***
Девушка сжала свои кулаки и скрипнула зубами. Она не хочет оставаться с ним, не хочет жить с ним под одной крышей. Ей этого совсем не хочется, и уж тем более, не хочется быть такой, как он. Унижения, которые выпали на ее долю за последнее время были неописуемы. Вместо солнца и света — тусклое серое небо с холодным дождем, вместо магазинов с чудесными витринами и романтичными вывесками, полными поздравлений в стихах и с цветами — грязное и вонючее подземное пространство, вместо дома и ребенка — единственное сырое и грязное место, где она вынуждена провести дни и ночи, пока не родит. Разве так надо было устраивать свою жизнь? Почему она не бежала отсюда в тот момент, когда у неё был шанс снова, судьба забросила ее в это мерзкое место? Умом она это понимала, а сердце все равно отказывалось принимать происходящее. Нет, она не может здесь оставаться. Как бы ни было трудно, она должна как можно скорее найти выход из сложившейся ситуации, пока ещё есть хоть капля веры в то, что она сможет изменить свою жизнь. — Я никого не выбираю! Леви долгое время не отрывал свой взгляд от её глаз. Такой ответ его не устраивал, да и более того, он не ожидал от неё этого. Приоткрыв немного рот, Аккерман не мог понять, как смеет она так самоуверенно ему отвечать, при этом отказавшись от предоставленного ей выбора. Он ожидал увидеть страх в её глазах и полное подчинение. А вместо этого увидел в них жесткое упорство, которое вполне могло бы сломить и самого крепкого мужчину. А её прямота и бескомпромиссность явно его удивляли. Если это действительно его женщина, то вряд ли она захочет уйти от него. — Раз никого не выбираешь, то дальше этой двери ты не выйдешь! — спокойно произносит Леви, взяв и положив в карман брюк спрятанный пистолет. Его решительный тон был так не к месту, что Зоэ на миг испугалась, что он сейчас выстрелит. Страх, смешанный с любопытством, сделал её ещё беззащитнее и ранимее, но Леви, похоже, этого не заметил. Он сделал несколько шагов в её сторону и стал пристально вглядываться в неё. Его глаза жадно ощупывали каждый дюйм её лица, волосы, тело, ни на секунду не останавливаясь на чём-нибудь другом. — Ты…ты не посмеешь! — прокричала девушка, чувствуя, как адреналин хлещет у неё в крови. Она хотела было кинуться на него и вцепиться в него зубами, но на неё, словно холодный ветер, повеяло презрением Леви. Она почувствовала такую обиду, что впала в оцепенение. Зоэ резко отвернулась от него и сделала шаг к дверному проёму. Ханджи ощутила себя такой чистой и свободной, что стала наивной. Она поняла, что в любую секунду могла бы забыть о своём отвращении к Леви и сбежать, не думая о последствиях. Её устроил свой ответ и она ощутила тепло где-то внутри, которое расходилось по всему телу, но также её била дрожь, которая не давала ей бежать. Глядя в окно, она заметила, что капли воды на стекле напоминают капли крови. Дождь закончился и теперь было видно, что облака смешались с серым небом. Все было серым и вместе с тем особенным, и Зоэ всё отчётливее понимала, что никакой разницы между ней и тем, что за окном, нет. Увидев, как девушка уходит, Леви схватил её за запястье и швырнул в глубь комнаты так, что она немного подлетела и упала рядом с тумбой. — Ты останешься тут. Будешь находиться в комнате до тех пор, пока я не вернусь. А я вернусь очень скоро, уж поверь мне, я сделаю так, что ты пожалеешь о выбранном тобой решении. — с этими словами, Аккерман вышел из комнаты и запер дверь на ключ, после чего положил его в горшочек, что стоял на полочке рядом с книгами. Ханджи еле встала и начала бить кулаками дверь, пытаясь её выломать. Она почувствовала, что силы покидают, но не смогла оторвать ладони от двери, словно что-то удерживало её. Девушка была больше не в силах кричать, и тихо заплакала. У неё началась истерика и слёзы потекли по щекам, оставаясь висеть на подбородке. Она как будто бы приказывала ему открыть двери, но он её не слушал. Леви увидел, как просыпается Кенни и пошатывается, пытаясь встать. Он подошёл к нему и помог окончательно проснуться. — Эти двое уже близко, будь готов к их приходу, Кенни. — посмотрев на своего дядю немного грустным взглядом, он показывает пальцем на дверь, в которую била Ханджи. — И пригляди за ней. Я скоро вернусь. Леви вышел из парадного входа особняка и направился на поиск незваных гостей. В это время Кенни подошёл к двери девушки. — Всё же ты тварь…***
Аккерман открыл глаза, чувствуя жжение в теле. Он ничего не помнит, лишь взрыв, а вскоре и то, что он потерял сознание. Леви хотел вспомнить, что произошло, когда был взрыв. Он был зол. Его предала та, которую он любил. Та, что ждет от него ребенка. Та, с кем он хотел построить счастливую семью. Он хотел встать и пойти на её поиски, но тело не слушалось его. Леви не чувствовал абсолютно ничего. Как оказалось, он во время взрыва ударился позвоночником об дерево, тем самым сломав его. Он стал пленником своего собственного тела, став инвалидом до конца своих дней. В комнату зашёл Кенни, неся на подносе еду. Как оказалось, они находились в больнице. Увидев своего племянника, он тяжело вздохнул, прежде чем положить пищу на стол. Всё, что он видел, было похоже на страшный сон. Леви был настолько изуродован, что до того, как он привез его в больницу, он думал, что по пути потеряет его. Благодаря врачам, он выжил. Они боролись за его жизнь пол дня, вытаскивая из его тела кусочки металла и зашивая его части лица. Кенни и представить не мог, что ему когда-либо придется увидеть его в таком состоянии. Последний родственник, и то, прикован к кровати. Его черствое сердце обливалось кровью. Хоть он и не верил в бога, но был ему благодарен, что не лишил племянника жизни. — Как самочувствие? — спросил Кенни, садясь на край кровати, держась за свою спину. В последнее время он очень часто ходил с такой спиной. — А по мне не видно что ли? — с грустью в глазах он ответил. — Сколько времени прошло с момента взрыва? И куда делись все те, кто там был? Куда делась она? Он видел её. Видел её тогда в последний раз. Вместо того, чтобы подбежать к нему, она пошла к этому чертову Йегеру… Ханджи оставила ему огромную рану в сердце своим уходом. Если бы она только поняла, если бы только осознала, насколько она важна для него. Он бы постарался измениться ради неё, если бы только она была сейчас рядом с ним. — Прошло 2 дня… Эрвин и Ханджи сбежали, но Йегер мертв. — ответил старший Аккерман, перемешивая суп, бросая в чай нужное успокоительное, чтобы Леви не волновался. — Почему ты не погнался за ними? Вдруг они приведут копов в особняк, тогда нам несдобровать. — Особняка больше нет… Я поджёг его. Никто и никогда не сможет нас выследить… Больше с нами ничего не связано. Думаю, через пару недель я заберу тебя с собой. Мы будем жить в Италии, прямо где ты и хотел в свои молодые годы. Леви молчал примерно несколько минут. Он увидел вещи в рюкзаке, где была одежда младшего Аккермана и билеты во Флоренцию. Он хотел было заплакать, но потом сказал то, что Кенни отчаянно пытался забыть. — Кенни, а ведь у неё получилось. Траут тоже хотела этого, но умерла, а этой удалось сбежать, хах. — через силу улыбнулся он. — Всё-таки, я оставил ей часть себя. Она вечно будет вспоминать обо мне, глядя на этого ребенка! — А ты уверен, что она оставит ребёнка? — спросил Кенни, сжимая ложку в руке. Он слышал от Траут, как она желала выкидыша, из-за чего её приходилось успокаивать. — Я хорошо изучил её характер, и некоторые детали в ней я тоже изменил. Может, она и не смогла полюбить меня, но вот с ребенком будет всё иначе. Всё-таки она его мать… — с грустью, Леви осознавал факт того, что никакого участия в жизни их чада он принимать не сможет. — Значит, я его не увижу… Если бы мне было на 15 лет меньше, то я смог бы убить Смита и вернуть Ханджи. — с тоской в голосе, Кенни подошёл к Леви, преподнося ложку к его рту. — Что же будет, когда я умру? Мне придётся отдать тебя в инвалидный дом, где ты будешь один… Леви не знал как ответить на этот вопрос. Ведь Кенни прав, в таком состоянии он не сможет без него прожить и дня. Он полностью зависит от него и его существование тоже. Он впервые в жизни испытывал стыд за то, что буквально бесполезен и ничем не может помочь своему родному дяде. Кенни знал, что ему остался год, но обещание племянника не сбудутся. А ведь он так хотел увидеть ребёнка. Даже когда Кушель родила, он не пришёл к ней и не видел Леви и Микасу детьми, потому что думал, что это ему не очень-то и нужно. Но потом понял это, тогда, когда к нему пришёл сам Леви, которому было только 16 лет, сообщить, что он его племянник. А когда Леви поймали за каннибализм, Кенни навещал его ночью, когда все рабочие спали, до тех пор, пока сам Леви не попросил его перестать это делать. Ведь Смит мог выйти на его след, и два последних Аккермана провели бы свои дни за решеткой. Хоть Леви и ненавидел Эрвина, но всё же был ему благодарен: за всё это время он ни разу не спрашивал его об этом незнакомце, то есть, о Кенни, что навещал его 3 раза в неделю, притворяясь, что его пригласил сам Зик Йегер, чтобы допросить Леви. Ему, скорее всего, было жаль младшего Аккермана, потому что он, по его мнению, выглядел прямо как его отец. Мать долгое время скрывала тот факт, что он рожден от посетителя борделя, в котором она работала. После её признания, он тщательно пытался найти отца, но все его попытки не принесли ему плодов. И в итоге, он для себя решил, что раз тот бросил его, то и он не должен забивать себе голову его поисками. — Фарлана казнили? — спросил Кенни, отдавая ещё ложку супа в рот Леви. Он помнил этого белобрысого как своего родного сына, потому что задорный юмор и такой же блудный взгляд был и у него. — Нашел же ты время для этого вопроса. — с улыбкой на лице сказал Леви. Они раньше не так много разговаривали друг с другом, но сейчас эти двое разговаривали как отец с сыном. Этого и хотел всегда Леви, поскольку родного отца он никогда не видел, а отцовский любви ему всегда не хватало. Хоть Кенни и мало походит на человека семейного, но заботится он о нем сейчас прямо как отец. Также и он относился к друзьям Леви, словно как к собственным детям. — Нет, но лучше казнь, чем то, что с ним сделал Зик. Перед тем, как я решил сбежать, я частенько общался с Йегером, и тот мне рассказывал про свои «грандиозные» планы, которые он собирается осуществить в грядущем будущем. — Прям грандиозные? Неужели он наконец решил побрить свою бороду? — Хах, если бы. Он без моего на то согласия, оказывается, начал проводить опыты на Фарлане, а после и на Изабель. Сукин сын… Я благодарен ему за моё спасение, но за друзей готов ему горло перерезать… Знаешь, то, что он с ними делал, даже в голове не укладывается… Угадай, что он делал? — Он отдал их учёным? — спросил Кенни, потому что единственное, что ему приходило на ум это то, что его друзья были подопытными крысами в руках учёных. — Почти… Он отдал их самому себе. Начал проводить на них лоботомию. Когда его опыт на Фарлане провалился, он перешел на Изабель, чтобы убедиться, что это и вправду не рабочий метод для помощи психически больным. Я был бы не против таких вот забав, если бы, конечно, он не выбрал их, но кто ж знал. Может и сам бы принял участие в таком… — Разве её не запретили? И, Леви, ты сам знаешь, что лоботомия… Эту операцию мне тоже предлагали, когда я был у психотерапевта. — Я имел ввиду, что сам хотел провести её на ком-нибудь. Мне было очень интересно понаблюдать за тем, как будет меняться поведение человека, после проведения над ним этой операции. Кенни, ты молодец, что отказался. В 20% случаях, никто не выживал. А те оставшиеся 80% и вовсе либо становились такими, как я сейчас, то есть овощами и инвалидами, либо же становились неадекватными и недоразвитыми с интеллектом двухлетнего ребёнка. — Хм… жалко, что нельзя было её провести Смиту и Йегеру. — сказал старший Аккерман. — Я всё ещё помню, как лоботомия набирала обороты в популярности и продолжалась она до 70-х годов. У тебя был бы шанс её сделать, если бы тебе тогда не было 19 лет. — Я бы на них оторвался как следует, если бы у меня была такая возможность. Им не нужна и вовсе большая часть мозга, поэтому я её им бы и скормил… Иногда я задумывался, когда Ханджи ещё была у нас, провести эту операцию на ней, но постоянно боялся того, что она может умереть… Как же я сглупил, что отказался от этой затеи… — по его лицу было видно, как сильно его беспокоило то, что она не осталась с ним. — Хм, думаю, что всё-таки надо было. — произнёс Кенни, додумывая о том, что это была бы хорошая идея. — Надо было над Траут так поработать. — Траут была более покорной, чем эта бестолочь. Но да, ты прав, надо было над этими двумя женщинами хорошенько поработать. Я оставлял Ханджи, терпел её выходки, как я сожалею о своем безграничном терпении… Ты просто не представляешь, Кенни, как мне хочется её прикончить, да так, чтобы она не закрывала свои глаза и видела как я её буду пытать. Пытать. И ещё раз пытать, пока она не встанет передо мной на колени как рабыня. — Знаешь, после того, как ты закрыл её в комнате, я хотел с ней поговорить… Если бы она меня не усыпила, то, может быть, наш диалог сложился хорошо… Да что она вообще имеет? Жила в особняке и спасибо не говорила! — Не думаю, что от твоего с ней разговора что-нибудь поменялось бы. Хоть она и сбежала, но счастье она больше не найдет. Я был лучшим, что с ней когда-либо случалось. — Леви это хорошо знал и верил в то, что она его хорошо запомнила. — Не могу поспорить. Скорее всего, она была больна. — Может быть. Одно из двух: либо больна, либо чересчур умна. Она не поддавалась моим манипуляциям, а просто притворялась, включая режим «жертвы». — Да уж… Судя по её действиям, ума у неё как нет, так и не было. — Даже когда я ей колол морфий, она быстро приходила в себя. Видимо, мне стоило задуматься ещё тогда, и вовремя понять, какая же она лиса. — Эх, жалко… А Изабель сама к тебе просилась на коленки, чтобы ты её приласкал, словно котёнка. Кстати, можно же было с ней завести детей. — подумал Кенни, зная, что слишком поздно. Эти двое были первыми друзьями Леви. Именно их Леви любил больше всего, но он никогда не говорил об этом Кенни. Он вообще не любил рассказывать дяде о своих любимых вещах. Ему было неловко, хоть и хотелось иногда поговорить по душам. Да и к тому же, сейчас нужно было откровенничать из-за того, что сроки поджимали. Он закончил с супом и начал кормить племянника блинами с сиропом. Как раз, Леви рассказывал своему дяде о том, что его мама часто готовила ему блинчики. И подавала их именно с этим малиновым сиропом, который он просто обожал, но довольно редко его получал. Он был очень дорогой, и поэтому сироп был только в особых случаях. Единственное, что он смог ему рассказать, так это о своей любви к блинчикам. И то, это вышло совершенно случайно. Жизнью молодого Аккермана интересовались немногие. А остальные и вовсе его боялись ещё до того, как он стал каннибалом. Заводить новые знакомства для него было сложно, и он не особо любил это дело, а когда кто-то задавал ему вопрос, касающийся самого себя, то он сразу же искал подвох. Со временем его социофобность прошла, но некоторые привычки, связанные с этим, всё же сохранились и по сей день. — Хоть она и была придурковатая, но если бы ты с ней поработал, то она, может быть, стала хоть чуть-чуть умнее. Да и ребенка ты всё равно хотел воспитывать самостоятельно. Такой шанс упустил…Ты вроде мне рассказывал, что у Изабель была…нимфомания? А у Фарлана сумасшествие и галлюцинации. — стараясь вспомнить, Кенни не заметил, как чуть не пролил сироп, которым поливал на блин. — Хочу отметить, что для своего возраста, у тебя хорошая память. — с гордостью произнес Леви. — Да, они были необычными друзьями с необычными особенностями. Знаешь… А ведь у меня было пару раз с ней. И стыдно признаться, но я не всегда мог её полностью удовлетворить. Уж слишком ненасытной она была. Это было, когда Леви только исполнилось 18. В ту ночь они сильно напились и, когда каждый должен был разъехаться по своим домам, Изабель осталась с ним. В его голове не укладывался вопрос: зачем она решила остаться? Долго гадать не пришлось… Войдя в спальню для гостей, она швырнула его на диван, а после набросилась с поцелуями. Он не хотел этого, поскольку воспринимал её как младшую сестру. Да и ко всему прочему, она была несовершеннолетней, но стоит признаться, целовалась Изабель уже как опытная женщина. — Ну, нимфоманка такая нимфоманка. Ей всё равно будет не хватать. И ещё, спасибо за комплимент. У меня тоже с ней было… все соки высосала, гадина… У Кенни была похожая история. Только было это в баре. После отказа, и он, и она оказались вместе за барной стойкой. На тот момент Кенни уже знал о её существовании, но она о его нет. Выпив, Изабель начала оказывать ему знаки внимания, в надежде, что столь привлекательный мужчина не откажется продолжить этот вечер немного в другой обстановке. Потрошитель часто видел женщин нимфоманок. В борделях, которые он посещал, именно их брали для групповых утех. В основном их заказывали военные после долговременного воздержания от половой жизни, они на этих женщинах отрывались по полной программе. Пуская тех по кругу, либо же для каждого по одной такой нимфоманке. Какого же было удивление Аккермана, когда он узнал, что эта маленькая девочка, что часто находилась рядом с племянником, потеряла свою девственность в 11 лет. И с того момента каждую неделю меняла своих партнеров на всё более опытных. А сумасшествие Фарлана началось ещё в детстве, когда его отец запирал его в подвале дома на всю ночь, стоило ему лишь в чем-то провиниться. И из-за частых избиений, в частности ударов, попадавших в голову. Его отец дружил с Потрошителем, и поэтому Кенни знает о Фарлане больше, чем Леви. В возрасте 8 лет блондин потерял своего отца, так как тот ввязался в драку будучи пьяным. Там его зарезал мясник, а тело выбросил в реку. Спустя год за этим пьяницей отправилась его жена, и с тех самых пор Фарлан остался сиротой. — Ты хотя бы смог довести её до оргазма? — со смехом спрашивает его племянник. — Судя по её стонам, скорее да, чем нет. По крайней мере, после меня она была сильно уставшей и сразу же отрубилась. Спит она, конечно, прямо как мужик. Раскинула свои дохлые конечности по всей кровати и начала храпеть на всю комнату. Мне пришлось встать и оставить её там одну. Брр, неловко вспоминать… Лучше расскажи о Фарлане, он же с тобой был по соседству. — Всё, что можно о нем сказать, так это то, что он был моей полной противоположностью. Вечно улыбающийся, с юмором, как у комика. Он всегда вляпывался во всякое дерьмо, а мне приходилось его вытаскивать оттуда. В начале, он меня немного раздражал, но вскоре я понял, что Фарлан вносил в мою жизнь новые яркие краски… И он был для меня как брат. И также он считал меня своим братом, а Изабель сестрой. — А как же его похотливый взгляд на женщин? Мне кажется, Изабель ему отлично подходит. — Ему она…ну нравилась. И даже очень. Но он до последнего не смог ей в этом признаться. Я пытался ему помочь, намекал ей, даже однажды прямо так и сказал, но либо в её голове были опилки и она реально туповатая, либо же притворялась такой, чтобы не сказать, что он не в её вкусе. Но Фарлан больше предпочитал девушек с большими формами, а она даже рядом с такими не стояла. Да и почти все из его женщин были ещё нетронутые. Видимо, у него был фетиш на девственниц, уж не знаю, что он в них находил… — Очень жалко его… Значит, у него с ней не было? Я думал, ей главное было, чтобы её удовлетворяли каждый день… — Может и было. Я не спрашивал у него. Да и у неё тоже. Ханджи мне её напомнила: они обе упертые и гиперактивные. И у обеих небольшая грудь. — Это точно… — сказал Кенни, убирая поднос. — Я очень много пошлых шуток слышал от Фарлана и то, как он разговаривал с другими людьми — было неприятно. — Это часть его характера. Он был прямолинейный, прямо как я. Всё то, что он думал о людях, он говорил им это через такие вот пошленькие шутки. До многих из его знакомых не сразу доходило, что речь шла о них. Мне это кажется забавным. — Помню, как он сказал Изабель, что ей нужно меньше трахаться, а то её затрахают до смерти. Мне это показалось смешным, ха… А Изабель заходила к тебе в камеру? — До момента её ареста — да. Это было часто, даже слишком… Мне казалось, что она в меня была влюблена. Хотя, если смотреть на её действия со стороны, то можно точно сказать, что она всячески пыталась привлечь моё внимание. Но даже если бы у нас закрутился роман, он был бы недолгий. Ей бы просто надоело ебаться с одним и тем же. Начала бы строить интриги на стороне… Мне кажется, что её одержимость сексом со взрослыми мужиками была связана с тем, что в детстве Изабель изнасиловал собственный отец. После развода родителей, отчим сделал с ней тоже самое. Мать этой рыжеволосой знала об этом, но ничего не предпринимала, а просто закрывала на всё происходящее с её дочерью глаза. Когда она подросла, новый муж мамаши выкинул её из дома, именно тогда мы и познакомились. В наше убежище Изабель привел Фарлан. Он хорошо знал о её семье и о том, что там происходит, так как жил недалеко от них. Именно он мне и рассказал всё о ней. Правда, когда выпил, но всё же… Я иногда хотел поговорить с ней о её прошлом, но она постоянно ускользала от разговора, постоянно меняя тему. — Казалось? Хех, мне кажется, Зик специально хотел тебе дать счастье в той дыре. — Ага. Наверняка после себя её ко мне отправлял. Урод. Зик и Леви были знакомы ещё со студенчества. Они оба учились в одном университете и оба выбрали психологию как предмет изучения. Для Леви было легко запоминать каждый новый термин, и он мог с легкостью пересказать целую лекцию, которая длилась не меньше часа, в то время как Зику требовался день, чтобы запомнить хотя бы 10 предложений из материала, что им давали учить. Их запомнили как «Лучший студент последнего 10-летия» и «Худший студент за всё существование университета». Хоть их дороги и разошлись после окончания универа, они встретились пару раз, и оба этих раза были, когда они искали работу. Так и не найдя решений, Леви решил работать как частник. У Зика так не получилось, поскольку все, кто только может, уже были записаны в психиатрию как новички. Долго ища своё предназначение, он решил построить здание, проработав в обычной больнице. И не простое, а психбольницу, куда спустя несколько лет отправили Леви. Йегер сразу же узнал его, в то время как Леви пришлось копошиться в памяти, чтобы наконец вспомнить этого бородатого мужчину. Долгое время к Аккерману никто не приходил. Тогда Зику стало интересно, что думает Леви насчет своего ареста, но постоянно получал игнор от заключенного. Когда Леви стало скучно, он начал понемногу с ним разговаривать и пару раз ему даже удавалось манипулировать Йегером. Так, благодаря этому, он узнал о его планах насчет попытки испробовать на ком-то лоботомию. Когда появилась в жизни Леви Ханджи, то он попросил Зика помочь ему в бегстве, пообещав при этом крупную сумму. Недолго ломаясь, бородатый блондин согласился, и спустя 12 часов они провернули это. — Но Изабель была ниже тебя ростом, а Ханджи выше. — Это не мешает, когда дело доходит до…сам понял чего. — Леви было немного неприятно от такого вот замечания. Хоть он и был низкого роста и сильно комплексовал из-за этого, однако потом он научился пользоваться этим, найдя свои плюсы в таком росте. — А ведь рост передался от твоего отца… — произнёс Кенни, вспоминая папу Леви и его скверный и ужасный характер, который он не мог осилить. — Будь он проклят за это. Мало того, что бросил маму, так и некоторые свои черты, одни из самых худших, передал мне. — достаточно грубо сказал Леви, демонстрируя свою злость и обиду на собственного отца. Леви нахмурил брови и опустил уголки губ. — Ты же говорил, что всё же нашёл плюс в своём росте? Интересно какой? Заглядывать под юбки высоким дамам? — Да, нашел. Но мне пришлось их искать! К примеру, маленький рост позволяет мне легко пройти там, где вы, двухметровые, не сможете. Ну и так далее… Да и мой рост ушел в нужное место. — Леви посмотрел на свои штаны, а после снова на Кенни, как бы намекая ему на то, что он имел ввиду говоря про «нужное место». — Не хвастайся. Рост здесь не имеет значения. — сказал потрошитель, будто бы обидевшись. — Хах. Завидуй молча, старик. — сделав немного игривое лицо, он посмотрел на тарелку, в которой осталось 3 блина. — Может, ты сам тоже поешь? — Нет, спасибо… — Ты сильно исхудал, тебе нужно больше есть. Тебе остался примерно год, оторвись как следует, прежде чем сдохнуть. — Ох, спасибо, какое добродушие. — воскликнул Кенни, расставив руки по бокам. — Я целый год буду с тобой ходить, не думаю, что ты будешь рад одиночеству. — Я не вижу смысла в дальнейшей жизни. Мне бы не хотелось быть для тебя обузой, мы и так знакомы от силы лет 30. Это не так много, как кажется. И отнимать у тебя твой последний год мне бы не хотелось. — немного с грустью в глазах он произнес эти слова, делая акцент на «время», что осталось у родственника. — Для меня будет лучше, если я проведу его с тобой. Ты для меня последний человек, который хорошо меня понимает. — Кенни, ты… Аккерман снял шляпу и немного волос упало из его головы. Леви сразу понял, что болезнь добралась до головы. Для Леви увиденное стало большим ударом. Его сердце сжалось, а в голову пришла мысли о том, что слишком мало он о нем знает, и мало времени с ним провел, прямо как с родной матерью. — Я знаю, что мы долго с тобой не общались из-за Йегера. Знаю, что Смит всё испортил… Но прошу, дай мне побыть с тобой. — его лицо украсила обаятельная улыбка, которая отражала тепло, заботу и надежду. — Кенни, я не хочу обременять тебя собой. Ты можешь найти себе другую женщину, и с ней попытаться завести семью. Прошу, сделай это ради меня… Леви знал, что спорить с ним бесполезно, и поэтому не стал продолжать настаивать на своем. Уж слишком он упертый человек. Теперь, как бы Кенни не хотел оставить после себя след в виде ребенка, он и этого не сделает ради племянника, решив посветить ему свою оставшуюся жизнь.Через 9 месяцев
Стоя в черном возле могилы давнего друга, по щеках двух друзей текли слезы, а глаза и вовсе потускнели. Смерть Эрена оставила след в жизни каждого, а в особенности в жизни Эрвина, который провел с ним большую часть времени. Ханджи было больно от осознания того, что она виновата в его смерти, пусть даже Эрвин отрицает этот факт, но молодой Йегер умер в попытке спасти её. Единственное, что не давало ей покинуть этот мир, чтобы встретится с ним в другом месте, это маленький мальчик, родившийся две недели назад, что сидит у неё на руках. Он- напоминание ей на всю жизнь об её нахождении в плену у извращенца-каннибала Леви Аккермана. И всё же, несмотря на то, кто его отец, она полюбила этого ребенка больше жизни. Держа в руках маленькую кроху, девушка еле дышала, разглядывая такие похожие черты лица. Она немного улыбалась. Ханджи показала его Эрвину и у него также засияла улыбка. Мальчик, лицом похожий на неё, кроме грубых черт лица, открыл свои голубые глаза, ручками дотягиваясь до взрослых людей. В его глазах было спокойствие и умиротворение. Ребенок был совершенно спокойным — прямо как его отец, но в глазах у него был яркий огонек — прямо как у матери, которая так же смотрит на мир любознательными глазами. — Эрвин, вы уже придумали имя для своего малыша? — с улыбкой до ушей произнесла Ханджи, немного засмущавшись. — Моего? — озадаченно спросил Смит, не понимая, о чём она говорит. — Ах, прости. Прости, пожалуйста. Я думала, что она уже сообщила тебе… О нет, прошу, Эрвин, сделай вид, словно не знаешь об этом, когда она сообщит тебе… — растерянности Зоэ не было предела. Она не знала, что делать, потому что не смогла уследить за своим языком и сама сообщила ему об этой новости. — Ханджи, ты о чем? Ты хочешь отдать мне своего ребенка? — Эм… Да, да. Ты всё правильно понял… Хех. Я хочу оставить вам малыша на недельку… Ты ведь не против поработать нянькой? — подняв малыша над своей головой, она поцеловала его в носик и повернула его на Эрвина, а в мыслях благодарила бога за то, что он её неправильно понял. — Да, я согласен. — Эрвин дотронулся носом к носу младенца, увидев в его глазах тот самый огонёк, как у Аккермана. — Слава богу, от его отца нет вестей. — сказала Ханджи, прежде чем поставить цветы на могилу, которая была с фотографией Эрена, когда он только закончил обучение в Академии. — Но взгляд такой же свирепый… — со страхом в голосе, произнёс Смит. — Он не будет похожим на него. Я этого не допущу! Прижав к груди ребенка, ей сложно представить, кем является его отец. — Я надеюсь, что сдержишь своё слово. Маленький мальчик мог что-то унаследовать от него… Будь осторожна, может что-то в нём есть. Для Ханджи эти слова Эрвина были очень обидны. Он прав, что-то ребенок мог унаследовать, но он так же мог унаследовать и её качества. И то, даже если и унаследовал, не факт что он от отца перенял именно плохое. Всё же, в нем было и хорошее. Он, хоть и по-своему, но всё-таки любил её. Разве умение любить это не доброе качество? Ничего не сказав Смиту, Ханджи села в такси и уехала домой, оставив его наедине с умершим другом. Она видела, как мальчик лежал на её руках, пуская слюни на её чёрное платье. Ребёнок был таким несмышленым и недогадливым. Для неё это было счастье и надежда, что в её жизни всё наладится. Она целовала ребёнка в лоб и старалась говорить с ним как можно ласковее, объясняя, что все они теперь вместе. Он ничего не понимал, только улыбался. Её голос успокаивал его, и постепенно его лицо разглаживалось, а потом он крепко заснул. Ханджи подумала, что его личико становится грустным и ей стало его жалко. Но через некоторое время по щекам мальчика потекли слёзы. Она прижала его к совей груди и стала баюкать, напевая песню. Так незаметно в её сердце стала расцветать и крепнуть любовь. Она росла и росла, заполняя собой всё свободное место, и вскоре она переполнила Ханджи, будто та стала вечно живой прекрасной женщиной, вдыхавшей в своего любимого человека жизнь. Поначалу ей показалось, что это страх и стыд вновь стали причинять боль. Но после того, как она поняла, что всё это её мысли, а не что-то ещё, страх и стыд испарились сами собой. На смену им пришло тихое умиротворение. Потом настал момент, когда Ханджи поняла, что всё в мире, вся вселенская гармония на самом деле была вот этой, рождённой ею любовью. Это был непостижимый подарок Всевышнего, которому она была безмерно рада. Она долго размышляла, что за подарок он ей прислал, и, в конце концов поняла, что это был гимн её любви. Жизнь не могла принести ей больше счастья, чем тот подарок, который она сумела создать. Теперь было совершенно ясно, что жизнь и счастье — это просто разные виды одного и того же. Девушка жила и радовалась, чувствуя, как её присутствие поддерживает мироздание, питая его безграничной любовью и силой, подобно тому, как солнечный свет разгоняет облака, скрывавшие сияющий лик… Спустя полгода, обычным весенним днем, в почту к Ханджи приходит письмо. Оно было не подписано, поэтому ей захотелось как можно скорее узнать, что же в нем написано. Письмо было заказным, поэтому узнать, когда именно его отправили, было практически невозможно. Зайдя в дом с почтой, она поставила письмо отдельно на стол, а сама прошла проведать кроху, спит он или нет. Ребёнок тихо посапывал, как котик. Вернувшись, она села на диван, и начала читать содержимое: Здравствуй, Ханджи. Это я, твой бывший муж, что так долго ждал твоего возвращения… Не знаю, станешь ли ты читать дальше это письмо, но всё же сделай это, прошу тебя. Пусть это будет как прощальный подарок от тебя мне. Я хотел найти тебя, хотел поговорить с тобой, но мне это не позволило сделать моё собственное тело. Я бы хотел попросить у тебя прощения, глядя тебе прямо в глаза, знала бы ты как я по ним скучаю. По твоим мягким волосам. По тому, как ты корчишь лицо, когда тебе что-то не нравится… Я собираюсь уйти окончательно из твоей жизни, буквально через пару часов. Знаю, ты наверняка этому обрадуешься, но всё-таки пойми меня, я ведь не знал, какого это любить, поэтому для меня любовь выглядела примерно так. Я искренне тебя любил и люблю, даже сейчас, когда ты ушла. Ушла не только ты. Несколько дней назад умер Кенни. Думаю, что и моё время пришло. Я очень хочу оставить после себя хоть что-нибудь. У Кенни не вышло со своей возлюбленной, но я надеюсь, что у меня всё ещё есть такой шанс. Прошу, не избавляйся от ребенка. Позволь мне жить через него рядом с тобой! Позволь оставить себя в твоей жизни! Я ведь люблю тебя! Больше, чем кого-либо в своей жизни. Своим приходом в мою жизнь, ты смогла поменять её, и не только её, но и меня самого. Я уже не способен ничего изменить. Я долго думал о том, как мне загладить свою вину перед тобой, ведь я держал тебя в плену, как рабыню. Я думал, что таким образом, заставлю тебя полюбить меня, но я ошибся. Я унижал тебя и насиловал, мне за это вряд ли будет прощение, я бы и сам не простил себя за такое. Но, как ты и говорила раньше, что на мир нужно смотреть с оптимизмом. А у оптимистов всегда есть вера и надежда. Они живут благодаря этому. Поэтому, я надеюсь, что ты примешь всё моё наследство, как штраф за моральный ущерб, который я тебе нанес. Этого хватит, чтобы ты смогла прожить всю свою жизнь ни в чем себе не отказывая. Ты и наш малыш. Люблю тебя и прощайте, агент Зоэ. Девушка уронила завещание. По её щекам пошли слёзы, капающие на ковёр. В душе у Ханджи зародились отчаянье, печаль и гнев. Но всё это было несопоставимо с той болью, которую причинял её мучитель. Она не ожидала, что Леви лишит себя жизни. Он даже не был похож на того, кто мог бы подумать о таком, но это письмо… Она плакала, поскольку и впрямь слишком мало знала его. Плакала, так как не дала ему никакого шанса, до последнего считая его монстром и боясь его. Но даже монстр имеет свое прошлое, в котором он ещё не был таким. А был обычным существом, прямо как все, ничем не выделяясь, пока не случился переломный момент, что заставил его стать таким. Тоже и с Леви. Он и его прошлое навсегда остались для Ханджи загадкой, которую она больше никогда не сможет разгадать. — Доктор Аккерман… Я тоже Вас люблю. Конец.