Psychological trauma is a disease of powerlessness.

      Ханджи видела, как Леви стирал одежду за его маленькой сестрёнкой, и теперь, когда он сказал о ребёнке вчера, с ужасом понимала, что это было правдой. Это были самые тяжкие минуты в её жизни. Очевидно, что дело было не в переживаниях сраной ответственности за ребёнка. Этот мерзавец вполне мог устроить так, чтобы ребёнок был воспитан, как он сам, не оставив ничего на воспитание матери. Она вспомнила семью Аккерман и то, что он говорил про себя. Зоэ разозлилась не на то, что он скажет или сделает, а на то, что он использует её, как инкубатора, насильно заставив стать его женой. Ханджи не понимала, как это могло случиться, что она снова попала под его власть. Она так ясно слышала его слова: «Ты должна полюбить меня. Я сделаю так, чтобы ты была счастлива, и никто не причинит тебе вреда». Но он не сказал ей главного: что он сам не причинит ей вреда. Он хотел, чтобы она его любила, а сам очень серьёзно относился к этой задаче. Он наверняка заметил, что «жена» не проявляет к нему никакого интереса, и что она, мягко говоря, не хотела отвечать на его ухаживания. Он решил, что её чувства к нему — самообман, и быстро выяснил, что она обманывает сама себя. Она считала, что в чём-то виновата сама, и всё испортила. Ей хотелось самой стать женщиной — женщиной, о которой он мечтал. Но, чем больше Ханджи поддавалась, тем больше думала, как бы найти утешение. А кроме этого, ей, похоже, не оставалось ничего другого, кроме как окончательно «упасть в его сеть» и полностью выйти из-под его влияния. Этот момент она переживала особенно остро, и её восприятие реальности подвергалось серьёзным изменениям. Ханджи начала реагировать не так, как раньше — её образ жизни стал сложнее, её интересы стали более глубокими. В итоге, она вдруг пришла в страшное осознание того, что была бы почти обманута им, если бы амнезия была очень серьезной.       Ханджи уже и не мечтала о том, что когда-нибудь отсюда сбежит, потому что, несмотря на все происходящее, она чувствовала, что именно здесь ее настоящий дом. «Тут я как будто, — рассуждала она, — заживо похоронена». Она так привыкла к своему одиночеству, что когда ее раздумья прерывали посторонние мысли, это казалось ей большой обидой. Чтобы как-то занять себя, она иногда повторяла про себя молитвы, чувствуя, что после этого ее грусть начинает понемногу рассеиваться. «Милый Ангел, — думала она, — ты, наверно, услышал, что случилось. Пожалуйста, помоги мне выбраться из этой грязной ямы. Теперь мне уже не нужно так долго ждать. Я обязательно убегу отсюда». Она почти верила в это, ведь отчаяние придает силы и дает надежду. Казалось, за все эти долгие дни, проведенные в яме, Ангел еще не сделал ничего, что могло бы заставить ее усомниться в его существовании. Но все же странное дело — как только ее мысли касались этой темы, ее сердце начинало отзываться на них. А когда она начинала думать о том, как именно он освободит ее, его образ появлялся перед ней совершенно ясно и отчетливо. Ей казалось, что он находится где-то совсем рядом. Она даже чувствовала его дыхание, хотя слышала его слова, обращенные к ней, только во сне. Что он говорил, она не знала, но даже после пробуждения ей не требовалось вспоминать его слова, чтобы понять их смысл. Это он говорил ей: «Любовь к себе подобна тюрьме, от которой нам не вырваться.»        Валяясь на бархатном диване и пытаясь удержать что-то очень тяжелое, ползущее из темноты к её голове, Зоэ подумала о том, что, возможно, повторяет судьбу несчастных жертв. Тогда её охватывает жалость к ним, и вот она уже готова поддаться желанию умереть вместе с ними, наплевав на все страдания. Последнее, что она видела, когда разлепила глаза, был луч солнца. Он полз вверх по темному углу потолка… Её мысли начали идти не туда. Недолго думая, она решает пойти на кухню выпить воды, чтобы как-то прийти в себя. Лениво и вяло девушка встала, потянувшись. Ноги отекли, словно они были ватой, и ступни горели в тех местах, где их прошибал пот. Она понимала, что ей надо затянуть халат, чтобы скрыть свои груди, но руки отказывались ей подчиняться, и ей казалось, что у нее вообще нет никаких рук. Ханджи машинально встала и направилась на кухню. Но, дойдя до дверного проёма, она ощутила, как по её спине прошёлся холодок. За ней наблюдал Кенни, притворяясь, что читает газету. Она бы смогла описать это чувство, если бы не замерла и не побледнела. Зоэ двинулась тогда, когда пот побежал по её лицу и, сделав небольшой глоток воды, решила взять стакан с собой. Она не хотела идти обратно, к тому же, к потрошителю, который сидел всё это время, когда она лежала. Стоило девушке выйти из кухни, как встретилась лицом к лицу с Кенни, тем самым устанавливая с ним зрительный контакт. Стакан мог упасть в любой момент, если бы не железная хватка пальцев Ханджи. Улыбка, которая полностью показывала характер Аккермана, была устрашающей. Он будто бы хотел убить её взглядом. Но в то же время в его глазах можно было прочитать и мольбу, и какое-то детское любопытство. Они были тусклыми и темными, но при этом в их глубине могло затаиться что угодно. Аккерман сразу стал похож на большого нескладного ребенка. Подняв шляпу, он издевательскими нотками сказал: — Добрый день. Вижу, что ты рада, что скоро забеременеешь. — насмешливо произнёс Кенни. Девушка растерялась и лишь кивнула головой в ответ, сделав очередной глоток холодной воды. Минута молчания повисла в комнате, и Ханджи боялась пошевелиться. Словно что-то холодное коснулось ее души, заставив отвернуться. Пауза длилась несколько минут. Каждый ждал, что скажет другой. Она взяла себя в руки и начала выстраивать с ним диалог. — Если вам не сложно, не мог ли бы рассказать мне о том, что меня ждет после этого? — говорит Ханджи, смотря своему собеседнику прямо в глаза. Потрошитель шире улыбнулся и налил себе виски, монотонно вздыхая. Запах одурманил его и он на минуту был как в экстазе. Аккерман был заядлым дегустатором спиртных напитков, поэтому каждый виски для него — наркотик. Кенни покрутил стакан, и алкоголь чуть-чуть вылился из сосуда. — Ты что, не знаешь, что тебе предстоит делать? — Нет, но очень хотелось бы… — отвечая на этот вопрос, она начала задумываться и о будущем ребенке, ведь его судьба напрямую будет зависеть и от неё тоже. Она не уверенна в том, что Леви позволит воспитать ребёнка так, чтобы он был против родного отца. — У тебя будет ребенок, я думал, что ты этому обрадуешься… — Кенни встал и, сделав посерьёзнее лицо, подошёл к ней. — Только попробуй возражать.       Что-то переклинило в Кенни, это видно было по его остекленевшему взгляду. Она видела в нём гнев, печаль и стыд — всё то, что в некоторых кругах принято считать проявлением эмоций. И ещё досаду. Досаду оттого, что у него никак не получалось смириться с полной своей бесполезностью. Это, естественно, не могло не вызвать у неё желания хоть что-нибудь сделать. Ханджи покраснела, из-за того, что её грудь вылезла наружу, но как можно было увидеть — Кенни на ней не очень сосредоточен. Тогда она решила поменять тему. — А есть ли у вас дети, жена, а, господин Кенни? Если есть, то она наверняка испытывает те же чувство и эмоции, что и я.       Услышав это, он схватил девушку за волосы, чтобы та посмотрела ему в глаза. На миг они словно озарились красным. В нём было всё — гнев, отчаяние, стыд, печаль. Он вдруг возненавидел Зоэ, не давая ей должного сопротивления. Наоборот, она сама потянулась навстречу, словно предчувствуя такую возможность. Его пальцы стиснули её горло, она задёргалась, и в этот момент он овладел ею с силой. Она билась, извивалась, царапалась, но все её попытки были бесполезны. Её крик только распалял его гнев. — На больное давишь?! — только произнёс Кенни, и в этот самый момент в комнату вошёл Леви. Его внимание сразу же привлекла данная картина, однако вмешиваться он не спешил. Увидел его, Кенни отпустил Ханджи, позволив ей выйти из помещения. Оставшись с племянником наедине, на Кенни сразу же набросились воспоминания о своей давно умерший возлюбленной. Он искренне надеялся, что в жизни племянника появится такая же желанная и заботливая женщина, что была и у него самого. Тем не менее, младший Аккерман не хотел разговаривать с дядей. Но, прежде чем пойти за Ханджи, Леви шепнул ему: — Терпение, Кенни, терпение…       Ханджи убежала в их спальню и была готова расплакаться и взвыть на весь особняк, но гордость не позволяла, особенно, перед любящим мужем… Она тут же услышала приближающиеся шаги. Это был Леви. Леви выглядел сердитым и сосредоточенным. Он слышал, как Кенни говорил с Ханджи и был на него почему-то обижен. Девушка сразу же села на колени возле него, когда он показался в их комнате. Аккерман начал внимательно разглядывать её лицо и тело. Он заметил то, насколько сильно она исхудала за всё это время. Если раньше она была шустрой и активной, то сейчас… — С тобой всё нормально? — спросил он, погладив её по голове. «А ты не видишь?» — подумала девушка, которая хотела его ударить в глаз, чтобы на его прекрасном каменном лице, появился такой же прекрасный фиолетовый фингал. Но Зоэ занервничала, потому что не каждый день твой тиран беспокоится о твоём здоровье, да ещё гладил по голове. — Да. — А по виду не скажешь. — отвернувшись в другую сторону, ответил Аккерман. Леви хорошо помнил возлюбленную Кенни, и часто проводил параллель между ней и Ханджи. Взгляд у них был одинаковый. Описать подробно этот взгляд он не мог, просто не находил подходящих слов. Он долго не мог понять, что именно общего в их взглядах. Возможно, это просто из-за схожего цвета глаз? Или же нет? Аккерман понимал, что «птичка в клетке» не сможет полюбить зверя. Сколько же женщин к нему приходили, с такой одинаковой проблемой — домашнее насилие. Он пытался им сказать, чтобы они уходили от таких мужчин, но те стояли на своем. Это привело к тому, что Леви больше не принимал таких пациентов. Но теперь он понимает, почему женщины страдали и почему они оставались с тиранами, во всем виновата она — привязанность. Он хочет добиться Ханджи благодаря психологическому насилию. В это время Зоэ лишь хмуро смогла ответить, пока он рассуждал о своём: — Твоя вина. — Не совсем. Если хочешь, чтобы всё у нас было хорошо, то просто ответь мне взаимностью. Тогда и ты и я будем счастливы. Не будь такой упрямой, прямо как… — не закончив предложение, он резко вскочил и схватил девушку за плечи. На его лице отражалось всё то, что он чувствовал в данный момент. Злость, гнев и отчаяние — настоящая копия Кенни, но он не хочет повторять историю своего дяди. Ханджи в полном шоке и просто держалась, чтобы не заплакать. Его глаза прожигали её изнутри и она чувствовала, как он на неё давит. Девушка не понимала, почему именно она? И что его разозлило? — Доктор Аккерман… — сказала она и всё-таки заплакала. Слёзы были тёплыми и такими искренними. Посмотрев в глаза девушки, Леви, неожиданно для самого себя, поцеловал её. Поцелуй был грубый и резкий. Не отрывая рук с её плеч, он начал сильно на них давить, оставляя таким образом ей большие синяки. Аккерман хотел, чтобы она была одного и того же роста, как и он. Ему приходилось вставать на носочки, чтобы целовать её. Она поняла его без слов, и быстро села на кровать. Она развела колени, и их глаза оказались на одном уровне. Аккерман напрягся. Рука с повязкой сильно болела, и ему пришлось терпеть боль, пока он гладил ногу девушки. Она стала возбуждаться, и руки Аккермана задрожали. У него не было никаких мыслей — только одно сильное желание, стараясь доставить ей удовольствие. Его руки заскользили по ней всё выше и выше, и вскоре уже касались её открытой груди. От таких прикосновений кожа на её спине стала выгибаться, и глаза девушки закрылись. Раз, два, три, четыре, пять. Аккерман отсчитывал удары пульса на её груди. Удар, удар, удар. Уже очень давно он не считал этих тактов так быстро. Волна желания прошла по её телу. Ему стало трудно удерживать руки на её груди. Он слегка притянул её к себе. Ему очень нравилось слышать стук её сердца, напоминавший ему о многочисленных комнатах, где он раньше жил, с их разбросанными вещами. Вдруг ритм её сердца участился. Аккерман почувствовал, как жар проник в него и затуманил голову. Он стал медленно опускать руки ниже, все ближе к её животу. Она начала стонать. Её пальцы вцепились ему в плечо. — Ненавижу… — смогла произнести Ханджи, когда его пальцы проникли внутрь неё. Она отстранилась от него и легла на кровать. Аккерман почувствовал, что дрожащая рука так и осталась лежать на её груди. Она повернулась на бок, поджала ноги и повернулась на живот. Её лицо покраснело. Она несколько раз провела ладонью по своей груди. Её дыхание стало громким и прерывистым. Леви потянулся к брюкам, и вскоре, вынув из них член, направил его в возбуждённому лону. Ханджи мгновенно поняла его намерение и в ужасе распахнула глаза. Её пальцы вцепились в простыню. — Ты что, хочешь сделать мне больно? — испуганно спросила она. — Я не хочу…

***

      Рассматривая утренние пейзажи, Эрен подумал о том вкусном омлете, который ему показался очень аппетитным. Эрен был на веселе и дружен со всеми, ведь наконец-то выспался и ему никто не мешал, в отличие от Эрвина. Злой и хмурый федерал не мог выпустить из себя даже капельку счастья. И, как назло, Йегер заигрывал с официанткой, что очень злило его, хотя он был одинок, поэтому это было неудивительно. Эрен разлёгся на кресле, словно кот, который встал и решил выпрямиться, одновременно зевнув. Смиту не особо нравилось его спокойствие, так как он понимал, что если они не поспешат на помощь Ханджи, то всё может обернуться для неё весьма печально. Почти вскочив с места, он положил руку ему на плечо, сказал: — Кончай заигрывать со всякими незнакомками. Быстрее жуй свою еду, нам надо выдвигаться! — Ой… — произнесла девушка, когда услышала мужской голос, и сразу же перестала улыбаться, а Эрен стал мрачнее. Молодая брюнетка ушла на кухню, оставив после себя номер телефона на руке профайлера. — Зануда. — сказал Эрен, разрезав кусок омлета, долго думая: есть или не есть? — Ничего. У тебя ещё будет время для подобных вещей. Кстати, ты специально заказал мне пол порции? — сделав обиженную моську, произнес Эрвин. Ему было очень любопытно узнать, почему у Эрена такой заводной вид. Не каждый день профайлер улыбается во все тридцать два зуба. Йегер покрутил вилку в воздухе. — Видимо, повариха посчитала тебя некультурным человеком, — ответил Эрен, делая спокойную интонацию, чтобы не вызвать ещё большую агрессию у Смита. — С чего это? Из нас двоих, я более менее похожу на образцового человека. — с усмешкой произнес он, добавив следующее. — Не могу поверить в то, что тебе девушка, пообщавшись с тобой всего 3 минуты, оставила свой номер. Что ты ей для этого сказал? — То, что ты говорил Рико… — буркнул Эрен, засовывая омлет в рот, тщательно и угрожающе пережёвывая. — Прости… — Я смотрю, уши у тебя везде. Ты что, следишь за мной, малец? — Ну…у вас дома стены тонкие, что можно услышать ваши крики. — после слов профайлера, Эрвин немного рассердился. Он знал, что их так называемые «крики» могут услышать, но был твердо уверен, что никого в такие моменты нет поблизости. «И как только Эрен успевает быть везде и всегда?» — подумал федерал. Он уже успел съесть принесенное той самой официанткой блюдо. Однако, ему этого было мало. Он вспомнил о том, что его жена всегда знала, что и сколько ему надо, чтобы полностью насытиться пищей. Но было ещё то, что Йегер всегда был проницателен, а его дар помогал в этом. Каждая ссора, пускай он не был там, каждый случай, хоть он и не знает о нём — всегда находится в его голове. Энергия, которая исходит от Смита показывала ему, какие события произошли у него, и при этом постоянно касалось Рико и её проблем. Ему было плохо, что дар с помощью энергетики людей проникает в их мысли, воспоминания, ведь это не его проблемы. Йегер встал и тяжело вздохнул. — Ты очень переживаешь за неё…       Эрвин молчал. Он не мог раскрыть перед Йегером свои мысли и то, что он сейчас чувствует. Он смотрел в тарелку своего собеседника, но его глаза вдруг неожиданно стали стеклянными. Будто это просто два синих стеклышка, по которым невозможно определить, о чем думает их носитель. Медленно, но верно, Эрен погружался в пучину сознания Смита. Он видел, что его мысли бегали, как тараканы, а волнение, неуверенность в своей миссии — пугала ещё больше. Понимая, что без разговора не обойтись, Эрен вдруг издал звук, словно гусь пытался прочистить горло. В это же время в голове у Эрвина появились озарительное памятное событие. О том, как он и его жена впервые встретились, как он влюбился в неё. Его сердце наполнила тоска по ней, ведь уже прошло столько времени, а он так и не отправил ей ни одного письма. Йегер взял федерала под локоть, заплатив за блюда. Смит понял, что пора в путь, поэтому они направились к машине. Эрен хотел открыть её, но не смог. «Проклятье, только не сейчас!» — подумал Эрен и снова погрузился в воспоминания Смита и уже не мог с этим ничего поделать. Аура Эрвина была очень напряжённая. Йегер еле передал ключи федералу, который и открыл машину. — Спасибо. — облокотившись о дверь машины произнес блондин. Сев за руль, он начал заводить машину. Его начало напрягать тяжелое дыхание Эрена. Однако, спросить в чем дело, он не решался. Йегер увидел разговор Леви и Эрвина, как оказалось, они были лучшими друзьями… Поддержка была от Аккермана постоянная, а обвинение в сторону профайлера намного чаще. Он понимал, что Леви часто пудрил мозг Эрвину, поэтому их постоянные ссоры были обоснованы. — Осталось совсем чуть-чуть, Эрен, мы должны проехать 106 км. Продолжение следует…