***
Цири, должно быть, так и заснула на весеннем холоде, разлитом в воздухе, — ноги вытянуты, руки обхватили тело, защищая от незримых врагов. Когда она проснулась, шея затекла и болела, а выразительный вечерний свет уступил место бархатной тьме ночи Каэр Морхена. Она замерзла и, слегка дрожа, озиралась. А затем ее сердце до невозможности сжалось при осознании, что она проспала обещанную Геральту встречу в конюшне. Расстроенная и сонная, Цири ударилась затылком о каменную стену, бормоча проклятия. Время, проведенное с ведьмаками, удивительно сказалось на ее словарном запасе ругательств. В глубине греди поселилось болезненное ощущение. Пока она смотрела сквозь сломанную оконную раму в долину Каэр Морхена, к ее невероятному стыду, по влажной щеке скатилась слезинка. Приглядевшись к небу за окном, Цири с надеждой отметила, что ночь выглядела не слишком поздней. Ведьмаки часто засиживались допоздна за разговорами и историями из времени, проведенного на Пути. Оставались шансы, что Геральт по-прежнему бодрствует. Учитывая его заботу о Плотве и других лошадях, он мог все еще ожидать в конюшне. Кратчайший путь проходил по стене крепости, и Цири не оставалось ничего другого, кроме как поспешить. Она вскочила на край окна и начала спускаться вниз, руками и ногами осторожно исследуя грубую поверхность и отыскивая подходящие опоры. Стена поразительно походила те, по которым она привыкла лазить в Цинтре, и, на мгновение, Цири прикрыла глаза, представляя себя дома. Порыв ночного ветра рванул волосы и тонкую льняную рубаху. Руки покрылись мурашками, вызвав дрожь, но она хорошо умела игнорировать холод, повзрослев в прибрежном городе. Потерявшись в грезах о стенах Цинтры и покорении их с друзьями детства, Цири не увидела, что приближается к разрушенному участку. Стена крошилась под пальцами, но она не замечала. Неожиданно снизу послышался голос, и Цири вздрогнула, едва не потеряв опору на покрытых мхом камнях. Она слегка задохнулась, осознав глупую ошибку. Стена совсем обрушилась внизу, а опоры для рук и ног, которые она использовала ранее, осыпались под ее хваткой. Цири оказалась в ловушке; единственный путь вниз лежал через руины, напоминавшие груду трупов после битвы. Коварный путь. Цири была хорошим скалолазом и сразу поняла, что не сможет его преодолеть. Она снова громко выругалась и поискала глазами источник голоса. Последнее, чего сейчас хотелось, так это свидетелей ее падения и перелома ноги. Тем более, свидетелей-ведьмаков. Поросшая осокой земля под стенам крепости, казалась пустынной в ночной тьме. Цири прищурилась, вместе с тем пытаясь не лишиться слабой опоры. Вдали высились сосны и носились птицы, завывал ветер, но она не заметила движений на тропе, лежащей меж двух горных вершин, башнями возносившимися к небу. Возможно, голос был всего лишь ветром. Чуть расслабившись, Цири сосредоточилась на каменной стене в дюймах от лица, буквально разваливающейся под пальцами. Сердце колотилось, заставляя беспокоиться. Единственный путь вниз тянулся через шаткие руины. Цири приготовилась к путешествию, надеясь не переломать кости так, чтобы Геральт сразу заметил. Конечно, если он вообще еще ожидал в конюшне. В воздухе запахло рассветом. Только когда она почти сделала первый опасный шаг вниз, голос зазвучал снова, отдаленно и слабо из-за ветра, быстро набиравшего силу. И без сомнения, прокричал имя Цири. Она опять едва не потеряла опору и вытянула шею, вглядываясь вниз. Случайные пряди волос лезли в рот и глаза, и она с руганью выплевывала их. Вдали, на западной стороне, куда в хорошие дни выгоняли лошадей на пастбища, Цири заметила движение. Кто-то с поразительной скоростью взбирался по стене, приближаясь пугающе стремительно. — Черт возьми, Цири, стой, где стоишь! Сердце девочки ухнуло в ноги, едва удерживающиеся на стремительно разрушавшемся камне. Голос Геральта. Наверное, он выгонял лошадей и заметил ее на стене. Из всех обитателей крепости, имевших шанс застать Цири в таком положении, он был последним, кого она хотела видеть. Она представила его мысли о глупой девчонке, неспособной слушаться инстинктов или указаний. Рассердившись, Цири прислонилась головой к мшистой поверхности стены, стараясь удержаться на месте. Силы иссякали. Геральту потребовалось вдвое меньше времени, чтобы добраться сюда по стене от дальних восточных ворот, чем Цири для ее путешествия из окна до нынешнего места. Если бы не смущение и испуг, то она поразилась бы. Ветер безжалостно хлестал каменные стены, но Геральт не обращал на него внимания. Цири не в первый раз почувствовала тоску. Она сильно хотела стать подобной ему, стать кем-то понятным, и что важнее, не отстающим от него. И опасалась, что ведьмак никогда не удовольствуется человеческой дочерью. Когда он приблизился настолько, что Цири смогла разглядеть лицо, худшие подозрения только подтвердились. Брови ведьмака хмурились, а глаза — темнели от гнева. Она подумала, как просто отпустить уступ и переломать кости к черту. Лучше так, чем мириться с его разочарованием. — Цири, какого черта ты думала, залезая на эту стену? Любой, не забиравшийся выше дерева, мог бы увидеть, что здесь небезопасно. Так, возьми мою руку, и я помогу преодолеть самое трудное место. Испытывая глубокий стыд, Цири взяла протянутую ладонь и с растущим чувством вины заметила на ней кровь. Должно быть, ссадина, потому что Геральт слишком спешил и не выбирал опору для рук. Едва бросив на взгляд на Цири, он потянул ее вниз и перенес над бездной, ослабив хватку на подъеме. Она держалась изо всех сил, чувствуя, как скользит рука в его окровавленной ладони. Геральт с ворчанием потянул запястье из ее хватки. А несколько мгновений спустя девочка врезалась в стену рядом с ним, грубая поверхность вышибла воздух из легких. Геральт подстраховал, пока она не обрела равновесие. Цири дрожала от усталости, цепляясь за открытую ветрам стену. — Спускайся за мной. Обсудим все, когда окажемся в безопасности. Исключительная глупость — и дальше задерживаться здесь, на ветру. Цири съежилась под его взглядом, а Геральт начал осторожно выбирать путь вниз. Камень здесь был менее хрупким, и они спустились без затруднений, если не считать, что ветер хлестал лицо Цири. Она пыталась точно следовать за Геральтом, что оказалось несложно — он оставлял на стене кровавые отпечатки. Цири безуспешно старалась подавить чувство вины. Геральт проложил путь вниз, легко спрыгнул, взмахнув руками, и поморщился при попытке сжать раненую ладонь. Как только он отошел, Цири просто отпустила руки и, пролетев несколько метров, приземлилась у основания стены. Послышался мягкий хруст, и множество диких цветов встретили свой безвременный конец. Геральт с упреком нахмурился. — Что ж, эта мелкая демонстрация рассказывает все о том, как ты оказалась в подобной ситуации. Жизнь полна опасностей и без нарочного создания. Цири взглянула на дрожащие руки, чувствуя, как желудок сжимается, а волосы влажными прядями прилипли к покрасневшим щекам. — Прости, — вздохнула она, отводя взгляд. — Не знаю, где был мой разум. Думала, так смогу быстрее добраться вниз, когда поняла, что пропустила нашу встречу. Я заснула в одной из комнат башни. — Так я и думал. Ты выглядела уставшей за обедом. Геральт, по-прежнему глядя в сторону, стряхнул засохшую корку с рук и плюнул на них, останавливая кровь. Цири с облегчением увидела, что раны не так страшны, как казались; руки были серьезно исцарапаны и, вероятно, могли зажить к вечеру. Она поднялась с земли и взглянула на стену. — Я могу помочь с лошадьми, если есть с чем. Я не должна была засыпать. Это безответственно. Прости. Цири понимала, что извинялась за большее, нежели сон. Геральт на мгновение перестал рассматривать руки, и его лицо дрогнуло, будто он собирался что-то сказать. А затем рассеянно кивнул. Что бы он ни собирался произнести, он раздумал. — Пойдем, я выгнал лошадей, теперь нужно вычистить стойла. И принести свежего сена. Он отвернулся и пошел прочь, не оглядываясь. После месяцев пути от Соддена до Каэр Морхена, не было причин полагать, что теперь Цири откажется идти за ним. И у нее тоже. Догнав Геральта, она указала на кровоточащие руки. — Если оставить так, может произойти заражение. — Надену перчатки для верховой езды. Цири держалась на шаг позади, пытаясь заглушить расстройство. Скорее всего, никто никогда не предлагал Геральту помощь, кроме его братьев. И он не думал, что Цири справится. После месяцев совместного путешествия, он все еще плохо знал ее. Ветер умерил свой измученный вой, когда они ушли за стены. Солнце позволило потокам света хлынуть в долину и птицы вновь защебетали, жуки загудели. Воздух наполнился запахом диких цветов и теплом весеннего утра. Цири вздохнула. Живя в Цинтре, единственный запах, который связывался с весной, — вонь гниющей рыбы и оттаявшего дерьма, спокойствие высокогорного воздуха было незнакомым. И ее интересовало, присутствовало ли что-то, кроме целесообразности, в решении разместить крепость в таком прекрасном месте. — Здесь красиво весной, — начала она, не ожидая, что Геральт заговорит первым. — Правда? — Да. Птицы поют, а в воздухе пахнет цветами. И лес кажется полным жизни. Можно сказать, что все, живущие здесь, ощущают безопасность и спокойствие. Я никогда не видела такого раньше. Живя в городе, никто не чувствует безопасность. Геральт неожиданно остановился на мгновение, и Цири едва не врезалась в него. Она услышала, как ведьмак втягивает воздух, пробуя описанные запахи. — Прекрасно. Осенью будет хорошая охота. Подавив желание хлопнуть себя по лбу, Цири посторонилась, когда они возобновили шаг. Любая красота, замеченная или нет ведьмаками, строившими это место, казалась недоступной Геральту. Они в молча приблизились к конюшне, и Цири с восхищением увидела, как оживились лошади, уловив запах Геральта, собираясь у ограды, чтобы поприветствовать его. Он подошел, погладил изящную Плотву по бархатному носу. Ее ноздри слегка расширились, и Геральт, наклонившись, тихо выдохнул в нос лошади. Она слегка засопела и ткнулась ему в лоб, оставив там след от зеленой травы, который он с забавной гримасой стер. Цири оставила их на время, почувствовав, что вторгается во что-то очень личное, совсем не предназначенное для нее. Когда Геральт обернулся и вытер конские слюни с плеча, она набралась решимости. — Что ты делал с ней? — Делал что? — Ты дышал в ее ноздри, когда приветствовал. Оставляя Плотву в стойле, весь путь от Соддена, ты всегда так делал, прежде чем оседлать ее следующим утром. Что ты делал? Геральт выглядел удивленным, будто не ожидал, что Цири обратит внимание на такие мелкие привычки. — Это способ попросить разрешения, — он неловко потер шею, очевидно не пытаясь раньше облекать подобные вещи в слова. — Так она узнает мой запах, прежде чем я поеду или проведу с ней время. Лошади — добыча хищников, у них плохое зрение. Запахи — их способ воспринимать мир. Для большинства лошадей, даже знакомых со мной, я двигаюсь и действую как хищник. Я позволяю распознавать мой запах, и она позволяет распознавать свой, показывая, что доверяет, и дает разрешение приблизиться. Цири никогда не слышала, чтобы Геральт так много говорил за один присест, разве только в те редкие моменты, когда он рассказывал вечерами истории в библиотеке. Она не знала, что ответить и, в конце концов, неловко помахала руками и надолго уставилась под ноги. — Это… заботливо, — наконец определилась она. — Большинство рыцарей в Цинтре обращались с лошадьми жестоко. Как с вещью, с трофеем. И всегда заставляли выполнять команды, которые были трудными в бою. Наверное, потому, что они не доверяли друг другу? Геральт кивнул, смерив ее оценивающим взглядом. Затем повернулся и бросил лопату, которую она ловко поймала, чудом не напоровшись на острый край. — Стойла сами себя не почистят, и мне хотелось бы позавтракать прежде, чем исчезнет весь хлеб. Эскель будет счастлив съесть наши порции, если мы не явимся вовремя. Цири взяла лопату и пошла к стойлам, начав с ближайшего. Геральт занялся местом напротив, быстро сгребая солому и древесные стружки в аккуратную кучку. Цири пыталась повторять за ним; чистка стойла была сравнительно новым занятием, и она еще не выбрала удобный способ. — Ты сказал, что хотел поговорить о чем-то? Геральт прервал работу, и убрал случайную прядь серебряных волос с влажного от пота лица. Цири обратила внимание, что он не надел перчатки для защиты поврежденных рук, но не собиралась нарушать едва обретенное единение. Пока он вытирал по-прежнему кровоточащие ладони о штаны, оставляя темные пятна на коричневой ткани, она отметила в нем изменения. В Каэр Морхене Геральт одевался более свободно. Меньше казался настороженным и готовым к бою, скорее, даже расслабленным. Цири почувствовала, как ее отпускает напряжение. — Да… Весной мы обычно отправляемся на охоту, на неделю или около того, принести мясо, чтобы засушить его и сохранить на лето и осень. В этот год наша с Эскелем очередь, но я подумал, будет полезно, если вместо него со мной пойдешь ты, научишься правильно охотиться. Если собираешься стать ведьмаком, нужно уметь справляться с чем-то крупнее кролика. Цири опешила. Из всех ожидаемых тем просьба Геральта отправиться в охотничий поход не походила ни на одну. Он был крайне замкнутым; путешествие от Соддена до крепости, казалось, опустошило его почти полностью. Хотя Цири считала, что он тогда сильно слаб после ранения. Она осознала, что изумленно таращится, когда Геральт с ворчанием вернулся к работе, видимо, расценив ее пораженное молчание как отказ. — С радостью, — осторожно произнесла Цири, вне себя от счастья из-за возможности найти общее занятие с Геральтом. — Спасибо… что предложил. Знаю, ты, наверное, предпочел бы пойти один. Снова лицо Геральта на мгновение дрогнуло, когда он налег на лопату, и снова показалось, будто он собирался что-то сказать. Но он вернулся к своей работе, а Цири — к своей. Впервые за последнюю неделю она ощутила надежду, ведь, возможно, они добились некоторого прогресса.***
Окончив чистку конюшни в уютном молчании, они вместе вернулись в крепость, чтобы поискать завтрак. Цири чувствовала себя лучше обычного, поняв, что Геральт на самом деле хотел учить ее, хотел узнать ближе. Прошло много времени с тех пор, как она ощущала себя не только добычей. Даже под защитой крепости оказалось сложно избавиться от этого ощущения. Она все еще ожидала, что в любое мгновение человек в крылатом шлеме упадет с неба и схватит ее. Мысль заставляла вздрагивать. Вместо дороги на кухню Геральт направился в свои комнаты. Цири, поглощенная мыслями, едва не последовала за ним, прежде чем неуверенно замерла. — Куда ты? Ты же сказал, что Эскель заберет нашу еду, если мы не покажемся за завтраком? Геральт в ответ показал кровоточащие руки, и продолжил путь в свою комнату. Цири побежала следом, с трудом удерживаясь, чтобы не схватить его за локоть. Она знала — он не оценит даже такого безобидного, на первый взгляд, жеста. — Знаешь, я могу помочь. Моя бабушка настаивала, чтобы я умела и убивать людей, и перевязывать их. Она говорила, люди слишком глупы и не могут сделать второе самостоятельно. — Я в порядке. Встретимся на кухне; нужно подготовить припасы, если собираемся выехать завтра. Цири открыла рот, но тут же закрыла под предупреждающим взглядом Геральта. После совместного путешествия она знала, что он не допускает прикосновений к своим ранам. Он едва поправился, когда они отправились в путь, хотя и не говорил об этом. Цири нашла его однажды ночью у мелкого ручья, ставшего красным от крови. Геральт накладывал швы на бедро. Она предложила помощь, но он только положил руку на ее плечо и похромал обратно к костру, слишком измотанный, чтобы отказывать, но неспособный принять помощь. Так же как и ей, дорога не благоволила ему. Цири встречала людей, преднамеренно разрушавших веру в жизнь. И Геральт, доверявший только своим братьям, не удивил Цири. Она смотрела на его удаляющуюся спину и пыталась подавить разочарование. Возможно, как только они покинут крепость, она сможет доказать, что заслуживает доверия. Но полагала, что для начала он должен доверить ей сборы и упаковку припасов в дорогу. Цири развернулась и направилась в кухню, где проглотила чашку овсяной каши, одновременно складывая вяленое мясо, сухари и немного хлеба с сыром в непромокаемые сумки. Если повезет, они поймают нескольких кроликов и еще какую-нибудь мелкую дичь, выходящую после спячки. Но вторгаться в дикую природу без необходимых припасов глупо, а Цири знала — Геральт не из тех, кто терпит безрассудство. В кухне потеплело, когда солнце поднялось из-за гор. Рассвет здесь наступал позже обычного, благодаря высоким вершинам; и Цири знала, что кухня разогреется не раньше полудня. Геральт не появлялся, и она подозревала, что он ушел завершить какие-нибудь работы в крепости, не заботясь о завтраке. Покачав головой по поводу его пренебрежения потребностями (черта, отмеченная ею и нелюбимая еще по дороге из Соддена), Цири упаковала собранные припасы и помыла тарелки с котелками, оставленные после завтрака. Эскель появился, когда она почти закончила, взял ветошь и начал вытирать. Она послала легкую улыбку, возвращенную им. Это искривило шрамы на лице ведьмака; обычно его выражения были сдержанными из-за потерянного диапазона движений. Цири находила это даже милым. Она заметила — все, что он не мог передать лицом, удавалось передать глазами. Его взгляд был теплым и радушным, менее жестким, чем у Геральта, хотя и пронзительным. — Он попросил тебя? Цири не стала интересоваться, как Эскель проведал о планах Геральта. Она знала очень мало о них двоих, кроме того, что они прошли первый этап мутаций вместе. А ведь их объединяло больше, чем Геральта с кем-либо еще. — Да. Пытаюсь собрать припасы. Он любит готовность. Эскель едва заметно усмехнулся, вытирая глиняную миску. — Только сейчас заметила? Он готовится к вещам, которые остальные не могут даже вообразить. Вероятно, поэтому и прожил так долго. Так долго, чтобы найти тебя. — Я хочу… быть полезной. — Знаю, — взгляд Эскеля потеплел. — Понимаю, может показаться, что он не заботится о тебе, но это не так. Он просто не знает, как выразить заботу. Думаю, просьба поехать с ним — верный признак, что он беспокоится о тебе и ценит. Со временем вы научитесь доверять друг другу. Мир не был милостив к вам обоим. А доверительные отношения требуют времени. Особенно, если раньше близкие ему люди приносили боль. Цири проглотила замечание о том, как ей хочется, чтобы Геральт смог найти слова и решимость сказать ей это сам. Ее сердило, что все заверения о его отношении исходили от Эскеля. Это не только ставило его самого в сложную ситуацию, но и расстраивало Цири неспособностью Геральта общаться. Хотя после недель в пути она знала — он счастлив не общаться ни с кем. И надеялась, что нынешняя поездка станет другой. — Мы очень много раз обсуждали это, Эскель. Ничего не изменится. Будучи слишком проницательным, Эскель, конечно, не поверил ее беспечности, понимала Цири. Но расспросов не последовало, и она вернулась к посуде, а он к вытиранию. По завершении дел, они пошли в библиотеку, где продолжали изучение ее семейной истории, пока солнце не угасло на западе. — Оставишь, если найдешь что-то интересное, пока меня не будет? — Конечно. Есть пара идей, где можно поискать обстоятельнее, если захочешь. Я принесу важные книги в твою комнату, сможешь прочитать их по возвращении. Снаружи громко защебетала птица. Цири по звуку узнала малиновку и мягко улыбнулась. Ее утешало, что звуки, к которым она привыкла в Цинтре, все еще существовали, напоминая о доме. Будучи маленькой девочкой, она часто бросала тяжелые предметы в малиновок, начинавших на рассвете петь за окном спальни. — Спасибо. Хотя не уверена, что мы найдем что-нибудь. Такое чувство, будто мы просмотрели уже все книги здесь. — Не падай духом. Еще остались места, где можно поискать. Я знаю, тебе нужны ответы. Цири неожиданно вздрогнула и прижала к губам указательный палец, на котором выступила кровь от пореза бумагой. Эскель бросил ей чистый кусочек пергамента, чтобы остановить кровотечение, и увлеченно наблюдал, как она пытается обернуть им ранку. — Я часто забываю, что ты человек, — заметил он задумчиво. — Ожидаю, что остановишь кровотечение так же быстро, как мы, сможешь прыгать и сражаться так же хорошо, как мы. Странно видеть не ведьмака, живущего в крепости. Цири боролась с желанием поднять взгляд, понимая, что он не собирался заставлять ее чувствовать себя чужаком. Всюду, где она оказывалась в эти дни, ей становилось не по себе. Словно кусочки картины складывали неправильно; слишком подвластная хаосу, чтобы оставаться человеком, но недостаточно управляющая им, чтобы быть ведьмаком. От всего этого голова шла кругом. — Ну, если моя кровь начнет сворачиваться быстрее, ты узнаешь первым, — сказала она слегка раздраженно. Эскель вернулся к чтению, устроившись в кресле. Расстроенная Цири перенесла стопку книг ближе к огню, где, несмотря на тепло, завернулась в медвежью шкуру. Она просматривала страницы, но не видела их; в любом случае, книга оказалась скучной. Браки по расчету между какими-то королями и принцессами Цинтры задолго до нее. Она не знала, что ожидала найти среди описи многочисленных окороков, требовавшихся для свадебного пира триста лет назад. В какой-то момент Эскель поднялся и ушел. Цири клевала носом, чувствуя, как кто-то забрал книгу из ее расслабленных рук и обернул шкуру плотнее вокруг плеч. Понемногу согреваясь, она подтянула ноги к груди, и поморщилась, почувствовав синяки после тренировки по фехтованию с Весемиром. Пламя потрескивало и танцевало на заднем плане, каждый звук казался особенно громким для уставших ушей. Кто-то разжег огонь и закрыл окна, сохраняя весеннее тепло от комнатной духоты, но Цири слишком устала, чтобы смотреть, кто это. В конце концов, легкая дремота переросла в глубокий сон с мучительными видениями о человеке в крылатом шлеме, и маленькой девочке с пепельными волосами. Когда девочка обернулась, ее руки оказались в крови и грязи. С ужасом, Цири поняла, что она роет могилу. И в этой могиле показалось лицо, спокойное и благородное, каким она никогда не видела его при жизни, — лицо Геральта.