Хаотичные приключения ДжоДжо: Bloody Stream

Путь до дома Роберта они преодолели в молчании. Не сказать, чтобы оно было особенно скорбным, однако что-то тяжелое в воздухе ощущалось кожей. Смоки переводил взгляд с Джозефа на остальных людей, ему незнакомых. Вивиан, заметив это, остановилась и жестом фокусника вытащила из кармана брюк конфету в смятой обертке. ー Будешь? ー Смоки нахмурился. Конфеты он не очень-то и любил, предпочитая сладостям горьковатый чёрный кофе. Ну, в те разы, когда он мог выпить кофе. Однако отказываться от бесплатной конфеты ー себя не уважать, да и обертка привлекала внимание воришки. ー Если можно! ー выпалил он. Вивиан улыбнулась и бросила конфету в протянутую ладонь. После чего девушка достала ещё одну лимонную карамельку и засунула её в рот, спрятав фантик в кармане. Урн поблизости не наблюдалось. (Надо отметить, что Вивиан Линн никто не звал с собой и не ждал, но она наотрез отказалась уходить, заявив, что хочет узнать, что происходит, и как ее брат связан с вампирами и каменными масками. Роберт мог бы с лёгкостью прогнать ее, но ее родственник, вероятно, умер по его вине, поэтому Спидвагон чувствовал себя обязанным сделать все, чтобы правда дошла до её ушей.) Джозеф скорчил задумчивое лицо, бросая взгляды в сторону Вивиан. Она заметила. Вопросительно вскинула брови. ー Что? ー Эй, эй, а как тебе это удалось? Я видел тот огонь! У тебя же в руках не было зажигалки или чего-то подобного? ー заговорщически произнёс он. Вивиан поморщилась. ー Долгая история. Потом расскажу. Смоки встрял в их диалог, заметив выражение лица девушки и поспешно переведя тему. ー ДжоДжо, кто эти люди? Я ничего не понимаю… ー прошептал он, надеясь, что идущие впереди Роберт и Стрейтс его не слышат. Роберт, однако же, все слышал. *** Эрина ждала их, несмотря на позднее время. При виде Стрейтса и Роберта она даже не шелохнулась, однако сжавшиеся в тонкую ниточку губы ясно выразили ее отношение к происходящему. ー Как я и думала. ー Роберт поспешно отвёл взгляд в сторону. В горле пересохло. Хотелось пить. И к сожалению, далеко не воды. И даже не вина. ー Роберт, я бы очень хотела знать, что произошло. Не поверю, что ты сам, по своей воле… ー на последних словах ее голос предательски дрогнул. Роберту же чудилось, что глаза Эрины прожигают его сильнее пресловутого хамона. Только в этом случае горело не его тело, а его совесть. Это было гораздо хуже. А хуже всего было то, что он, казалось, совершенно потерял прежние ориентиры. До сего момента жизнь его была уже стабильной, в ней давно установился определённый порядок, в котором и привык жить Роберт. Э. О. Спидвагон. И все это разрушилось из-за эгоистичного желания одного человека. Роберт бы и врагу не пожелал той участи, которая постигла его самого. Прежде всего, он плохо понимал (и, пожалуй, не хотел понимать) пределы собственных новых возможностей, кроме самых очевидных, таких как регенерация, вечная молодость, и наибанальнейшее, наиочевиднейшее ー необходимость пить кровь. Во время своего поспешного возвращения из Мексики в Нью-Йорк Роберт раздобыл где-то яблоко ー красное, сочное, и уж наверняка сладкое, как он любил ー, но как только его зубы впились в мякоть, то… Ни к чему хорошему это не привело. Очень мало хорошего было в том, что еда, которая ему прежде нравилась, вызвала лишь удушливую тошноту. ー…Эрина, я правда не… ー в ее взгляде Роберт увидел еле различимый ужас. Не такой яростный, как у Джозефа, а тот самый ужас отчаяния, который приводит к искреннему желанию покончить со всем здесь и сейчас. Спидвагон подумал, что, вероятно, в его взгляде ей видится то же самое. ー Бабуля, зато ведь он жив и здоров, верно? ー Джозеф был единственным, кто пытался хоть как-то разрядить обстановку, поэтому он заговорил максимально беззаботным тоном. ー Это было бы лучше, чем если бы нам привезли его труп! ー…Джозеф. ー Роберт покачал головой. ー Прекрати. Сейчас не время для шуток. Джозеф помрачнел, напускная веселость исчезла с его лица так же быстро, как и появилась. …А потом Роберт заговорил. Он рассказывал о произошедшем подробно, умолчав лишь о том, с какой жадностью пил кровь у своего же подчиненного (пожалел Эрину и Джозефа, перед которыми испытывал чувство вины, хотя, на самом деле, его вины в произошедшем не было). Стрейтс молчал, заняв место у окна, и только разглядывал комнату. Лицо его оставалось все таким же непроницаемым и безразличным, и оживлялся он лишь тогда, когда смотрел на Роберта. Стрейтс всегда чувствовал себя оторванным от остальных учеников Тонпетти. Прежде всего, в отличии от них, он оказался здесь не по своей воле. Родители его были путешественниками родом из Японии, однако их корабль потерпел крушение, и мать погибла. Отец же, с маленьким ребёнком на руках, чудом добрался до монастыря, где и умер от болезни. Стрейтс ー или Кобаяши Мори, как звали его на самом деле ー рос тихим и замкнутым. Он был удивительно старателен для своего возраста, однако что ещё ему оставалось? Находясь в монастыре, он мог только посвятить себя изучению хамона, что он и сделал. Хотя в глубине души юный Кобаяши мечтал совсем о другом. Но никогда не признавался себе в этом, чтобы не разочароваться в том, чем он занимается. Если бы его родители, Юмико и Тадаши, были бы живы, наверняка и он жил бы спокойной жизнью где-то в Японии, как все. Играл бы со сверстниками, заводил друзей, ходил бы в школу… Вырос бы, устроился на работу, завёл бы свою семью. Прожил бы, может, мирную, спокойную жизнь, не без трудностей, но все же сытую и довольную. Мечты, мечты. Стоя однажды перед зеркалом, Мори твёрдо решил отказаться от желания «выйти в люди». Тем самым, отказался он и от своего имени (так ему казалось). Он наказывал себя за дурные помыслы, за желание стать чем-то большим, чем он являлся. Это не для него. Всё не так, как должно быть. Сказал он себе. И тем самым все-таки поймал самого себя в ловушку. Потому что, отсекая часть жизни, убеждая себя в том, что ему это не нужно, он лишился возможности узнать мир во всем его многообразии. К сожалению, понял он это слишком поздно. Кагоме, кагоме, Птичка в клетке Когда же, когда же она её покинет? Может быть во тьме ночной Сгинут аист с черепахой. Кто же за твоей спиной? Стрейтс сжал ладонь в кулак и медленно разжал его, разгибая пальцы один за другим. Для такого, как он, необходима была цель, конечная остановка, что-то, что смогло бы мотивировать его. Раньше этой целью было изучение хамона. Сейчас целей у него как таковых не было. Какие тут цели, если он бессмертный? Разве что… Он снова бросил взгляд на Спидвагона. Так странно было смотреть на него, снова молодого, снова выглядящего на двадцать пять лет, сидящего рядом с Эриной, которая была немногим младше его самого. Стрейтс моргнул. Ему начинало казаться, что молодость Роберта ー просто иллюзия, и, если он зажмурится посильнее, а потом снова откроет глаза ー оно исчезнет. Но оно не исчезало. Стрейтс и сам оставался молодым. «Я, конечно, хотел вернуть свою молодость и силу, боясь слабости и увядания, но что теперь? Я действительно думал, что иного способа получить желаемого и добиться внимания Роберта у меня нет, но, вероятно, он меня ненавидит.» Вивиан стояла у окна, мрачно глядя на город. Информация, которую она услышала, ей не нравилась совершенно. Шансы на то, что Алан смог остаться в живых, таяли на глазах. Но Вивиан все равно хотела бы сама, своими глазами увидеть его мертвым, чтобы убедиться, а не просиживать штаны в беспомощном ожидании. Бездействие свело бы её с ума. В ее жизни не было людей важнее матери Изабеллы и брата Алана. И… Верёвка натянулась, когда преступник повис, судорожно дергаясь в агонии. Мальчик прижал сестру к себе, будто пытаясь спрятать ее от ужасающей сцены гибели. В тот момент ему показалось, что он обнимает не живого человека, а глыбу льда. ー Виви, не смотри… Преступником был их отец. Вивиан вздрогнула и отпрянула от окна: ей почудилось, что от него тянуло холодом, леденящим до костей. Она закусила губу до крови. «Ради всего святого, Алан, я надеюсь, ты ещё жив…» *** Муха назойливо жужжала где-то рядом, над ухом, затем взлетела вверх, и в оглушительной тишине мужчина мог услышать только ее жужжание и биение собственного сердца. «Где… Где я…» На секунду он испугался, что потерял слух, поэтому-то не слышит людских разговоров или топота шагов. Но быстро успокоил себя, поняв, что раз он слышит муху, то слух остался при нем. Глаза его до сих пор были закрыты ー воспринимать яркий свет было попросту болезненно, поэтому он выжидал. ー Уже пришёл в себя? ー незнакомый мужской голос над ухом с заметным немецким акцентом. Голос этот мужчине совершенно не понравился: звучал он обманчиво любезно и даже дружелюбно, но за всем этим чувствовалось что-то безжалостное и жестокое. Мужчина оцепенел, страх накатил с новой силой, и только сердце стучало все сильнее и сильнее, громче и громче. Тудум тудум тудум тудум Алан Линн не считал себя трусом, но сейчас он отчётливо ощущал, что вляпался во что-то очень, очень нехорошее. ー Где я… ー прошептал он, обнаружив, что голос его не слушается. Да и пошевелиться он не мог ー похоже, его ещё и нарядили в смирительную рубашку? Он не был уверен ー глаза все ещё не привыкли к яркому освещению. Но теперь он хотя бы что-то вокруг видел. Память возвращалась медленно, как будто… Как будто он просто не хотел вспоминать. Да и к тому же его воспоминания были фрагментарными, он помнил только отдельные моменты. Пещера, его начальник Спидвагон, тот монах, которого он вызвал… Каменная маска, трупы и… Алан сглотнул. «Маска? Точно… Там была маска… Стрейтс надел её на мистера Спидвагона, а потом…» К горлу вдруг подступила тошнота. Алан задергался, кто-то закричал, кто-то схватил его, помогая принять нормальное положение… Линна тошнило. И не только потому, что он сам оказался в ситуации, из которой ー он ясно понимал ー мог и не выбраться живым, а ещё и… Злость на Стрейтса вспыхнула с новой силой. ー Итак. ー дождавшись, пока кто-то из его подчинённых вытрет Алану рот, тот самый мужчина, который заговорил с ним, когда он пришёл в себя, снова принялся расспрашивать его. Очевидно, он здесь был за главного. Холодные глаза немца пристально изучали Линна. Он глубоко вздохнул, не отводя взгляда. «Ничего ты от меня не узнаешь, нацистский кусок дерьма.» ー вот что он вложил в свой взгляд. ー Полагаю, по доброй воле ты нам ничего не скажешь, и даже под пытками будешь молчать, как партизан. Так что… Ах да, я же не представился, верно? Как неосмотрительно с моей стороны! Совсем забыл, что вы, англичане, больше всего чтите хорошие манеры. ー в голосе немца сквозила насмешка, Алан поморщился. ー Меня зовут Рудольф фон Штрохайм, к вашим услугам! Надеюсь на плодотворное сотрудничество, Алан Линн. Штрохайм вдруг щелкнул пальцами, будто давая команду, и двери распахнулись. ー Я тебя пытать не стану. ー ласково (от этого Линна передернуло, так как все происходящее казалось ему диким) произнёс он. ー И убивать тоже. Сдаётся мне, ты слишком много знаешь, чтобы от тебя избавляться. По крайней мере, пока не узнаю, что за колонна была в той пещере. ー К-колонна…? ー голос Алана предательски дрогнул. ー Она самая. Что за маски? Что за человек в колонне? Я бы очень хотел знать ответы на все эти вопросы! ー голос Штрохайма сделался визгливым на последних словах, и он громко засмеялся, после чего вдруг снова посерьезнел. ー Поэтому я принёс сыворотку правду специально для тебя. Немецкая наука ー удивительная вещь, знаешь ли! ー Вам не стоит… ー Алан едва не прикусил себе язык. ー Я не думаю, что изучать колонну ー хорошая идея! ー Здесь только я решаю, что мне изучать, а что нет. ー Штрохайм смотрел на него сверху вниз. ー Несите сыворотку. «Будь здесь хотя бы какое-то растение, хотя бы крошечное…» ー глаза Алана бегали туда-сюда. ー «Я бы мог выбраться с его помощью… Но даже если оно здесь было, даже если бы я не был связан… На этой базе полно немцев, в одиночку я могу и не справиться.» Выхода из ситуации пока что не предвиделось. «Надеюсь, Вивиан в порядке…» *** Италия, остров Эйр-Супплена Черноволосая стройная женщина, которой вряд ли бы можно было дать больше тридцати лет, склонилась над письмом, присланным ей этим утром. Волосы упали ей на лицо, мешая вглядываться в написанное, и она с раздражением откинула их назад. Дочитав до одной из строк, она остановилась и покачнулась так, будто земля ушла у неё из-под ног, в последний момент вцепившись руками в стол. Хрустальная пепельница, стоящая на краю, издала жалобный звон, подпрыгнула от резкого движения и рухнула на пол, с грохотом разбиваясь вдребезги. Осколки разлетелись по комнате. Дурной сон. Этого не может быть… Почему он так поступил? Женщина глубоко вдохнула, ожидая, пока предательские пятна перед глазами перестанут мелькать. Она ко многому могла бы привыкнуть, многое могла вынести, но полученное письмо привело ее в ужас. И совсем не испытывать никаких чувств по поводу новостей она не могла. В дверь постучали. ー Учитель Лиза Лиза? ー Сьюзи Кью, одна из учениц Элизабет Джостар (правда настоящее ее имя хранилось в секрете, и никто, кроме нее самой, о нем не знал), заглянула в кабинет наставницы. ー Простите, я слышала, у вас что-то упало… ー Все в порядке, Сьюзи. ー Элизабет понадобилось ровно три глубоких вдоха, чтобы окончательно загнать свой страх и напряжение глубоко внутрь, вновь натягивая на лицо маску холодной невозмутимости. Сьюзи Кью покачала головой, сложив руки на животе и остановившись в дверях. Очевидно, что наставнице своей она ни на секунду не поверила ー слишком уж хорошо ее знала. Но Сьюзи была слишком тактичной, чтобы откровенно донимать своего учителя вопросами, поэтому она терпеливо ожидала, пока та не заговорит сама. Лиза Лиза приложила руку ко лбу. Холодный. ー Сьюзи, не могла бы ты подмести здесь? И принеси мне чаю, будь так любезна. ー видит бог, Элизабет не хотела посвящать окружающих в свои личные дела, ее личность и прошлое должны были оставаться тайной, однако Сьюзи она не могла отказать. К тому же, вероятно было, что Сьюзи тоже придётся принять участие в дальнейшем. Утаивать от неё важные новости было попросту неразумно. ー Можешь и себе захватить. Сьюзи Кью просияла. ー Да, учитель! Как скажете, учитель! ー и унеслась молниеносно, как будто не она тут стояла минутой ранее. Элизабет вздохнула, рассеянно разглядывая осколки под ногами. Сьюзи Кью была ее ученицей уже… Лет восемь? Да, верно, восемь. Быстро же время летит. Просачивается сквозь пальцы, как песок, сколько ладонь ни сжимай. Элизабет не любила хвалить ー она была убеждена, что похвала ведёт к лени, она неспособна мотивировать человека, а лишь заставляет его расслабиться, увериться в своих возможностях и перестать двигаться дальше. Но как учитель, она прекрасно понимала, что подобный подход не может сработать со всеми. Поэтому к обучению Сьюзи Кью когда-то подошла со всем старанием, сделав так, чтобы ученица действительно хотела учиться дальше, а не останавливаться на достигнутом. Только бесконечные усилия приносят свои плоды. У Сьюзи был слишком большой потенциал к изучению хамона, что поразило Лизу Лизу. Она поняла это ещё в первую их встречу, когда дочь хозяина бакалейной лавки отправилась по его просьбе доставить продукты заказчице, живущей на острове в огромном замке. …Правда, в конечном счете Сьюзи Кью так и не стала мастером, впрочем, не сказать, чтобы Элизабет на подобное рассчитывала: для изучения хамона восьми лет было слишком мало. Но для Сьюзи Кью этого оказалось достаточно, чтобы овладеть техникой на среднем уровне (Лиза Лиза сказала бы, что этот средний уровень был близок к владению высокого уровня). В сущности, девушку и впрямь можно было назвать самородком. Таких, как она, на свете было немного. Даже Цезарь Цеппели, ещё один ученик Лизы Лизы, не мог бы похвастаться подобным потенциалом. А ведь он был прекрасным учеником, внимательным и схватывающим все на лету. Лиза Лиза выглянула в окно, яркое солнце на мгновение ослепило ее. Она поспешно зажмурилась и отвернулась. Погожее солнечное утро началось с дурных новостей. Достаточно дурных, чтобы вывести женщину из равновесия больше, чем на пять минут. Это определённо было плохим знаком. *** …Между делом, стоило бы отметить, что нелюбовь Элизабет к похвалам появилась благодаря методам обучения ее наставника, Стрейтса, чьим аккуратным, каллиграфическим почерком и было написано письмо, вызвавшее у неё столь сильные противоречивые чувства. Стрейтс… Он значил для неё очень многое. Он был ее наставником с тех пор, как она была ещё ребёнком, и все свое детство и юношество Элизабет Джостар провела в горах Тибета. Ее обучение состояло из ежедневных изматывающих тренировок, и, как любой обычный ребёнок, Лиза негодовала, капризничала и возмущалась, но Стрейтс был непреклонен. «Если не сможешь это сделать ー умрёшь».ー его любимая фраза навсегда врезалась в ее память. Элизабет больше всего боялась разочаровать учителя, и накануне последнего испытания, которое определило бы, достойна ли она звания мастера хамона, у них произошёл следующий диалог: ー Учитель Стрейтс, что будет со мной, если я провалю испытание? Я умру? Стрейтс холодно посмотрел на неё. По-другому смотреть он видимо не умел. ー Ты не умрёшь. Но я буду очень тобой недоволен. ー негромко произнёс он. …Разумеется, Лиза приложила все усилия, чтобы пройти испытание. Не могла же она подвести своего наставника, верно? …В двадцать пять лет она вышла замуж за Джорджа. Их брак был счастливым. Элизабет и правда без памяти любила мужа и родившегося у неё сына, которого она назвала Джозефом. Но счастье это длилось недолго. Муж был убит, а она… Элизабет вздохнула, собирая волосы в хвост ー механическое движение. Слишком многое случилось, слишком многое произошло. Мысли ее снова вернулись к Стрейтсу. Мой наставник… Нет, мой настоящий отец. Как ты мог пойти на такое? Почему ты так поступил? Сердце кольнуло болью. Элизабет запрокинула голову, смахивая непрошеные слезы. Она отперла замок ящика, который почти никогда не открывался, маленьким ключом. Вытащила из дальнего угла медальон… Немного помедлив, она открыла его, разглядывая фотографию молодой смеющейся женщины и мужчины, на лице которого была едва заметная мягкая улыбка. Этим мужчиной был Стрейтс. Медальон был единственным, что досталось Элизабет от матери, умершей на корабле пятьдесят лет тому назад. Эрина Пендлтон, женщина, которая спаслась с корабля лишь чудом, сама отдала ей этот медальон в день ее пятнадцатилетия, когда Элизабет позволено было ненадолго вернуться в Англию, отдохнуть от тренировок. Возвращалась обратно в Тибет Лиза в полном смятении. Со Стрейтсом они, однако, эту тему не обсуждали ни разу. В дверь снова постучали. Элизабет поспешно запихнула медальон в ящик и закрыла его на ключ. ー Всё в порядке, Сьюзи, можешь войти. ー Учитель Лиза Лиза, я ещё и сладости принесла! Ваши любимые! ー радостно оповестила ее ученица. Лиза Лиза не была уверена в том, как именно ей стоило начать разговор, и насколько откровенной она могла быть. Но выхода не было. Если все так, как написал в письме отец, то Джозефу придётся приехать сюда. А мне ー учить его, и делать вид, что я для него совершенно посторонний человек. Что ж… Полагаю, это моя судьба, от которой я не могу сбежать. Да будет так. Сьюзи слушала внимательно, не перебивая, и время от времени подносила к губам чашку с дымящимся напитком. И куда только подевалась ее веселость и беззаботность? ー Значит, дело серьёзное… ー пробормотала она, откусив шоколадное печенье. ー Но что нам делать сейчас, Лиза Лиза? Мы ведь ничего не знаем о том существе из колонны, о котором написано в письме? Лиза Лиза покачала головой. ー Один человек когда-то передал мне на хранение вещь, за которой то существо может явиться. Этого нельзя допустить. Сьюзи… Уж прости, что говорю это, но теперь ты должна быть готова ко всему. Как учитель, я старалась сделать все возможное все это время. Сьюзи вдруг с грохотом отставила чашку в сторону, всхлипнула, утерла слезы, дрожащие на ресницах и бросилась в объятия Лизы Лизы. ー Учитель Лиза Лизаааа! ー захныкала она, как ребенок. ー Не умирайте, пожалуйста! Без вас тут никак! Вы мне нужны! И Цезарю тоже нужны! Элизабет оторопела от неожиданности. Потом улыбнулась ー едва заметно, одними краешками губ. Эмоции и проявления привязанности были под запретом, но порой без них никак нельзя было обойтись. ー Не плачь, Сьюзи Кью. Я не стану обещать тебе невозможного, однако мы должны верить в то, что мы справимся. Ведь если не справимся, то умрем, а этого допустить нельзя. Сьюзи отодвинулась, глубоко вдохнула, чтобы прийти в себя, и решительно смахнула слезы. Элизабет в этот момент испытала чувство гордости за свою ученицу ー в Сьюзи Кью, несмотря на присущие ее характеру игривость и беззаботность, было достаточно силы воли, чтобы справиться с происходящим. Элизабет верила в своих учеников как никто другой, даже если не показывала этого. Таким был путь, который она выбрала.