Отчаянье на двоих

Теперь в кофейне, из которой мы, как и пристало временно счастливым, беззвучным были выброшены взрывом в грядущее, под натиском зимы бежав на Юг, я пальцами черчу твое лицо на мраморе для бедных

      Зима приходит в Москву словно по календарю. Этери понимает, что мерзнет несмотря на то, что дома тепло. На самом деле она почти и не выходит из квартиры, потому что рисует, время от времени выныривает в свою реальность. Иногда Этери кажется, что Даня это тот, кто держит ее тело и мысли вместе.       А еще есть Эд. Он приносит еду, помогает с нужными вопросами и все также вытягивает на улицу. Иногда Этери кажется, что ее жизнь превращается в один повторяющийся день, как в старой комедии и она просыпается под одну и ту же мелодию на будильнике.       Торжество Юдифь. Тело наполняется силой и Вивальди поднимает те самые нужные резервы. Мелодию прислал недавно Даня и она так и не отпустила спустя неделю. Есть в ней что-то магическое, то, что вызывает яркие сны о лицах, масках и перевоплощениях.       Сегодня же Этери терпеливо ждет Эда. Обещанный выход в люди она принимает безропотно и не сопротивляется. Москва уже украшена к праздникам и напоминает о том, что по идее стоило бы купить подарки и тоже позволить себе мечтать и загадывать желания.       Даня рассказывает утром, что занят сюрпризом к ее приезду, а потом вдруг спрашивает:       --Так ты уже взяла билет?       И Этери понимает, что в очередной раз забывает о таких вещах. Для человека, который даже молоко в кофе себе не покупает, не помнить об этом вроде как привычно, но все же неправильно.       --Сегодня этим займусь,--отвечает она, а Даня в очередной раз ей верит.        Эд приходит в теплой куртке с перчатками и сразу говорит одеваться теплее.       --Пойдем на каток. Помню ты рассказывала, что занималась в детстве, а потом получила трещину в позвоночнике, выросла сильно и бросила.       Этери кивает.       --Да, было такое. Папа предлагал остаться еще, попробовать несмотря на рост, а я решила, что не стоит. Ведь есть гораздо более доступные для нас по деньгам увлечения. Например, рисование.       Эд улыбается в клетчатый шарф, заводит автомобиль.       -- А кто знает, может, не выбери ты рисование, то и женское одиночное катание в России было бы в топе, а не за японками и американками.       Этери смеется в ответ.       -- Кто знает, но я и подумать не могла, что ты такой знаток спорта.       Эд пожимает плечами.       --Есть такое, но, увы, гордиться пока нечем.       Этери смотрит за окно, радуется ярким огоньками на столбах и в витринах.       --Если бы я занималась фигурным катанием, у меня была бы самая лучшая школа мира,--уверенно говорит она.--Потому что без этого я не представляла бы свою жизнь и никогда не смогла бы заниматься чем-то еще.       --А я?--Эд помогает выйти из машины, идет рядом.       --А ты делал бы то, что и сейчас. Административную работу, носил бы мои чемоданы. Может, артистом в шоу выступил бы разок.       В глазах Этери чертята, а она сама кутает нос в теплый шарф и зашнуровывает коньки.       --Хотя не знаю, как бы я там выживала,--произносит она.--Больше всего на свете я не люблю холод.       Эдуард тоже шнурует свои коньки и кивает.       --Я знаю. Но мне кажется, к этому нам всем пришлось бы привыкнуть.       Этери ступает на лед, вспоминая давно забытые ощущения, катит по кругу, чувствуя, как лезвия скрипят, вычеркивая узоры по гладкой поверхности.       Она совсем отрешается от всего мира и просто двигается вперед, пока не понимает, что музыка внутри звучит, а длинные пальцы рисуют в воздухе что-то, что видит только сама Этери. И мир замирает, переставая существовать и дышать.       --О чем ты сейчас рассказывала?--спрашивает Эд, когда Этери останавливается.       Она прячет руки в карманы и словно выключает ту самую магию, которая только что-то звучала на незаметном катке.       --Это была история о художнице, которая пишет картины, но ни одна ей не нравится. Она мучается, пробует, ищет и вдруг начинает рисовать на себе. Изображение настолько завораживает, что со словами: «Я познала совершенство», она убивает свое творение…       Эд рефлекторно обнимает Этери за талию.       --Хорошо, что это только история, которая закончилась. Пусть и так плохо.       Этери осторожно выскальзывает из-под его ладоней.       --Она закончилась хорошо,--тихо возражает она.-- Умирать быстро от собственного совершенства гораздо лучше, чем медленно терять себя от отчаянья.       Безалкогольный глинтвейн они пьют уже за уютным столиком, чтобы согреться. К теме фигурного катания не возвращаются, потому что Эд сам начинает разговор, который давно хочет обсудить.       --Ты когда в последний раз читала новости в интернете?       --А там есть что-то кардинально новое?--морщится Этери.-- Кроме того, что мое время скоро закончится и я на самом деле ничего не умею.       --Есть еще немного сверху. Саша с Аленой у Плющенко рассказывают некоторые интересные для журналистов подробности, как им не давали развиваться и вообще чуть ли не заставляли работать на износ.       --Как интересно,--Этери делает глоток, глинтвейн обжигает горло.--Жаль, что я так в них ошиблась, но у Евгения, наверное условия лучше.       --Однозначно. Он там пытается уйти в большое творчество, но выходит пока слабо. Проблема в другом...--Эд делает паузу.       --М?--Этери заправляет прядь волос за ухо, прикусывает трубочку.       --Он там пару раз назвал тебя менеджером и прошлым веком, считая, что скоро расшатает твою империю.       --У меня есть империя? Как интересно...       --Интересно то, что я уже не первый раз замечаю журналистов рядом с твоим домом и офисом, Этери. Они явно по чьему-то приказу вынюхивают,ищут нужные сплетни.       --Ну, им придется разочароваться...кроме работы, которая проходит у меня дома, даже самым ушлым ничего не светит. Если только они не направят дрон под окна...а это идея, как думаешь?-- Этери даже жестикулирует, чуть не сбивая кружку.       -- Ты невыносима,--смеется Эд.--Но вот сейчас, похоже, тот мужик за соседним столом сделал пару фотографий, как мы тут сидим, и скоро их куда-то разнесет.       --И что?-- Этери вместо того, чтобы отвернуться, находит взглядом странного журналиста и смотрит на него так пристально, что мужчина почти сразу ретируется и отводит глаза.       --А то, что тебе нельзя ехать в свою Италию...к своему...Даниилу,--поправляется сразу Эд.--Мы все еще на войне, Этери. И если о нем узнают пока мы не стали на ноги, жизни не будет никому из вас. Он пока твоя слабость и если раньше времени это все всплывет, ты не сможешь закончить то, что начала. Потерпите до марта, а потом, если все останется прежним, уже будет не страшно.       --А кому из нас страшно, Эд? Когда писали о нас, мы только смеялись по вечерам.       -- Да. Это не никогда не было легко, Этери. Но я прекрасно знал, кто ты и на что иду. А обычный мальчишка из провинции понимает, кто ты есть? Насколько твоя личная жизнь может быть ценна для твоих фанатов, и , тем более, твоих врагов? Он хотя бы знает, сколько стоят твои работы и как ты бешено известна?       Этери сцепливает руки в замок, пальцы белеют.       --Думаю, интернет слишком велик и запретить им пользоваться не в моих силах...       --Значит, от тебя не знает,--прерывает Эд.--Ты нужна сейчас здесь, Этери. Ты наш полководец на войне, в которую никто из нас не хотел попасть, но уже давно ввязался. Если ты сойдешь с ритма, который поможет нам победить, больше мы не сможем стать на ноги. И сейчас я просто прошу подумать над этим. Что ты можешь принести с собой в тот маленький город сейчас, пока мы не уничтожили своих врагов и пока они еще ищут оружие, чтобы выбить тебя из равновесия.       --Ты за этим меня на каток повел?--четко спрашивает Этери.--Чтобы отговорить от поездки на Новый год?       --Я позвал тебя, чтобы не дать упасть в работу и утонуть. А еще, чтобы ты подумала об этом и не принимала решения купить билеты лишь потому, что обещала.       --Знаешь, иногда ты меня раздражаешь,--тихо произносит Этери.       --Потому что ты знаешь, что я прав,--спокойно отвечает Эд.--Но я, как обычно, приму любой твой выбор.       Этери понимает, что Эдуард не врет: он всегда принимает все, что с ней происходит.       Даже если это значит убить себя, достигнув совершенства, или, еще хуже, медленно падать в отчаянье.