От автора:
Бечено!
***
Саске учиха был идеальным ребенком. Это мнение можно было считать спорным, но именно так считал Итачи, видя искренние старания своего брата: помочь маме с тяжелыми вещами — пожалуйста; учиться на одни пятерки — безусловно; пыхтеть на тренировках и действительно получать отличный результат — разумеется. Было еще множество моментов, которые подводили черту с переходящим итогом — Саске старался быть тем достойным наследником, чьи результаты оценит родитель. Итачи никогда не сомневался в своем отото, тем более, что знал на интуитивном уровне о границе достижимого успеха. По этой причине он раз за разом с горечью наблюдал, как отоо-сан сравнивал Саске с ним. Сам же наследник не знал иного отношения к детям, пока рос в границах своего клана. Учиха являлись не просто фамилией или кланом, как человеческая община, а чем-то большим, возведенным в абсолют силы и могущества, как пропагандировали старейшины на своих засиженных местах. — «Это не так!» — решительно считал, да и сейчас считает, маленький брюнет, на автомате переписывая условия задачи из учебника. Стоило сменить круг общения, как мир заиграл свежими и куда более яркими красками. Эхо войны все еще слышалось тут и там среди народа, а учитывая то, что он был непосредственным участником военных действий, буквально сопровождая отца на последних миссиях по охране пограничной территории, то он на собственной шкуре почувствовал то, чем на самом деле является война. Искреннее желание ребенка в помощи, пускай и противнику, едва не стоило жизни, но наработанные Фугаку до автоматизма действия позволили избежать злого рока на неопределенное время. Убивать человека было непросто. Неделя шока стоило ему огромного количества потраченных нервов. Тишина была оглушающей, и, пускай он мог озвучивать ответы на вопросы своих родителей, но не мог их услышать собственный голос по настоящему. А затем: месяц без сна и криков, вырываясь из скользкой дремоты в холодном поту; долгая рефлексия о жизни и смерти; осознание отведенного шиноби краткого отрезка существования. В жизни не было смысла, как и в смерти, но человек мог выбрать сам исход собственного срока, уже осознанно реализуя свои цели и мечты. Так стал думать Итачи, после того как вернулся из низины реки домой к семье, умалчивая о «позорной» попытке суицида. Собственная власть и осознание мощи короткого куная в крохотной ладони делили место в сознании с идеей о хрупкости человеческого существования, ведь он, клановый ребенок, даже не ученик Академии, смог в одно движение оборвать нить жизни куда более опытному убийце и взрослому, сильному человеку. Такое положение знал он сам. Такого положения не знал Саске. Инузука Хана была хорошей знакомой, почти подругой, которая на собственном примере смогла показать, что быть клановым ребенком пускай и не просто, но «интересно и весело». Интересно действительно было, но «весело» — тема сомнительная. Впрочем, ему ли говорить о веселье, когда наслаждаться праздниками и общением ему было тяжело, и не потому что его тяготило общение со сверстниками или детьми другого возраста, а потому что он был другим. Но маленькая Волчица с легкостью приняла его манеру общения, нисколько не чураясь его странностей. Философские вопросы при нем подымались чаще, чем на исторических уроках в клане или на парах в Академии, где взрослые ловко увиливали от вопросов или старательно умалчивали ответ. У самой брюнетки было свое мировоззрение, куда более легкое и привычное, чем у среднестатистического Инузука, где каждый жил законом силы и конкуренции, но простое «я помогу миру спасением животных» заставило черноглазого по другому посмотреть на юную куноичи. Нет жажды силы, нет желания наживы, нет интересов клана, зато есть искреннее желание и цель, ради которых маленькая собачница с легкостью пожертвовала отношениями с матерью. Наперекор и тайком ходила, да и продолжает ходить, на курсы ирьениндзюцу, повышая свою квалификацию и запоминая не только основы и приемы для спасения жизни двуногих, но и четвероногих товарищей. Даже на некоторое время переехала в общежитие собственного клана где-то на отшибе их территории, лишь бы не пересекаться с Цуме и ее категорическим отказом. Может сегодня их взаимоотношения, как дочери и матери, стали лучше, но химе все равно продолжила жить где-то на границе, рядом с вольерами и ветклиникой для нинкенов. Она и была тем показателем стойкости и непрошибаемой воли для Итачи, который даже сейчас молчаливо восхищается девушкой, ибо та даже за шесть лет не изменила своим принципам в угоду чужим желанием и мнению. Сам Учиха уже не мог отказаться от играемой роли идеального наследника, поэтому раз за разом с мазохистским спокойствием терпел чужие требования и скупую похвалу от Фугаку и старейшин. Другим примером был Шисуи. Улыбчивый дальний родственник был ненамного старше его, но тот дольше участвовал в ТМВШ и не просто поддерживал старших соклановцев, а был настоящим диверсантом, нередко принимая бой. Многие старейшины и уполномоченные советом воины очень гордились кудрявым мальчиком, не замечая его чуть напряженных плеч и улыбки, что маской сопровождала его лицо. Улыбаться миру, вопреки собственной боли и активным негативным старанием окружения — дорогого стоит. Шисуи редко делился настоящими рассказами о собственных миссиях и заданиях, больше акцентируя внимание на легенды и байки из его жизни шиноби, — иной раз Итачи считал, что друг пересказывал на свой манер чужие истории сослуживцев, — даже не в угоду хокаге и талмуду секретности, где строжайше запрещается делиться сведениями о своих действиях, а ради самого принца и его психики, хотя сам Итачи бы поспорил о том, кому было хуже или лучше на большой дороге. Ответ и так известен и написан на их лицах, где у первого — застыла вечная улыбка, а у второго — секрет с птицами и другое видение мира. И, если сам Итачи принял правила игры своей жизни, где он, как лучший актер, какими ниндзя и являются в небольшой степени, должен был выполнять роли идеального наследника и лучшего шиноби, то Шисуи раз за разом разрушал собственные границы мировоззрения, становясь настоящим патриотом Страны Огня и фанатиком Воли Огня. Желать миру мира было давно известной и бестолковой целью, но его старший друг, которого он в интимной обстановке называл братом, отказывался слепо следовать догматам ниндзя, протягивать руки по воли старейшин клана и тянуть непосильную ношу Шарингана. Быть Учиха, значит, в равной степени быть самым редкостным везунчиком и невозможным неудачником. Шисуи, вопреки всем прогнозам и наставлениям, служит Хокаге и Листу, умело наступая на горло чужому мнению и решениям. Итачи так не может. Итачи продолжает склонять голову перед волей собственного клана, раз за разом сокрушаясь над собственным бездействием и слабостью перед долгом. От того наблюдать за собственной жизнь, исполняемой чужой личностью, для него являлось последней отдушиной и отрадой. Младший брат мелькает перед глазами и сам Учиха-старший преподносил своему отото все самое лучшее, чего он был когда-либо лишен. — «Надо поговорить!» — категоричное заявление Саске пугает Итачи до дрожи, стоит ему невзначай пробежать по крыше дома рядом с закоулком, где остановились маленький представитель Красного Учива и отличник-сирота. О фамилии Окада не слышал разве что глухой, и не потому что за ней скрывался сильный клан или род, а по той лишь причине, что никому неизвестный ребенок без каких-либо связей достиг небывалых высот самостоятельно, как в свое время Желтая Молния и Копирующий Ниндзя. Причем этот рябой и улыбчивый мальчишка уже за пару месяцев преодолел заданную планку Итачи, с легкостью устанавливая новый рекорд Академии. Как сказал когда-то хокаге — «В каждом поколении рождается один гений», — и, видимо, этот юный ниндзя очень скоро пополнит список выдающихся ниндзя Конохи. Во всяком случае сам Итачи не отказался бы познакомиться с новой звездой лично, в идеале на заданий и без свидетелей, но тут уж как получится. Серьезный голос брата, не терпящий возражений, напряг молодого АНБУ, заставив того наблюдать за родственником. — Чего тебе? — легкомысленно спросил шатен, нисколько не напуганный чужими намерениями. — Мы устроим спаринг. — уверенно заявил Саске, подходя на пару шагов ближе к оппоненту, — Хочу посмотреть на что на самом деле способен лучший ученик Мизуки-сана! — Учиха Саске? Верно? — будто бы действительно заинтересованно уточнил Масаши, даже деланно заглядывая в черные глаза своего невольного противника, — Ты же ученик Ируки? Так вы же еще не закончили занятие! Во всяком случае осталось еще собрание… И ты прогулял школу ради одного меня? Брюнет продолжил пожирать серьезным и гневным взглядом спокойного мальчишку, умалчивая о обуревавших в нем чувствах. И только невольный наблюдатель покачал головой, понимая масштаб созданной на пустом месте проблемы. Этот сирота отлично умел не только доставать интересующую его информацию, но и применять ее по назначению. Прекрасно зная, что клановых детей муштруют по учебе сильнее, он надавил на слабое место, взывая если уж не к совести, то к стыду. Молодой джонин уже представил встревоженное, нарушением графика уроков, лицо матери, сухую выволочку отца и виноватые темные глаза, в глубине которых непременно будет плескаться едкая обида и жгучая ярость. Но Саске сам поставил себя в невыгодное положение и, если быть честным, то Итачи тоже бы сделал замечание брату, возможно поговорил бы с ним на тренировке и позволил спустить пар с собой. — Это неважно. — отрезал Учиха, разом заставив отличника выбрать только единственный и нужный ему путь и, заодно, подбадривая себя самого в будущей потасовке. — Правда что ли? — зеленые глаза опасно суживаются, становясь куда более холодного оттенка, что плохо вяжется с лживой улыбкой на раненных от ветра губах, — А мне кажется, что ты сам роешь себе могилу: следуешь за мной по пятам, но при этом не водишь разговоры в Академии; пытаешься унизить на тренировке «тая»; сбегаешь с уроков, чтобы побить меня, и при этом заводишь в западню в проулок. Мне интересно, что скажут твои родители на такое поведение? Кажется, ты вроде бы считаешься вторым наследником на должность главы клана? Тогда ты самый бестолковый принц, которого я знаю! Так подставиться — это надо уметь! — Поумерь свою важность, Окада! — тихо рявкнул скорее от досады, чем от настоящей злости Саске, — Ты прекрасно знал, что я стремлюсь побить рекорд Итачи, и все равно делал все, чтобы показать место клановых! Я не прощу такого пренебрежения! Масаши замер солевой статуей: улыбка медленно сошла с его лица, на уголках губ собирались капельки крови из царапин; глаза широко распахнулись, что в купе с маленьким ртом и подбородком выглядело очень комично и кукольно; руки, что до этого момента находились в карманах, упали плетьми вдоль боков. Учиха, прячущийся за парапетом, тоже изумленно вытянул лицо, вот только шиноби сразу же взял себя в руки, снисходительно улыбаясь на замечание брата, чье основание было сильно притянуты за уши. Тут скорее Саске сам себя обманывал, когда пытался возвести адекватную причину для драки. — «Учиха не должны обращать свое внимание на всякий мусор!» — заявление Фугаку отчетливо прослеживалось в чужом поведении, но сам младший наследник считал Окаду достойным противником. Просто чересчур наглым. Замечая перемену в чужом настроении и образе, Итачи и сам замер готовясь к негативным последствиям. Популярный ребенок тоже замер, только еще более напряженно следя за сиротой. — Пиздец! — неожиданно выдал рябой, отходя на пару шагов назад и передавая через свой взгляд всю глубину отвращения и раздражения. — А? — опешенно выдал Учиха, не догадываясь о схожем ответе старшего брата. — Знаешь, Саске, ты просто ебанутый! — сам Максим не помнил, когда так сильно злился на самоуверенную молодежь, хотя работа педагога и подразумевала наличие контактов с сомнительным контингентом, коего хватало на далеких просторах необъятной родины. А еще эта профессия подразумевала наличие этики и вежливого общения, но сам студент Педа сознательно отказался от конструктивного диалога в намечающемся конфликте. — Поумерь свою важность, Учиха! — повторил за оппонентом пришелец, — Тебе не что не мешало преодолеть порог Итачи самостоятельно, как у меня за пару месяцев! Но ты продолжаешь довольствоваться малым! Не знаю, ходишь ли ты на допы или занимаешь ли где-нибудь еще, но твой наставник реально облажался! Хотя нет — тут учитель не виноват, а виноват только ты! В ЖИЗНИ СВОЕЙ НЕ ВИДЕЛ НАСТОЛЬКО КОНЧЕННОГО НАРЦИССА! Называть такую бездарность гением — значит, быть слепым! — не сдерживался в ругательствах мальчишка, намеренно обходя кланового ребенка по широкой дуге, — В жизни не планировал связываться с такой бестолочью и сейчас не буду! Ну, нахуй! — Да как ты смеешь?! — взревел брюнет, едва переставляя ноги от злости и силы оскорблений, — Ты хоть знаешь, кто я?! — Уйди от меня, конченный! — выставил перед собой руку шатен, будто бы молил прокаженного пройти мимо, — Чтоб даже и близко не подходил ко мне! Еще раз придешь — мало не покажется! — и с неменьшей злостью, Окада решительно направился прочь на улицу, прекрасно зная, что взращенная кланом гордость не позволит школьнику устроить сцену при свидетелях. Саске был зол не меньше и огорчен не на шутку, от чего так же стремительно вышел из проулка на улицу, пыхтя от негодования. Бледная кожа стала пунцовой от физического напряжения. Черные глаза то и дело вглядывались в спину рябого, который своим поведение показал истинное отношение к брюнету. И сдавалось Итачи, что Масаши-кун точно исполнит обещанное. Вопреки распространенной политике, юный гений старался держаться от кланов на достаточном расстоянии, чтобы любой представитель родовой или богатой семьи не только не оскорбился, но и не посмел строить козни за или против него самого. Стратегия была сомнительной, но шатен с легкостью игнорировал и категорично отказывал симпатичным девочкам, и не важно тому было, кто по происхождению стоит перед ним. Хотя была одна особа, которой он позволял многое, но в тех омутах чужих взаимоотношений любовью и не пахло. По хорошему, такого индивида с легкостью подбирал хокаге или старейшина Шимура, но обоих на горизонте не наблюдалось. По этой причине незаинтересованность власть имущих дала старт на выуживание способного ребенка другим кланам. Сам Итачи был свидетелем того, что круг чужого общения составляли бесклановые дети. В основном. На другом кругу находились клановые и в тех нюансах чужой дружбы прослеживалась незримая рука покровительства Масаши, но то было отголосками чужой привычки всеми командовать. Все же Окада организовал свою шайку-лейку из сиротских и долго травил других детей, пока не взялся за ум за пару лет до выпуска. Так писалось в документам. Сам красноглазый АНБУ после непроизвольного наблюдения мог с точностью сказать, что лидер просто сменил одну команду на другую, позволив тем на собственном примере заиметь куда больший успех. Но Масаши действительно был умен. — «И очень хитер!» — рассуждал Учиха, на автомате сдавая отчет руководству. Не верил брюнет, что сам Хирузен не знал о таком даровании, которое спокойно разгуливает в здании рядом. От старика по привычке разило табачным запахом, от чего некоторые чувствительные к запахам ниндзя морщились, не сдерживая открытой брезгливости или неудовольствия к чужой слабости. Но Сарутоби не нужно было создавать видимость деятельности или заниматься своими обязанностями перед подчиненными, чтобы показать всю важность своего положения. Такая вещь, как курение и занятость рук простой табачной трубкой, была элемента целого образа, передававший самые разные ассоциации абсолютно разным людям. И если дети воспринимали старика за курящего мудреца, то остальные по старшинству считали хокаге просто уставшим человеком или же настолько сильнейшим, что тот мог себе позволить минутку другую отдыха вне зависимости от обстановки. Сам Итачи считал предводителя Деревни излишне занятым человеком, который на самом деле занимает только исключительно важными проблемами. Клан Учиха. Этой теме много лет. Юный ребенок Красного Учива прекрасно знал о том, как к ним относится вся Деревня. Дело было не только со сложившимся стереотипом со времен Клановых Воин, но и в том, что сами старейшины жили прошлым. Некоторые прожили достаточно долго и как ниндзя, и как среднестатистические гражданские и сумели передать своим детям и внукам легендарную гордость и независимость от чужих кланов. Так же к этой веренице губительных черт шло лицемерие и переоценивание своих возможностей. Таково проклятие всех обладателей додзюцу, что любой представитель глазного кеккей генкая будет полагаться на свою непосредственную силу и одновременную слабость. От чего все Учиха, — как и Хьюга, Рьюичи и прочие, — отделяли себя от остальных шиноби с улучшенным геномом, выставляя себя исключительными и сильнейшими. Естественно, что при таком воспитании последующие поколения относятся к своей родословной и обществу с соответствующим мнением. Другие старейшины относились к правительству Конохи терпимее, даже иногда осмеливались, как очевидцы реальных событий, критиковать действия Мадары-сана, но по факту не могли встать вровень с сильнейшими своего поколения, продолжая влачить свое существование в статусе джонина и токубецу-джонина — у многих не было мангекью, как физического доказательства мощи, но это не мешало им плеваться об недальновидности бывшего и знаменитого главы. Даже сейчас он, как один из сильнейших ниндзя и самый молодой АНБУ, прекрасно знал, что клан держится на плаву только за счет численности и неоспоримых преимуществах активированных глаз. — «Вот только на этом все величие клана и кончается». — уныло считал наследник, кивая в благодарность на похвалу Хирузену-но-Доно. Перемещаясь из кабинета с помощью шуншина, подросток оказался на крыше самого ближайшего здания. Академия. Занятия давно кончились. Вечер только набирал силу, от чего еще голубое небо постепенно темнело, становясь сизым. Ярко-оранжевые и малиновые облака постепенно становились все ярче, несмотря на все еще подвешенный золотой диск небесного светила. — Ох, Саске… — тяжко вздохнул юноша, присаживаясь на плоскую бетонную крышу. Наследие клана тоже оставило негативный отпечаток на развитии его отото, который, вопреки возможности рационального мышления и элементарного сравнения, делал очень неправильные выводы. Вообще, он мог подружиться или наладить скупой контакт с сиротой, вот только его стойкие убеждения в собственной значимости и идеализирование клана в детских глазах заставляли его следовать по известному пути всех красноглазых. Учиха-младший недооценивает оппонента, ставя его в ровень с «другими смертными». — Действительно нарцисс. — как бы то ни было бы признавать чужую правоту, но в кое-чем Масаши был прав. Учиха переоценивают себя и свои возможности, а постоянная конфронтация их с другими жителями Деревни заставляет их преждевременно задумываться сначала о себе, а затем только о сути проблемы. И Саске тут не являлся единственным человеком с похожим поведением. — Я тебя победю! — что есть мочи воскликнул какой-то ребенок, вынудив прикрытые глаза оперативника раскрыться. Внизу, за забором огороженной территории, бежали ученики Академии первого года. Черноволосый мальчик с двумя странными, но красивыми косичками, бежал впереди девчонки, шумно дыша и пыхтя, пока за ним, почти дыша в затылок, следовала та, что вынудила Итачи заняться куда более серьезными тренировками брата. Видеть ребенка с такими глазами было жутко. Он вообще не понимал, как сирота из относительно спокойной семьи с пограничной и тихой деревеньки могла иметь такую решимость и четкое осознание собственных возможностей. Так делают только обученные бойцы, которые часто путешествуют по спорным объектам и берут сомнительные задания, уже наперед зная весь план предполагаемого сражения и границы своих сил, буквально вынуждая далее противников сражаться под незаметные указания со стороны. — Еще посмотрим! — суровый и решительный взгляд стал куда светлее и беззаботнее, стоило черноволосому ребенку оббежать своего друга. Красные глаза видели перед собой только дорогу, а скрытые в глубине кровавой радужки веселые искры позволяли ему подумать о том, что эта ученица все же умеет и может наслаждаться жизнью. — «Корень?» — предположил Итачи. Было бы странно, если на Масаши все же не обратили бы внимание Совет Старейшин, все поголовно ученики Нидайме. Возможно Данзо решил подобраться к Окада через проверенный временами и эпохами метод, подкладывая в чужую постель преданную куноичи. Вот только тогда стратегия девочки выглядит до ужаса безобразной, ведь предполагаемый результат в недалеком будущем становится противоположным. — Хотя? — щурит внимательные глаза оперативник, ловко спрыгивая на площадку, чтобы продолжить невольную слежку. — Вот черт! — не сдержался от досадливого ругательства мальчишка, чуть отставая от партнерши. — Ты почти смог, Ли! — подбодрила его Хотару, чуть оборачивая голову назад и наблюдая за потным лбом брюнета и его краснющими щеками, — Всего одно усилие! Финиш через десять метров! И Рок действительно совершил невозможное, пересиливая себя: так и не сумев стабилизировать дыхание, мини копия господина Майто сделал резкий выпад в сторону и тут же максимально уперлась на правую ногу, позволяя своему телу отпружинить от шага, и сразу же несясь до едва заметной черты на притоптанной песчаной дороге. Дети достигли последней отметки их маршрута вместе, в равной степени становясь двумя победителями. Потные, раскрасневшиеся, уставшие, но довольные, как налакавшиеся сливок котята, они оперлись о коленки и шумно дышали, пытаясь восстановить чертово дыхание. Одинаково темные волосы прилипли ко лбу и шее, косы и хвостики слишком сильно помялись, благо что не распутались от интенсивных нагрузок. — Это потрясающе! — выдал Ли, не удерживая вес на дрожащих ногах. Просто усаживаясь на дорогу где-то ниже школьной улицы, он вытянул ноги, и ему уже все равно, что дома придется стирать свои зеленые хакама. — Вот, холера! Ты победил! — разделила призовое место девочка, заходясь сиплым кашлем, буквально перетруживая горло от резкого спазма, — В следующий раз сравняю счет! — Жду, ах, с нетерпением! — кивнул ученик, еле вставая с земли, — Ты как? — Устала. — честно ответила спортсменка, чувствуя небывалое удовольствие от проделанного марафона. Ноябрь в Конохе был достаточно теплым, чтобы не беспокоится о погодных условиях, поэтому они, как два приверженца Силы Юности, сразу же воспользовались моментом и устроили соревнование на бег, используя легендарные сорок два километра и двести метров. Преодолеть такую дистанцию в их возрасте было очень сложной задачей, но они смогли управится за четыре часа, как любой нормальный и здоровый легкоатлет. — Но как же хорошо! — против воли расплылся в счастливой улыбке Рок, обнимая свою соперницу. — Ты прав, это было потрясающе! — обнимая в ответ своего друга, пришелец чуть отступил, уже шумно вздыхая носом, — Спасибо за участие. А сейчас я пойду. — Куда? — опешил от такого резкого ухода брюнет, но не рискнул останавливать Хотару, пытающуюся поправить свою промокшую одежду. Худи по понятной причине выглядело внешне вполне хорошо, но девушка предполагала, что от нее сейчас разит потом и пылью. — Я обещала одному человеку приятную компанию. — А почему я не могу пойти? — недоумевал густобровик, почесывая раздраженную кожу на загривке. — Это свидание! — А? О! — искренне удивился чужому заявлению Рок, прекращая навязывать свою компанию, — Тогда хорошей встречи и если этот поганец тебя обидит, то я ему дам в глаз! Так и передай! Некрасиво хрюкнув от милого вида грозного будущего мастера тая, девочка кивнула, снова обнимая друга, но уже для прощания, и поспешила к концу улицы, где за поворотом ее дожидался только что освободившийся Шино, прекративший музыкальные занятия у наемного наставника из гражданских.