Отчаянье на двоих

Случайный, сонный взгляд на циферблат напомнит нечто, тикавшее в лад невесть чему, сбивавшее тебя с привычных мыслей, с хитрости, с печали, куда—то торопясь и торопя настолько, что порой ночами хотелось вдруг его остановить и тут же — переполненное кровью, спешившее, по-твоему, любить, сравнить — его любовь с твоей любовью

      В музей едут уже спустя какое-то время, улыбаются, как школьники. У Этери закутана шея в яркий шарф, а волосы в небрежной косичке. Кучерявая прядь выбилась из прически, щекочет щёку.       Даня смотрит на дорогу, лишь иногда кидает взгляд вбок, замечая румянец на щеках.       Он никогда не понимал, почему в фильмах после секса обязательно кто-то глупо спрашивает: тебе понравилось?       Ведь это все на самом деле видно. По тому, как женщина закусывает губы, как расслабляется в его руках, как отвечает на каждое движение ее податливое тело, как дрожат мышцы и как потом хрипит голос.       С женщиной, которую любишь, такое видно сразу. Как она потом открывается тебе так беспредельно доверчиво, что между вами не остаётся границ,ведь обнаженная кожа к коже стирает все остальные барьеры,а после остается лишь ладонью обхватывать грудь только для того, чтобы чувствую, как бьется сердце.       Поэтому Даня знает, что Этери было хорошо. Без странных вопросов, на которые кто-то может соврать, а другой-- не почувствовать эту ложь       -- Ты на меня так смотришь, что я снова чувствую себя голой,-- не поворачиваясь говорит Этери, листает телефон.       Даня смеется.       -- Может, мне нравится такой вид.       Этери откладывает гаджет, морщится на долю секунды, замечая, что сообщение доставлено, и выключает экран.       -- И что же тебе нравится?-- в глазах искры.       -- Если я начну описывать, то не смогу вести машину.       -- Да ладно...вот так и не узнаешь, что тебе нравится во мне больше всего.       Даня вздыхает, несносная женщина. Не отстанет же, или ещё чего хуже-- придумает какую-то ерунду. Он понимает, что многие сказали бы, что у Этери красивое тело, волшебные руки, на крайний случай, яркие глаза или чарующий голос, но Дане все это кажется слишком безличным.       -- Мне нравится то, как трепещут твои ресницы, когда мы лежим близко друг к другу, и ты щекочешь мою кожу, даже не замечая этого.       Этери вздрагивает от оригинальности. Она тоже ожидала рассказов про глаза, кисти и красивое тело, а вот ресницы были в первый раз.       Возразить на это было на удивление нечего.       По дороге в музей заезжают в джелатерию и долго выбирают, что хотят съесть. Этери в конце концов соглашается на лимон с базиликом, вишню с шоколадом и что-то жутко сладкое с орехами. Даня не ставит эксперименты. Манго и горький шоколад кажутся самыми подходящими.       --Тебе все еще нравится мороженое?--усмехается Даня, замечая, как Этери довольно закрывает глаза.       --Очень. В Москве такого нет.       --Даже в другой части Италии такого нет, я проверял.       Этери кивает. Есть в итальянцах это четкое чувство патриотизма, когда они всегда выбирают свое, даже если оно произведено хотя бы в родном регионе. Эта любовь к истокам кажется самой правильной, когда ты уезжаешь далеко, а потом возвращаешься. Этери такое понять в силах.       Для нее дом всегда был местом для семьи. Когда родителей не стало, то и само понятие дома как-то стерлось. Был город, в котором остались друзья и работа, город, которому по факту плевать, насколько ты одинок или желаешь спасения. Которому на самом деле плевать, выплывешь ты или нет, потому что туда каждый день приезжают сотни других людей за мечтой. В Москве ценность одного человека всегда стремится к нулю, в отличии от маленьких городов,где каждый помнит тебя еще ребенком и с удовольствием смотрит на взросление. Если, конечно, ты сам позволяешь.       Даня сбегает от такой близости с целым городом как можно дальше и в первое время наслаждается шумом и величием Рима. А после устает от этого и возвращается.       Только за последнее время Даня наконец понимает, что имел в виду отец, когда говорил, что их город самое идеальное место, чтобы жить. Особенно, если у тебя есть семья.       На крайний случай, у каждого всегда остается море.       -- Не знаю, как можно есть столько мороженного и при этом быть такими худыми,--все еще бурчит Этери.       Даня открывает ей дверь автомобиля.       --Это наша тайная способность.       Когда они целуются, то шоколад смешивается с базиликом и кажется еще более безумным вкусом на губах, чем в креманках.       --А ты любишь ходить в музеи?--вдруг спрашивает Этери.       Даня пожимает плечами.       --Не очень. Там всегда надо вести себя тихо и не подходить слишком близко. Мне, кого папа учил, что искусство надо смотреть близко, непонятны стекла на картинах и фотографиях. Будто они в клетках. Так мне казалось в детстве, а потом я просто привык, что самое интересное в Италии можно смотреть не заходя в музей.       --Правда?       --Это, конечно, смотря, что ты любишь. Со мной учился парень Лука. Так у него родители нашли какую-то ценную статую просто копая огород. Потом продали в музей Ватикана и стали очень богатыми людьми,--смеется.--Я пожалел тогда, что у нас никогда не было огорода.       Этери улыбается в ответ.       --То есть, сейчас ты совершаешь подвиг и идешь со мной в музей?       --Что-то вроде того.       --Как же мне повезло.       --О да.       Они перекидываются друг с другом шутками, пока Даня ведет машину, а Этери проверяет сообщения на телефоне. От Эда приходит чистый восторг, когда он видит фото ее новой картины.       "Я не знаю, как назвать выставку и какую придумать общую идею, но мне кажется, у нас есть шанс."--пишет Этери в ответ.       "Я в тебя верю, "--просто отвечает Эдуард.--"А еще жду".       "Я скоро вернусь", --почти на ощупь набирают пальцы.       В теплоте салона под тихую музыку и истории Дани про Рим, которые Этери слушает в пол уха, она внезапно понимает, что пока не может озвучить ему свое решение.       В музее они одни, туристов нет, а местные предпочитают сидеть в тратториях с аперитивом или кофе, чем смотреть на картины и экспонаты. Пройдя комнаты из истории города, Этери понимает, что для местной знаменитости и его фотографий действительно выделили самый лучший зал. С окнами на море и очень светлыми стенами. Фото тут же затягивают в калейдоскоп историй и Этери теряется в них, незаметно отпуская данину руку.       Ее влечет к картинкам на стене, потому что становится понятно: два человека искусства поймут друг друга, даже, если говорят на разных языка. Этери смотрит в зеркало Марко и понимает, о чем он хотел рассказать миру.       О любви.       К женщине, которую спасало море.       К их сыну, который любил гулять босиком, запускать воздушного змея, играть с соседскими котами и собирать ракушки на пляже.       К городу, который был частью его души.       Именно, разглядывая фото, в которых было так много любви, Этери наконец понимает, что на самом деле Марко смог найти и запечатлить дух своего города. Его гений места--это вихрастый мальчишка, который больше всего на свете любит море.       Мальчишка, которому Этери должна разбить сердце, когда тот вырастет.