Beyond beatiful

Ёсан не может поверить, что это происходит на самом деле. Даже если Сан говорит, что сомневается, то, что между ними сейчас - это ведь красивее, чем в мечтах, и губы у него все равно очень мягкие и горячие, и целует он так нежно, что невозможно сомневаться в том, что ему тоже этого хочется. Но... Разве так может быть? С ним, с таким забитым, вечно всего смущающимся? Разве его может желать такой потрясающий человек, который мог бы, наверное, соблазнить кого угодно? Ёсан думает об этом, собирая вещи, - Сан хочет, чтобы он сегодня рисовал его не в студии, а у себя дома, и это ужасно волнительно, потому что очевидно, что одной живописью дело точно не ограничится, а у художника давно никого не было, и он никогда не делал это с парнем, и от этого ему кажется, что он какой-то весь ужасно неуклюжий и глупый и обязательно все испортит. Сан ведь, наверное, очень требовательный любовник... И как сегодня писать его портрет, когда все мысли о том, что хочется его ласкать, что хочется усадить его в кресло, опуститься на колени и долго-долго ласкать его член губами и языком - и чтобы Сан был немножко грубым, чтобы направлял его, тянул за волосы и давил на затылок, чтобы он требовал двигаться быстрее или медленнее, как ему больше нравится, может быть, даже не требовал, а приказывал, а может быть, будет лучше даже не так, может быть, Ёсан должен стоять на коленях, выпрямив спину, а Сан тогда будет стоять и двигать бедрами так, как ему захочется, и держать Ёсана за волосы, чтобы он не мог отстраниться, даже если будет задыхаться. Или, может быть, держать за горло... Нет, так Сану точно будет неудобно. Но эта картинка кажется художнику очень заманчивой, и пока они едут к нему домой, он мечтает, даже не понимая, что все эти фантазии у него на лбу написаны, и что Сан ухмыляется, когда смотрит на его лицо, и облизывает губы в предвкушении. Когда они оказываются у Ёсана дома, Сан первым делом целует художника, прижав его к стене в прихожей, и тот окончательно перестает соображать. Это действительно ярче, чем в его мечтах, и он тает в холодных руках Сана, а тот смеется, что квартира-студия - это очень удобно, можно поставить мольберт куда угодно, и кровать все равно будет рядом. - Сегодня я тоже хочу рисовать, - заявляет Сан, когда Ёсан устанавливает мольберт и начинает раскладывать тюбики с красками. Он достает из кармана тюбик со смазкой и бросает его к краскам, и художник снова теряется: неужели Сан с самого начала знал, что сегодня все будет вот так? Или... Смазка просто у него всегда с собой, и он... Спит с кем-то еще. Скорее всего так оно и есть, это очень простая и понятная мысль, но Ёсан прогоняет ее очень старательно, он хочет, чтобы сегодня этот мужчина был только его. - А чего хочешь ты? Расскажи мне, - предлагает Сан, похлопывая художника по плечу. - Расскажи все. Сегодня можно быть бесстыжим. И Ёсан рассказывает. Его мечта сбывается немедленно, и ему действительно нечем дышать, и Сан с ним грубый, но не настолько, чтобы просить его прекратить. Художник чувствует себя бесконечно счастливым, когда проглатывает его сперму, когда вылизывает его член и затихает, прижавшись щекой к его бедру. Это действительно невероятно хорошо, так хорошо, как он и не мечтал. И это только начало. Потом они рисуют вместе - друг на друге. Ёсан никогда ни о чем подобном даже не думал, и Сан признается, что тоже не пробовал так, но сейчас очень хочется - и на коже обоих расцветают фантастические цветы и сплетаются волшебные узоры. Только очень сложно прикасаться к Сану только кистью, и художник все время просит поцелуев, но не всегда их получает, иногда в ответ он слышит только веселый беззаботный смех. Сан заставляет его лечь на спину и раздвинуть ноги, и Ёсан подчиняется, ужасно волнуясь, - неужели уже сейчас? Но Сан снова смеется и рисует на внутренней стороне его бедра темно-бордовые орхидеи, причем делает это так мучительно медленно, что художнику приходится просить о ласке. Он уже почти готов ласкать себя сам, но вдруг Сан все-таки согласится? Ёсан замирает, когда Сан смеется и меняет мягкую кисть на контурную с тонким острым кончиком. Ее он обмакивает в ту же темно-бордовую краску и повторяет ей узор из вен на члене Ёсана, и это так ярко, что почти больно, острый кончик кисточки и щекочет, и даже немного царапает, и художник громко стонет, понимая, что позволит Сану сделать с ним все, что ему только захочется. Или почти все. Когда Сан наносит смазку на кисть, словно густую краску, и обводит ей анус Ёсана, тот весь сжимается и пытается сдвинуть ноги - это холодное и щекотное прикосновение кисти очень странное, и он хочет ощущать там пальцы своего любовника, а потом член, но точно не свои кисти. Почувствовать внутри рукоять кисточки тем более странно, она слишком твердая, Сан двигает ей слишком резко, давит на чувствительный бугорок слишком сильно, и художник жалобно всхлипывает и все-таки просит его прекратить, сбивчиво пытается объяснить, что не хочет так, что хочет его, что хочет чувствовать его в себе, обещает ласкать Сана как угодно и сделать все, что он только захочет, если он сейчас уберет эту ужасную кисть и просто возьмет его и сделает его своим. И Сан заставляет его встать на четвереньки и берет его сзади, берет жадно и грубо, оставляя множество синяков на его бедрах, которые он сжимает безжалостно, он как будто даже нарочно причиняет боль. Ёсан уже ни в чем не уверен, ему все равно хорошо, очень хорошо, с каждым толчком члена Сана он все меньше способен помнить о том, что от него после этой ночи должно все-таки что-то остаться, что он не должен вот так потерять себя. Сейчас все это не имеет значения, сейчас сходить с ума по этому невероятному человеку кажется единственно правильным выбором и лучшим, что с ним могло случиться. Потом Сан рисует на его спине золотую арфу, оплетенную колючими черными розами, - Ёсан сам не может увидеть этот рисунок, но Сан показывает ему фотографию, и художник думает, что это до странного похоже на герб или какой-то такой символ. - Это означает, что я принадлежу тебе? - спрашивает он, блаженно улыбаясь. Если Сан скажет, что он должен сделать такую татуировку, он пойдет и сделает, а может быть, даже если и не скажет... - Да, - отвечает Сан. - Ты мой. А теперь напиши мой портрет... И Ёсан пишет портрет, отдавая работе всего себя, как только что отдавался Сану. Это что-то невероятное, этот человек всегда очень вдохновлял его, но никогда прежде кисть не порхала по портрету так легко, происходящее сейчас тоже кажется Ёсану чудом, и он очень счастлив, и слезы радости текут по его щекам. Потом... Потом он плачет в руках Сана и шепчет, что это лучшее, что он когда-либо создавал, что он уже не сможет писать картины, потому что все вложил в этот портрет, это вершина его творчества, это все, что он может отдать Сану, и он рад этому. И Сан говорит, что знает. Что так и должно быть. Что это именно то, чего он хотел, и он очень благодарен художнику за этот шедевр. Он очень нежно целует Ёсана и помогает ему перебраться на кровать, укрывает его одеялом и касается губами его ресниц. Потом... То, что Ёсан видит потом, кажется ему дурным сном. Сан зачем-то роется в ящиках, а потом возвращается к мольберту с ножом для разделки мяса и вонзает его в свой портрет, кромсает его безжалостно и... Смеется. Это чистое счастье, художник понимает. Это именно то, чего Сан хотел, и он наконец-то получил это. Он уничтожает его лучшую работу и - Ёсан не верит своим глазам - становится от этого еще прекраснее. Нет, этого не может быть... - Ты не человек... - испуганно шепчет он, чувствуя, что в груди что-то сжимается, и становится трудно дышать. - Да. И нет, - отвечает Сан. На несколько секунд художнику открывается истинный облик фэйри из дома Лианнан, и это так прекрасно, что он ничего не может сказать. Он протягивает руку, и Сан подходит ближе и нежно сжимает его пальцы. - Я прикоснулся к истинной красоте... - шепчет Ёсан. Через несколько секунд его сердце перестает биться. Позже в новостях напишут, что художник, у которого вся галерея состояла из портретов одного удивительно красивого мужчины, видимо, потерял свою музу и умер, испортив работу, которая скорее всего была венцом его творчества. Восстановить портрет не удалось. И человека с портрета тоже нигде не нашли.