Эмруб
Эмруб. Измерение вне времени, вне пространства, ставшее приютом для более десяти тысяч детей элиатропов, потерявших все, что было им дорого — родной мир, дом, близких в жестокой войне с махазмами, разъяренными машинами, безжалостно уничтожившей их планету. Эмруб. Здесь жизнь течет в своем беззаботном русле — юные элиатропы постоянно заняты чем-то своим, безусловно, под зорким наблюдением одного из перворожденных — старого дракона Бальтазара, так старающегося достойно растить это поколение единственных выживших представителей древнейшей расы. Вот и сейчас тысячи детей погружены в свои заботы — кто-то носится друг за дружкой по молодой зелёной траве, задевая лепестки самых различных цветов, а так же прыгая время от времени через порталы. А кто-то просто отдыхает, переговариваясь между собой на самые разные темы. Бальтазар же, по обычаю, сидит на подушке из алого бархата, балансирующей в воздухе среди планет, заполненных яркими домиками, и наблюдает за подопечными, доверенными ему братьями и сестрами из Совета. И всем детям, всем, до одного, он сумел подарить хотя бы частичку счастья, хоть немного притупившего боль невидимых ран, нанесенных войной. Всем, до… Нет, кроме одного. В каждом таком списке обязательно найдется исключение, и каким дружным и сплочённым ни был народ элиатропов, один на одного приходится не всегда. «Кальтира!» Его вообще здесь кто-нибудь помнит? Кто-нибудь помнит, как звучит его голос? Кто-нибудь видел, как он улыбается? На все вопросы такого рода большинство, хотя, на самом деле, абсолютно все дети Эмруба ответили бы отрицательно. С самого их прибытия сюда Кальтира, подросток лет пятнадцати в черной шапке и незатейливом костюме тусклых цветов, вёл себя совсем, совсем не так, как остальные. С самого начала он был молчаливым, неразговорчивым, не проронил ни единой слезинки, будто его ни капли не трогало уничтожение родного мира… Так, элиатропы старались сторониться своего собрата — с ним никто не разговаривал, в игры и подобные забавы не брали и подавно. А вдобавок ко всему, всех до смерти пугал уродливый шрам, рассекающий бледное лицо Кальтиры от одной и аж до другой щеки, задевающий ещё и правый глаз, отчего тот деформировался: радужка полностью потеряла былую яркость, став бело-прозрачного цвета. К этому напоминанию о жестокости мехазмов невольно приковывается взгляд каждого, кому на глаза попадается черноволосый зеленоглазый элиатроп, привыкший коротать время в собственной компании, разглядывая звёзды в небе, погруженный с головой в свои мысли — такие, о которых ни одна душа не сможет догадаться… Он бы с радостью скрыл свое лицо, но к сожалению, такой возможности не представлялось. В отличие от других детей, он был старше, но практически не помнил своих родителей. Мать довольно смутно, а вот отца Кальтира и вовсе не видел всю свою жизнь. Под одеждой он скрывал яркие, цвета холодного льда, татуировки, которые покрывали всю грудь и часть предплечий. Часто уходя в свои мысли, он думал лишь об одном — есть ли у него отец, был ли он, или же погиб в войне? На эти вопросы он не мог ответить и никто из окружающих его не мог. Ровесников среди этой малышни не было, лучше бы он остался там, с мехазмами и пал в неравной битве. Но одна душа, все-таки осмелилась заговорить с изгоем. Однако стоило ей приблизиться, Кальтира сразу же взглянул на нее и, видя, как элиатропка поспешно отводит взгляд в сторону, тут же отвернулся, чтобы не пугать девчонку ещё больше. Переминаясь с ноги на ногу, девочка подошла ещё ближе и нацепила ему на лицо тёмную непроницаемую вуаль. Благодаря этому, шрам теперь не выделялся так сильно, сливаясь с небольшими чёрными узорами на полупрозрачной затемненной ткани. Она взяла его за подбородок и чуть повернула к себе, чтобы он посмотрел на нее. Кальтира ещё ни разу до этого не смотрел никому в глаза, поколебавшись, он все-таки с опаской поднял свой взор. Он не стал пристально рассматривать ее, но заметил, что глаза были такие же тёмно-зелёные, как и у него, а волосы были иссиня-чёрные, они добавляли ее образу изящность и уникальность. Она чуть улыбнулась, при этом боясь, как бы не напугать его своей улыбкой, ведь он может подумать, что она сделала это ради того, чтобы посмеяться над ним. — Ну вот, так гораздо лучше! — приземляясь на траву, ответила девочка, — Меня Элинор зовут, а ты… — Ты и так прекрасно знаешь мое имя. — вуаль полностью закрыла его лицо, были видны только острые очертания скул и подбородка. Кальтира поднял руку и провел кончиками пальцев рядом со шрамом. Убедившись что тёмная ткань скрыла уродливый отпечаток, он отдернул руку. Немного погодя он сухо добавил: — Спасибо. — Всегда рада помочь. А давай дружить! Вуаль покачнулась из стороны в сторону. — Нет, — резко отрезал парень. — Как хочешь… я не заставляю, это твой выбор, но ты же всегда один... Наверное, это нелегко. Давай тогда просто общаться, я вот, например, тоже не могу найти себе друзей, хотя их вон как много, — она повернулась в сторону играющих между собой детей. — А я и не хочу их искать, мне и так хорошо, с самим собой. — Знаешь, твое имя слишком… грозное, можно тебя называть как-нибудь более ласково. Глаза Кальтиры ярко блеснули из-под темной ткани, его это явно заинтересовало: — Например… — Ну, например, — Элинор подняла голову вверх. — Кейлек! — с искренней радостью воскликнула она. — Я буду звать тебя Кейлек. — Что за дурацкое имя… да и вообще, отстань от меня. Прицепилась тут. Элинор встала и уложила руки на талию, оглядев Кальтиру с головы до ног, она громко выдохнула и зашагала прочь, скрываясь в нежно-голубом портале…***