Свежий ветер дует с Черного озера

Временами Драко чувствовал себя лишним в собственном доме. В последнее время все чаще получалось так, что он оставался в особняке без дела, единственный из всех Пожирателей Смерти, тогда как остальные слуги Темного Лорда, все как один, были чем-то заняты, их отправляли на задания, опасные и интересные, где нужно было шпионить, рисковать. Чувствовать себя нужными. Быть полезными. Малфою жизненно необходимо было чем-то себя занять, делать хоть что-то, чтобы собственные мысли не поглотили его окончательно. Драко искал смысл происходящего и не находил, он пытался, искренне пытался найти в себе хоть каплю лояльности идеям Темного Лорда, но все было тщетно. Иногда он даже думал, что был бы рад абсолютно любой работе (кроме пыток и убийств, разумеется; он не мог побороть тошноты и отвращения) — думал, что это помогло бы ему отвлечься от засевших в голове еретических взглядов. Рад был бы, даже если бы ему снова предложили поучиться в Хогвартсе на последнем курсе, пусть уже даже при новых порядках; что угодно, лишь бы не это бесцельное нахождение дома целыми днями и премерзкое чувство, что жизнь проходит мимо и что в любую секунду, если повелителю взбредет в голову допросить его, он будет убит. Это все заставляло сомневаться еще сильнее, еще мучительнее. Но Темный Лорд то ли не воспринимал его всерьез, то ли наказывал таким изощренным образом за нерасторопность: дела находились буквально для всех, кроме Драко. И он был вынужден коротать время в пустом особняке. Мать, конечно, была счастлива — не только внезапной компании, но и, главным образом, мнимой сыновней безопасности. Однако Драко быстро дал ей понять, что ему самому такое бездействие радости не доставляет. Хуже этого была только неизвестность, в которой он пребывал. Она раздражала и пугала, сводила с ума не хуже иных ментальных проклятий. Когда, казалось бы, как не сейчас наслаждаться победой? Ведь теперь впереди все непременно будет прекрасно, лучше некуда, правда? Новые победы и завоевания, новые горизонты и надежды. Но навязчивое, почти болезненное чувство тревоги не покидало его. Драко не знал, с чем именно оно было связано: с тем ли, что ему претили волдемортовские методы, или с тем, что он боялся за семью. Или же с тем, что его мать что-то явно скрывала, а отец стал угрюм и молчалив и появлялся дома все реже. Были еще друзья, конечно же. С Тео, например, они виделись сравнительно часто, когда тот не был занят своей новой пассией. С Гойлом общения практически не было, он замкнулся в себе после того, как не стало Винсента, с которым он, как ни крути, был очень близок. С Блейзом контакт был, по понятным причинам, потерян: его семья не входила в круг приближенных и, вроде как, не горела желанием. Драко слышал от однокурсников, что Забини вообще, кажется, куда-то эмигрировали. А вот Нотта вскоре планировали принять в Пожиратели, но дата все отодвигалась, поскольку Лорд был занят другими, более важными вещами («интересно, какими же», раздраженно думал Малфой). Слоняясь по дому, Драко периодически натыкался на магла, с каждым днем все сильнее раздражавшего его, но старался делать вид, что не замечает этого парня. Не хотелось идти с ним на какой бы то ни было контакт: он был ему неприятен не только потому что, как известно, маглы хуже домовых эльфов, но и по каким-то другим, более субъективным, глубинным причинам. Нет, он не был «грязным», как любила повторять тетя Белла, или каким-то особенно неопрятным, даже в определенной степени, насколько мог, следил за собой (мать не потерпела бы иного), но что-то в его туповатом и немного раболепном выражении лица вызывало у Драко злобу. На пронырливого, снующего везде простеца жаловались даже портреты, возмущенные таким «гостем» в фамильном особняке. Но, как ни забавно, Драко иногда ловил себя на том, что они с этим отвратительным Пирсом в какой-то степени «братья по несчастью» — вынуждены оставаться там, где им оставаться совсем не хочется. В Малфой-мэноре. …и тут же, конечно, в его мыслях опять оказывалась поганая грязнокровка Грейнджер. Ее образ снова против воли возник перед мысленным взором Малфоя — в который уже раз после этой случайной встречи в библиотеке? И опять — или это он так сильно вырос, или, может, все дело в визуальном эффекте, который создавала привычная набившая оскомину школьная мантия, но Грейнджер казалась ему теперь какой-то маленькой. И эти ее мерзкие магловские шмотки… Почему она позволяла себе разгуливать по его, Драко, дому? Как ни бился, он не мог разгадать эту загадку. Зачем она понадобилась Темному Лорду, да еще и содержится в таких более чем… щадящих условиях? Он ведь слышал от отца, с каким трудом ее выследили, как проходила операция по захвату. По словам отца и Родольфуса, грязнокровка сражалась «как дикая фурия», хотя, конечно, шансов против нескольких взрослых волшебников, владеющих темной магией и большим опытом в использовании боевых проклятий, у нее не было. Темный Лорд тогда выразился ясно, и это Драко помнил сам, как важно найти грязнокровку во что бы то ни стало. Все понимали, что именно это означает и что ждет их в случае провала операции. Теперь же Лорд намеренно не упоминал о девчонке на собраниях, ничего не знала даже тетя Белла (и Драко прекрасно понимал, как ее это, должно быть, мучает). Еще и эта окклюменция… Его снедало любопытство и разъедающее раздражение, растекающееся по венам; они же — любопытство и раздражение — постоянно гнали его на четвертый этаж вопреки предостережениям матери. Он больше ни разу не слышал ничего из-за двери гостевых комнат; Малфой даже не знал, появляется ли там Лорд. И если да, то зачем, зачем, мантикора его раздери, ему нужна эта грязнокровка… Мысли эти не давали Драко покоя. Он бездумно шел по коридору и толкнул первую попавшуюся дверь — как оказалось, одной из многочисленных гостиных, — неожиданно обнаружив там маму.

***

Ливень заливал окна, но вечернее небо было на удивление прекрасным. Желтоватый свет предзакатного солнца, полускрытого за грозовыми тучами, освещал часть сада и тисовой аллеи; дождевые капли оставляли круги в застоявшейся воде белоснежного в этом освещении фонтана, и Драко был уверен, что где-то за лесом наверняка можно было бы разглядеть радугу. Мать, очевидно, ждала вечера (Драко точно не знал, вернется ли сегодня отец, но на этот раз решил вопросов не задавать) и коротала время в малой гостиной, отстраненно глядя в окно. Она так глубоко задумалась о чем-то, что даже не заметила прихода Драко. На столе лежал сегодняшний «Пророк»; первую полосу занимала фотография с места гремевшего в последние дни происшествия — большого взрыва в магловском районе Лондона. Драко уже был наслышан об этом, так сказать, из первых рук, поэтому только скользнул взглядом по газете, не заинтересовавшись. Мать не зажигала огней массивной люстры, поэтому по стенам уже начинали кривиться причудливые тени. В комнате негромко играла музыка, по какой-то неведомой причине взволновавшая его. Стремительная оркестровая партия сменялась строгим хором стройных голосов, навевая ощущение неизбежной опасности. Драко непроизвольно передернул плечами. — Что это? — подал он голос, разрушая гипнотическую обстановку. Нарцисса, вздрогнув, отвернулась от окна. — «Орфей и Эвридика», — коротко ответила она. Музыка расходилась, взращивая в груди мерзкое гнетущее чувство. Название было знакомо Драко, но ответ матери все же вызвал недоумение, которое он поспешил озвучить. — Зачем ты слушаешь магловскую музыку? — Музыка, дорогой, не имеет принадлежности, — просто и как-то печально улыбнулась мать. В последние месяцы она была немногословна, иногда даже рассеяна; временами Драко вообще казалось, что он ее совсем не знает, и это открытие только усиливало его льдом в груди растущую тревогу. Расплывчатый ответ Нарциссы, однако, вновь заставил крепко задуматься. Сколько еще существует вещей без конкретной принадлежности к маглам и магам?.. А его ведь с самого детства учили четко отделять себя от них, строго обособлять все, что принадлежит волшебному миру. Вообще, в последнее время все границы в принципе стирались, но из ловушки, в которую он попал по статусу крови, выхода не было; сторону выбрали за него, никто его ни о чем не спрашивал… — Белла и Родольфус вернулись пару часов назад, — проговорила мама, прерывая его мысли. Оторвавшись, наконец, от печального пейзажа за окном, она расположилась в кресле и взмахом палочки зажгла камин. Небольшая комната сразу же стала уютной. — И как? Как все прошло? — поинтересовался Драко. Языки занявшегося пламени завораживали его. — Плохо. — Снова ложная наводка? Нарцисса тоже смотрела в огонь. Ее платье, расшитое серебристой нитью, сверкало в отсветах, будто диковинная драгоценность. Голос был спокоен и безмятежен, но Драко, несмотря ни на что, прекрасно знал свою мать. Что-то заставляло ее нервничать. — О, нет, похоже, на этот раз Гарри Поттера и вправду видели в Норидже. Малфой повернулся к матери всем корпусом, открыв рот, не веря в то, что слышит. — Как это возможно? Он же погиб! Мам, все же это видели! — горячечно пролепетал Драко; он понадеялся, что эта стена загадочности и тайн, наконец, падет. Он очень, очень хотел знать правду. — Тетя Белла говорила. И… Темный Лорд тоже. Нарцисса не торопилась отвечать. Она смотрела в огонь, и невозможно было понять, о чем она думает. А потом вдруг, к вящему изумлению Драко, выдала тихо: — Надеюсь, у мальчишки хватит мозгов скрыться из этого города, а лучше из страны. — Мам, что ты такое говоришь?! — Ничего, Драко. Я… — Нарцисса вдруг расправила плечи и взглянула ему в глаза, улыбнувшись. Она снова была собой, его матерью. Наваждение прошло, как и надежда Драко понять, что происходит. — Знаешь, я, наверное, пойду. Надо дать распоряжения эльфам. И этому маглу. Скоро прибудет Темный Лорд, нужно все подготовить.

***

Постояв бездумно у огня еще несколько минут, Драко направился восвояси, мучаясь над словами мамы. Думать было не над чем, мать всего лишь озвучила то, о чем и сам он периодически думал. Но говорить об этом вот так, вслух, там, где и у стен есть уши… Ладно он. Но что с ней-то такое творится? Всегда выдержанная и собранная, мать никогда не позволяла себе вольнодумства. Разве что она что-то знает? Видела?… Да нет, что она может знать? Драко ненавидел это — не понимать, что происходит. Ноги опять сами понесли его на четвертый этаж. Из гостевых снова не доносилось ни звука. Застыв у белых с золотом библиотечных дверей, Малфой понял, что медлит, боясь войти. Наконец все же толкнул их и шагнул внутрь. Она была там. Драко как чувствовал, что именно сегодня встретит Грейнджер, и, честно говоря, испытал какое-то нерациональное облегчение при виде как обычно сидящей на полу гриффиндорки. Напуская на себя уверенный вид, он кашлянул. — Хреново выглядишь, — поприветствовал он бывшую однокурсницу. Она подняла от очередного экземпляра семейной библиотеки покрасневшие то ли от чрезмерного чтения, то ли от недостатка сна глаза и парировала: — На себя посмотри, Малфой. Прозвучало это беззлобно, и Драко почему-то этому обрадовался. Ему очень хотелось поговорить с ней, но он не знал, как подобрать слова, а главное, какую маску на себя надеть в этот раз. Их так называемую беседу, состоявшуюся здесь же на днях (когда их прервал мерзкий подслушивающий магл, которого в тот момент Малфой и правда готов был прикончить) сложно было назвать хоть сколько-то продуктивной — это не считая того, что Драко узнал о том, что грязнокровке зачем-то понадобилась окклюменция. Грейнджер по понятным причинам ему не доверяла, но и не старалась сбежать от разговора, отвечая на вопросы уклончиво, либо не отвечая вообще. Однако сама вопросы задавала с удовольствием. Драко вспомнил, как она заметно воспряла, узнав, что новым директором Хогвартса назначен Гораций Слизнорт. Конечно же, она ожидала кого похуже… — Как твои успехи с беспалочковой магией? И окклюменцией, — поинтересовался Драко. — Никак. Все это требует большой концентрации, — ответила она нейтрально, снова уставившись в староанглийский текст книги с выцветшими иллюстрациями. — А у тебя, как я посмотрю, с этим большие проблемы? С каких это пор, м? — С недавних, — буркнула она, не поддавшись на его едкий тон. — Я плохо сплю. — Да? Что же тебе мешает спать? Насколько я понимаю, для тебя тут созданы воистину королевские условия, Грейнджер. Гермиона не успела ничего ответить. Ее глаза вдруг расширились, лицо на долю секунды приобрело удивленное выражение, сменившееся мертвенной бледностью; Драко боялся подумать, в чем причина этого ужаса, отразившегося в ее зрачках, хотя шестым чувством мгновенно понял. Сглотнув, она медленно закрыла книгу, а Драко порывисто развернулся на сто восемьдесят. Он не успел заметить и потому понятия не имел, когда именно он материализовался в дверях. Драко почувствовал озноб. Ладони вмиг вспотели, тогда как температура воздуха в помещении неожиданно как будто понизилась градусов на десять, и он ощутил непреодолимое желание упасть на колени. Вместо этого низко склонил голову и, обмирая, тихо произнес едва разборчивое «Мой лорд». Драко боялся взглянуть на него прямо; все, что он мог видеть со своего ракурса, — это черное одеяние и руки, жуткие, как и весь их обладатель, серовато-белые длинные пальцы, сжимающие палочку, похожую на тонкую кость. Он не видел его безволосого черепа, не видел полузмеиного лица, но — Мерлин! — всем своим существом Драко ощущал исходящую от него смертельную опасность — сейчас, как никогда, — и волны тихо сдерживаемой ярости. Только вот на кого она была направлена?.. Драко скосил глаза в сторону. Он был сейчас озабочен своим собственным состоянием и судьбой, но все же успел подметить, что на Грейджер жалко смотреть. Она обняла себя руками и как-то слегка ссутулилась, но продолжала пялиться на Лорда во все глаза, ожидая от него чего-то, а он, в свою очередь, испепелял взглядом грязнокровку; было ощущение, что они (будто хищник и давно приговоренная жертва; это дело, конечно, решенное) ведут какой-то беззвучный диалог. Потом Драко понял, что, скорее всего, так оно и было, и его передернуло от забытого ощущения: он ненавидел, когда Темный Лорд проникал в разум, ненавидел, когда его голос звучал в сознании. Спустя мгновения, преисполненные наэлектризованным напряжением и показавшиеся Драко бесконечными, повелитель прошелестел ледяное: «Пошли со мной» — и, не дожидаясь ответа, вышел в широко открытые двери. Не сказав ни слова, не оборачиваясь, Гермиона поплелась за ним. Драко же остался стоять, так же опустив голову и ощущая, как огромный зал, полный книжных полок, давит на него со всех сторон. Ему показалось, что вся жизнь только что пролетела перед глазами.