Нити

Серый потолок, серые стены, серый, тусклый свет от фонаря льётся из окна, оставляя на сером полу блёклое, неясное пятно. Каждый раз, когда просыпаешься, кажется, будто всё такое серое, равнодушное, до головной боли обыденное и одинаковое, даже не хочется открывать глаза. Впрочем, проваливаться в гнетущую тьму сна тоже нет желания, там даже хуже, чем здесь. Постель такая холодная, такая ледяная. Смутно думая об этом, Призрак нехотя и одновременно с тем так охотно встаёт с белых – или нет, таких же серых – простыней. Он садится за стол, где на скамейке уже сидит такая знакомая фигура, тёмным силуэтом выделяясь в этой тяжёлой серости. Мрачик даже не поднял взгляд на Призрака. Он не двинулся, не махнул хвостом, когда услышал, как шуршит ткань одеяла, не двинулся, когда послышались слишком громкие для предутренней тишины шаги сосуда. Словно серая, каменная статуя с этом сером, каменном доме. В этом сером, каменном мире. Только лишь когда Призрак осторожно коснулся его холодной лапки, Мрачик открыл глаза и поднял взгляд на него. Усталый, затухший взгляд. Но всё же всё ещё немного светящийся алым светом в темноте. Совсем не спал, кажется. – Ты спал? – тихо спросил Призрак, сжимая лапку жука в своей. Мрак неопределённо пожал плечами. Призрак придвинулся к нему, и жучок положил на плечо сосуда голову. С тяжёлым вздохом Призрак обнял его. Мрачика уже так давно мучают кошмары. Он часто вскакивает по ночам, а порой и вовсе не может заснуть. Или не хочет засыпать, чтобы не видеть такие тяжёлые для него кошмары. Когда это только началось, жучок рассказывал Призраку свои сны, но в последнее время перестал. Ему снится что-то слишком ужасное, о чём говорить тяжело, и… и Призрак просто не знал, что с этим можно сделать. Ещё ночь; до утра, наверное, остался час или два, а, может, и больше. Впрочем… едва ли это имело значение. Мрак и Призрак слишком редко стали выбираться из почти что пустого Грязьмута, чтобы время на покрывшихся пылью часах указывало им, когда ложиться спать, а когда вставать. Так одинаковы стали дни. Призрак очень часто вспоминал, как всё начиналось – времени подумать было очень много. Королевство от чумы свободно, пусть и сильно разрушено, но наконец твари, здесь обитавшие, утихли, скрылись в своих норах, и живут вновь как обычные жучки, а не сведённые с ума рыжим туманом звери. Тяжёлые воспоминания, тёмная горечь, боль и страдания, что, обретя эфемерный образ, всё ещё витали в густом, душном воздухе Халлоунеста, наконец исчезли, развеялись, обрели покой, навеки покинули королевство. А предназначение маленького рыцаря наконец исполнено. Он не умер, нет, он даже не потерял желание дальше существовать. Наоборот: в его надтреснутой изнутри оболочке, в его не до конца полом духе появляются лишь новые желания, новые мысли, новые идеи, новый, пускай и немного неясный ему, смысл его жизни. Маленький, как и он тогда, друг, что звался Мрачным Дитя, так и не покинул кроху. Удивительно, как этот хвостатый жучок не ушёл от Призрака прочь – когда Мрачик подрос, амулет, к которому он был привязан, внезапно потерял силу, и стал лишь украшенной плашкой, но Мрачик не исчез. – Понимаешь, это ощущается как нити, – пояснял тогда жучок сосуду. – Крепкая, плотная нить, что привязывала меня к амулету, вдруг оборвалась. Или будто её кто-то разрезал. Ещё Мрачик сказал, что теперь он стал себя чувствовать гораздо свободнее. Нить, соединявшая его с амулетом, была с рождения так привычна ему, что, когда она оборвалась, Мрачик будто… Призрак даже не знал, с чем сравнить. Но жучок, что был и так живым, пылающим, запылал ещё ярче, расцвёл огненным цветком. Он даже не ушёл, он остался с Призраком – так привык к нему за время их приключений. Всё было так прекрасно. Они часто путешествовали вниз, в королевство, помогали знакомым, исследовали и осматривали те части королевства, что они ещё не нашли. Но… потом всё поменялось. Мраку стали сниться кошмары. Сначала это было чем-то совсем незначительным, но время шло, а жучку становилось всё хуже. Он затухал, из пылающего цветка превращался в засохший серый росток. И это длилось уже так долго. Невыносимо, казалось Призраку, невозможно терпеть столько. Он видел, как плохо жучку, он чувствовал, что эти кошмары лишь губят его, но он ничего не мог поделать. И это бессилие угнетало Призрака так же сильно, как кошмары – Мрачика. Призрак и не мог иначе. Слишком крепко он привязался к Мраку, слишком много провёл он с ним времени, слишком много оба пережили вместе. Слишком сильно грел сосуда алый взгляд жучка, слишком любил он прижимать его худенькое, маленькое тело к себе. Слишком, слишком-слишком сильно он боялся потерять Мрачика. Призрак много раз предлагал ему найти выход из их беды. Но Мрак всякий раз отказывался: сначала ссылаясь на то, что это не так значительно, а потом, когда всё стало слишком тяжело, он просто говорил, что с этим ничего нельзя поделать. И Призрак долго допытывался, что это такое, с чем ничего нельзя поделать. Но всё, что он смог выяснить, это то, что кошмары – это последствие того, что Мрачик всё ещё здесь, а не с мрачной труппой ищет пламя для своего Кошмарного Короля. Не питаемый пламенем чужого страха, Король Кошмаров вытягивает всё пламя из Мрачика – так казалось Призраку. И правда: Мрачик в буквальном смысле тускнел, выгорал, а некогда сияющие ярким алым светом глаза сейчас едва тлели призрачным огоньком в темноте. Прижимая к себе жучка, Призрак чувствовал, как слабо бьётся его сердце, как тяжело вздымается его грудь. Призрак уже не плакал. Он выплакал всё уже давно. Больше, кажется, слёз не осталось, осталась лишь эта тяжесть, неподъёмная тяжесть в груди. Плакать уже не получалось. Однажды, совсем недавно, Мрачик рассказал, настоящую причину его кошмаров. – Это ты. Из-за тебя эти кошмары, Призрак. Я имею ввиду… после того, как меня перестал связывать амулет, я должен был разорвать и те нити, что связывают со мной тебя. Я должен был вернуться в труппу, быть следующим, кто пойдёт по пути Маэстро Мрачной Труппы. И я знал это тогда. Но я почему-то подумал, что я смогу этого избежать. Я лишь большим числом нитей привязывал тебя к себе. Я ни о чём не жалел. И сейчас, Призрак, я ни о чём не жалею. Я не могу променять тебя на Короля Кошмаров. Призрак даже не смел предложить Мрачику разорвать эти нити – слишком тяжелая потеря была бы для обоих. Хотя… разве то, что происходит сейчас, хорошо? Может, могло бы быть и лучше, если бы Мрак покинул Призрака, но никто из них не смел даже думать об этом. Нет, не могут они так. Вряд ли тогда у Призрака остался бы вкус к жизни. А Мрачик... Призрак был не уверен, что произошло бы с ним, но он знал, что жучку было бы очень непросто. Но в последнее время всё становилось слишком тяжёлым. Каждый день, каждая ночь, каждый взгляд, бросаемый на Мрака, причинял Призраку лишь боль. Боль, что царапала его изнутри, разъедала, кажется, саму душу, убивала в нём всё. Призрак и Мрачик в последнее время даже не разговаривали толком. Иногда лишь перебрасывались парой фраз, и всё. О чём тут разговаривать… совсем не о чем. Лапки Мрака такие холодные, даже ледяные. Его тело всё ещё грело постель по ночам, но лапки такие холодные… даже страшно. Раньше всё было не так, совсем не так. Раньше Мрачик был этаким источником тепла. Пустотное тело Призрака всегда было холодным, но тепла хвостатого жучка хватало на двоих. А теперь Мрачик с трудом себя мог греть, и Призрак сожалел, что он не мог согреть его лапки своим теплом. – Скажи, как ты себя чувствуешь, – прошептал Призрак, крепко обнимая Мрака. Тот слабо поднял голову, чтобы взглянуть в глаза сосуда. – Не стоит меня об этом спрашивать, – ответил он. – Мне… мне жаль, Призрак. Мне так жаль, что мне плохо, жаль, что моё состояние делает плохо тебе. Мрачик обхватил Призрака лапками и уткнулся мордочкой в его грудь. – Я ведь это чувствую, то, как тебе плохо, и мне правда так жаль, – с болью в голосе сказал он. Таким тоном часто говорят, когда хотят заплакать, но Мрачик тоже, как и Призрак, не плакал. Может, уже всё выплакал, а, может, просто не было на это сил. Откуда им взяться, Мрак даже не ел. Призрак пытался его заставить, но ничего из этого не выходило. – Не думай об этом, глупый, – ласково поглаживая жучка по спинке, сказал сосуд. – Тебе надо беспокоиться за себя, а я буду в порядке. Если хочешь, мы можем что-то поделать, что поднимет тебе настроение. Может, ты хочешь прогуляться? На улице такой свежий воздух и так тихо, совсем никого нет. Мрачик слабо засмеялся. Призрак так давно не слышал его смеха, что сейчас ему даже показалось, что всё стало лучше. Показалось… что стало лучше… – Не переживай, Призрак, – улыбнулся ему Мрак. – Я не хочу гулять, но, думаю, открыть окно и проветрить дом было бы неплохо. Только, прошу, не сейчас. Мне нравится сидеть вот так с тобой. – Хорошо, – тепло ответил Призрак, лишь крепче прижимая к себе жучка. – Как ты скажешь, огонёк. Какая же наивная, но такая радостная иллюзия надежды. Надежды на то, что всё будет лучше, что скоро всё переменится, что вновь всё будет хорошо. Какая же… глупая иллюзия. Мрачик и Призрак лишь туже перевязывали рвущиеся нити, соединяли себя новыми, крепкими, слишком крепкими. Маленькие узелки на разорванных алых нитях. Связывают их, чтобы те в следующий раз оборвались и вновь стали соединёнными. Раз за разом, раз за разом. Так внезапно вновь затлела надежда в душе Призрака, готовясь разгореться. Усталая мордочка Мрака не переставала быть усталой, но на ней порой начала появляться улыбка. И всякий раз, когда Призрак видел эту улыбку, пламя надежды разгоралось в нём лишь сильнее. Глупый, глупый Призрак. Глупый, глупый Мрак. Глупые влюблённые жучки.

***

Призрак вновь проснулся от того, что было непривычно холодно. Он сонно потёр глаза, сел в постели и по привычке бросил взгляд в сторону стола, но… Мрака там не было. И только тогда он осознал, что Мрак всё ещё лежит в постели рядом с ним. Он положил лапку на плечо жучка. – Ты как, Мрачик? Опять не спишь? – тихо спросил он. Ответа не последовало. – Ты не должен расстраиваться из-за этого, я ведь понимаю, что тебе плохо, – продолжил Призрак. – Мрак? Текли секунды, минуты, но жучок так и не шевельнулся. И такое... такое холодное у него было плечо... – Мрак?.. Призрака пробрал ужас. В глазах потемнело. Внутри что-то очень-очень больно надломилось. Дрожащими лапками он попытался проверить пульс, но… нет. Нет, не было пульса. Тело холодное, ледяное совсем. Нет. Призрак не верил. Нет-нет-нет. Он надеялся, он был почти что полностью уверен, что Мрачик просто спит. Просто… может, ему плохо, тяжело разговаривать, но он же не мог… умереть? Он всего лишь спит. Просто спит. Может, ему вновь снится кошмар, но Мрак всё равно просто спит. Призрак тряс его за плечо, звал его. Он тихо шептал что-то, не соглашаясь с тем, что произошло. Так… так глупо, так просто не может быть, ведь вчера всё было лучше, нет, Мрак не мог умереть. Не. Мог. Умереть. Ни-за-что. Маленькая трещинка с внутренней стороны его оболочки, маленький недочёт, который смог разглядеть его Создатель, крохотный недочёт, который сделал одного из миллионов одинаковых сосудов Призраком – сосудом, что был не как все, сосудом, которого кто-то очень сильно любил; маленькая трещинка, которая, кажется, не причиняла Призраку никакого вреда, расползлась от давления изнутри, превращаясь в опасную рану. Призрака разрывало на части от горя, так внезапно нахлынувшего на него. Он рыдал. Впервые за много-много времени он рыдал, он кричал, он крепко цеплялся за плечи тела того жучка, что некогда был таким ярким и тёплым, таким живым, словно пламя, алое горячее пламя… Нет, он же просто не мог… Он не мог. Не мог так просто угаснуть. Сосуд ещё долго не успокаивался. Но, когда это наконец произошло, когда внутри Призрака, где-то в его душе, кажется, уже ничего не осталось, кроме пустого, совсем, абсолютно ничем не заполненного пространства, он устало поник, всё так же сидя над телом Мрака. Ничего не осталось, кроме неподъёмной, но пустой тяжести внутри. Совсем ничего. Ни слов, чтобы выкрикнуть, ни слёз, чтобы выплакать. Всё вокруг такое же серое, как и каждый день до этого. Даже бесцветнее, чем раньше. Ни одного яркого лучика, ни утром, ни днём, ни вечером, ни ночью. Не сияют слабым светом алые глазки, что всегда разрезали это серое небытие. И не засияют. Никогда. Теперь никогда. – Почему, – тихо произнёс Призрак. – Почему ты оставил меня? Почему… Почему. Больно внутри, где-то в районе груди. Болит голова, будто маска сосуда и впрямь треснула. Нити, что крепко были перевязаны Мрачиком и Призраком, не рвались и не распутывались. И не порвались бы, даже если бы Призрак того захотел. Чёртовы алые нити. Почему так больно они опутывали грудь. Зачем. По какой причине. Безэмоциональные, совсем сухие и серые мысли мелькали в голове Призрака. Никто ему уже не ответит.