***
Вдох, выдох. Свистящее, прерывистое, как у загнанного в угол зверя. Это дыхание у них, как, впрочем, и всё остальное, тоже на двоих. В закутке между домами, в куче старых горшков, осколки которых уже успели оставить несколько глубоких порезов на руках, темно и тесно, а неспешные, всё приближающиеся шаги и вкрадчивые голоса давят на нервы. Дождь печально барабанит по асфальту. Их уже нашли, но играются как стая сытых стервятников с двумя невзрачными мышками. Чимин прижимает голову младшего к своему плечу, вслушиваясь в его неровное испуганное дыхание и пытаясь выровнять собственное. Исход заведомо бессмысленной гонки предрешён: им не уйти отсюда. В неярком свете ночного фонаря где-то поблизости ярким бликом вспыхивает лезвие короткого ножа. Грязный рыжий пёс, без сил лежащий неподалеку в луже, смотрит на них грустными умными глазами и, Чимину кажется, тоже старается дышать чуть тише. Его ободранный хвост изредка слегка вздрагивает, а на месте правой передней лапы висит культя. Наверное, животное переехали, но почему-то не набрались совести отвезти в клинику, а оно приползло сюда, доживать последние часы в тишине. У Тэхёна, при взгляде на собаку, глаза невольно наполняются слезами, и он даже забывает на мгновение, что их самих сейчас, если не убьют, то уж точно покалечат. Он шмыгает носом, дрожащими пальцами цепляясь за грязную рубашку соулмейта. Чимин бегло поглаживает его затылок, в попытке успокоить. На пальцах после осторожного прикосновения остаётся тёплая густая кровь, а Тэхён морщится болезненно, и старший стискивает челюсти, чтобы не закричать от несправедливости. — Выходите, если у вас есть хоть капля смелости, — резкий насмешливый голос эхом отражается от кирпичных стен, врываясь в монотонный ритм дождя, — Неужели вам самим не противно от себя? Подумайте, вы ведь просто ущербны! Пак стискивает кулаки, но тяжесть родного тела и неотступная боль в каждом суставе останавливают его. Что он может, чёрт побери, сделать? Они теперь обречены на такую повседневность. Лучше не станет. — Не слушай, — шепчет ему на ухо Тэхён и беззвучно глотает слёзы, а пёс прикрывает устало глаза, — Мы справимся, веришь? Не волнуйся, мне не страшно. Все хорошо, всё нормально… Все хорошо. Пока они делят эти вдохи и выдохи на двоих, пусть даже в зловещей темноте, под аккомпанемент холодного дождя. И оба вдруг чувствуют какое-то спокойствие. Нормально всё. Терпеть пока можно. — Тэхён-а, — вдруг звучит в его голове голос, мягкий и нежный, — Неужели ты не видишь ничего? Открой глаза. Тэхён оглядывается и медленно разворачивается в крепких объятиях, не понимая откуда исходит приятный шепот. Но ему почему-то кажется, что слышал его уже не раз. И внезапно забывает обо всём, опираясь на расступающиеся стены и настойчиво помогая старшему подняться на ноги, а после протягивает руку к небольшому магазинчику, стоящему совсем близко, всего в нескольких шагах. В его окнах светятся яркие огни, а на двери сквозь стену дождя можно разглядеть гостеприимную табличку «открыто». В душе загорается слабый огонёк надежды. — Пойдём, нам там помогут, — твердит Ким, не переставая, и сжимает знакомую руку, пытаясь тянуть стоящего рядом Чимина за собой, — Смотри! Видишь? Смотри же! Чимин молчит в ответ и не двигается, даже кажется, что упадёт вот-вот без поддержки. Его закрытые веки подрагивают, как бывает во время неглубокого сна. Вокруг больше нет переулка и тех злых людей, остался только больной пёс, еле ковыляющий на трёх лапах. Он деловито оглядывается по сторонам и, дружелюбно взмахнув хвостом, шагает к магазину. Тэхён поудобнее перехватывает соулмейта и делает вслед за собакой несколько шагов. Но магазин не отдаляется и не приближается, будто он марширует на месте. Тело Чимина оттягивает плечо и становится с каждым шагом всё тяжелее. — Пожалуйста, пожалуйста, — молит Тэхён, обращаясь к уже давно затихшему мягкому голосу, и откидывает со лба вспотевшую челку, не обращая внимания на назойливый звон в ушах, — Помоги нам, пожалуйста. Ты ведь уже сделал это! Помоги, слышишь? Пожалуйста, я не справлюсь один! Стоит ему только сказать это, как под ногами появляется порожек крыльца, а собака, ждущая их рядом, смотрит весело снизу-вверх и виляет хвостом. Но Тэхёну слишком тяжело. Он не может больше тянуть их обоих и устало оседает прямо перед закрытой дверью, находя в себе силы лишь на то, чтобы пару раз слабо нажать на ручку. — Помогите, — шепчет, прислонившись лбом к шершавой дубовой поверхности, цепляясь свободной рукой за холодные пальцы Чимина, — Пожалуйста. А дальше он не видит ничего. Чувствует только, как теряет равновесие от внезапного открытия двери, и падает куда-то вглубь, не переставая держать руку старшего в своей. Его лба и щёк касаются мягкими заботливыми руками, а потом легко, словно он ничего не весит вовсе, поднимают в воздух. — Чимин, Чимин, — пытается произнести Тэхён, сквозь ускользающее сознание и туман вокруг, — Пожалуйста, его… — но изо рта вырывается только беспомощный хрип. — Всё хорошо, — шепчет знакомый уже голос из-за его спины, а следом ему вторит кто-то, видимо держащий его на руках: — Не беспокойся, теперь всё будет по-другому. И Тэхён доверчиво расслабляется, проваливаясь в вязкий беспокойный сон.***
Разбуженная ранним визитом, фея беспокойно кружит над кроватью волшебника, пытаясь привести в чувство бледного худого юношу, и тонкими ручками отодвигает с его горячего лба кудрявые черные волосы. Другой, на матрасе в гостинной, до сих пор абсолютно неподвижен. Ей, как и всегда, жалко этих бедных людей, которые погибают почём зря, притесняемые, непонятые. Другие у них не задерживаются, а глядя на молодых мальчиков, невинно убитых, даже не поживших сколько им отведено, просто руки опускаются, тускнеет свет от тонких крыльев и хочется плакать, хотя она по-настоящему не умеет. Может, в одной из прошлых жизней умела. Сейчас уже и не вспомнить. Хичоль, лежащий на диване в своей пушистой кошачьей шубке, лениво приоткрывает один глаз и смотрит на неё, прищурившись. — Оставь их, — слышит Теён его голос в своей голове, — Тут ничем не поможешь, можно только ждать. Всё, что надо, Тыкки уже сделал. Теён и сама знает, но от этого не легче. Она издает тонкий пронзительный звон и укоризненно трясёт пальчиком в сторону кота; на пол сыпятся ярко-голубые искорки. Маг фыркает и переворачивается на другой бок, подставляя белое пузо под лучи рассветного солнца. — Слетай лучше, проверь как там Бэк. Теён послушно направляется на кухню. Её друг лежит на столе около горы из чистой посуды, а его жёсткая чешуйчатая спина, как и всегда, на несколько сотен градусов горячее её кожи. Дракон открывает пасть, чтобы немного охладиться и замечает её. Внешне почти ничего не меняется, но намётанным глазом Теён все же успевает заметить как чуть сворачивается его левое ухо в её сторону — это всегда значит жест расположенности. Ей жаль, что они оба не могут говорить, потому что именно в такие моменты становится одиноко. Теён опускается на край и, шлёпая босыми пятками, бежит через весь стол к дракону, чтобы прижаться к его горячему боку. Она чуть не спотыкается о лежащую рядом тарелку и наконец опускается на колени, жалостливо упирается лбом в перепончатое крыло и издаёт грустную трель. Искры, сыпящиеся с пальцев параллельно звуку, становятся бледно-желтыми и Бэкхён понимает, что фея расстроена. Он высовывает длинный раздвоенный язык и касается им её руки, собирая холодные солёные блёстки, уже застывшие. Теён благодарно гладит его когтистую лапу. Итык, занимающийся лекарственным отваром для собаки, оборачивается, с грустной улыбкой окидывая их взглядом. Из-за таких вот взглядов, в частности, Теён и задумывается порой о том, кем она была раньше. Как жаль, что у каждого из них на памяти стоит крест. И это не прихоть волшебников, один из которых лениво развалился на диване в комнате, а закон, отойти от которого нельзя. Так и живут, не одну сотню лет в новых телах, очень стараясь не любопытствовать. Чонсу, тем временем, уже заканчивает, внимательно принюхиваясь к получившемуся отвару, и пробует его на вкус. Рядом, на обыкновенной сковородке жарится что-то вкусное, по человеческим меркам: мальчишкой, Чонгук уплетал за обе щеки. Теён, например, больше по вкусу сердцевинки ромашек или незрелые одуванчики, а Бэкхён вообще редко что-то берёт в рот — огненным драконам это необязательно. — Чего ты топчешься там? — спрашивает вдруг Итык, явно обращаясь к кому-то третьему. Теён, приглядевшись, может различить у двери тонкие золотистые контуры человеческого тела в лучах солнца, а дракон поднимает в любопытстве голову, щуря без агрессии янтарные глаза, — Пока твои подопечные спят. И, могу заверить, все не так плачевно… Не волнуйся, в общем! Лучше садись и поешь со мной. Силуэт чуть сдвигается в их сторону и все слышат удручённый вздох, а затем Хранитель всё же произносит мягким, приятным голосом: — Ну, раз ты так считаешь, — и его очертания с каждой секундой становятся всё чётче. Итык, явно довольный собой, улыбается и тянется за тарелкой для гостя, а маленькие жители магазинчика наблюдают за тем, как воздух сгущается и формирует симпатичного большеглазого юношу, молочно-кремовые длинные волосы которого слегка вьются, как у Хичоля. Одет он не в белую тогу, как иногда предполагала Теён, да и вообще светлых тонов в одежде нет: на Хранителе обычные серые джинсы, которые считаются модными в теперешнем времени, и такая же куртка поверх черной футболки. Нечасто выпадают такие случаи, когда вместе с людьми приходит их ангел. У большинства таких вообще нет; Итык рассказывал маленькому Чонгуку, что когда-то, если к ним с Хичолем попадали люди, почти у каждого из них был ангел, но время меняется, и теперь, за свою жизнь в теле феи, Теён едва ли может сказать, что видела хотя бы трёх. И то, они предпочитали отмалчиваться по углам и в материальном пространстве не светиться. — Приятного аппетита, — говорит волшебник, поставив перед неловко мнущимся ангелом полную тарелку дымящейся вкусной еды, — Садись, не стесняйся… Как тебя зовут? Хранитель аккуратно устраивается на краешке стула и с сомнением разглядывает поданную ему пищу, прежде чем ответить: — Ли Тэмин. Красивые голубые глаза загораются грустью, когда приходится назвать человеческое имя, а уголки пухлых фигурных губ слегка опускаются. Теён знает, что, изначально, даже вечные ангелы тоже жили обычной жизнью, вот только, в отличие от других, всё прекрасно о ней помнят. Она завидует им иногда, но Хичоль, в редких разговорах с Чонгуком, всегда говорил, что лучше своё прошлое забыть. Не у всех оно такое, чтобы хотелось его помнить. А уж тем более у страдальцев Хранителей, которые за свою предыдущую жизнь хлебнули немало горя, прежде чем очиститься настолько, чтобы быть достойными помогать душам. Итык вздыхает, наблюдая за пригорюнившимся ангелом, и садится напротив. Ему немного неловко. За без малого четыре тысячи лет жизни можно позабыть все тонкости в общении с различными видами магических существ. Теён видит как напрягаются его пальцы и пролегает между бровями тонкая морщинка, поэтому тут же вспархивает с насиженного места и, тихо утешительно позванивая, перелетает на крепкое плечо волшебника, обсыпая его просторную домашнюю рубаху сиреневыми искрами. Итык уворачивается от её прохладных крохотных ладоней, которые всё норовят погладить его щёку, и непроизвольно начинает улыбаться. Бэкхён же, потянувшись, вразвалочку направляется к ангелу, что-то ковыряющему в тарелке на другой стороне стола, и укладывается рядом с его ладонью, не опасаясь обжечь — тому пустяки вроде температуры незначительны. Тэмин смотрит на молодого карликового дракона несколько секунд, а потом его взгляд смягчается и ангел ласково касается пальцем подставленного остроконечного гребня. — Прости дурака старого, — искренне произносит Итык, когда они снова встречаются взглядами, — Не подумал! Хранитель изумлённо оглядывает симпатичного высокоскулого и светлоглазого Чонсу, не понимая, как тот, выглядящий очень молодо, может сказать о себе такое. — Ничего, я не обиделся, — удаётся ему сказать, и Итык благодарно кивает, своим проницательным взором подмечая, как невидимые для других большие белые крылья гостя вновь начинают светиться ярче. На кухню, потягиваясь, величаво входит кот. Его яркие глаза окидывают с подозрением принявшегося за еду Тэмина, а затем щурятся на мелочь таким говорящим взглядом, что оба тут же поднимаются в воздух и скрываются в соседней комнате. Итык смотрит на него с легкой тенью неодобрения на точёном лице, но не препятствует, позволяя забраться на столешницу. Ангел с удивлением наблюдает за нахальным животным, которое, словно хозяин дома, суёт нос во все тарелки и укладывается в объятиях волшебника. Итук поясняет, смущённо поглаживая его загривок: — Это Хичоль, — подключив на секунду свой дар прозрения истинной сущности, Тэмин едва может удержаться от смешка, потому что, сквозь туманные очертания самого обыкновенного домашнего кота, вдруг действительно видит, что у волшебника на коленях сидит молодой притягательно-красивый мужчина с хитрым и острым взглядом. Чонсу слегка розовеет и сбивается, почувствовав чужое вмешательство в другое пространственное измерение, но всё же заканчивает, — мой соулмейт. Он неплохой, только ленивый до безобразия… Кот нервно мяукает на это колкое замечание и его человеческая часть недовольно косится на старшего. Но улыбнуться Тэмин не успевает — на кухне появляется дракончик, по гребню которого пляшут яркие языки пламени, явно от волнения. Он хватает зубами Итыка за висящую на поясе кожаную сумку и тянет в сторону комнаты. — Что это с ним? — спрашивает Хранитель, с любопытством разглядывая магическое существо. Итык не слишком вежливо спихивает со своих коленей кота и вскакивает с места, бросая на ходу: — Кто-то из людей очнулся. Тэмин удивлённо вскидывает брови, со скрипом двигая стул, но тут же понимает, что перед подопечными ему лучше бы не появляться, и усаживается обратно. Если он ничего не почувствовал, значит Тэхён всё ещё без сознания — все-таки он приставлен именно к этому ребенку, еще двадцать лет назад. Хранитель напрягает слух, стараясь по звукам определить, что происходит в комнате, но после нескольких неудачных попыток всё же с досадой цыкает и, быстро растворяясь в тёплом воздухе, проскальзывает в гостинную следом за волшебником.***
Чимин небольшого движения двери не замечает, испуганно глядя на без остановки звенящую взволнованную фею, которая кружит над его головой, и объятого пламенем карликового дракона. — Кто вы? Что вам нужно? — бормочет он себе под нос, в панике вжимаясь в угол, когда в комнату вбегает Итык — Где Тэхён? Волшебник улыбается примирительно и касается его плеча, присев рядом: — Твой соулмейт пока не очнулся, но он будет в порядке, не беспокойся. Лежит в моей спальне, — Чимин смотрит на него широко распахнутыми глазами, не в силах понять, стоит верить или нет, — Ты сам-то как — ничего не болит? Пак, помолчав недолго, всё же неуверенно качает головой, но тут же замирает, стоит только фее приземлиться на тёмные волосы мужчины. Она прямо оттуда с интересом и волнением смотрит на Чимина, не издавая больше ни одного звука, а её острые ушки и блестящие глаза выглядят, как картинка из мультфильма. — Не надо меня бояться, я, между прочим, спас тебя! — обиженно говорит Итык, видимо приняв испуганный взгляд гостя на свой счёт. Дракон усаживается на лампу под потолком и повисает там, в волнении раскачиваясь на огнестойком абажуре, а кот запрыгивает на окно, чуть ли не соскользнув вниз от перевесившего пушистого зада. Занавеска рядом чуть отходит в сторону, как от легкого ветра, а потом вновь встаёт на место — Чимин считает, что последнее ему померещилось. Он вообще почти уверен, что вся эта комната, вместе с незнакомым мужчиной и его магическим зоопарком, являются только последствиями неслабого удара головой, который каким-то образом отшиб всю память и подкинул галлюцинации. Чимин помнит только, что рядом с ним должен быть Тэхён, его соулмейт, кроме которого ему, в общем-то, ничего больше не важно. — Где Тэ? — спрашивает он ещё раз, сглотнув, и поднимает неуверенный взгляд на сидящего перед ним на коленях человека, — Пожалуйста, пустите меня к нему. Итык смотрит пристально, стараясь не обращать внимания на жгучую жалость к этому мальчику и сохранить трезвость ума, а потом всё же произносит тихо и вкрадчиво: — Я не могу пока сделать этого, ему нужен отдых. Обещаю, что, как только он очнётся, я немедленно позволю вам увидеться… Как тебя зовут? — Пак Чимин. Вы что, врач? Итык усмехается и покачивает головой, но ничего не говорит, подаёт руку юноше и поднимает его на ноги. Стоя, тот оказывается почти одного роста с хозяином и вновь напрямую встречается взглядом с маленькой, словно кукольной девушкой, которая почти не моргает, сложив за спиной хрупкие прозрачные крылья, и крепко держится за волосы незнакомца. Для него это, по-видимому, не удивительно, но Чимин в абсолютном шоке. Девушка не выглядит опасной, даже наоборот — у нее очень добрые и явно переполненные беспокойством за него глаза. Итык наконец замечает, что взгляд нежданного гостя направлен чуть выше, и, мгновенно сообразив в чём дело, наощупь подставляет к голове, где-то на уровне виска, раскрытую ладонь. Фея тут же издает звук, напоминающий Паку трель хрустального маленького колокольчика, и изящно спрыгивает прямо в центр, роняя на пол несколько розовых искр. Волшебник с улыбкой подносит её прямо к лицу Чимина, чтобы у того была возможность рассмотреть Теён получше. — Эта малышка неспособна причинить тебе вред, можешь успокоиться, — говорит он с оттенком насмешки, а затем подзывает лёгким движением свободной руки к себе дракона. Тот уже понял, что ситуация под контролем хозяина, поэтому усаживается на кожаные наплечники Итыка и с удовольствием топчется по ним, как маленький кот. Чимин отрывается от наблюдения за феей и переводит взгляд на него. — Я ведь сплю? — почти безнадежно звучит в комнате его удивленный голос.***
Итык старается не обращать внимания на сверлящий его спину взгляд, когда в очередной раз наклоняется, чтобы погладить лоб безногого пса, который уже давно лежит на коврике у входа, смотрит на волшебника своими умными глазами, но не может даже лапой шевельнуть; Чонсу чертыхается себе под нос — тут придется попотеть. Эх, был бы здесь Гукки!.. — Хён, извини, что отвлекаю, — слышится голос с подоконника. Ангел около получаса назад наконец вылез из-за портьеры и уселся с бóльшим для себя комфортом, теперь уже не опасаясь навлечь подозрения Чимина, который даже после физической смерти остался совершенно нечувствительным к потусторонним силам, — Он ведь тоже человек? Ведь иначе не попал бы к тебе. Или может… дух? — А ты, оказывается, сообразительный, — хмыкает Итык, раздумывая, что он может сделать без помощи своего воспитанника, — Вот только, похоже, я тут мало чем помогу… Блондин, до этой секунды молча сидящий в мягком кресле, подобрав под себя голые пятки, удивленно вскидывает голову: — Простите, но… С кем вы говорите? Волшебник мысленно хлопнул себя по лбу в ответ на это веское замечание, но тут же сделал наивное лицо и указал на пса. — Вот с ним! Понимает ведь, даром, что животина… Чимин кивнул, уже не сомневаясь в достоверности этих слов, и снова затих. Он, видимо, слишком волновался за Тэхёна, о котором ничего и приблизительно не знал, для того, чтобы думать о чём-либо ещё. Глядя на него, Тэмин тяжело вздохнул и снова обратился к старшему: — Скажи, почему не можешь объяснить мальчику про Тэ? Они ведь соулмейты и ждать новостей так утомительно… Тебе виднее, разумеется, но всё же! — Итык с тяжелым вздохом разогнулся, избегая смотреть на Ангела, и ушёл на кухню, чтобы добавить что-то в уже давно начатый собачий отвар. Вслед за ним с дивана спрыгнул кот. Тэмин же продолжил, не повышая голоса: его всё равно слышали, — Знаешь, я когда только-только на землю спустился, чтобы со своим подопечным встретиться, то первым, кого я увидел, стал именно Чимин! Ему тогда не было и трёх лет — маленький пухлощёкий карапуз, сидящий рядом с кроваткой моего Тэхёна и держащий его за руку. Такое светлое умное личико, такие задумчивые глаза… Они все боялись той ночью, что Тэхён больше не проснётся: и его бабушка, которая не переставала умолять Вышние Силы об исцелении своего внука, и старенький пастор, простоявший на коленях до самого рассвета, и даже он — маленький мальчик-сосед, тоже оставшийся без родителей, ещё тогда почти ничего не понимавший. И, представь себе, как ни странно, отчётливее всех я слышал именно его детские неосознанные мольбы. Они потом были неразлучны настолько, что начали подозревать неладное… В итоге, конечно, их не смог принять никто. Кто-то назовёт теперешнее состояние людей «консервативным», кто-то назовёт их поведение «попыткой уберечь традиционный уклад жизни», а я скажу, что это банальная озлобленность. Мир стал слишком жестоким и грубым, они не были к этому готовы. Я оберегал Тэхёна как мог, но с его соулмейтом было сложнее. Понимаешь, я ведь не могу навязать силой свою заботу человеку — помогаю, только если он захочет этого сам, а Чимин… Был очень восприимчив. Он от природы более жадный до справедливости, более ревностный, чем мой Тэ, поэтому всегда ввязывался в неприятности: доходило до драк, а порой и до избиений, потому что выйти одному против, как минимум, шестерых — не каждому под силу. Тэхён плакал, умолял его не обращать внимания на издёвки и ущемления, тщательно обрабатывал все его синяки и кровоподтёки, но каждый раз старший возвращался с новой партией по всему телу. И, наконец, это кончилось тем, что я уже не мог спасти обоих… Оставалось только привести их к тебе — слышал, что ты неплохо умеешь латать человеческие души перед перераспределением в следующую жизнь. И подумал, что моим это будет полезно… Итык молча возится на кухне, ничего не говоря на столь долгое откровение, а его плечи напряжены и голова упрямо склонена. Тэмин, собственно, и не надеялся на то, что тот ответит. Он тихо вздыхает, а затем аккуратно прикрывает створки окна, спрыгнув в комнату — Чимин задремал в своём тёплом кресле и не хочется его будить. — Ты ведь прекрасно знаешь, что на долю каждой души выпадает столько страданий, сколько она может вынести. Зачем же тогда пытаешься упросить меня? — вдруг глухо произносит Чонсу, так и не обернувшись. Призрачный Хичоль стоит рядом с ним, положив кудрявую голову на плечо и прикрыв глаза, а пушистый материальный кот, напротив, очень внимательно смотрит на Хранителя, — Я не могу пустить его к Тэхёну. Таков мой ответ. Пока твой подопечный не проснётся сам, бесполезно пытаться стимулировать его память. У некоторых пар есть особая сила, благодаря которой они могут помочь друг-другу после первой физической смерти, и, чаще всего, они остаются вместе на все свои последующие перерождения. Такие редкие люди называются совершенными. Но тут и близко этим не пахнет. И я не говорю, что другие пары будут любить друг-друга меньше, чем эти особенные, — отнюдь, чаще даже бывает наоборот. Я прекрасно чувствую его волнение, я вижу с каким тяжелым сердцем этот мальчик удерживает себя от очередной глупости и не пытается ворваться в мою комнату, но я не изменю своего решения. Здесь нельзя подчиняться эмоциям, мой крылатый друг, плата слишком велика. Твой Тэхён очнётся тогда, когда ему уготовано, и я не могу тебе сказать, когда именно это произойдёт, но осталось ждать совсем немного, просто поверьте мне оба, наконец! Кот нервно мяучит, слыша звенящее напряжение в голосе волшебника, которое вот-вот достигнет пика, и неожиданно, с осуждением зыркнув на взволнованного Ангела, тут же, прямо на глазах, вытягивается вверх, впервые демонстрируя своё истинное материальное обличье. Итыка трясёт и чужие тёплые руки, вдруг по-настоящему обнимающие его со спины, приходятся как нельзя кстати. — Всё в порядке, Чонсу, слышишь? — реальный голос Ким Хичоля, волшебника-кота, оказывается немного хриплым, но, на удивление, очень тихим и мягким. Тэмин, впрочем, готов спорить, что порой он может быть абсолютно другим, — Ты всё сделал правильно, больше не может быть той проклятой ошибки, всё хорошо. Ты веришь мне, детка? Я уверен, что сейчас всё идёт так, как надо. Чонсу-я, мы справимся, — Итык слегка выдыхает, кивая в такт его размеренным фразам, и откидывается головой на чужое плечо сзади, а Хичоль настойчиво и аккуратно разжимает его пальцы, сжатые на крае столешницы. Он разговаривает со старшим, как с маленьким ребёнком, который в приступе капризной истерики порезал палец, — Я больше не буду превращаться пока, хочешь?.. Давай сюда ложку, пора перемешать, а то может сгореть — знаешь же как этот мёд вместе с корой топинамбура быстро присыхает… Не переживай так, солнце, ты совсем себя не жалеешь! Хранитель не совсем понимает, что могло случиться в этом домике между пространственными границами, навсегда зависшем в неизвестном временном измерении, но чувствует, что в жизни волшебников всё было совсем не так просто, как казалось раньше. Из гостинной вдруг слышится поражённый вскрик Чимина и следом за ним сонный хриплый голос: «Где это мы? Ничего не помню, Чим…». Под скрип входной двери раздаётся радостный перезвон хрустальных колокольчиков и приветственное фырчание дракона, а на пороге вырастает чья-то широкоплечая пока незнакомая Тэмину фигура. Итык устало опирается ладонями на стол перед собой и улыбается сквозь внезапно покатившиеся по щекам слёзы облегчения, указывая Ангелу на распахнутую дверь, в проёме которой видно Чимина, прижимающего к себе высокого черноволосого юношу, а Хичоль, до этого молча касающийся губами его шеи, вскидывает голову и произносит, усмехаясь: — Теперь доволен, наседка? Вся семейка в сборе!