Балаганъ

Завтрак в семье Мироновых протекал как обычно в теплой уютной атмосфере. Во главе стола сидел Виктор Иванович и, намазывая булку маслом, рассказывал какой-то курьезный случай, произошедший с ним накануне на службе. Супруга и дочь по обыкновению устроились по левую руку. Анна улыбалась, слушая папеньку, что-то уточняя по ходу его рассказа – в отличии от других барышень ее возраста у нее были отнюдь не девичьи интересы. К великому огорчению Марии Тимофеевны, Аннушку не прельщали ни примерки новых платьев у портнихи, ни сами наряды, ни светские приемы, где можно вдоволь пофлиртовать с молодыми людьми, достойными ее по статусу и положению. Вместо этого дочь будто завороженная не знала другой дороги, кроме той, что ведет в полицейское управление. Дай ей волю, она бы просиживала там дни на пролет в компании этого повесы Штольмана. Совсем он ей голову заморочил. Мария Тимофеевна и от соседей уже слышала нелицеприятные слухи. Не ровен час, как этот распутник вконец испортит репутацию ее доченьки. А всё деверь виноват, заявился тут со своим спиритизмом. Мария Тимофеевна метнула гневный взгляд на пустующее место по правую руку от мужа. — Прасковья, — позвала она служанку, не обращая внимания на прерванный ею разговор, — а Петр Иванович уже спускался? — Мама, — поспешила вклиниться Анна, не давая горничной возможности ответить, — дядя уже позавтракал. Пока вы спали. И прилег отдохнуть. — Хм, — госпожа Миронова была раздосадована, но как полагает даме ее положения старалась сохранить лицо. – Поди опять всю ночь неизвестно где шатался. — Ну, почему же, известно – в цирке, — улыбаясь, возвестила дочь, глаза при этом заблестели с неким воодушевлением. У маменьки рука с ложкой так и застыла в воздухе, не донеся кашу до рта. Анна с плохо скрываемой надеждой перевела взгляд на отца. – Оказывается, к нам в Затонск приехал бродячий цирк. Вот бы сходить на их представление… — Еще чего не хватало, — опомнилась Мария Тимофеевна, опуская ложку обратно в тарелку – аппетит у нее, кажется, напрочь пропал. – Анна, скажи на милость, ну, чего ты не видела в этом… балагане? Витя, — обратилась она за поддержкой к супругу, — ты же не собираешься потакать этим неразумным капризам? — Машенька, в самом деле, что здесь такого? – Как глава семейства Виктор Иванович старался сохранять нейтралитет, не желая обижать ни одну из своих дам. – По-моему, вполне достойное развлечение. — Ну, уж нет, — сердито воскликнула его супруга, теряя и так несвойственное ей терпение, — с меня и спиритизма достаточно. И вообще, сегодня вечером прием у князя. Надеюсь, вы не забыли? — Забудешь тут, — вздохнула Анна. — Там будут самые достойные люди нашего города, — мечтательно улыбнулась Мария Тимофеевна, сама мысль о ее причастности к некоей элите бальзамом разливалась по раздраженным нервам ее ранимой души. – Я слышала, Разумовский пригласил еще каких-то друзей из Петербурга. – Там, где маменька видела достоинства, Анна подмечала лишь недостатки. Там, где по мнению одной были сосредоточены веселье, ценные знакомства и благородство, другая наблюдала лишь скуку, высокомерие и позерство. *** На стоянке циркачей было тихо и безлюдно. Фургоны располагались полукругом позади шатра, образуя уединенный дворик, окутанный утренним туманом. По всему периметру из земли торчали треноги, таганы и вертела с котелками и едва дымящимися под ними углями. Трава была напрочь стоптана. То там, то тут стояли какие-то бочки, ящики и прочее барахло. Участок выглядел довольно обжитым и органичным, так и не скажешь, что они приехали только вчера. Заприметив щуплого парнишку, бредущего вдоль фургонов, Штольман подозвал его к себе и, представившись, спросил: — Где все? — Спят, — ответил тот, разведя руками. — А кто у вас тут главный? — Кузьмич. Ну, то есть Прохор Кузьмич. — Где найти его? – Поинтересовался Штольман с прищуром глядя на собеседника, подозревая, что парнишка не совсем трезв. Тот махнул рукой в сторону одного из фургонов. Сыщик уж было пошел в указанном направление, как вдруг развернулся. – А сам кто такой? — Никита я. — Сколько тебе лет? — Девятнадцать. — Иди, проспись, Никита, — тяжело вздохнул Штольман и направился к фургону Кузьмича. Прохор Кузьмич был директором всего этого «творческого объединения» и по совместительству конферансье, как чуть позже выяснил сыщик. Ибо при первом взгляде на него, казалось, будто он только что выполз из самого захудалого трактира. Он был невысокого роста мужичонка, не толстый, но с солидным пузом, с опухшим, видимо от беспрерывного пьянства, лицом, взлохмаченными после сна черными с сильной проседью волосами и совсем седой запущенной щетиной на подбородке. И все же открытый доверчивый взгляд выдавал в нем добродушного и в какой-то степени даже наивного человека. Когда после третьего стука набалдашником трости о дверь вагончика его заспанное лицо возникло в проеме двери, вид у него был растерянный. Штольман представился и задал ряд простых вопросов, вроде – когда приехали, чем занимаются, давая Прохору Кузьмичу время прийти в себя и собраться с мыслями, прежде чем обрушивать на него неприятное известие. — Скажите, Прохор Кузьмич, была ли в вашей труппе бородатая женщина? – перешел Штольман к сути дела. Его собеседник, видимо борясь с утренним похмельем, тяжело опустился на лавку у стены фургона, сам сыщик остался стоять напротив, опираясь на трость. — Что значит «была»? – нахмурился конферансье. – Настасьюшка. Она у нас на бокалах играет. — Убили ее, — с сожалением сообщил Яков Платонович, опустив взгляд. Прохор Кузьмич напугано подскочил, будто ужаленный, но видимо ноги совсем его не держали, потому что он тут же плюхнулся обратно на скамейку. — Как убили? Кто? – он оторопело таращил глаза на сыщика. — Это мы и пытаемся выяснить? Скажите, когда и где вы видели ее последний раз? — Так здесь. Вчера вечером. Мы как поставились, так сели есть-пить. — Вся труппа здесь была? — Нет, некоторые в город ходили, в трактир. — А Настасья? — Да, кто ж знает? Вроде здесь была. Платон Якич, я же за ней не следил, — оправдывался Кузьмич. — Яков Платонович, — поправил Штольман. — Простите, Яков Платоныч, — запричитал Кузьмич и с искренним раскаянием ударил себя ладонью в грудь, — не досмотрел. Не уследил! – Прокричал он с надрывом и скомкал рубаху в кулаке. — Сиротинушкой ж была. Никому не нужная. А девка хорошая была, добрая. Эх, судьбой обиженная… — Ну, а с другими артистами как, хорошо ладила? — Хорошо, — пожал плечами Кузьмич. – Мы же тут как одна большая семья. И как в любой семье – всякое бывает: и склоки, и драки. Но это все так, пустяки: взял чужой реквизит или вовремя не вернул. Не убивать же из-за шляпы? — Убивали и за меньшее, — задумчиво прокомментировал сыщик. – А, кстати, остальные где? Спят, что ли? — Платон Якич, не обессудьте, — закачал головой Кузьмич, — посидели вчера, опрокинули стопку-другую… за приезд, так сказать. — Яков Платонович! – снова поправил Штольман с более суровым видом, вздохнул и добавил: — К обеду вернусь с помощниками, всей труппе надлежит явиться на допрос. А вы мне список подготовьте – всех и каждого, кто работает с вами и разъезжает по городам. И еще, — он оглянулся по сторонам, — где жила Настасья? В каком фургоне? — Тот, четвертый справа, — поспешно указал Кузьмич. *** Анна Викторовна после завтрака уединилась в беседке в саду в компании биографии французской династии провидцев, книги, привезенной дядей из Парижа. Солнце поднялось уже достаточно высоко и пекло по-июньски жарко. Спрятаться от него можно было разве что в прохладе яблоневых ветвей или в тени беседки. Высокая сочно-зеленая трава и пестрые цветы на клумбе, пригретые солнцем, начинали испускать тягучий, приторно-медовый аромат. В густой листве, порхая с ветки на ветку, непрестанно щебетали птицы, вторя заливистой трели соловья. Это был один из тех безупречных летних дней, когда чувствуешь себя счастливым безмерно и беспричинно, и оттого готов делиться радостью с каждым встречным. Анна увлеченно читала книгу, но не настолько, чтобы не заметить, как вокруг наступила абсолютная тишина. Мертвая. Не было слышно ни малейшего звука. Оторвав глаза от страницы, она заметила, как потускнели краски окружающего мира, и не смотря на летний зной, ее обдало уже знакомым холодком. Она сначала почувствовала постороннее присутствие и лишь потом обернулась. Потусторонний мир вновь ворвался в ее размеренную жизнь, в этот раз в образе странной женщины. Самым странным в ней было то, что на ее подбородке росла густая курчавая борода. — Кто вы? – опомнилась Анна. – Что с вами случилось? Женщина открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов изо рта заструился журчащий поток. Она напрягала горло, словно пыталась протолкнуть хоть слог, хоть звук, но выходила лишь вода, с еще большим напором. Она стекала по ее бороде, пропитывая платье, и капала на дощатый пол беседки, образуя целую лужу под ногами. — Чем я могу помочь вам? Что мне сделать? — Взволнованно спросила Анна, откладывая в сторону книгу. Дух закрыл рот, посмотрел на Анну безразличными черными глазами и вдруг начал рвать на себе бороду. Методично она подносила к лицу то правую, то левую руку и выдирала по клоку волос, при этом ни разу не поморщившись от боли. — Что… что вы делаете? Что вы хотите сказать? Я не понимаю. — Анна? – раздался со стороны голос Марии Тимофеевны. – С кем ты разговариваешь? Анна лишь на мгновение бросила взгляд на маменьку, и призрак тут же исчез. Не осталось даже лужи на полу. — Ни с кем. Сама с собой, — ответила задумчиво девушка и поднялась с кресла. – Мне нужно ненадолго отлучиться. — Куда ты? — Мама! — Осознав, что слишком резко повысила голос, Анна перевела дыхание и продолжила: — Мне казалось, я достаточно взрослая, чтобы не отчитываться по каждому поводу. Скоро вернусь. Извини.