя из гостиной послышались шаркающие шаги, и еще через мгновение в дверях возник плохо устойчивый силуэт Петра Ивановича с обмотанным вокруг шеи боа из желтых перьев. Что-то неразборчиво мурлыча себе под нос, он взял курс на буфет, где в верхнем шкафчике под замком хранилась наливочка. Анна аккуратно отложила книгу в сторону и, закусив губу, тихонько посмеивалась, откровенно забавляясь и внешним видом дяди и тем, как он упорно продолжал шарить руками по крышке буфета в тщетной попытке отыскать в очередной раз перепрятанный Марией Тимофеевной ключ. — Доброе утро, — дала о себе знать девушка, решив прервать бесплодные попытки Петра Ивановича, успевшего опуститься на четвереньки и высматривающего ключ под буфетом. — О Господи, Аннет! – вздрогнув и почти с мальчишеской прыткостью вскочив на ноги, мужчина схватился за сердце и вздохнул. – Зачем ты так? – Выдвинув стул из-за обеденного стола, он тяжело опустился на него. – Что ты здесь делаешь? Почему не спишь в столь ранний час? — Тебя жду, — улыбнулась Анна и поднялась с дивана. – А где ты, кстати, был? Под размеренный шелест платья она не спеша подошла к буфету и словно фокусница виртуозно выудила из чашки чайного сервиза искомый ключ, демонстрируя его благодарной публике. — Аннет, ты с детства была доброй и милой девочкой, готовой в любой миг прийти на помощь и выручку своему дяде, — расчувствовался Петр Иванович, принимая ключ из рук племянницы. Усмехнувшись его врожденным манерам дамского обольстителя, Анна устроилась на соседнем стуле и, подперев рукой щеку, приготовилась слушать. — В цирке, — глубоко вздохнув признался дядя и, поставив на столе перед собой графин и уже наполненную рюмку, плюхнулся обратно на стул. – Да-да, не удивляйся. Ты разве не слышала? Они еще вчера приехали. Поставили цветной шатер. Рядом фургоны, лошади, собаки… Вот это жизнь, — мечтательно протянул Петр Иванович и опрокинул стопку. Анна нахмурилась: в памяти вспышкой мелькнули картинки неприятного сна. — Где они расположились? — На большом лугу. Сразу за слободкой. — Как только тебя туда занесло? – удивилась девушка. — Нечаянно, — признался дядя, вновь наполняя рюмку. – Заглянул вечером в таверну, а там двое удальцов представление устроили: на стол у стены чурку поставили, а на нее яблоко положили – мол, кто ножом точно в яблочко попадет, пьет за их счет. Не попал – сам угощай. Я же им предложил на десять рублей сыграть. — Дядя, — Анна попыталась изобразить укоризненный взгляд, но едва сдерживаемая улыбка существенно смягчила эффект. — Аннет, ты же в курсе, что твой дядюшка целый год работал в Марселе в портовых кабаках метателем ножей. Вот, а они-то не знали. В общем, угощали меня. Потом я их, потом снова они. Оказалось, они – артисты бродячего цирка. Один – мой коллега, метатель ножей. Другой – конный наездник. А потом… потом каким-то чудесным образом мы оказались на окраине слободки, около цирковых фургонов… — Видимо, среди них еще и фокусник был, — подтрунивала Анна. — Может, и был. Я, по правде сказать, с того момента мало, что помню. — А это? – Девушка указала на экстравагантный шарф, пальцем описывая в воздухе петлю, коей он был обмотан вокруг шеи Петра Ивановича. — А это, — загадочно улыбаясь, мужчина закинул один конец боа себе на плечо, — сувенир от очаровательной помощницы моего коллеги – красавицы Марго. — То есть эту часть ты помнишь, — поддразнивала племянница. — Помню. Но джентльмены таких подробностей не разглашают. Тем более в присутствии столь юных барышень. Так что, — он запрокинул голову, опустошая вторую рюмку, и, смачно занюхав кулаком, продолжил, — позвольте откланяться. Хотелось бы скрыться из виду раньше, чем Мария Тимофеевна явит челяди свой лик. Петр Иванович поднялся из-за стола, опираясь на трость для лучшего равновесия, припрятал графин обратно в буфет и аккуратно опустил ключ в фарфоровую чашку. Проходя мимо Анны, он нежно чмокнул ее в макушку, пробормотал «спокойной ночи» и крадучись направился через гостиную к лестнице. С кухни послышался звон кастрюль и прочей утвари – стало быть Прасковья проснулась и принялась за завтрак. *** Утро было пасмурным. Сизое небо едва тронули лучи восходящего солнца, и предрассветная дымка начинала таять, оседая росой на озябшей траве. Сонный луг был молчалив, будто боясь потревожить вечный покой, уснувшего на его цветочном ковре человека. В насыщенном влагой воздухе отчетливо слышались мельчайшие звуки: шаги городовых по окрестности, вспышка фотоаппарата, вздохи и пересуды шепчущихся зевак. Яков Платонович склонился над трупом, внимательно осмотрел шею и лицо. Затем приоткрыл пальцами веко и заглянул в глаз. Хмыкнул. Приподнял руку, потом вторую, повертел, рассматривая окоченевшие пальцы. Нахмурив брови, задумчиво огляделся вокруг. Коробейников, замерев с блокнотом и карандашом наизготове, широко распахнутыми глазами следил за каждым движением начальника. Он был уверен, Яков Платонович видит гораздо больше других: улики будто разговаривают с ним, повествуя о своем происхождении. А Антон Андреевич никак не мог отделаться от глупой навязчивой мысли, что крутилась в голове с самого момента, как они прибыли на место преступления. Так и просилась наружу. — Яков Платоныч, это что же, извращенец какой? – спросил он почти шепотом, кивком головы указывая на тело. – Али опять актер, в женской роли? — Актриса, Антон Андреич, — ответил Штольман, поднимаясь на ноги. – Это дама. — Дама? – удивился тот. – А что же… это… — запинаясь, он неопределенно махнул рукой возле подбородка, — накладная что ли? Для чего? — Нет, настоящая, — заверил сыщик, невольно забавляясь смущением помощника. — Как так? – У Коробейникова чуть глаза на лоб не полезли. – Дама с бородой? Такое разве бывает? — Как видите. Вы мне лучше скажите, помимо бороды вы что-то заметили? — Да, собственно, ничего, — стушевался Антоша. – Ран никаких на теле не заметно. С ходу и не скажешь, от чего умер… ла… жертва. Кхм, думаю, доктор Милц все прояснит. — Так-то оно верно – последнее слово за доктором, однако посиневшие губы и кровоизлияние в глазах могут быть признаками удушения. — Но ведь на шее нет никаких отметин, — похвастался наблюдательностью Коробейников – область рядом с бородой он успел хорошо рассмотреть. — В этом-то и загвоздка, — согласился сыщик. – И еще одна любопытная деталь: пальцы жертвы содраны в кровь, ногти поломаны, но здесь, — он развел руками, указывая на ближайшие окрестности, — я не вижу ничего, что могло бы привести к подобным травмам. — Хотите сказать, ее не здесь убили? – догадался помощник. — Вполне вероятно. Вот что, Антон Андреич, опросите местных: кто что видел, слышал. А я до цирка дойду, там поспрашиваю. — Думаете, она – одна из них? — Иначе бы ее тут запомнили – уж больно внешность приметная, — улыбнулся Яков Платонович и подозвал к себе околоточного: — Ульяшин, отправьте тело в мертвецкую.