Close your eyes and come with me

Цзян Чэн наблюдал за тем, как неспешно удаляется Лань Хуань, оставляя его наедине с собой. Наедине с самим собой, привязанного к металлическому столбу. Длина веревки не создавала никаких трудностей для передвижений, но была не настолько длинна, чтобы Цзян Чэн мог приблизиться к дому. Сегодня ремни уже не натирали, кожу предусмотрительно натёрли тальком. Цзян Чэн ощущал себя вполне комфортно, лениво роя копытами землю. Делал он это скорее от задумчивости. - Если ты будешь хорошо себя вести и перестанешь портить газон, я угощу тебя сладкой морковкой, Лотос! – выкрикнул Лань Хуань, останавливаясь рядом с крыльцом. Он собирался зайти в дом и оставить Цзян Чэна совсем одного, чтобы затем понаблюдать за ним с другого ракурса, выйдя через заднюю дверь и обойдя дом – так, чтобы сам Цзян Чэн этого не знал. Это нужно было для того, чтобы понять, как поведёт себя Цзян Чэн, если оставить его условно-беспомощным в полном одиночестве – важный психологический тест. Перед тем, как сессия началась, Лань Хуань сказал Цзян Чэну, что у того сегодня время будет посвящено фактическому ничего неделанию, потому что пони часто выполняют роль услады для глаз своего жокея, поэтому, должны уметь долгое время пребывать в образе. Цзян Чэн перестал рыть землю, сморгнул, несколько секунд смотрел на Лань Хуаня, после чего фыркнул и отвернулся. Таким образом он пропустил и лёгкую улыбку Лань Хуаня и то, как тот зашёл в дом. День сегодня не обещал быть жарким, но всё же… Пусть Лань Хуань и проверял возможности Цзян Чэн, а безопасность соблюдал, поэтому оставил возле столба целое ведро с водой. Амуниция на Цзян Чэне была та же, что и в прошлый раз, за исключением одного – отсутствие трензеля. Начав скучать уже спустя минуту, Цзян Чэн повернулся к столбу, чтобы хорошенько его разглядеть. Такую конструкцию так просто не сдвинешь, а если захочется развязаться и убежать… взгляд Цзян Чэна скользнул ниже – на верёвку. Он рискнул двинуться вперёд, пока верёвка не натянется, чтобы посмотреть, как она себя поведёт: узел был завязан на совесть, более того, затягивался только туже. Пофыркав, Цзян Чэн вернулся назад. Он понятия не имел, как надолго и зачем Лань Хуань ушёл, возможно, как раз-таки за морковкой. Цзян Чэн некоторое время думал о том, собирается ли он хорошо себя вести, но потом эти мысли резко сменились другими – а имел ли Лань Хуань право оставлять его или же это слишком безответственный шаг? Цзян Чэн не сомневался в том, что Лань Хуань адекватный доминант, но вера его в это поддалась лёгкому колебанию. Мотнув головой, чтобы не грузиться, Цзян Чэн собирался было лечь, чтобы заняться принятием солнечных ванн, раз уж судьба благоволила его одиночеству, но тут в поле зрения появилась бабочка. Большая красивая бабочка, которая с травинки пересела на нос Цзян Чэна. Цзян Чэн попытался её сдуть. С носа бабочка пересела на прядь волос, а потом и вовсе на искусственное ушко, пока Цзян Чэн не согнал её и оттуда. Улёгшись-таки на траву, Цзян Чэн вдруг подумал, что Лань Хуань не просто так дал ему кличку Лотос. Эта мысль заставила Цзян Чэна снова фыркнуть. После того, как зашёл в дом, прежде чем заняться наблюдением, Лань Хуань потратил пятнадцать минут на то, чтобы дойти до кухни, достать купленную заранее и тщательно выбранную сладкую морковку, помыть её, нарезать и снова убрать в холодильник для того, чтобы во время ожидания она не заветрелась. После этого Лань Хуань вышел на улицу через заднюю дверь, обошёл дом и занял место, с которого ему удобно было бы приглядывать за Цзян Чэном. Цзян Чэн же, к тому времени, как безответственно-ответственный Лань Хуань действовал чётко задуманному плану второй сессии, успел поваляться на правом боку, на левом и облюбовать столб, прислонившись к нему спиной. Раз уж рот был свободен от трензеля, Цзян Чэн сорвал пожевать травинку, отчего его общий образ делался довольно милым. Пятнадцать минут – достаточно для того, чтобы понять, что иногда время движется чертовски медленно, особенно, если бездельничаешь. Однако, в этот раз к пока не догадывающемуся что к чему Цзян Чэну закрадывались мысли, что раз стоп-слово не было произнесено – игра продолжается. Цзян Чэн особо ни о чём не думал, однако по прошествии ещё десятка минут понял, что неотрывно смотрит на дверь. Лань Хуань ушёл и не возвращается. Со стороны дома не доносилось никаких звуков, которые могли бы свидетельствовать о происходящем внутри. Вряд ли Лань Хуань мог забыть о том, что в данный момент Цзян Чэн находится у него во дворе, полностью обнажённый, облачённый в не скрывающую ничего амуницию, привязанный к столбу под постепенно распаляющимся дневным солнцем. Что-то Цзян Чэн не припоминал, чтоб сегодня обещали очень жаркую погоду. Ближайшая тень – под одним из кипарисов, к которому, в принципе, не составило бы труда добраться. Ещё момент – кожа под тёмной искусственной довольно быстро вспотела, хотя Цзян Чэну какое-то время удавалось игнорировать этот факт. Не выдержав ещё и пяти минут, Цзян Чэн перевернулся, подошёл к ведру с водой, наклонил голову и отпил. Вода успела нагреться, потому не обожгла горло холодом. Этого было мало, поэтому, не особо понимая, как будет удобнее, Цзян Чэн сначала хотел охладить руки, попеременно опустив их в ведро, но так бы он загрязнил воду, поэтому, потратив на раздумья ещё какое-то время, он просто взял и опустил целиком голову, благо, волосы были распущены. При таком варианте вода не стала бы критично грязной, плюс вода скатится с волос и охладит тело. В самом деле, ход принёс Цзян Чэну облегчение. Временное, конечно, да ещё и с последствиями, потому что тальк совсем скатался и вымылся из-под ремней. Если Цзян Чэн будет активно двигаться последующие несколько минут – ремни натрут. Лань Хуань же не замечал хода времени, ибо был слишком увлечён тем, что наблюдал. Цзян Чэн неплохо справился с той трудностью, с которой столкнулся, при этом он всё ещё оставался спокоен, что немаловажно. Несмотря на множество аспектов, связанных с данным психологическим тестом, главным оставался один – сабмиссив должен ощутить зависимость от доминанта. Любое животное, попав в неуютные для себя обстоятельства, терпя лишения, дискомфорт, одиночество, рано или поздно ощутит испуг, что породит досаду и негодование, разумеется, но в то же время обретёт нужду в ласковой и заботливой руке. Даже самому упрямому и гордому животному нужно внимание и ласка. Лань Хуань будет готов дать всё это Цзян Чэну, как только поймёт, что тот дошёл до границ собственных возможностей (которые позже путём тренировок будут расширены). Время шло. Цзян Чэн не считал себя тем, кто легко поддаётся панике, однако, чем больше времени проходило, чем сильнее становилось солнце, напекая голову, которую уже не в первый раз пришлось окунуть в воду, тем непонятнее становилась ситуация, а неизвестность – вещь, которая Цзян Чэна раздражала. В какой-то момент промелькнула мысль выкрикнуть стоп-слово и позвать Лань Хуаня, чтобы тот объяснил смысл происходящего, но Цзян Чэн лишь плотнее сжал зубы. Интуиция подсказывала этого не делать. Это заставило Цзян Чэна по-настоящему задуматься. Он решил рассмотреть ситуацию с нескольких сторон. Первое, что пришло в голову – неужели он думал, что игра в пони всё время будет насыщенной и интересной, вероятно, она имела и свои рутинные моменты. Второе (первое неприятное) – Лань Хуань забыл про него. Третье (второе неприятное) – Лань Хуань всё-таки оказался неадекватном человеком, который под прикрытием игры и слаженной выданной сказки нашёл новую жертву, чтобы её замучить. В виду личности, которой обладал, Цзян Чэн мог и любил иногда себя накрутить, выставив происходящее в негативном свете. Четвёртое – с Лань Хуанем что-то случилось. Такое ведь возможно, учитывая, что человек сильно загружен работой, мало ли, у него случился внезапный упадок сил? Относительно происходящего думать можно было что угодно, но факт оставался фактом – по какой-то причине Лань Хуань не возвращался. Из-за раздражения, которое постепенно захватывало разум Цзян Чэна, тот острее стал чувствовать тиски, в которые был заточен. Например, вдруг ужасно захотелось избавиться от всего, что было надето. Цзян Чэну пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы хоть как-то успокоиться, но выходило плохо. Ремни, кажется, и без лишних телодвижений стали натирать, хотя, возможно, ощущение было фантомным, учитывая, насколько эмоционально уязвимым Цзян Чэн был сейчас. Не в силах усидеть на месте, Цзян Чэн принялся расхаживать из стороны в сторону – это немного помогло, хотя откровенно смахивало на банальное метание. Так поступает животное, когда чувствует опасность, но не понимает откуда она должна появиться. Ещё спустя несколько минут Цзян Чэн, крепко стиснув зубы, приложился лбом о столб – металл был достаточно нагрет, но обжечь пока не мог, однако, легче от этого не стало. Попытавшись себя уговорить, что всё нормально, что ничего, в общем-то, не произошло, Цзян Чэн уселся на землю и, потянувшись к ведру, решил отпить из него, однако, из-за сказавшейся нервозности, когда вытаскивал голову, неуклюже извернулся и уронил ведро, из-за чего остатки воды просто пропитали землю. Лань Хуань, который, чем дольше смотрел, тем больше чувствовал себя виноватым, увидев, как Цзян Чэн лишился воды, непроизвольно изумлённо выдохнул, прижав ладонь правой руки со стороны сердца. С одной стороны, хотелось уже вернуться к Цзян Чэну, с другой, посмотреть, что будет дальше. Дело было ещё в том, что психологический тест работал в обе стороны. Лань Хуаню нужно было понять, насколько сильно он готов отдать всего себя человеку, который доверился ему. Хозяином быть очень трудно. Хозяин – это вообще не про то, чтобы упиваться властью и реализовывать свои садистские наклонности. Хозяин должен понимать немного больше об устройстве взаимоотношений. Чувство вины было хорошим знаком – Лань Хуань не сможет причинить Цзян Чэну такую боль, из-за которой тот останется несчастен, только боль и страдания, которые в конце принесут им обоим удовольствие. В каком-то смысле опрокинутое ведро стало точкой невозврата для Цзян Чэна. Он вымученно простонал, наклонившись, прислонив голову к отдающей прохладой земле, зарываясь копытами в газон, не боясь его теперь испортить, потому что в данный момент это было уже неважно. Времени прошло слишком много, и сомнений в том, что Лань Хуань специально оставил Цзян Чэна одного, не было. Почему-то Цзян Чэн был уверен именно в этой версии – оставил. Иными словами, бросил. Даже если предположить, что такова игра – то это довольно жестоко. Цзян Чэн оказался, мягко говоря, не готов, но, несмотря на это, он всё ещё не произнёс стоп-слово. Дискомфорт с каждой новой минутой становился всё более невыносимым. Солнце пекло, Цзян Чэн был уверен в том, что потом на коже останутся красные пятна, если вообще настанет это потом, если он не умрёт здесь от жажды, мора или чего-нибудь ещё, например, испытываемой обиды и досады. Волосы уже почти высохли, из-за чего тело перестало охлаждаться. Цзян Чэн предпринял попытку доползти до кипарисов. Идея оказалось не такой удачной, как казалось на первый взгляд. Вжиматься в мягкую игольчатую подушку, за которой скрывались острые ветки, мигом впившиеся в и без того раздражённую кожу, не захотелось, поэтому, нервно фыркнув, Цзян Чэн вернулся обратно. Цзян Чэн не мог увидеть себя со стороны, а Лань Хуань видел, и видел он бедное замученное существо, у которого в некоторых местах из-за солнца покраснела кожа, у которого красивое лицо измазалось в земле, кое-где наливались синяки, которые Цзян Чэн оставил, не замечая этого, прикасаясь к себе массивными тяжёлыми копытами. Нужно было подождать ещё немного, Цзян Чэн был на грани. Цзян Чэна посетила даже мысль, что он хочет встать и уйти. Вот так упрямо и по-детски. Рыкнуть, топнуть ногой, отвернуться и уйти. Быстро же, однако, из гордого жеребца он превратился в истеричную кобылу. Подобные вещи хорошо раскрывают человека с неожиданной стороны – когда он ничего не может сделать. Наверное, это был предел. По крайней мере, достаточно для второго раза, достаточно, чтобы заглянуть вглубь себя и понять, насколько сильные эмоции вызывает происходящее, и что более важно, что Цзян Чэн поймёт немного позже – зависимость от них. Цзян Чэну просто хотелось, чтобы чёртов Лань Хуань уже вернулся. Его губы дрогнули в изгибе, вырисовывающем стоп-слово, но произнести его, он так и не произнёс, потому что даже в такой ситуации не хотел сдаваться, однако, Лань Хуаню было достаточно увиденного – лично для себя он сделал выводы. Он довольно быстро обошёл дом для того, чтобы выйти с другой его стороны и появиться перед Цзян Чэном, а не за его спиной, потому что это тоже важно. Это было крайне вовремя, потому что Цзян Чэн готов был уже и вслух произнести то, что вертелось на языке, однако, когда он поднял голову в следующий раз, он замер, уставив неверящий взгляд в приближающегося Лань Хуаня, во взгляде которого была всё та же вина, переплетённая с искренним восхищением. - Ну что же ты, мой милый Лотос, стоило оставить тебя ненадолго одного, как ты весь измазался, верно, маялся, не в силах угомонить скрывающуюся в этом теле мощь? - качая головой, Лань Хуань присел на корточки на расстоянии полуметра от застывшего Цзян Чэна, который мгновенье назад просто изнывал от впившихся в кожу ремней, а теперь совершенно забыл о них – боль и дискомфорт ушли на второй план, - Придётся тебя помыть и причесать, потому что не уверен, что ты и сам будешь рад колтунам в гриве, - при этом Лань Хуань улыбался так тепло, будто не произошло ничего вообще, будто не было этого часа или двух, или чёрт знает сколько под палящем солнцем. Смятение на лице Цзян Чэна сменилось на куда более верное и понятное негодование, когда разум к нему вернулся, когда стало понятно, что сидящий напротив Лань Хуань, не глюк и не солнечный удар. Однако, Цзян Чэн не мог даже разозлиться и показать это, потому что дискомфорт до того не проявлявший себя и затаившийся, нахлынул так, что пришлось стиснуть зубы. - Если ты, конечно, позволишь мне… Цзян Чэн выглядел грозно и беспомощно одновременно. Он бы с удовольствие послал Лань Хуаня, хотя потом, конечно бы, успокоился, извинился, дал бы понять, что просто оказался слегка не готов, но вместо этого обессиленно опустил голову, что означало, что сейчас он просто сдаётся, и делай ты, чёрт с тобой, что угодно, но только в этот раз, только сегодня, потому что потом опять получишь упрямого жеребца, который, вообще-то, обиделся, который, вообще-то, понял, что ты специально это всё, который… который… да сделай ты уже хоть что-нибудь! И Лань Хуань, прекрасно понимая состояние и настроение своего питомца, поднялся, приблизился и, отвязав верёвку, взял, да поднял Цзян Чэна на руках, будто тот не жеребцом был, а только лишь жеребёнком. Цзян Чэн даже сказать не нашёлся, что, да и что бы он сказал? Животные не разговаривают. Лань Хуань отнёс Цзян Чэна в тень дома, уложив того возле крыльца, пообещав вернуться через несколько минут – в самом деле, только несколько минут! – чтобы принести таз с водой, мыло, а ещё питьевую воду, обещанную в самом начале морковку, мазь от натёртостей и крем от ожогов. Цзян Чэн бросил вслед Лань Хуаню недоверчивый взгляд, но тот действительно вернулся, а потом ушёл и вернулся снова, потому что невозможно было всё принести за раз. Усевшись на крыльцо, засучив рукава, Лань Хуань попросил Цзян Чэна сесть так, как тому будет удобно, а после высвободил поочерёдно руки и ноги, а затем туловище от ремней, оставив пока лишь одну маску с ушами на голове. Игра продолжалась. Роли игрались. Лань Хуань намылил большую лиловую мочалку и поочередно, прикасаясь уверенно, но нежно, мыл Цзян Чэна, смывая пот и грязь, оставляя пену на носу, чтобы тот перестал кукситься и выглядеть угрюмо. В глубине души Лань Хуань, конечно, побаивался, что такой тест – слишком для второй сессии, что Цзян Чэн после этого скажет ему, что отказывается продолжать отношения и просто уйдёт, но тогда зачем всё это задумывалось? Лань Хуаню оставалось надеется, что Цзян Чэн всё прекрасно понимает. Когда с намыливанием было покончено, а лицо Цзян Чэна вымыто куда более аккуратно – вовсе не мочалкой, а руками (тут Цзян Чэн вполне справедливо мог бы укусить, но не стал этого делать, хотя взгляд был многообещающим), Лань Хуань вынес чистой воды и полил ею Цзян Чэна. После этого было использовано полотенце, а потом Лань Хуань занялся замазыванием повреждений, нанесённых питомцу усилиями самого питомца. Цзян Чэн всё это время вёл себя смирно, хотя того, что испытывал обиду, он не скрывал, но Лань Хуань всеми силами пытался дать понять, что кто-то просто зря надумывает. - Совсем другое дело, - удовлетворившись своей работой, Лань Хуань взял в руки гребень, - но нам ещё осталось причесать тебя, Лотос. Думаю, если ты сядешь поближе, нам обоим будет удобно. Цзян Чэн фыркнул, оставшись сидеть там, где сидел. - Разве ты не хочешь, чтобы мы вытащили эти травинки из твоей гривы? – улыбаясь, Лань Хуань повёл бровью, - Явно не украшение для столь гордого красавца. Цзян Чэн закатил глаза. Он ещё какое-то время поупрямился, после чего бесконечно медленно подвигался ближе, пока, в конце концов, не сел к Лань Хуаню спиной. Из них двоих в этот момент только Лань Хуань помнил о том, что Цзян Чэн очень тактильный. Снимать с Цзян Чэна маску Лань Хуань не стал – она ему не мешала. Перебрав пальцами пряди волос, Лань Хуань вытащил листву и травинки, после чего прикоснулся гребнем. Когда причёсываешь себя сам, не испытываешь чего-то особенного, оттого-то Цзян Чэн так удивился, когда почувствовал током прошедшие по телу мурашки. Как же это было приятно. Он даже зажмурился, впиваясь зубами в нижнюю, уже порядком покусанную, губу. Волосы не сильно спутались, благодаря чему Лань Хуаню не нужно было тянуть слишком сильно. Однако, даже, когда уже стоило отложить гребень, Лань Хуань всё равно продолжал чесать Цзян Чэна, потому что тому это так зашло, что он, закрыв глаза, сидел и наслаждался. - И пусть кто-то попробует сказать, что ты не прекрасен, - тихо проговорив, Лань Хуань отложил гребень, мягко придержал Цзян Чэна под подбородком, отклонил его голову назад, сам наклонился и поцеловал в лоб. Цзян Чэн что-то невнятно проворчал, что не было похоже на человеческие слова, поэтому Лань Хуань ему ничего на это не сказал, вместо этого он подхватил с принесённого блюдца морковку и протянул её Цзян Чэну. Цзян Чэн, всё ещё пребывая в заданном Лань Хуанем положении, открыл рот, дождался, когда тот опустит морковку, но вместо того, чтобы взять только морковку, взял Лань Хуаня за пальцы и с силой сжал челюсти. Лань Хуань поморщился, свободной ладонью похлопав Цзян Чэна по плечу. - Кусаешься ты, должен признаться, как настоящее животное. Цзян Чэн нагло усмехнулся, сжал челюсти ещё немного, понаблюдал за лицом Лань Хуаня, да отпустил того, языком подобрав морковку, практически сразу сжёвывая её. После этого он произнёс стоп-слово. Лань Хуань ждал, как минимум, пощёчины, но Цзян Чэн, вместо того чтобы ударить его, медленно перевернулся, приподнялся, уперев руки в чужие колени, приблизился и коснулся чужих губ своими, провёл по ним языком, оставляя сладкий морковный привкус. - Ну и? - Ну и? – не понял Лань Хуань, на автомате слизывая поцелуй с собственных губ. - Для чего ты это сделал? – судя по тому, что Цзян Чэн пристально смотрел и не собирался двигаться, он не отпустит Лань Хуаня без ответа. - Посмотреть на твою реакцию. Этот тест во многом определяет готовность человека участвовать в игре. Знаешь, есть такие, которые только кичатся, что способны выдержать многое, но ломаются и впадают в истерику. Ты проявил себя, как зрелая, с определённой стойкостью выносящая трудности, личность. Мало уметь выносить боль физическую. - Как-то в детстве я упал в колодец. Мы вместе с родителями ездили к друзьям, живущим, как и ты, в своём доме. За их домом через небольшое поле находился лес – когда-то очень давно там было чьё-то хозяйство, но к тому моменту, как я вместе с местным псом пошёл это место исследовать, всё было заброшено. Мы разглядывали каждый куст, за одним таким скрывался колодец. Воды в нём не было, рук и ног я, к счастью, не переломал, только голову разбил немного. Вылезти сам я не мог, на дне было темно и холодно. Помню, что минут пять приходил в себя, пытаясь осознать, что произошло, пока пёс лаял наверху. Страшно было потом, но и то, минуты на две. Пытался вылезти – не получилось. Страшнее, наверное, было псу, потому что он лаял и метался, сам чуть не упал, скулил, копал лапами землю. Я десять минут уговаривал позвать помощь. Он меня плохо понимал, потому что был ещё щенок. В общем, когда я его всё-таки уговорил, я остался один, когда пёс убежал, стало ещё и тихо. Тогда я был слишком мал, чтобы здраво оценить ситуацию и время, за которое меня найдут. Я мог просидеть в колодце час, а мог сутки. Когда меня в итоге вытащи, сказали, что я провёл внизу каких-то сорок минут. Как сейчас помню – прошла вечность. И знаешь, я больше за родителей переживал, чем за себя. Да, было дискомфортно сидеть на холодной земле, прижимаясь к таким же холодным камням, моментами ловить надвигающуюся тесноту, страдать от желания выпить воды, но не настолько всё это было ужасно, чтобы впасть в панику и начать плакать. Когда Цзян Чэн закончил, Лань Хуань, внимательно до того слушающий, привлёк парня к себе и поцеловал его уже в макушку. - Значит, ты был упрямым уже в детстве, что-то такое я себе и представлял, что такими рождаются, а не становятся. Цзян Чэн закатил глаза и снова начал фыркать, Лань Хуань весело рассмеялся, снимая с того маску, подавая бутылку воды. Цзян Чэн отпил где-то треть, после чего поднялся и принялся себя разглядывать. - Я доволен. Лань Хуань неторопливо собирался перенести всё обратно в дом. - Я тоже доволен. А ещё хочу похвалить за то, что ты был в образе до самого конца. Цзян Чэн поставил бутылку на крыльцо, после чего забрал всё, что не поместилось в руках Лань Хуаня, в частности в его руки попало блюдце с морковкой, которую он решил доесть. Лань Хуань ради этого зрелища даже остановился в дверном проёме. - Я в образе даже в конце конца, - проговорил Цзян Чэн, перестав жевать. Лань Хуань не мог перестать над ним смеяться. Вместе они зашли в дом. После того, как вещи были убраны на причитающиеся им места, Лань Хуань, спускающийся со второго этажа к Цзян Чэну на первый, громко спросил: - Тебе чего-нибудь хочется? Цзян Чэн, который, будучи всё ещё обнажённым, облюбовал диван, крикнул в ответ: - Чтобы ты подошёл сюда. Лань Хуань выполнил просьбу. Сам он тоже не успел переодеться, поэтому пока ещё в глазах Цзян Чэна был не обычным человеком, а Хозяином… положения, игры, тела, может быть даже души. Он присел рядом с севшим из положения лёжа Цзян Чэном, который сразу после подвинулся ближе, настолько близко, что они почти столкнулись носами. Лань Хуань был заинтригован, но ничего не спрашивал. - Хочу получить понимание одного момента. - Я слушаю, - не в силах оторвать взгляд от прекрасного лица, Лань Хуань, опираясь локтем правой руки о спинку дивана, подвинул её чуть ближе к Цзян Чэну, пальцами ненавязчиво зарываясь в волосы. Цзян Чэн скосил взгляд в сторону, повёл бровью, потом снова посмотрел на Лань Хуаня и, не имея никаких возражений относительно того, что тот делал, спросил: - Кто мы друг для друга, когда не проводим сессии? Лань Хуань нахмурился: - Что ты имеешь в виду? - Вспомни, как ты спрашивал меня о том, не буду ли я против иногда ходить с тобой куда-нибудь или даже ездить заграницу. - Помню такое, - Лань Хуань кивнул, продолжая медленно перебирать тёмные пряди, периодически сжимая их. - Меня интересует, должны ли мы сохранять тип взаимоотношений Хозяин – питомец в обычной жизни. У Лань Хуаня от того, что он услышал, округлились глаза. Он даже перестал играть с волосами Цзян Чэна. Потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и всё осмыслить, не сразу, но Лань Хуань, понял, что именно Цзян Чэн имел в виду, хотя это было непросто, учитывая, как тот его обескуражил. - Тебе стоило выразиться немного иначе. - улыбнувшись, Лань Хуань вовсе убрал руку, не без маленькой внутренней радости замечая, как Цзян Чэн на мгновенье скуксился и повёл плечами, будто ему стало неуютно, - Многие БДСМ-пары такое практикуют, когда, например, доминирующий партнёр в обычной жизни контролирует, что подчиняющийся ест, как одевается, просит его сделать что-нибудь смущающее или провокационное и скинуть фото-доказательства. Способы разные. Цзян Чэн сделал сложное задумчивое лицо. - Мы хорошо с тобой общаемся, когда не видимся, также, как и обычные люди можем общаться, когда будем куда-нибудь ходить, вот, кстати, как ты смотришь на то, чтобы во вторник пойти вместе со мной в ресторан, а потом прогуляться по городу? – предложил Лань Хуань. - Положительно, - Цзян Чэн кивнул, - насчёт первого, наверное, я бы хотел попробовать – начни контролировать мою жизнь. Лань Хуаню ещё никто не предлагал подобного вот так открыто. Такое предложение было сравнимо с предложением руки и сердца. - Ваньинь, я очень уважительно к тебе отношусь. Поскольку я хочу, чтобы наши с тобой отношения были максимально здоровыми, я прошу тебя ещё раз подумать, потому что, во-первых, не понимаю, если честно, зачем тебе это нужно, во-вторых, скорее всего, тебя воплощение идеи разочарует, потому что я не смогу быть к тебе достаточно жёсток в этом плане, - несмотря на миролюбивость пояснения, слова Лань Хуаню дались непросто. Признаться, ему бы и самому хотелось попробовать предложенное Цзян Чэном, но, вряд ли удастся этому уделять много времени, потому что он слишком занят, а ещё Цзян Чэн ему очень нравился, не хотелось всё испортить. Лань Хуань боялся ещё того, что всё это подтолкнёт его к слишком сильной привязанности, что опять пробудит в нём ужасного собственника, а этого допускать не хотелось. - Сичэнь, не пытайся разговаривать со мной, как родитель с ребёнком, - ворчливо отозвавшись, Цзян Чэн наклонился к мужчине ниже, клацнул зубами у него прямо перед носом, а потом отстранился, поднимаясь с дивана, - пойду, найду свою одежду, а ты пока пофантазируй на тему того, чего бы тебе хотелось, пока ты занимаешься работой или по какой-то другой причине не видишь меня. Я уверен, что ты просто себя недооцениваешь. Зачем это нужно мне? Может, потому что ты произнёс слово «отношения», и мне бы хотелось, чтобы они развивались чуть более интересным способом, чем «сегодня мы обсуждали щенков». Лань Хуань даже покраснел, нервно выдохнул и улыбнулся, качая головой вслед посмеивающемся над ним Цзян Чэном. - Ты можешь об этом пожалеть! - А Вам разрешают приходить с питомцами на работу? – прежде, чем исчезнуть за углом, Цзян Чэн обернулся, нахально улыбаясь, - Представь, как я мог бы прийти к тебе в офис, и никто ни о чём не догадался бы… ммм, у меня для этого есть отличный кожаный костюм. Уверен, ты будешь рад меня видеть, особенно если я принесу любимый тобой кокосовый раф с… нам надо выяснить, какую выпечку ты предпочитаешь! - Ваньинь! - О, судя по тону, ты против? Чего? Кофе, кожаной одежды или того, что под ней у меня ничего не будет? Видишь, как я и сказал, Сичэнь, ты просто себя недооцениваешь! Подумай над тем, как бы ты наказал меня. Кабинеты нынче у всех закрываются на ключ. Лань Хуань усердно потёр виски, в то время как его лицо заливала краска. Просто… он представил всё, что Цзян Чэн ему описал и возбудился. Если Цзян Чэн заявится к нему на работу в подобном виде, он не сможет работать! - Уму непостижимо, чтобы жеребец диктовал жокею, что тому следует с ним делать! - Так ведь именно поэтому ты меня и купил почти за бесценок – потому что хотел проверить себя на прочность! – выкрикнул Цзян Чэн со стороны крыльца. Лань Хуань сделал несколько глубоких вдохов, успокоился, поднялся, упёр руки в жесте негодования в бока и так, чтобы на этот раз Цзян Чэн не услышал и не ответил чего колкого взамен, произнёс: - Тебя, между прочим, тоже.