***
В следующий раз Геральт открыл глаза утром, и первое, что заметил — уменьшение неприятных ощущений по сравнению с последним воспоминанием. На лице не осталось соленого пота, а тупая боль и пульсирующий жар, сопровождавшие лихорадку, исчезли. Он обнаружил, что может осмотреться, и взгляд фокусируется гораздо лучше. По-прежнему чувствовалась одурманеность, усталость и боль, по смутным воспоминаниям, от многочисленных переломов, но в целом он ощущал себя куда собраннее, чем несколько дней назад. Повернув голову, он немедленно наткнулся взглядом на плотное плетение темно-коричневых штанов Цири, и обнаружил ее колени у своего лица. Озадаченный, Геральт устало отодвинул ее здоровой рукой, задаваясь вопросом, как и почему она свернулась здесь. Цири заворчала, и подняла свисающую с края кровати голову. Затем, заметив свое местоположение и причину пробуждения, она распахнула глаза, отпрянула и с глухим стуком свалилась на пол. Геральт попытался поймать ее, забыв о сломанной руке, и повалился на спину, задыхаясь от болезненной реакции мышц и суставов. Цири выругалась и убрала с лица волосы. Она все еще сонно моргала, пытаясь прийти в себя после грубого пробуждения. — Черт… — пробормотал Геральт, не зная, что еще сказать и чувствуя себя довольно глупо за ее неуклюжее пробуждение. Цири засопела и поднялась с пола, отряхивая штаны. — Все нормально. Я уже давно не замечаю синяков. Геральт почувствовал легкий укол в груди и нахмурился. Цири, поняв, что подобрала неправильные слова, быстро отыграла назад. — Все нормально. Просто… знаешь… верховая езда и тому подобное. Она неопределенно взмахнула рукой, окончательно расстроившись. Геральт осторожно пожал плечами, задыхаясь. — Боги, ты впервые за несколько дней чуть более собран. Наверное, скоро потихоньку начнешь двигаться, да? Геральт вздохнул и позволил Цири подложить несколько подушек. Рука болела все сильнее с каждым мгновением, и он делал все возможное, чтобы скрыть это. Ей не стоит видеть, как ему больно. Боль всегда казалась тем, с чем он обязан был справляться самостоятельно. Как только Геральт откинулся на подушки, стараясь незаметно подавить тошноту, Цири сделала шаг назад и бросила на него оценивающий взгляд, неодобрительно приподняв светлую бровь. Геральт несколько удивился. Несколько месяцев назад она никогда бы не стала так откровенно осуждать его. Цири всегда вела себя тихо, сдержанно, невероятно печальная и, наверное, немного напуганная ведьмаком, рядом с которым оказалась. В некотором роде, Геральт скорее предпочел бы это. Куда честнее, и более подходяще той, кем являлась Цири на самом деле. Нынешняя реакция заставила его чувствовать себя менее пугающим и более похожим на того, к кому она могла бы тянуться. Это и значило быть отцом, разве нет? Геральт всегда тянулся к Весемиру, восхищался им, для него Весемир был похож на отца более, чем кто-либо еще. Но Геральт и страшно боялся его, особенно до Испытаний. И не хотел, чтобы Цири чувствовала подобное. Страх мешал, и он не хотел такого для нее. Не хотел потерять ее, как Весемир, во многих смыслах, потерял его. Хотя, конечно, данная ситуация оказалась сложной по совершенно иным причинам. Он осознал, что, должно быть, погрузился в размышления, потому что Цири о чем-то говорила, а он не обращал внимания и не отвечал. Она озабоченно уставилась на него. — Вижу, тебе больно — ты смотришь прямо перед собой и отказываешься отвечать. Я найду Эскеля. Геральт по-прежнему чувствовал себя слишком усталым, чтобы спорить, и просто откинул голову, когда она быстро направилась к двери. Раздался вскрик, и мгновение спустя показались Цири с Эскелем. Геральт приоткрыл глаза и увидел, как она потирает нос, щеголяя большим красным пятном на одежде. — Прости, — пробормотала Цири, — мне следовало быть внимательней. Эскель махнул рукой и поставил принесенный поднос на прикроватный стол. Цири, должно быть, опрокинула варенье, но Геральта это полностью устраивало. Запаха гренок оказалось достаточно, чтобы его затошнило. Эскель проверил раны, пока Цири ела и пила чай, хотя она прервалась, когда он добрался до плеча и бока Геральта. — Цири, здесь может понадобиться твоя помощь. Геральт собрался протестовать, но был уже достаточно осведомлен о своих пределах и понимал, что в данный момент от него мало помощи. Пока Эскель помогал ему повернуться на бок, голова стала невероятно тяжелой, а мышцы ослабели, как у новорожденного жеребенка. Геральт устало понял, что его голова лежит на коленях Цири, а ее руки расчесывают его волосы, наверное, отвлекая от боли. Она остановилась, встретившись с ним взглядом, отстранилась и глянула виновато. — Прости… это помогало, когда я болела. Нужно было спросить. Геральт растерянно моргнул. Вот она властно приказывает, а в следующий момент дрожит, боясь даже прикоснуться. Он решил спросить об этом у Эскеля в следующий раз, когда они окажутся наедине. Его брат куда лучше разбирался в таких вещах. Меняющееся поведение Цири доставляло головную боль. — Я не против. Приятные ощущения. Он попытался утешить ее, но сморщился, когда Эскель резко затянул повязку вокруг сломанных ребер. Дышать стало намного легче, но предшествующие мучения были глубоко неприятны. Руки Цири вернулись, более осторожные на сей раз, проводя по голове Геральта. Он тихо промычал, стараясь показать, что все в порядке. Она оказалась права, это отвлекло. К моменту, когда Эскель закончил перевязывать руку Геральта, он едва не заснул. Цири слегка встряхнула его, и он вяло моргнул. Геральт ненавидел усталость, сопровождавшую тяжелые травмы. После целой ночи сна разум велел немедленно встать, прекратить валяться. Оказавшись же не в состоянии сделать это, Геральт чувствовал глубокое беспокойство. — Эскель оставил руку на перевязи, теперь ты бодрствуешь дольше. Будь осторожен, когда двигаешься, повреждения серьезны, ее вообще не стоит трогать. Через какое-то время Эскель, должно быть, ушел, оставив их одних. Геральт попробовал пошевелить левой рукой и обнаружил, что она представляет собой переломанное месиво. Поморщившись от неприятных ощущений, он откинулся на подушки, позволяя Цири уйти. — Не нужно беспокоиться обо мне. Не думаю, что сейчас получится куда-то пойти, даже при большом желании. Иди… иди возьми книгу. Или помойся. Когда ты выходила последний раз? Короткая речь заставила Геральта задохнуться и измучила его, а Цири ласково улыбнулась. Она наклонилась и убрала волосы с его лица, натягивая покрывало. Он не замечал, как дрожит, и сжал одеяло здоровой рукой. Глаза закрывались, а в ушах внезапно зазвенело. — Я могу пойти помыться, если ты уснешь. Наверное, пахну ужасно. Геральт вскинул бровь, но ничего не сказал. Цири легонько хлопнула его по голове, и он сонно улыбнулся. Непривычное выражение, но как он заметил, все чаще появляющееся в последнее время. Наверное, будь Геральт менее уставшим, он бы поразмыслил почему, но сейчас хотелось только снова уснуть. — Приятных снов, — услышал он шепот Цири, и она зашуршала неподалеку, собирая свои вещи, чтобы уйти. — Я скоро вернусь, но пришлю Эскеля посидеть с тобой, пока меня нет. Геральт издал усталый звук, показывая, что услышал. Хотелось сказать, что какое-то время ему будет хорошо и одному, но слова просто не выходили из-за усталости. Он заснул прежде, чем Цири открыла дверь, уходя. В следующий раз он проснулся от мягкого потрескивания огня и ворчания Эскеля, разбиравшего всякую всячину на прикроватном столе. Геральт чувствовал себя слабее, чем в последний раз при пробуждении, вероятно, вследствие того, что в этот раз спал меньше. Даже Цири еще не вернулась. Он подумал над вариантами: первое и самое главное, тело требовало немедленно уснуть. Вместе с тем, Геральт не одобрял целого дня лежания в кровати, даже из-за усталости или ранения, не позволявшими заниматься чем-то еще. Решив в данный момент проигнорировать потребности тела, он устало поднял тяжелые веки. Эскель наблюдал, как он моргает, прочищая взгляд. Теперь, увидев чуть лучше, Геральт решил, что уловил намек на улыбку в выражении Эскеля. — Рад снова видеть тебя, брат. Выглядишь гораздо лучше. Чувствуешь боль, о которой я должен знать? Геральт несколько раз прокашлялся, стараясь двигаться минимально. Каждый вдох оставался мучителен для легких и ребер. — Обычная, — просипел он. Эскель молча помог ему, пока дыхание не вернулось в норму. — Дам тебе что-нибудь. Что-то в деловом тоне Эскеля и в поведении, как будто не отличавшемся от обычного, заставило Геральта почувствовать себя гораздо комфортнее. Он ненавидел напоминания о ранах. Это только подтверждало, что он не смог защититься. Что находился в одном шаге от гибели. Он устало кивнул, уставившись в потолок. Хотелось выбраться из комнаты, дойти до конюшни и увидеть Плотву. Геральт вздохнул. Пройдет много времени, прежде чем он поправиться настолько, чтобы сделать это самостоятельно. Эскель подал стакан, который он, к счастью, смог выпить, не вылив на себя. И был рад обнаружить, что это всего лишь чай из ивовой коры. Ивовая кора была не так сильна, как опиаты, которыми его опаивали последние несколько дней, и позволяла сохранить бдительность. Геральт бросил на Эскеля благодарный взгляд, и тот кивнул, бывая в аналогичном положении больше раз, чем мог сосчитать. Как только Геральт устроился на подушках, а его брат в кресле рядом, Эскель посмотрел на него, долгим и жестким взглядом. — Что скажешь? О поездке, имею ввиду. Ты добился, чего хотел? Несмотря… несмотря на все это? — Эскель сделал неопределенный жест в сторону Геральта, и тот приготовился к беседе, превосходящей возможности его затуманенного разума. — Думаю… да. Сложно сказать. Ее так… сложно понять. — Геральт, тебя послушать, так всех сложно понять. Тебе удалось узнать ее лучше? Узнать, что ей нравится? Что для нее важно? Геральт устало кивнул. Он решил, что хочет скорейшего возвращения Цири. Ему понравилось, как она читала. Это куда легче для измученного разума. — Ладно, оставлю тебя, выглядишь измотанным. Мне следовало подождать, пока ты почувствуешь себя лучше, прежде чем расспрашивать. Просто знаю, как ты ненавидишь вспоминать о ранах. Геральт пожал плечом, стараясь не уснуть. Он не хотел засыпать до возвращения Цири. Лодыжка неистово болела, и хотелось поправить ее, но нагрузка на торс, скорее всего, отправит его обратно в беспамятство. Как ни странно, сейчас ему казалось более удобным просить о помощи Цири, нежели Эскеля. Это она в одиночку собирала его в глуши, оставаясь рядом во время худшего из случавшихся ранений. Эскель — член его семьи, но Цири — дочь. Странно, осознал он, чувствовать спокойствие, проявляя слабость рядом с ней. Всего неделю назад мысль продемонстрировать отсутствие силы перед ней вызвала бы негодование. Вероятно, перемена взглядов связана с тем, что он узнал о ее способностях. Что она может выдержать вид подобных вещей. Что не станет думать о нем хуже из-за них. На самом деле, она теперь, кажется, стала больше о нем заботиться. Это совершенно сбивало с толку. В какой-то момент глаза Геральта, должно быть, сомкнулись, но он сразу же вскинулся. Эскель поднял взгляд от затачиваемого ножа, забавляясь. — Знаешь, нет нужды бодрствовать. Не приходило в голову, что, возможно, твоя усталость — это способ тела заявить о необходимости сна для исцеления? — Я спал достаточно. — Похоже, твое тело утверждает обратное. Геральт только кинул взгляд на Эскеля и сосредоточился на попытках удержаться от сна. Ивовая кора начинала действовать, и боль поблекла, став всего лишь настойчивым неудобством. К сожалению, стало труднее держать глаза открытыми, и к моменту, когда шаги Цири эхом разнеслись по коридорам, он почти заснул. Эскель через какое-то время накрыл его одеялом до подбородка, и хотя Геральт никогда бы не признал этого, он чувствовал признательность. Сломанные кости болели сильнее в холод — Эскель знал это слишком хорошо. Цири тихо открыла дверь и молча проскользнула в комнату, кожаные башмаки мягко ступали по пыльному полу. Геральт приоткрыл глаза и увидел, как она улыбнулась Эскелю. Ее руки оказались полны книг, а длинные влажные пряди волнистых волос повисли вокруг лица, завиваясь после мытья. Она осторожно положила книги на комод Геральта, который, как он заметил, оказался полностью передан под целебные травы Эскеля и кружки Цири. Он раздраженно поморщился. В отличие от этих двоих, ему нравилось свободное, чистое пространство. Много хлама добавляло головной боли. Он решил попросить Цири унести посуду обратно на кухню, когда почувствует себя лучше. Разложив вещи, Цири растянулась на коврике перед огнем с большущим томом, принесенным, надо полагать, из библиотеки. Геральт открыл глаза, и она мягко улыбнулась. — Хорошо отдохнул? Он устало пожал плечом и подавил зевок, желая узнать о ее самочувствии. Дни после возвращения в Каэр Морхен, должно быть, наполнились бурей эмоций, чем, наверное, и объяснялось ее изменчивое настроение. — Хорошо. А ты? Цири усмехнулась и пожала плечами. — Я провалилась в беспамятство несколько дней назад, а очнулась только сегодня утром, свесившись с твоей кровати. Поэтому, прилично. Эскель тихо фыркнул из своего угла, но оставил мысли при себе. Но чуть заметно улыбнулся Геральту, а тот кивнул в ответ, поняв знак. — Иди сюда. Геральт протянул здоровую руку, отодвигаясь, насколько позволяли раны. Он слегка вздрогнул при этом, и Цири быстро подошла, чтобы помочь ему приподняться. Она отыскала очередную подушку и подложила под его ступню. — Сильно беспокоит? Лодыжка, имею ввиду. Геральт пожал плечами. — Не больше, чем раньше. Теперь иди сюда. Цири нахмурилась и наморщила нос. — Что? — Ты только что призналась, что не спала по нормальному уже несколько дней. Из того, что я помню, ты и Плотва в одиночку тащили меня из долины весь обратный путь. Тебе нужно выспаться в хорошей постели, а поскольку ты не желаешь возвращаться к себе, я предлагаю свою. Цири быстро отступила, растерянная и слегка встревоженная. — Ты ранен, Геральт. Вдруг я прижму тебя? Вдруг ты не сможешь уснуть, потому что я здесь? Я причинила достаточно вреда. Ее взгляд стал подавленным, щеки вспыхнули от чувства вины. Геральт заметил, что Эскель все так же пристально смотрит на них. Он сменил тактику. Переговоры выматывали, а он хотел спать. Глаза снова начинали закрываться по собственному желанию. — Я едва отошел от сильного жара и заморозки живьем под футом снега. И чертовски замерз. Ты свалилась на пол прошлой ночью, и не сможешь травмировать меня сильнее. Иди сюда. Цири переступила с ноги на ногу. Потом сделала шаг вперед и свернулась калачиком рядом с Геральтом, натянув одеяла на них обоих. Устроившись, она тесно прижалась к нему, устало вздохнув. Эскель поднялся, пожелал хорошего сна и вышел. Как только они остались одни, Геральт задремал, бок и рука пульсировали болью, потрескивал камин. Цири набрала воздуха в грудь. — Геральт? Спишь? — Ммм, — он попытался проснуться. Становилось все сложнее. Потребность тела в отдыхе, казалась, бесконечной. Он чувствовал тяжесть, накатывающую сонливость и тепло, более ощутимое, чем ранее, исключая дни, проведенные в горячке и без сознания. Состояние естественного тепла ощущалось почти чуждым. — Я… только… ладно, я хотела сказать спасибо. Знаю, ты не ожидал получить дитя-неожиданность, тем более, девочку. Тебе не было нужды идти за мной. Ты мог позволить мне сгореть с Цинтрой, но не сделал этого. Мог бросить много раз в пути. Ты… ну, ты мог оставить меня здесь, когда собрался охотиться, и взять Эскеля или Ламберта. Тогда, возможно, для тебя все сложилось бы гораздо лучше. Но ты так не сделал. А потом, даже после совершенной ошибки, даже после того, как я едва не убила тебя, простил. Я не ожидала. И… я просто… я признательна. Прошло много времени с тех пор, как кто-то прикладывал столько усилий, чтобы остаться рядом. Бабушка… она любила меня, но у нее всегда на уме были вещи поважнее. Поэтому, ну, спасибо тебе. Геральт сонно улыбнулся неловкому высказыванию. Оно слишком сильно напомнило ему самого себя, не умевшего подобрать слова, как только наступала необходимость сказать что-то важное. Или когда говорил совершенно неправильные вещи. Он поморщился, вспомнив о Лютике. Очередная неудача, которую он намеревался исправить при возможности. — …рад, — сонно пробормотал он, не в силах вложить сейчас больше чувства в свои слова. Он мягко сжал плечо Цири, и она теснее прижалась, удовлетворенно вздохнув. Геральт задавался вопросом, когда последний раз кто-нибудь обнимал ее, и ощутил странное стремление притянуть ближе. Висенна никогда не утешала и не обнимала его в детстве, а если и делала так, то он забыл. Все, чего был лишен, он хотел дать Цири. Хотя, надо признать, не имел ни малейшего представления, как. Угольки умирали в камине, и с неожиданной вспышкой молнии по оконным стеклам застучал дождь. Геральт порадовался, что Эскелю хватило ума закрыть окна перед уходом — дыхание Цири выровнялось во сне, и ему не хватило бы духа будить ее, как и сил подняться и закрыть окна самому. Он смежил веки и задремал, стараясь вызвать воспоминания о собственном детстве, времени, проведенном с Висенной. Их сохранилось очень мало, и большинство запятнал известный факт, о котором он всегда помнил — как бы она ни улыбалась, как бы ни говорила, что любит, в итоге она бросила его. Полусонный, затуманенный болью сломанных костей и тихим потрескиванием умирающего огня, Геральт решил, что никогда не хотел бы такого для Цири. Неважно, как сильно они отличались. Он не желал воспоминаний о себе, как об очередном человеке, покинувшем ее. Следует стать более осторожным сейчас, вдруг осознал он. Больше никаких беспечных боев, никаких гниющих ран, потому что смерть — тоже своего рода побег. С которым Цири и так слишком часто сталкивалась для девочки ее возраста. В определенный момент философские размышления свернули во тьму снов, к высокой башне и женщине с серебряным мечом в вытянутой руке, исчезающей в глубине озера. Он спал урывками, ворочаясь. Один раз, проснувшись, обнаружил обеспокоенную Цири, гладящую его волосы, но вновь провалился с небытие. Когда Геральт проснулся следующим утром, она крепко спала на его плече, высохшие волосы разметались по подушке и блестели в утренних лучах солнца. По-прежнему уставший, по-прежнему больной, он поморщился и напрягся в слабой попытке потянуться, почувствовав облегчение, когда Цири не пошевелилась. Он попробовал покрутить лодыжкой, и сильно закусил нижнюю губу, удерживаясь от стона. Кости явно были слишком травмированы. Однако рядом с Цири, свернувшейся рядом, Геральт впервые за долгое время не чувствовал необоримого желания встать, послать травмы к черту, и похромать к Плотве. Цири тихо сопела, под глазами виднелись темные круги. Довольный, что позволяет ей поспать подольше, Геральт лежал и наблюдал за восходящим солнцем, пока измученное сознание не утянуло его обратно в сон.Ожидание
29 апреля 2021 г. в 09:27
В следующее пробуждение Цири рядом оказались Эскель и Весемир. Должно быть, близилась полночь, луна разливала призрачные лучи по долине Каэр Морхен, проникающие в открытое окно. Комнату наполняли смутные тени, подчеркивая исхудавший, болезненный вид Геральта. Цири коснулась его скулы, удостоверяясь, что он по-прежнему теплый. К счастью, она обнаружила, что борьба с не стихающим жаром, опалявшим плоть Геральта вчера, окончена. Она тихо вздохнула. Пот все еще покрывал его лоб, но теперь казался обычным потом при исцелении жутких ран в тепле весенней ночи. Довольная и успокоенная Цири вернулась на свое место. И чуть не выскочила из собственной кожи, увидев Эскеля и Весемира, опиравшихся на камин с обеих сторон и безмолвно глядящих на нее, словно пара сторожевых псов. Она выругалась себе под нос, не желая выказывать неуважения, особенно по отношению к Весемиру, который был первым и пока основным ее учителем.
— Хорошо спала? — в голосе Эскеля теплилось веселье, успокоившее Цири. Она устало улыбнулась.
— Лучше, чем в последнее время.
— Хорошо, — Весемир оттолкнулся от стены и мягко двинулся к ней, не отведя взгляда, даже когда она зевнула. — Потому что у нас есть несколько вопросов, которые пора задать. И ты сейчас единственная, кто может ответить.
Цири почувствовала, как сердце ухнуло в ноющие ноги. Успокоившись, что Геральт не винит ее в случившемся на горе, она почти забыла о необходимости оправдаться перед остальными ведьмаками Каэр Морхена. На глаза навернулись слезы, но Цири сморгнула их, хорошо помня искусство сдерживать эмоции еще по временам, проведенным в огромном зале с бабушкой при улаживании дел.
— Безусловно, — бессознательно Цири вернулась к изысканным манерам. Голос в меру озабочен. Взгляд неподвижно замер на собеседнике, но без угрозы. Руки ритмично похлопывают подлокотники кресла — привычка Калантэ, перенятая Цири и проявлявшаяся под давлением. Однажды бабушка рассказывала о пользе такой привычки, которая позволяет снизить напряжение, не выдавая присутствующим твое состояние. «Придворная жизнь напоминает игру в карты, — говорила Калантэ. — Никогда не давай палец, чтобы не потерять руку, а с ней и все дорогое для тебя». Сейчас, как никогда Цири чувствовала правоту этого совета. Она выпрямила спину. Неподвижный золотой взгляд Весемира буравил ее.
— Что там произошло? Никогда прежде такие опытные охотники, как Геральт не возвращались в подобном состоянии. Долина, куда он взял тебя, опасное место, но Геральт благополучно ездил там сотни раз.
В тоне Весемира не слышалось обвинительных нот, только обеспокоенность и пытливость. Цири почувствовала, как сердце сжалось в груди. Она тревожно стиснула руки и попыталась не прерывать устойчивый контакт глаз, хотя каждый нерв тела приказывал ей бежать.
— Я… я совершила ошибку. Наверху, на леднике, был медведь. Геральт попросил объяснить, почему можно безопасно подняться туда, и я высказала предположение, но ошиблась, а когда собралась выстрелить, сошла лавина, и… он оттолкнул меня с пути. Взамен лавина забрала его.
Цири казалось, что ее рассказ звучит ничтожно коротко по сравнению с объемом душевных сил и страха, которые она в него вкладывала. В определенный момент, переволновавшись, она перестала глядеть на Весемира и уставилась в окно. Неприятное чувство пота, стекающего по спине, немного отвлекло от скорби и страха. Ее прошила дрожь, хотя ночь была теплой.
Повисло долгое молчание, во время которого Цири не осмеливалась отвести взгляд от неподвижной точки между далекими вершинами, где светила луна. Она слышала дыхание Геральта, теперь чуть более легкое, и задавалась вопросом, почему Эскель и Весемир решили допросить ее в комнате, где отдыхал и восстанавливался раненый. Наверное, они не ожидали такого фееричного рассказа.
Наконец, Весемир вздохнул.
— Как ты его вытащила?
Взгляд Цири метнулся обратно к нему, и если его выражение лица прежде пугало, то теперь напоминало сокола, пикирующего на добычу. Пот заструился по спине Цири, и она обхватила себя руками, понимая, что Весемир и Эскель чувствуют ее состояние.
— Я… я не знаю.
Что-то шевельнулось на задворках ее сознания. Потустороннее явление, проникшее вглубь той ночью на горе, слегка всколыхнулось, будто ее чувства обратились к нему. Оно послало ей маленький теплый луч, и внезапно Цири ощутила спокойствие. Сейчас не время. Не теперь, когда Геральт ранен, а Весемир и Эскель измучены заботой о них обоих. Наступит время, успокаивало ее явление. Но не сегодня.
— Я едва очнулась. Помню… поиски в снегу. Он, должно быть, находился прямо под поверхностью. Хотя снег лежал плотно, наверное, он сохранил его тело.
Весемир мгновение оценивающе смотрел на нее, но Цири не чувствовала ничего, кроме уверенного спокойствия. Ее дыхание, ее сердце, все стало размеренным, словно она только что пробудилась от освежающего сна. Она чувствовала, как ведьмаки прислушиваются к ней, стараясь обнаружить ложь. Но ничего не происходило. Ее тело не выдавало ничего.
— Очень хорошо.
Цири вопросительно вскинула голову. Теперь страх начал нарастать, а видимое безразличие Весемира обезоруживало и удивляло, особенно после ее явного проступка. Она заметила, как губы Эскеля, стоявшего у огня, странно изогнулись.
— Цири, мы все совершали что-то подобное. Черт возьми, я был едва ли старше тебя, когда оставил одного из учителей в лесу без провожатых, не зная, что он ослеплен грифоном во время пребывания на Пути. Он потратил часы, отыскивая путь домой только по запаху, и оказался не слишком доволен по возвращении. В тот раз я получил двадцать ударов плетью за легкомыслие. Но мы все становимся мягче с годами. Кроме того, ты спасла Геральту жизнь. Он никогда бы не выжил с такими травмами без посторонней помощи. Если уж на то пошло, он, и все мы, у тебя в долгу.
При последних словах Эскеля Весемир метнул на него взгляд, но тот не обратил внимания, подходя к Цири. Дружески сжав ее плечо, он серьезно кивнул, будто она только что прошла какой-то важный обряд инициации. Легкая улыбка скользнула по его губам и напомнила улыбку Геральта во время их путешествия. Цири надеялась, что тот будет улыбаться так же, когда лихорадка и болезнь пройдут. Было приятно понимать, что она могла принести Геральту радость и заставить улыбаться.
Весемир ушел, очевидно, получив всю нужную информацию. Эскель устроился на ковре перед огнем, после того как проверил раны Геральта и издал довольный звук, обнаружив, что лихорадка спала.
— Он ведь будет в порядке? — Цири не могла успокоить дрожь в голосе. После всех тревог, она испытывала подавленность. Она немного беспокоилась, что все окажется сном, и завтра она проснется изгнанницей.
— Конечно, будет. Лихорадка спала, дыхание стало намного легче. Останется только зажить сломанным костям. Даже у ведьмаков это занимает время. Полагаю, недели две, прежде чем он снова сможет толком ходить, а ребра и рука перестанут болеть. На лодыжку уйдет больше времени — она была вправлена чудовищно. Я удивлен, что соединительная ткань вообще сохранилась.
— Он почти спал, когда перевязывал ее. Мне следовало помочь ему. Но я никогда не вправляла лодыжку прежде. Наверное, я испугалась.
— Думаю, причиной твоего страха была не только неопытность.
Пронзительный взгляд Эскеля встретился с глазами Цири, и она подавила желание отвернуться. Было унизительно признаваться в своем страхе перед Геральтом. Не только физическом, но также дающем эмоциональную власть. Власть, причиняющую боль.
— Ты знаешь, я не обвиняю тебя, — продолжил Эскель. — После случившегося с тобой, я бы и близко не подпустил любого, предложившего помощь. Особенно зная, что Нильфгаард прочесывает Континент, убивая всех моих знакомых.
Цири опустила взгляд. Она была готова говорить с Эскелем о многом, но не об этом. Когда придет время, она доверится Геральту. Но не Эскелю. Сначала своему отцу.
— Он должен скоро очнуться, — Эскель сменил тему, явно почувствовав дискомфорт Цири. — Я оставлю вас, но буду рядом. Он может оказаться растерян, когда проснется, не хочу, чтобы он повредил тебе ненароком. Позови, если что-нибудь понадобится.
Цири благодарно кивнула и посмотрела на удаляющуюся спину Эскеля, забравшего с собой несколько лечебных принадлежностей и окровавленные тряпки. Эти несколько дней показались долгими; убираться не было времени, и комнату устилала кровь и повязки, травы и масла. Все помещение воняло. Нахмурившись, Цири собрала с пола шалфей и свалила в огонь. Будь она Геральтом, ей не хотелось бы проснуться в комнате, пахнущей лекарствами. Она бы хотела проснуться, чувствуя себя как можно более здоровой. Поэтому, вооружившись веником из ивовых веток, найденным в углу комнаты, Цири принялась сметать разбросанные травы в камин и отчищать грязь с пола. В помещении царила металлическая вонь засохшей крови. Но полы стали относительно чистыми, а травы превратились в шлейф едкого дыма. Цири откинула с лица влажные волосы и села на колени, думая, что бабушка, наверное, дала бы ей крепкий подзатыльник, увидев ее чистящей полы в полуразрушенной горной крепости.
Когда она закончила, солнце почти взошло, и Цири нашла немного хлеба и воды, оставленных на каминной полке. С самого возвращения у нее был плохой аппетит. Разум оставался по-прежнему в растерянности от спокойного принятия вести о случившемся Эскелем и Весемиром. Ей казалось, будто она все еще мучается из-за этого, и, тем не менее, больше некому было прощать ее. Хотя Геральт говорил мало. Все еще существовал шанс, что полностью придя в себя, он может отругать ее и выгнать. Но что-то в реакции Эскеля на происшествие заставляло Цири сомневаться, что Геральт сделает подобное.
Она провела утро, с вялым интересом поедая хлеб и читая поэтические книги, обнаруженные на одной из полок Геральта. Казалось странным найти здесь такие книги. Ведьмаки имели мало времени на развлечение легким искусством. Посвящение внутри также вызвало ее любопытство — краткое примечание, написанное изящными буквами, желало Геральту благополучного возвращения домой и счастливого солнцестояния, подписанное кем-то по имени Лютик. Цири слышала о барде, носящем такое имя. Он появлялся в одной из книг, которые они с Эскелем читали, отслеживая родословную. Он также играл на судьбоносном обручальном пиру ее матери. Тем не менее, Цири с трудом могла представить Геральта, проводящего время с бардом, не говоря уж о том, чтобы сблизиться с ним до получения столь прекрасного и дорогого подарка. Корешок книги остался нетронут, как заметила Цири при открытии, значит, Геральт никогда не читал ее. Она пахла новизной, телячьим кожаным переплетом и свежестью недавно спрессованного пергамента. Запах напомнил Цири о кабинете учителя в Цинтре. У нее сохранились теплые воспоминания о той комнате, чтении и впитывании знаний о каждом предмете, до которого можно было дотянуться. Прошло долгое время с тех пор, как Цири имела такое обилие времени на чтение, и она наслаждалась этим.
Геральт все утро возился и ворочался, но никогда по-настоящему не просыпался. Время от времени он что-то бормотал — последствия лихорадки еще действовали. Порой он хватался за плечо, морщась от боли. В такие моменты Цири брала его руку и осторожно укладывала обратно. Не следовало тревожить раны в полусне. Геральт всегда погружался в глубокий сон, как только Цири отпускала его руку, чем крайне радовал ее. После стольких дней болезни, он получил необходимый уход.
Еще до полудня Цири сгрызла последний кусок черствого хлеба, а Геральт по-настоящему проснулся. Она передвинулась ближе к окну. Солнце стояло высоко в небе, и Цири с наслаждением наблюдала за птицами, порхающими с дерева на дерево. Книга поэзии давно закончилась и вернулась на каминную полку. Цири принесла бы еще, но не хотела оставлять Геральта одного. Она обещала, что будет рядом, и знала его достаточно долго, чтобы понимать — подобные обещания воспринимались очень серьезно.
Как ни ждала Цири пробуждения Геральта, она едва не подскочила, когда он и в самом деле проснулся. Шум, произведенный им при пробуждении, заглушила какофония брачных призывов нетерпеливых юных птиц, наполняющая воздух. Цири обернулась сделать глоток воды и увидела, что Геральт, зажмурив глаза, отчаянно цепляется здоровой рукой за плечо. Она вскочила, с грохотом опрокинув кресло, в котором сидела, заставив Геральта вскинуться, а сама поспешить к нему.
— Боги, прости. Тебе следовало сказать что-нибудь. При пробуждении. Я не ожидала, что ты просто лежишь, молча мучаясь, когда я рядом.
Теперь Геральт открыл глаза, и устало прищурился. Его взгляд слегка смещался, и Цири поняла — ему все еще не хватало сил сосредоточиться. Она слегка удивилась. Геральта лихорадило так сильно, что обычный человек умер бы, но она ожидала его немедленного воскрешения неуязвимым как и прежде. Было слегка неприятно осознавать, что даже ведьмаки имеют пределы.
— Хочешь что-нибудь от боли? Я могу сходить за Эскелем… Я мало знаю о травах, чтобы давать их самостоятельно.
Геральт немедленно качнул головой, однако его лицо оставалось бледным, а дыхание слабым и учащенным.
— Нет… я только… устану.
Цири очень хотелось указать, что это, вероятно, не самое страшное. Геральт уже казался измученным, а ведь только проснулся. Но она уступила, в основном потому, что впервые видела своего обычно непобедимого отца в таком подавленном состоянии. Хотелось только вернуть привычного Геральта назад. Возможно, с некоторыми переменами в отношениях после поездки, они даже могли сблизиться. Цири очень сильно хотела этого, ощущая себя эгоисткой. Геральт явно был слишком слаб, чтобы беспокоиться о таких глупостях.
— Хорошо. Может, почитать еще? Или развести огонь? Может, ты хочешь поесть?
Цири понимала, что ее болтовня вызвана стремлением как можно скорее продемонстрировать свою заботу о нем. Но не могла остановиться; ей требовалось показать — она находилась здесь, с ним. Хотела быть его дочерью, остаться рядом. В голове вспыхнули отголоски сравнения себя с Геральтом, как дополняющих друг друга клинков. Она надеялась доказать, что оставалась ему дочерью во всем, кроме крови, что будет стремительным кинжалом в довесок к мощному, умелому клинку.
В свою очередь Геральт моргал, явно пытаясь сориентироваться в предложенных вариантах. Цири захотелось треснуть себя. Он все еще болен и истощен. Лучше не перебарщивать.
— Я разведу огонь, — остановилась она. — И принесу воды. Скажешь, если понадобится что-то еще, ладно?
Геральт устало кивнул и повернул голову, явно пытаясь принять более удобную позу не задевая ран. Цири хотелось помочь, но все, кроме положения на спине, плохо действовало на травмированную сторону. Она чувствовала, что он тоже знает об этом; несколькими усилиями он заставил себя повернуться, в лучшем случае наполовину.
Разведя небольшой огонь и почувствовав, как тепло наполняет комнату, Цири задышала намного легче. В горах оставалось холодно, тепла едва хватало. Конечно, достаточного для нее казалось не достаточным для человека, недавно стоявшего на пороге смерти.
Вернувшись с кружкой воды, Цири осторожно присела на край жесткого матраса.
— Лучше? Я подумала, что здесь слишком холодно.
Геральт снова кивнул, расстроено откинувшись на подушку, не сумев приподняться на здоровом локте.
— Я могу помочь. Лихорадка едва спала, не стоит так усердствовать.
Цири постаралась вылить воду в рот Геральта, не расплескав, и большей частью у нее получилось. Ей казалось, будто превращается в свою бабушку, с ее властными нотками и порицающими замечаниями. Мысль слегка пугала.
Пока она помогала Геральту напиться и устраивалась рядом, он почти задремал, закрыв веки, а затем снова моргнул. Цири подставила плечо, чтобы дать еще воды — она была слишком слаба и не могла удержать его вес руками. Теперь, снова засыпая, он расслабился и окончательно положил голову на ее плечо, и Цири не решалась разбудить его и освободиться. Это был, наверное, его первый нормальный сон со времени отъезда на охоту, или, по крайней мере, первый свободный от лихорадки. Дыхание Геральта грело шею Цири, а на его скулах виднелись соленые следы пота. Подавшись вперед, она взяла тряпицу и смочила в воде из кувшина на прикроватном столе. Она смутно помнила, как бабушка омывала ей лицо после особенно сильных приступов жара. Теперь, осторожно проводя тряпицей по бледному лицу Геральта, она не могла не чувствовать некую благодарность Калантэ. Он легко выдохнул, явно не осознавая происходящее, и позволил Цири вытирать пот с лица, постепенно погружаясь в сон.
Эскель нашел их много часов спустя. Цири спала, положив голову на макушку Геральта. Он подавил улыбку: приоткрыв рот, она громко храпела, а Геральт только передвигал голову, его левая щека покраснела и покрылась отпечатками швов от рубахи Цири. Определенно, невзирая на расстройства, с которыми Геральт и Цири приходили к нему по поводу их взаимоотношений, все обернулось к лучшему. Как ни тяжело было Эскелю думать о травмах Геральта, и о том, как Цири заботилась о нем в глуши, этот случай явно пошел им на пользу. Он криво улыбнулся. Видимо, Геральту требуется встреча со смертью, чтобы заметить действительно важные вещи.
Очень осторожно, Эскель забрал почти сухую тряпицу из ослабшей руки Цири и положил на прикроватный столик. Бережно, чтобы никого не побеспокоить, он положил Геральта на спину. С такими ранами сон в полусогнутом положении не приведет ни к чему хорошему. Он проснется утром от боли и онемения. Но Цири Эскель не стал трогать. Потом он закрыл окна, чувствуя тяжесть в воздухе, обычно предвещающую грозу. И оставил этих двоих в мире и покое.