Если твоя кровля протекла...
Этой едкой кровью бытия...
Это значит — ты дома,
Это навсегда с тобой, как плоть и край,
Если твоя кровля протекла,
Этой едкой кровью бытия,
Это значит — ты дома!
Это значит, что ты дома,
Засыпай, Родимый Край!
Меня оставили избитым, ненужным. Я лежал, скорчившись от боли в позу эмбриона, на перроне Белорусского вокзала, и тихо-тихонько плакал. Где-то там, в недрах путевого развития, бродил один из леших — и он жутко не любил, когда на его территорию кто-то взбирался ночью. На небо вскарабкались первые холодные звёзды, равнодушно смотревших на меня. Теперь всё успокоилось. Голова стала чище. Поднявшись и схаркнув тёмные сгустки крови, я медленно поковылял к выходу, находившемуся так близко. Я приложил собственный билет, и турникет меня пропустил. Пожалуй, я упустил тот момент покупки билета, но на нём значилось «МОЖАЙСК<=>МОСКВА». Кажется, я ездил туда, но зачем?.. Кажется, что-то припоминаю. Это было сегодня, да... Сегодня обещали тёплую погоду, суки! И ведь, сволочи, даже не промахнулись — солнышко и правда грело, но ветер, ветер! Какой же силы он был! Задувал до самых костей, выдувая всю душу сквозь плоть, куда-то в морозные дали. В итоге, моё пальто развевалось как плащ, как в кино — не доставало только из-за пазухи достать японскую саблю, и порубить кого-нибудь! Эх... Я взял билеты как обычно, без каких-либо происшествий, обыденность, сумрак бытовых дней. Выйдя на платформу, моё пальто стало развеваться ещё сильнее, отчего мне пришлось придерживать его руками, дабы ткань не закрывала лица другим, мимо проходящим людям. Поезд чуть опоздал, но ничего страшного. Двери открылись, и толпа зашла, а затем... Из носа медленно подтекала кровь. Голова болела во всех местах, кружилась, неистово жужжали пчёлы давно минувших дней. Будто стрелой, жгучей дробью, впилась в кости боль, не отпуская, всё потягивая и потягивая. Большой палец правой руки был сломан. Как и я сам. Мы приехали в Можайск, город-герой! Мы с тобой, читатель, потому что я знаю про себя всё. Почти всё. Ну, наверное, всё. Здесь Наполеон, знаешь, захаживал, ему пиздюлей дали, не забыв нагадить и себе самим, помнишь? Ну да, ты же не тупой, историю Родины (уродины) знаешь, молодец. Знаешь, что я делал, когда приехал? Я шёл в магазин за алкоголем, как и многие вокруг меня: гномы, лешие и чародейки, на часах была половина девятого (вскоре должны были очнуться рыцари Ночной Гвардии), так что стоило изрядно поторопиться. Вокруг — торжество Матери. Зелёная, сочная трава смешивалась в густом коктейле с цветами: красными, белыми, синими и голубыми, жёлтыми! Отец нам всемогущий — Перруn, накануне даровал дождь, в обмен на обильные жертвоприношения. Скидывались всем Городом и окрестностями — зажгли праведный огонь в Кремле, помолились за Царя, а затем начали сам карнавал Грома. Суть его заключалась в том, что так или иначе, несмотря даже на всю безопасность в мире, один человек погибнет от удара молнии. Впрочем, были и выжившие, рассказывавшие о том, как там — на Небесах. Мне надо... мне надо... в гостиницу, да, точно, в гостиницу. В больницы ни в коем случае нельзя, сразу же всё ментам сдадут, твари паршивые... а ещё мне нужно пару литров водки. Или один пакетик травы. Или одна марка с ЛСД. В общем, мне нужно точно отвлечься и изгнать эти странные, сумбурные суждения. Я стоял в будке таксофона, когда понял, что к трубке телефона приклеена странная бумажка... я её сорвал. Корявым подчерком были выведены странные буквы, значащие: «ТЫ В ФАНФИКЕ, МАКС», забавно. Такой бред даже я бы под самыми жёсткими наркотиками не написал. Однако на обратной стороне был указан адрес, и я тотчас же решил, что это мой шанс. Ленина просп., 23. Оставив свои звонки, я стремглав направился в эту червоточину неизвестности. Я тот ещё авантюрист! Водитель автобуса точно не ожидал такого, как меня. Еле залезшего, севшего на пол, естественно, не заплатившего за проезд. Мне просто нужно было отдохнуть, а затем найти себя где-нибудь на задворках Города, желательно в состоянии TOTALьного беспамятство и пьянства, с трясущимися руками желающего подтянуться до новой бутылки чего покрепче. Я стоял в будке таксофона, когда понял, что к трубке телефона приклеена странная бумажка... я её сорвал. Корявым подчерком были выведены странные на вид буквы, значащие «ЛЕНИНА ПРОСП., 23 — ОСТАВЬ НАДЕЖДЫ ЗДЕСЬ». Так что, отложив свои звонки, я стремглав направился в эту червоточину неизвестности. Я тот ещё авантюрист! Куда я ехал, сколько было времени — всего этого я уже не понимал. Мозг стал быстро давать заднюю, и запускать меня в пленительные, но чарующие врата Морфея, из которых выйти было невозможно, равно как и не зайти. В его садах, полных от сочных, красных яблок, в его полях, ломящихся от созревшего кровавого мака, я останавливался лишь на секунду, чтобы посмотреть на очередную сказку из собственной жизни, из жизни прошлого, а затем, утерев слезу, пройти дальше по Его бесконечным далям... Я вышел из маршрутки, оставив мелочь в пластиковом стакане — за проезд. Мороз бил по ушам. Пришлось немало поплутать, чтобы найти этот скромный домишко... Ленина проспект, двадцать три, всё верно, мне сюда. Это была небольшая покосившаяся изба, сделанная в старорусском стиле — с большими брёвнами, диаметром с мою голову, с круглыми окнами и витыми узорами возле них, с расписными ставнями... Из разбитого дымохода шёл дым. Внутри кто-то что-то готовил. Не дрейфя, я зашёл. Внутри было слегка темновато — всё помещение освещала только одна лампочка, свисающая на проводе с потолка, как груша с дерева. Её тусклого света едва хватало, чтобы увидеть шрифт книг, но достаточно, чтобы можно было жить. По центру стоял котёл с бурлящей ярко-зелёной жижей, возле которого будто бы плясала старуха. В печи готовилась некая еда. Съестного было в избытке: на полках лежали различные соленья, варенья, а также висели сушёные грибы. Ведьма будто бы и не замечала меня, хотя поздоровалась, немного кивнув мне. Кажется, она была слишком занята, чтобы говорить вообще — будто бы бешеная, она металась из стороны в сторону, взяв то мухомор коричневый, то простой, схватив склянку с чьим-то маринованным глазом, захватив большое кулинарное весло. Содержимое адского котла активно кипело — прозрачные пузыри величаво надувались, а затем неожиданно лопались, оставляя мелкие капли на стенках чугунного сосуда. Скучала одинокая берёза. Ломящиеся от пшеницы поля уходили далеко вдаль. Ничего нигде не происходило. Окрестности Можайска. Диалог поначалу как-то всё не шёл. Она была занята, но когда инфернальное зелье наконец-то сварилось, а еда была готова, она накрыла скромный стол, на меня и её. — Так чего ж ты пришёл, молодняк? — спросила она, почесав шею. Только сейчас я заметил, что на её руке есть парочка тюремных татуировок. — Э-э-э... я по объявлению. Своего рода. — Ах ты ж, поди ты! Никак лжёшь? Нет таких объявлений лет уже десять! — Как и таксофонов. Но я нашёл один такой — в недрах колодцев многоэтажных зданий. — Значит, панельки хорошо скрыли последний автомат... хммм... предоставь билет, страждущий. Её голос мистическим образом изменился, став более... грубым? Не знаю, как это описать, но атмосфера вокруг стала слишком уж нереалистичной. В окне я заметил мимо проходящего оборотня. Его волчья натура пробудилась потому, что на улице внезапно уже стало совсем темно, и лишь тонюсенький свет Луны подсвечивал весь ужас ситуации. В энергичной тряске я начал искать билет, суя руки во все карманы, судорожно проверяя, не забыл ли я его. К собственному счастью, пропуск нашёлся быстро. Я передал его Бабе Яге. — Хмм... прав будешь, путёвка осталась как раз одна. Но точно ли ты готов принять свою неминуемую участь? Я едва ли понимал, о чём она говорит. Но отвечать стоило быстро, чётко и кратко, не задавая лишних вопросов. — Точно. Не мешкай, старуха! Моё время стоит дороже любого злата, поторопись! — Сейчас, — кряхтя сказала она, вставая со стула, — торопится он... Поспешишь — людей насмешишь! Я и вовсе позабыл о такой поговорке. Но время для меня и правда стало течь быстрее: словно мои года уходили в этой избе с каждой секундой, и я всё сильнее слабел, иссушивался, портился. Я понял насколько сильно я теперь завишу от этой чёртовой ведьмы. Будь проклято всё, что с ней связано! Потому что она налила в небольшую склянку именно ту жижу, которую сама полчаса назад и варила, бегая из стороны в сторону, словно осой укушенная. — Заедать осокой. И лучше не медли, оно долго не терпит. Прям как ты, — и она залилась дьявольским смехом. После этих слов она быстро выгнала меня из своего жилища, заперев дверь на засов, после направив меня в сторону парка, что находился прямо за избой. Странно. Когда я пришёл — не припомню, чтобы за домиком притаивался лес, но меня это уже не сильно волновало, мой путь был определён. И вот он, я. И вот он, я. Сижу на лавочке, ночью, в парке. Сижу на лавочке, ночью, в парке. Мерцающий свет едва живой уличной лампы бил мне прямо на лысую голову. Мерцающий свет едва живой уличной лампы бил мне прямо на лысую голову. Я колеблюсь. Я колеблюсь. Что мне делать, я не знаю. Что мне делать, я не знаю. Знаю только одно. Знаю только одно. Моя судьба предопределена. Моя судьба предопр...ДА ПРОСНИСЬ УЖЕ ТЫ.
Чт... что это?!ПРОСЫПАЙСЯ, Я СКАЗАЛА!
Проснуться?.. от чего? ... ... ...***
— Ну же, просыпайся, человек!.. Я открыл глаза. Я лежал на диване. Квартира была пуста, повсюду лежал мусор. В руках я держал детскую волшебную палочку, а в ногах лежал комикс по My Little Pony. Я ничего не понял.